Правила игры Во что играем Полный список ролей Для вопросов гостей Помощь
· Участники · Активные темы · Все прочитано · Вернуться

МЫ ПЕРЕЕХАЛИ: http://anplay.f-rpg.ru/
  • Страница 3 из 4
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
ФРПГ Золотые Сады » Архивы » Хроники локационной игры » Тронный зал (В западной части дворца, на пересечении трех коридоров)
Тронный зал
Автор Четверг, 12 Ноября 2009, 17:52 | Сообщение # 1





Тронный зал является одним из самых просторных и красивых помещений всего дворца и располагается на первом этаже, в самой западной части дворца. От крупных дверей с массивными ручками, украшенным резными узорами, так же как и сами двери, в обе стороны отходит широкий коридор, напротив дверей также идет коридор, заметно более широкий, устланный длинной и узкой ковровой дорожкой, которая заканчивается, когда коридор выходит в соседний.
Сам тронный зал состоит из двух помещений: так называемой "прихожей" - просторного зала, вытянутого вперед, со светлой каменной плиткой с более темными геометрическими узорами на полу, отделанными красным деревом стенами, на которых висят искусные кристаллические светильники красного оттенка, где вдоль стен, в небольших нишах, стоят статуи из рыцарских лат, а в самом конце находятся узкие, но высокие двустворчатые двери, у которых стоят два стража; и второго зала - уже непосредственно тронного. По отделке помещение ничем не отличается от первого - та же крупная светлая каменная плитка под ногами, с геометрическими узорами, стены отделанные деревом, на которых висят крупные тряпичные полотна с вышитыми на них картинами и гербами. Потолок здесь высокий, украшен фреской с изображением воинов, конников идущий против друг друга через серые и черные облака, вероятно, дым. У дальней стены, той что напротив входа, находятся узкие и высокие окна, чаще всего не занавешенные. Окна эти выходят на запад дворца, отсюда даже можно совсем немного разглядеть Золотой Сад.
У той же стены, точно напротив входа, располагается крупное кресло, с красным бархатным сидением, спинкой верх которой изгибается и сужается кверху, украшенной небольшим балдахином, который позволяет занавесить сидящего. По бокам от кресла стоят два высоких свечных светильника на высоких ножках - каждый имеет место для пятнадцати свечей. В зале, вдоль стен, также можно увидеть статуи из разных материалов - от камня до серебра и золота и рыцарские латы с оружием.

 
Вилия Четверг, 08 Сентября 2011, 16:21 | Сообщение # 71





«Ну почему я не умею падать в обморок», - это была первая мысль, которая пришла в голову Вилии, когда с ее кузена начали снимать печать. До этого девушка лишь немного удивленно оглядывалась, пытаясь понять, что здесь происходит и зачем ее вдруг решили пригласить на этот Совет. Она боялась сейчас спросить своего брата, что происходит и как закончился Совет. Она не знала куда смотреть, потому что лица всех присутствующих ей напоминали какие-то болезненные маски. Вилия давно уже поняла, что ничего не понимает, что она запуталась и вряд ли с вершины ее девятнадцати лет сможет узнать хоть краешек истины на горизонте. Ее поразила неожиданная скованность и какая-то сдержанность Эстля, стоило ему обменяться короткими взглядами с отцом. Сам Дагарт был другим. Совсем другим. Она помнила его добродушным, немного ироничным с легкой усмешкой на лице преподавателем. Дагвурт Дагарт просто не может так смотреть. Не должен. Вилия чувствовала, просто ощущала, как мир стремительно рушился, распадался на отдельные части и никак не хотел вновь восстанавливаться.
«Ну почему я не умею падать в обморок, как это делают мои фрейлины», - мысль противной занозой засела в ее мозгу и просто не хотела уходить прочь, когда с Рейна стали снимать печать. Каждый всплеск магии отдавался в принцессе волной негодования и отчаяния. «Ему же больно! Что вы делаете! Остановитесь!» Она кричала и оставалась безмолвной. Лишь губы сжались в упрямую линию и чуть побелели. Чей-то крик неприятно резанул слух, Вилия недовольно поморщилась, сама она не могла произнести не звука, горло пересохло и напоминало наждачную бумагу.
«Вот так упасть и не видеть всего этого», - твердила себе Вилия, наблюдая за тем, как тело Рейна падает на каменный пол, как он меняется. Она упустила сам тот момент, как была вскрыта печать, просто отвлеклась, посмотрев на своего брата – все произошло. Лишь попытка Марка защитить ее и маму заставили вторую принцессу вновь посмотреть туда, куда с восклицаниями полными удивления смотрел ее брат.
«Разорвите всех демоны!», - с ее губ сорвалось ругательство, но никто не услышал принцессы, а услышав ее слова, не обратил бы внимание. На каменных плитах тронного зала лежал темноволосый человек. Он был крупнее Рейна, чуть шире в плечах и казался более грузным. Брат короля кричал, он просто визжал и бесновался, заставляя вторую принцессу Блеймру удивиться этому больше, чем изменению внешности ее кузена. Внутри что-то щелкнуло, как будто кто-то запер замок и Вилия расслабилась. Она устала волноваться и бояться, ее вымотало это состояние неизвестности и подозрительности, ей просто стало как-то все равно, что происходит. Возможно, сегодня в этом зале Вилия и смогла бы научиться падать в обморок, но отчаянный крик Энни. Бедняжке Энни требующей вернуть ей брата заставил Вилию встрепенуться и подойти ближе. Мир вновь обрел краски и наполнился жизнью. Вилия была упрямой девочкой с самого рождения. И то, что произошло в зале, еще не было поводом для того, чтобы стать размазней и позволить себе проявить слабость.
Она стояла чуть позади, в стороне от общих событий, следила за словами и выражениями лиц окружающих. Она чувствовала, как разговор постепенно приближается к какому-то логическому концу. Как будто кто-то мастерски дергает за ниточки всю ситуацию и покорные ему марионетки покорно следуют сценарию. Рейн, в его сторону она не смотрела, не могла. Она не знала кто он, но вот, то что этот человек мог быть убийцей короля девушка не была до конца уверена. Чтобы не говорил там Ринмар, она верила Соурсу и была склонна доверять выводам Дагвурта Дагарта. Но проблема заключалась в том, что никаких выводов из уст последнего еще не прозвучало.
Маркус помог подняться Рейну. Она не знала, как называть того, кто сейчас был перед ней, но по привычке продолжала считать его кронпринцем. Тем более что сейчас девушка стала замечать сходство этого с тем.
Единственное, что она могла сейчас, так это молчать, потому что для себя она решила. Что единственная сторона, на которую она встанет в этом зале – это будет ее брат. И пусть этот мир катится ко всем демонам, если Вилия поступит как-то иначе. Мысль о том, что покушение на нее сейчас не упоминается, радовало девушку. Ей очень не хотелось, чтобы эта информация всплыла сейчас. «Не то место и не то время. Совсем не то».
 
Энни Четверг, 08 Сентября 2011, 20:56 | Сообщение # 72





И зачем я ляпнула, что из Сада вернулся магиков подменыш?” – Энни готова была убить себя, но сейчас у нее была более значимая мишень для ненависти. Себя она всегда сумеет, а вот Маркуса… Он опять обошелся с ней как с котенком-несмышленышем!
И еще наорал на меня, “- принцесса вздернула нос повыше, с ненавистью глядя в затылок кузену. - “Я сейчас заплачу.
Конечно, плакать она не собиралась, она хотела пнуть этого наглеца под колено, но для этого надо было приподнять юбку. А это совсем не сообразно ее положению.
Надо запустить змею ему в сапог, и таракана в ухо. Все, я успокоилась,” - теперь можно подумать и о другом.
А нельзя мне думать, нельзя!” - кто же знал, что дурацкая шутка над служанкой окажется правдой. И теперь вместо брата перед ней стоит… стоит…
Не плакать!” – ух, как жаль, что Хранитель, ломая печать, ноги не переломал этому самозванцу! И руки! И пальцы! И глаза можно выколоть. И ноздри порвать. Но только не убивать...
Потому что он должен знать, где ее брат.
Энелин трясло, она вспоминала последние дни, все минуты с Рейном, старалась понять – когда. Когда он перестал быть ее братом?! Почему она это не заметила? Как она могла это не заметить?!!
Ну как? Я же так люблю тебя… прости меня, братик, я не разглядела…” - ведь не мог же и в самом деле этот человек быть Рейном. В этом не было никакого смысла. Зачем менять внешность принца?
Ну, волосы черные, так это не преступление против короны. Наследство развратной прабабки. Или мамочка все же ходила налево. Так папочка бы выкинул ублюдка с утеса, зачем напрягаться?” - губы ее уже дрожали. Часть ее пыталась ухватиться за эту мысль – что ей надо радоваться - у нее с Рейном разные отцы.
Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой…” - Единый умеет пошутить, что заказывала - получите. И папочка умер, и брат не брат. Но почему так больно то?
А еще ведь не только волосы, но и телосложение поменялось. А это зачем было прятать? Правильно, не зачем. Значит, все же подменыш. Залезть в мозги которому оказалось некому.
Ну почему меня никто не слушается? “– почему Соурс не может приложить руку к голове подменыша и прочитать, что Рейни жив, что он не долетел тогда до магиковой школы, и его держат в лесу…
Семь троллей, агаг.
 
Эстль Четверг, 08 Сентября 2011, 23:56 | Сообщение # 73





– Энелин! Немедленно прекрати орать и отойди! – принцесса Энелин оказалась первой, кто осмелился нарушить гнетущую атмосферу напряженности, бросившись к человеку, которого она считала своим любимым братом, однако, увидев на его месте незнакомца, возопила громче прежнего. Если бы не своевременное вмешательство Маркуса, помощь могла бы потребоваться не только Соурсу, которого она обвиняла, но и самому «Рейну».
Если не считать выходку принцессы, поступок Маркуса был первым осмысленным действием в зале, отличающимся от изумленных немых восклицаний дам и недоуменных складок на лбу мужчин. Застывший ли взгляд Ринмара, в глазах которого застыл еще фанатичный блеск и ликование, или тень, упавшая на лицо Дагвура Дагарта – печати скрывали намного большее, чем мог пожелать инфант. Дядя «наследника на престол», впрочем, оказался следующим, кто решился действовать.
Эстля однако, мало интересовала очередная полемика, устроенная Ринмаром. Не нужно быть сведущим в делах дворцовых, чтобы понять одно: гвозди уже стоят на отметинах в крышке гроба, и молот поднят. Осталось лишь забить каждый одним резким движением. То, что произошло на глазах всего Совета, несомненно, было колдовством невероятно высокого уровня. А что же еще может привлечь интереса Эстля больше, чем незнакомое ему колдовство?
Поэтому когда Ринмар завел разговор, Эстль, стараясь быть незаметным, словно деталь интерьера, внезапно захотевшая поменять свое расположение, бочком прокрался к Маркусу, спрятавшись у того за спиной, найдя местечко рядом с Энелин, чем сильно рисковал. Впрочем, сейчас колдуном руководил едва ли не охотничий инстинкт, а потому инстинкт самосохранения отступил на второй план. Прячась за своим другом, словно за непроницаемой стеной (степень своей невидимости, Эстля совершенно не волновала), молодой колдун сперва осторожно высунул половину лица, одним глазом словно убеждаясь, что незнакомец, некогда бывший кронпринцем, не начнет внезапно буянить, а потом, снова же бочком, выполз и весь.
Вполуха все же услышав, как инфант пытается повесить вину на Дагвура и грозится провести проверку уже его воспоминаний, виконт лишь дернул бровью, на самом деле пытаясь представить того храбреца и таланта, кто отчалится совершить колдовское вторжение в разум Главного королевского колдуна. Возможно, Соурс бы и решился, но, как оказалось, Черный Рыцарь угодил в тот же «список главных подозреваемых» господина Ринмара.
– …А чем вы, сэр Соурс можете доказать, что не накладывали этот барьер на этого человека который подменял принца Рейниона? Чем вы можете доказать, что принц не убит, а этот человек, получив поддержку от кого-то… вашего статуса и положения, к примеру, не был тем, кто избавился сперва от принца, а затем и от короля, намереваясь занять место Его Высочества и установить свои законы во всей стране? Меня терзают сомнения, что кто-то смог бы провернуть подобное без участия отдельных высокопоставленных персон со стороны Магического Сообщества… имеющих отношение к королевскому окружению. Например, вас, Соурс.
Соурс? Пфф! – тихонько прошептал Эстль на ухо Маркусу, по-прежнему поглощая взглядом преобразившегося Рейна, словно кот, взирая на кринку с заветными сливками. – Если этот кто-то и был из дворца, – добавил он, намекая на «кого-то», кто мог оказать поддержку лже-Рейну, – то он явно – шишка более крупная, чем Соурс, как считаешь, Марк, мм? – хитро улыбаясь, Эстль повернулся к другу. – И более близкая к принцу Рейну. Ведь кто-то ведь должен был научить самозванца его манерам, повадкам, да еще так, чтобы семья кронпринца ничего не заметила. Не королева, ни ты, ни, – колдун сделал многозначительную паузу, – Энелин. Доводы инфанта – безосновательны. Чем же так не угодил наш телепат твоему родственнику?
Исправил(а) Эстль - Четверг, 08 Сентября 2011, 23:58
 
Маркус Пятница, 09 Сентября 2011, 02:43 | Сообщение # 74





Если прежде манера общения кузена Рейниона казалась Маркусу несколько раздражающей (как и, вне всякого сомнения, его собственная манера самому кузену), то теперь он вынужден был признать, что охотно согласился бы слушать речи кронпринца хоть целый день напролёт – лишь бы это избавило его от необходимости выслушивать словесные излияния его дражайшего дядюшки Ринмара. Брат короля Гаала никогда не производил на второго принца особо приятного впечатления – надменный, скользкий, несдержанный и вдобавок откровенно недалёкий тип: та самая паршивая овца в королевской семье, чью морду менее всего хотелось бы видеть в обрамлении воротника королевской мантии снизу и блеймрийской короны сверху. Трудно сказать, что ждало бы страну в случае его восхождения на престол, но уж явно ничего хорошего. Люди столь бескомпромиссного и самодовольного характера крайне редко умудряются прослыть хорошими правителями. Пожалуй, хуже него на престоле могла быть только Энни – однако, благодаря славным традициям королевства, от такой беды злосчастный блеймрийский народ был застрахован.
Теперь же Маркус полностью убедился в справедливости того предубеждения, которое питал по отношению к Ринмару доселе. Судя по всему, в мечтах своих его инфанчество уже воссел на королевский престол, и теперь любая попытка окружающих сколь-либо отсрочить исполнение сего приятного момента вызывала в его душе вспышку холодной ярости, каковая уже явно переполняла этого не слишком-то внушительного человека. Когда тот, кого не так давно звали Рейнионом, ухватился за протянутую Марком руку и не без труда поднялся на ноги, второй принц буквально всей кожей ощутил на себе яростный и презрительный одновременно взгляд, коим его наградил через плечо бывшего кузена Ринмар. «А чего ты ожидал, собственно, твоё инфанчество? Думал, что я подойду и ногой его в рёбра пну – дескать, на тебе, кузен, получай наконец-то по заслугам? В нашем роду подобных мерзавцев не было, знаешь ли; в отличие, судя по всему, от твоего». Выпустив запястье черноволосого незнакомца (после кратких раздумий Маркус всё же принял решение называть его пока что Рейном – в конце концов, обстоятельства этого странного и запутанного дела ещё не были раскрыты до конца), второй принц сложил руки на груди и с независимым видом воззрился на хозяев нынешнего «бала» в лице Ринмара, Соурса и Дагвура Дагарта.
Лорд Ринмар, явно не намереваясь ходить вокруг да около, не преминул незамедлительно обвинить в наложении печатей самого королевского мага, мотивировав это тем, что специалистов по сотворению рунных заклятий подобного уровня во всём королевстве наберётся не более полудюжины. Разумеется, прямого обвинения всё же не прозвучало – но лишь глупец не осознал бы не больно-то тщательно скрытого смысла произнесённых фраз. Сэр Соурс, вклинившись в разговор, заявил о том, что никакой подмены не было, и всё содеянное являлось лишь некоей «необходимой мерой»: Маркус вновь навострил уши, надеясь перехватить ещё один клочок ценных сведений, дабы впоследствии подшить его к дырявому лоскутному одеялу уже сложившейся картины событий. Колдун вполне справедливо указал присутствующим на то, что будь этот человек самозванцем, этот факт непременно был бы обнаружен при погружении в его сознание – на что неожиданно возразил вмешавшийся в разговор Хранитель, предположивший, что воспоминания могли быть внушены самозванцу так же, как ему был придан облик подлинного наследника престола.
В ответ на вполне разумное замечание Соурса касательно того, что он сам оградил сознание принца защитными барьерами, призванными воспрепятствовать проникновению в его разум, Ринмар откровенно распалился и понёс какую-то совсем уж невнятную околесицу, выдвигая столь же невнятные обвинения то в адрес телепата, то в адрес Дагвура Дагарта. Просто удивительно, отстранённо отметил принц, как только ему хватало дыхалки на произнесение столь длинных и несколько сбивчивых фраз… В довершение всего инфант дерзновенно предложил телепату вторгнуться в разум сэра Дагарта и проверить того на искренность – разумеется, не без участия Хранителя. (У Маркуса уже возникло стойкое подозрение касательно того, что сей достойный муж магического звания на самом деле – не более чем «засланный егерёк», призванный на Совет отнюдь не ради чистоты эксперимента, но лишь для того, чтобы обеспечить самого Ринмара максимумом полезных сведений, выуженных из чужих мозгов). Когда же оба колдуна ответили на сие предложение молчаливым отказом, Ринмар явно счёл это своей победой (преждевременно, ох, преждевременно…) и в довершение всего обвинил сэра Соурса в преднамеренном сокрытии информации. Более того, у него хватило глупости с тем же победным видом заявить, что телепат будет помещён под стражу вкупе со «шпионом»!
Маркус невольно стиснул затянутые в перчатки руки на собственных предплечьях: на скулах его на миг проступили желваки, что для принца являлось признаком высшей степени раздражения. В эту минуту он ощутил острую необходимость незамедлительно вцепиться в чью-нибудь глотку и свободной рукой со всего маху врезать этому кому-нибудь в наглую рожу: идеальной кандидатурой был бы лорд Ринмар. Второй принц редко испытывал к кому-либо ненависть, но за время краткой беседы он успел почти возненавидеть этого мерзкого типа, самым наглым образом подгонявшего факты под собственные домыслы и неубедительно прикрывавшего свои ненасытные амбиции надуманным стремлением «разоблачить убийцу брата». Столь фальшивой игры и надуманного лживого сюжета второй принц не встречал даже на подмостках уличных театров: пожалуй, в подобной ситуации кто угодно заподозрил бы, что настоящий убийца короля как раз тот, кто витийствует громче всех и наиболее рьяно клеймит всех других обвинениями. Конечно, Маркус не предполагал столь простого исхода – известно ведь, что темнее всего под пламенем свечи – однако выглядело всё примерно так. Раздражение принца усугубляла и реплика Кристофера Де Ла Блестимора, ухитрившегося втиснуть в беседу свою абсолютно бесполезную реплику. «Интересно, он по папочкиной указке булькнул – или сам своим умишком решил батюшку поддержать? Ещё и губу потеребил, как будто и в самом деле чего-то головой думает: а вот сколько ни тереби, усов на ней не вырастет! Тоже мне, «бредово»: бредово, Крис – тот факт, что ты со своей клушей сидишь тут на Совете как будто право на то имеешь, хотя никому вы тут и на хвост собачий не сдались».
Впрочем, наибольшее раздражение всё же вызвала реплика инфанта о «заключении под стражу». Возможно, Маркус не сдержался бы и высказал Ринмару все свои мысли в лицо без промедления – если бы не Эстль. На сей раз старый друг пришёлся весьма кстати: выступив из-за плеча Маркуса, он пускай и в легкомысленной манере подал весьма дельную мысль. В самом деле, даже если бы кто-то могущественный и злонамеренный вложил в голову неведомого самозванца воспоминания принца Рейна – мог ли он при этом передать подменышу иные черты, выделявшие кронпринца среди других? Манера общения, повадки, походка, различные навыки вроде того же рукопашного боя – могло ли всё это передаться самозванцу вместе с воспоминаниями? Похоже, Ринмар тоже понял, что нет: ибо после слов Эстля его лицо передёрнулось совсем уж яростно, а глаза сверкнули чем-то очень похожим на безумие. Предупреждая возможный взрыв яростных воплей и визга пополам с брызжущей во все стороны слюной, Маркус вскинул руку, прося слова.
– Господа, – негромко промолвил он. – С вашего позволения, я рискну высказать своё мнение. Эстль, отвечая на твой вопрос – полагаю, что тебе лучше напрямую поинтересоваться этим у Его Высочества лорда Ринмара: так уж сложилось, что я не больно-то посвящён в его помыслы и дела… как и все мы. О чём я, кстати, и хотел бы поговорить. – Сделав паузу, он окинул всех присутствующих пристальным взором, словно призывая их в свидетели.
– Прежде всего, Ваше Высочество, – продолжил он, – позвольте вас поприветствовать: мы не имели чести обменяться приветствиями в начале Совета. Искренне рад, что вы почтили нас своим присутствием и поделились своим мнением по указанному вопросу. Однако при всём моём уважении осмелюсь заметить, что сэр Соурс вряд ли сможет выполнить ваш приказ и позволить препроводить себя под стражу. – Голос его зазвучал немного более холодно, чем раньше. – Согласно действующим законам Блеймрийского королевства, поскольку он является членом магического сообщества высокого ранга и обладателем привилегированного статуса, права светских властей в отношении его ограничены, и он не может быть арестован и осуждён как простой ремесленник или торговец. Распоряжение о его аресте и заключении под стражу может быть отдано либо его непосредственными руководителями, либо самим королём. Позвольте подчеркнуть: королём – Маркус выразительно взглянул на Дагвура Дагарта, после чего вновь перевёл взгляд на инфанта и слегка пожал плечами. В самом деле, кого-кого, а короля среди них как раз не было: похоже, Ринмар упускал из виду тот факт, что его покамест никто не короновал, и вести себя столь наглым образом он пока что не имеет права.
– Также, господа, предлагаю принять во внимание мнение Эстля Дагарта. – продолжил он. – Если уважаемый Хранитель, сэр Алласт, предполагает, что воспоминания подлинного принца Рейниона были вложены в сознание этого юноши искусственным путём – быть может, он также поведает нам, каким образом можно передать человеку все навыки и привычки иной персоны так, чтобы его поведение сумело обмануть всех остальных? – Отступив слегка в сторону, он выразительно указал рукой на Эстля. – Предположим, кто-нибудь придал сэру Дагарту мой облик: предположим, он даже вложил в его голову мои воспоминания и тот искренне считает себя мной. Пусть так. Но теперь ответьте мне: если вручить ему мою шпагу и выставить против соперника – сумеет ли он, никогда не державший в руках оружия, выстоять в поединке? Ведь искусство боя – это не воспоминания: это память тела, мышц, рефлексов… Или, быть может, кто-либо из присутствующих здесь магов сумеет доказать нам, что существует метод, позволяющий разделить личность человека и его – он слегка усмехнулся, словно иронизируя, – скажем так, душу – да ещё и приживить эту личность другому человеку так, чтобы та стала частью его самого?
Он выждал с полминуты, вновь обведя всех присутствующих в зале пристальным взглядом, после чего воззрился на Ринмара. По виду последнего можно было предположить, что ничего на свете тот сейчас не желает больше, чем перегрызть принцу горло.
– И ещё, Ваше Высочество, позвольте заметить, – всё тем же спокойным тоном промолвил он, – что ваши обвинения в адрес сэра Соурса касательно того, что тот «знает больше чем говорит», звучат по меньшей мере странно – учитывая ВАШУ собственную поразительную осведомлённость по этому вопросу, подробностями которой вы пока что не соизволили поделиться с членами Совета! Насколько я слышал, вы изволили назвать этого юношу не только самозванцем, но также «убийцей» и «шпионом». Поскольку каждый из нас несёт ответственность за свои слова на Совете, полагаю, вы можете предоставить нам убедительные доказательства того, что этот человек в самом деле является непосредственным убийцей короля? Равно как и доказательства того, что он является шпионом… – Обернувшись, Маркус окинул взглядом фигуру Рейна. – Возможно, вы соизволите объяснить нам, какими путями вы достигли этого вывода – равно как и то, шпионом какой именно враждебной державы или организации он является? – Отступив на шаг назад, принц с вежливо-выжидательным видом воззрился на Ринмара.
В который раз речь перед окружающими вышла длиннее и витиеватей, чем хотелось бы самому Маркусу. Сам он предпочитал выражаться более прямо, и с радостью обошёлся без всех этих словесных завитушек. Однако в разговоре с взбалмошным инфантом прямые обвинения в невежестве, клевете и превышении полномочий были бы чересчур рискованными.
 
Энсис Пятница, 09 Сентября 2011, 15:27 | Сообщение # 75





Рейн не стремился подавать голос, по крайней мере до тех пор, пока окружающие его люди не сказали бы достаточно слов, на которые он мог бы опереться в своем… повествовании? Хотя Келлум уже начал сомневаться, глядя на дядю, что до этого дойдет так, как хотелось бы. Тем временем Эстль своими негромкими, но достаточно хорошо слышимыми в тронном зале, где уже держалась пауза, словами, вызвал изрядную долю раздражения в дяде, который вообще никогда, насколько было известно Рейну, не любил юного колдуна. Считал взбалмошным, несерьезным и дерзким мальчишкой, который ходит по коридорам дворца только потому, что носит фамилию своего важного родителя… благодаря имени которого ему также и в Серебряном Саду наверняка делали послабления. Открыто дядя говорил об этом только на семейных сборах, обедах, да и то, в очень узком семейном кругу, даже Маркус никогда на таких не был, и даже младшая сестренка Энни. После его фразы подал голос и Маркус, даже в этой ситуации не упустившей возможности съязвить в сторону дяди Ринмара, напомнив ему о том, что он ни с кем не поздоровался в самом начале совета.
Рейн едва заметно, а учитывая, что были все увлечены монологом Марка, вряд ли вообще заметно кому-либо, устало прикрыл глаза и выдохнул. Все же, натура кузена была такова, что если он и умел хорошо сдерживать эмоции, но сдерживать порой свою язвительность попросту не хотел, путь и умел. Но Рейн уже не в первый раз замечал за ним то, что когда разумнее было бы пропустить что-то и оставить без комментариев, кузен делал наоборот. Не всегда, но тем не менее. Это качество в кузене ему не особо нравилось, хотя бы потому, что в ситуациях требующих большей сосредоточенности и серьезности, сам Келлум предпочитал не трепать языком попусту, а говорить исключительно по делу, не отнимая времени ни у себя, ни у кого-либо еще, тем более, если слова не несли никакого смысла кроме негатива и отметки чужих ошибок или упущений.
- Согласно действующим законам Блеймрийского королевства, поскольку он является членом магического сообщества высокого ранга и обладателем привилегированного статуса, права светских властей в отношении его ограничены, и он не может быть арестован и осуждён как простой ремесленник или торговец…
Рейн посмотрел на Марка не совсем понимая, шутит брат или же говорит серьезно. О каких законах он говорил, если в данной ситуации действовали уже другие? На основе которых, надо отметить, его самого – принца, который уж наверняка повыше колдуна при короле стоит – поместили под надзор, а если выражаться грубо – на нары?
- Распоряжение о его аресте и заключении под стражу может быть отдано либо его непосредственными руководителями, либо самим королём. Позвольте подчеркнуть: королём…
Келлум чуть сжал губы и едва заметно нахмурив брови, чуть сощурил глаза, чувствуя, как испытывает нечто среднее между сожалением и снисхождением. «Марк, очнись. Совет – и есть власть, когда нет короля. А дядя пока не отдал приказа…» - конечно, дядя выражался крайне тяжелыми в совокупности словами, но тем не менее, сейчас им скорее овладели эмоции и пылкий нрав, а также его природная вспыльчивость и раздражительность, наряду с ненавистью к королевским интригам, которые он, пожалуй, ненавидел даже больше дальнего севера Террилиума… И все же, при всем этом он не делал пока ничего, за что его можно было бы обвинить в превышении собственных полномочий. По крайней мере, недостаточно серьезно. То же сидение на троне, как ни парадоксально, было вполне приемлемо – в Совете, за неимением других лиц, главенствующей и ведущей фигурой был именно он, по своему статусу. Что бы там ни говорили о разделении полномочий – но даже в Советах подобного рода всегда есть кто-то ведущий. Явно это или нет – зависит от самой общины.
Маркус тем временем продолжал вещать, высказывая свою точку зрения на имеющиеся события. Почему-то на Рейна накатило нехорошее предчувствие, когда кузен упомянул про души. Хмуро опустив взгляд, Келлум неслышно вздохнул. Маркус тем временем сделал паузу, которую не побрезговал заполнить своими словами дядя:
- Тебе бы следовало поучить законы, Маркус, прежде чем с такой уверенностью припоминать их во время проведения Совета подобного рода, тем более что проводимого дважды. Когда на троне нет короля, власть переходит к Совету и Советом решается – кого заключать под стражу, а кого нет, если в том есть некая необходимость.
Казалось, пока кузен говорил, дядя Ринмар немного остыл, однако взгляд его теперь был темный, даже свет не отражался от его глаз, а голос стал как будто глуше. Рейн слишком хорошо знал этот взгляд…
- Тем более когда Совет рассматривает ситуацию убийства короля и под подозрение попадают участники Совета, не входящие в оный. Более того, если выясняется, что под его личиной принца кроется совсем иной человек. И когда есть факты и личные подтверждения о его действиях, связанных и, вероятно даже, повлиявшие на смерть короля. И что не менее важно - в особенности, когда после всего этого среди верных слуг короля появляются люди, утверждающие о том, что знали о подмене принца и даже частично принимали участие в этом.
- И ещё, Ваше Высочество, позвольте заметить, что ваши обвинения в адрес сэра Соурса касательно того, что тот «знает больше чем говорит», звучат по меньшей мере странно – учитывая ВАШУ собственную поразительную осведомлённость по этому вопросу, подробностями которой вы пока что не соизволили поделиться с членами Совета!
Келлум поднял серьезный взгляд на кузена, уже догадываясь, о чем тот сейчас скажет. Так оно и случилось – Маркус напомнил дяде о его реакции на смену принца Рейна на неизвестного темноволосого человека.
- …Поскольку каждый из нас несёт ответственность за свои слова на Совете, полагаю, вы можете предоставить нам убедительные доказательства того, что этот человек в самом деле является непосредственным убийцей короля? Равно как и доказательства того, что он является шпионом… – Здесь Марк уже посмотрел на Рейна и взгляды их встретились. – Возможно, вы соизволите объяснить нам, какими путями вы достигли этого вывода – равно как и то, шпионом какой именно враждебной державы или организации он является?
- Следи за выражениями, ты еще не дорос до того, чтобы разговаривать со мной в таком тоне! Сколько предателей, убийц и шпионов на своем веку тебе удалось повидать в этих стенах, мальчишка? – вдруг каким-то странным тоном произнес Ринмар, как будто его гнев водой смыло. Он как-то помрачнел, как обычно мрачнеют генералы, вспоминая битвы, которые им приходилось проводить.
Келлум внимательно посмотрел на дядю, и в этот момент его как будто кольнула мысль, что он вообще не имеет отношение к смерти короля. Такой взгляд невозможно сымитировать, если только ты не являешься актером, а дядя Ринмар, как известно и подтверждено, часто плохо контролирует свои эмоции. В груди вновь заворочались сомнения и мысли о том, что пока что ничего не доказывало причастности дяди к смерти его отца. Что не отбрасывало в сторону всех остальных его действий, конечно.
- Я же знаю не более чем все вы. Каждый из вас видел ход всех Советов, проводимых по данному случаю, на этот же Совет было решено даже вызвать тех, кого не допустили до прошлого, в виду серьезности ситуации. Король пал от рук неизвестных убийц, на Совет являются всякие шуты, - Ринмар махнул рукой в сторону Эстля, - и оскорбляют всех присутствующих дерзкими речами, грязнящих имя покойного короля и его наследников, после же выясняется, что сам принц хранит тайну о короле, которая напрямую связана с причиной его смерти, и в его покоях находят неопровержимое доказательство вины. Улику подложили, кто-то хочет подставить принца? Может и так, - Ринмар нахмурился, - а может и нет. А теперь еще м выясняется, что единственный наследник – и не наследник вовсе? А человек, которого все видят впервые в жизни, которого при всём этом выгораживает королевский колдун, - вновь взмах рукой, на этот раз в сторону Соурса. – О, я очень бы хотел верить в то, что в этом зале нет виновников, однако вещей, говорящих не в пользу этого человека, - дядя указал на Рейна, - и всех, кто его выгораживает – куда как больше, чем вещей доказывающих их непричастность. И все это с учетом отсутствия упоминаний участия во всем этом таких лиц как сэр Ривиан и твой собственный отец, участие которого в заговоре было обнаружено и не отрицалось даже им самим. Не я должен предоставлять доказательства Совету - мы рассматриваем то, что нам удалось выяснить. В свою очередь, Маркус... ты сам можешь доказать, что эти люди не имеют отношения к смерти короля? Что они не являются чьими-либо шпионами или предателями, участвующими в этом грязном заговоре?
Келлум перевел настороженный взгляд на Маркуса, как и многие в тронном зале. Нехорошее предчувствие вновь забилось навязчивой мыслью в виске.
 
Маркус Пятница, 09 Сентября 2011, 23:32 | Сообщение # 76





Если подумать, какого-либо внятного диалога Маркус от своего собеседника и не ожидал. Излагая в привычном занудно-менторском тоне все свои аргументы, он в общем-то и не планировал получить здравый и обоснованный ответ от такого человека, как Ринмар: скорее стремился донести мысль до сознания всех окружающих, дабы хоть кто-нибудь задался тем же вопросом, коим уже успел задаться он сам – и, быть может, подал какую-либо здравую идею. Впрочем, на некоторых присутствующих в этом зале можно было не рассчитывать с самого начала, и в первую очередь, на самого Ринмара, явно слишком глубоко увязшего в своих домыслах и эмоциях. Чем-то этот представитель рода человеческого напоминал ему приснопамятного генерала Де Гайлма (вспомнив об этом уникуме, Маркус с трудом воздержался от ухмылки: даже жаль немного, что этот надутый индюк сегодня не явился на Совет – интересно было бы посмотреть на его самодовольную рожу в момент, когда якобы обожаемый им и «преданный всем Советом» кронпринц превратился пёс знает в кого!): та же слепоглухая и граничащая с глупостью уверенность в своей правоте вкупе с перехлестывающей через край надменностью и раздутым самомнением. Впрочем, если приглядеться, некоторые отличия всё же были. Хотя бы то, что Ринмара, в отличие от генерала, бог всё же наделил мозгами: и он, по крайней мере, умел выслушивать собеседника и не игнорировал чужие слова столь явно, как «белый орёл всея Блеймру». Пускай даже проку от этого было не так уж много – поскольку первый же аргумент, приведённый инфантом в момент паузы меж Маркусовыми репликами, ясно дал понять, что братец покойного короля не слишком-то владеет искусством диалога (не в пример искусству истерики и необоснованных обвинений).
– Тебе бы следовало поучить законы, Маркус, прежде чем с такой уверенностью припоминать их во время проведения Совета подобного рода, тем более что проводимого дважды, – с мрачным, враждебным видом проронил он, вперившись во второго принца нехорошим взором, который по идее должен был заставить собеседника задрожать как осиновый лист и напустить в штаны от ужаса. – Когда на троне нет короля, власть переходит к Совету и Советом решается – кого заключать под стражу, а кого нет, если в том есть некая необходимость. Тем более когда Совет рассматривает ситуацию убийства короля… – Дальнейшую речь Ринмара можно было толком и не слушать – ничего помимо уже известных фактов он не сообщил: более-менее заслуживающей внимания можно было считать лишь его реплику касательно того, что «под его личиной принца кроется совсем иной человек». Маркус, несмотря на это не упустивший ни слова из инфантового монолога, взял эту фразу на заметку. Нужно сказать, что реплика Ринмара едва не заставила его улыбнуться, хотя виду он как обычно не подал. «О пресвятой Менделиус Де Митрий, он хоть сам понял, что только что сказал? Нет, поистине у них с генералом хватает общих черт: у обоих есть дивный талант выставлять себя дураками перед всеми, без малейшего участия собеседника». Вообще надо отметить, что в риторике и искусстве убеждения лорд Ринмар был не больно-то силён, поскольку некоторые словесные обороты в его речи очень уж цепляли слух.
– Следи за выражениями, ты еще не дорос до того, чтобы разговаривать со мной в таком тоне! – Глаза Ринмара в ответ на реплику Марка касательно доказательств вины кронпринца (предположим, что черноволосый по-прежнему являлся кронпринцем) сверкнули гневом, как будто второй принц в самом деле позволил себе непочтительный тон или какую-то вольность в духе Эстля, вроде глупой шутки или неуместной усмешки. – Сколько предателей, убийц и шпионов на своем веку тебе удалось повидать в этих стенах, мальчишка?
«Если бы я был настолько глуп, чтобы верить в самый очевидный вариант развития событий – то предположил бы, что по крайней мере одного, ваше инфанчество. Как раз того, которого сейчас вижу перед собой. Что ж, я не склонен к поспешным решениям: предположим, что мы вам по-прежнему верим и все ваши действия продиктованы горечью от потери брата и ненавистью к врагам короны. Такой вариант тоже никак нельзя исключать, хотя вы всеми силами стараетесь нас в нём разуверить. Ладно же, примем вашу игру: если это правда – тем лучше, если же вы сами приложили ко всему упомянутому лапку ради того, чтобы пристроить трон под своё седалище… Время покажет».
Из последующей речи Ринмара легко было понять, что по сути никакими такими доказательствами своих обвинений он не располагает: из чего можно было сделать вывод, что все его излияния касаемо «убийцы» и «шпиона» были не более чем пустословием в припадке злобного торжества, и отвечать за свои слова он не намеревался. Впрочем, инфант быстренько увёл разговор от неприятной ему темы, свернув на привычную стезю обвинений и патетически излив на присутствующих (в лице Маркуса и Эстля) укоры касательно «шутовского» поведения (нетрудно догадаться, чьего именно) и причастности ближайших родственников собеседника к заговору (это уже вообще непонятно с какой стати). Вдобавок Ринмар упомянул о том, что наследник престола на самом деле не являлся таковым, опять же непонятно зачем – похоже, он задался целью разыграть перед присутствующими роль занудной героини детских сказок, Феи Очевидность. (Справедливости ради стоит заметить, что таковую роль не раз примерял на себя и сам Маркус – но он, по крайней мере, не повторял одно и то же обвинение по десять раз, словно бы стараясь убедить в этом не столько окружающих, сколько самого себя). На фоне всего этого поистине смехотворно прозвучала фраза Ринмара о том, что он «очень бы хотел верить в то, что в этом зале нет виновников». «Это ты-то не хотел бы верить?!? Гомункул тебя побери, твоё ринмарство, да ты ж прямо из шкуры выпрыгиваешь и через задницу наизнанку выворачиваешься, чтобы всех тебе неугодных как можно скорее засудить! Нет, это даже не лицемерие, это вообще пёс разберёт что! Да уж, тебя явно никто не учил речи глаголить: ну как это понимать – «с учетом отсутствия упоминаний участия»? Да меня мой учитель словесности за такую фразу линейкой бы насмерть убил: благо, тяжёл был на руку…». В довершение сей чудесной речи инфант воззвал к самому Маркусу, поинтересовавшись, может ли он сам доказать невиновность всех троих.
Краем глаза второй принц перехватил устремлённый на него взгляд Рейна: во взгляде этом явственно чувствовалось напряжение и, пожалуй, некоторая тревога. Похоже, кузена (второй принц поймал себя на том, что по-прежнему думает о нём как о кузене) его ответ заботил ничуть не меньше, чем самого инфанта. Что ж, Марку оставалось лишь надеяться, что он выбрал верную сторону в этом незримом противостоянии. Прежде чем дать ответ, он сделал краткую паузу, не отрывая взгляда от Ринмара. Если инфант надеялся произвести на него впечатление своим холодным тоном и «наливающимся свинцом» взором, то ему это не слишком удалось.
– О, Ваше Высочество, возвращаясь к вашей предыдущей реплике – можете поверить: я внимательно слежу за своими словами, – промолвил он прежним негромким, спокойным тоном, даже не выделив это «я» голосом и не указав Ринмару на то, что ему самому тоже не помешало бы прикусывать язык и не разбрасываться словами. – И если вы углядели в них некий оскорбительный для вас смысл, могу заверить, что ничего подобного не подразумевалось. Разумеется, я не претендую на безукоризненное знание законов, но вы совершенно правы. В случае смерти или недееспособности короля власть переходит к Совету. И решения о заключении под стражу тоже принимает Совет. – А вот это слово он как раз подчеркнул, словно бы мягко намекнув инфанту на то, как тот сглупил, приведя подобный довод. – И потому решение об аресте сэра Соурса может быть принято после того, как будут выслушаны мнения всех полноправных членов Совета и преимущественным большинством голосов будет поддержано ваше мнение.
Он вновь обвёл взглядом всех присутствующих, словно намекая на то, что помимо Ринмара в зале вообще-то хватает народу: затем вновь обернулся к инфанту.
– Отвечая на ваш вопрос, Ваше Высочество – само собой, я не претендую на знание неких секретных обстоятельств этого дела и не вправе доказывать напрямую невиновность этих людей, – продолжил он. – Я всего лишь придерживаюсь существующих законов. Возможно, мне и стоило бы их поучить, я ни единой секунды не спорю с вами – но даже мне известен такой аспект законодательства, как «презумпция невиновности». Что, как вам несомненно известно, вкратце означает: пока вина человека не доказана неопровержимо – этой вины на нём нет. И я вовсе не заявляю со всей уверенностью, что эти люди безгрешны и непорочны – я всего лишь предостерегаю Совет от излишне поспешных выводов. В наших руках сейчас судьбы не только этих людей, но и всего королевства. – Он слегка потёр большим пальцем левой руки о сложенные вместе указательный и средний, словно считая монеты или сминая окурок.
– Если вас интересует моё мнение, – негромко промолвил второй принц, выждав пару секунд, – то нам, возможно, стоило бы поискать выход из этой ситуации и заручиться более подробной информацией, прежде чем заключать кого-либо под стражу. Сэр Соурс, насколько мы поняли, связан некими обетами, не позволяющими ему разгласить тайну – но, быть может, имеет смысл прежде всего дать слово этому юноше? – Маркус повернулся к Рейну. – За последние полторы минуты, Ваше Высочество, вы дважды соизволили заявить, что этот человек не является наследником престола: между тем как, позвольте заметить, внешне он не слишком-то отличается от известного нам кронпринца Рейна. Конечно, налицо некоторые перемены во внешности: но полагаю, все присутствующие, включая самых близких принцу людей, – он на миг задержал взгляд на Энни, – согласятся с тем фактом, что этот молодой человек более всего похож на кронпринца Рейна, а не на какого-нибудь, прости господи, империала. Нельзя упускать из виду также присущие ему манеры истинного принца, о чём уже было упомянуто виконтом Дагартом и мной лично. Это может значить, что клеймить его титулом «самозванца» немного рано: в конце концов, обстоятельства этого дела нам до конца не ясны. В любом случае, лично я бы порекомендовал дать слово обвиняемой стороне. – С этими словами принц отошёл на пару шагов в сторону, так, чтобы не заслонять кузена от чужих взоров.
 
Эстль Воскресенье, 11 Сентября 2011, 01:22 | Сообщение # 77





Краем уха слыша, как несколько раз было упомянуто его имя, Эстль вмешиваться не стал. Дагарт не был обидчивым, да и к словам, близким по значению к «шуту», он привык еще давно.
Наследник магической династии не боялся казаться смешным, вызывающим. «Если хочешь что-то спрятать, то прячь это на самом видном месте» – гласит поговорка. Старался ли Эстль скрыть себя – настоящего себя, оставаясь у всех на виду и выставляя напоказ невинный детский смех, дружелюбие и открытость для всех? Возможно, раньше. Сложно было смириться с тем, что вокруг больше нет надежных стен отчего дома, наполненного магией и колдовством, и слуг (живые они были или зачарованными марионетками). Каждый выдумывает себе свой защитный механизм, свой панцирь, свой непроницаемый колпак: кто-то отчуждается от всех, кто-то пытается слиться. Эстль предпочел выделяться. Постепенно это, впрочем, перестало быть попыткой защитить себя, а стало непонятной привычкой, превратившись в часть характера. Многих это умиляло, других же – раздражало. Самому же Эстлю стало безразлично, что именно о нем думают, ведь достичь истинного величия, угождая всем подряд – невозможно.
Гидеон Эддингтон, «Собрание работ по руническому превращению». – Пробубнил себе под нос колдун. Осмелев, он окончательно выглянул, перестав прятаться за Маркусом, и теперь с удвоенным интересом подкрадывался к темноволосому мужчине, который некогда считался наследником престола. – Совершение полноценного колдовского преобразования материи, отличного от примитивной иллюзии.
Найдя для себя объект увлечения, Эстль потерял всякий страх. Его перестал волновать сей факт, что человека, которого он с таким большим интересом разглядывал, мог на самом деле оказаться самозванцем, профессиональным убийцей, десятилетиями вынашивающий свой коварный план, и в любой момент готовый привести его в исполнение. Соблюдая почтительную дистанцию, Эстль медленно, шажок за шажком ходил вокруг «Рейна».
Благодаря своей великолепной памяти, колдун мог процитировать любую строчку прочитанной книги, особенно, если она оказалась запоминающейся. И сейчас, тихонько говоря сам с собой, он озвучивал себе выдержки, которыми можно было объяснить чудной феномен, свидетелями которого стал весь Совет.
Впрочем, нет. Руническая формула Эддингтона превратила кабачок в огромный помидор со вкусом шпината. Хотя вдруг… – он поднял выпрашивающий взгляд на «принца» в опале. И, не ожидая ответа, опустил глаза и покачал головой – вряд ли ему разрешат попробовать его на вкус, чтобы убедиться в отсутствии привкуса шпинатных листьев.
Неоднозначно хмыкнув, Эстль, позволив Маркусу закончить свою речь и заняв место позади принца, Дагарт дополнил его:
Поддерживаю позицию Его Высочества Второго принца Де Уаэлби, – несмотря на то, что все это время Эстль казался совершенно отвлеченным от основной повестки Совета, нити беседы он не упускал из вида ни на секунду, – какой неприятный конфуз приключился бы, обвини Совет кронпринца Де Ла Блестимора в самозванстве только за то, что он пожелал колдовским способом изменить себе цвет волос.
 
Энсис Понедельник, 12 Сентября 2011, 01:13 | Сообщение # 78





В то время как кузен вернулся к толкованию своей позиции, на это раз в самом начале исправив слово «король» на «Совет» (на что Рейн подумал, что лучше бы Маркус сразу так и сказал, коли отдавал отчет, чтобы лишний раз не растягивать разговор с дядей и не раздражать его, вынуждая поправлять себя), Рейн продолжал хранить молчание. Все же оно было самым лучшим щитом из нематериальных защитных средств, особенно когда рядом нет хорошего колдуна-телепата, согласного читать твои мысли вроде Соурса. Взглянув на колдуна и отметив хмурость и предчувствие плохого во всем его облике, Рейн с некоторым чувством вины и с большим чувством благодарности где-то внутри, отметил, что колдун сильно рисковал прикрывая принца. Конечно, то, что он во всеуслышание объявил, что Рейн это Рейн – это было большим перебором, Келлум еще тогда едва поборол желание заставить мужчину замолчать. Однако тут стоило сделать скидку на то, что он не знал всего, что мог бы знать о том, о чем говорил, а потому не понимал, что его слова могли сильно навредить, поверь в них кто-либо. Вряд ли же в них кто-то поверил, и тем не менее, они дали пищу для размышлений всем, кто находится сейчас в этом зале. В особенности на тему того, что если Соурс знал об этом – значит, определенно знает и кто-то еще и вряд ли этот кто-то не имеет отношение к самой верхушке Блеймрийской власти. Первой начнут трясти его мать, здесь без единого сомнения, и это заставляло Рейна испытывать достаточно сильный дискомфорт от всего этого.
Дагарт же поступил совершенно иначе – он вообще сказал, что знать ничего не знает, что, в общем-то, было вполне понятно. Он и не мог сказать чего-то другого, Келлум нисколько не удивился, услышав такой ответ на вопрос дяди со стороны колдуна. Все же стоило отметить, что Дагарт здесь вообще был, в общем и в целом, не при чем. Принц удивился бы куда как больше, если бы колдун наоборот сказал о том, что все знает и немедленно все расскажет. Хотя, будь это так в полной мере – он бы тем более ни слова не сказал бы. Сын Дагарта, тем временем, бормоча себе под нос, начал расхаживать вокруг, с колдовским интересом разглядывая Рейна словно интересный прибор, который пока было неясно, как можно использовать, но сделать это очень хотелось.
- …И я вовсе не заявляю со всей уверенностью, что эти люди безгрешны и непорочны – я всего лишь предостерегаю Совет от излишне поспешных выводов. В наших руках сейчас судьбы не только этих людей, но и всего королевства, - тем временем говорил Маркус, и Рейн, отведя какой-то снисходительный взгляд от Эстля, обратил его сперва на кузена, а затем на дядю. Неожиданно, каким-то спокойным тоном, но в то же время как-то сосредоточенно, заговорил Кристофер:
- Успокойся, Маркус и вы, папенька. Приказов еще никто не отдавал. Совет продолжается, и все мы должны прийти к единому решению. И каждый волен высказывать свое мнение по данному делу, - он сделал приглашающий жест кистью, - что вы оба и делаете, разве нет?
- Нет нужды в этих спорах, нам нужно решить, что делать со всем этим, - посмотрев на мужа, поддержала его Изабелла. Удивительно, несмотря на то, что Рейн общался с ней не очень часто, отчего-то отношение к этой женщине сложилось достаточно определенное и крайне четкое, словно бы Келлум знал ее многие годы при условии частого общения. По ней сразу было видно, что она благородных кровей, спокойна, умна и не станет болтать попусту, при этом обладает достаточной решительностью, чтобы высказывать свое мнение даже тогда, когда обстановка достаточно накалена, не боясь гнева спорящих. Рейн почему-то было подумал на мгновение, что она вот-вот предложит обратиться к нему самому, потому как Изабелла в этот момент посмотрела на него и весь ее взгляд говорил о том, что она хочет выдвинуть подобное предложение, однако тут заговорил Маркус, не дав возможности высказаться никому более. После нескольких слов про обеты и Соурса, кузен вдруг и сам предложил обратиться к нему, Рейну, повернувшись к нему.
За последние полторы минуты, Ваше Высочество, вы дважды соизволили заявить, что этот человек не является наследником престола: между тем как, позвольте заметить, внешне он не слишком-то отличается от известного нам кронпринца Рейна.
Келлум чуть дернул бровями и едва заметно, даже для себя мало ощутимо, сощурил глаза. «Неужели я так похож на себя прежнего? Вернее, я так похож на Рейна? Хм, пора бы уже перестать думать о себе, упоминая это имя… сейчас оно мертво, а привычка может дорого стоить».
- Нельзя упускать из виду также присущие ему манеры истинного принца, о чём уже было упомянуто виконтом Дагартом и мной лично. Это может значить, что клеймить его титулом «самозванца» немного рано: в конце концов, обстоятельства этого дела нам до конца не ясны…
Из истории вдруг вспомнилось, что порой, намереваясь совершить переворот в стране, наследников престола заменяли едва ли не во младенчестве, но не с целью взрастить в замененном младенце свою длань, которой будет «вершиться правосудие», а с целью воспитать в выкраденном настоящем наследнике эту самую длань, а затем, когда он будет готов, явить его миру и обеспечить его восхождение на трон. В истории упоминалось о нескольких подобных случаях, однако многие из них в истории не было достаточно подтверждены и ныне не считаются истинно произошедшими, за исключением одного, самого последнего на данный момент из известных, произошедшего в начале Эпохи Ветра, где- то в 200-х годах. К сожалению точных годов Рейн уже не помнил – слишком давно читал об этом, да и надо отметить, он никогда особо не увлекался историей настолько, чтобы помнить все даты, когда-либо узнанные им в этой жизни, если только они не имели действительно большую важность. Об этом же случае в истории он узнал даже не на уроке, а во время свободного чтения. И надо отметить, тот случай закончился тем, что наследник, вернувший себе трон якобы после чудесного возвращения, которое принесло земле немало крови, так как тогдашний король, Арчестер II, был убит. Он, наследник по имени Аланнистер, так и остался на троне, пока, через десять лет не был убит кем-то из приближенных – кем именно сообщено не было. однако по некоторым данным убийцей был кто-то из приближенных слуг старого короля. Причина же, по которой наследника поменяли местами с подставным была проста – Арчестер II был не самым хорошим правителем из рода Де Ла Блестиморов и так называемые повстанцы, среди которых были многие, относящиеся к королевскому двору, обеспечили смену наследника с целью ограждения настоящего принца крови от воспитания его по законам короля и прививания его мировоззрения своему наследнику. Чтобы воспитать его в традициях Арчестера Первого и когда пришло бы его время, он сел бы на трон, не имея взглядов на правление и королевство таких же, как у покойного отца…
- …В любом случае, лично я бы порекомендовал дать слово обвиняемой стороне, - слова Маркуса оторвали от воспоминаний и заставили посмотреть в свою сторону.
- Я согласна с этим, - тут же произнесла Изабелла, Кристофер же только благосклонно склонил голову, показывая, что он тоже согласен с этим предложением. Рейн, не поворачивая головы, взглянул на сестру, которая, похоже, была просто в ярости на него (ведь он забрал ее истинного брата и даже не потрудился объяснить это), а затем Вилию и их с Маркусом мать, которая была все так же взволнована, пусть и ее волнение уже было более сдержанным. Дагарт, казалось, просто выжидал и вообще не хотел во все это вмешиваться, как и Соурс, решивший пока хранить молчание, тем более что Рейну показалось, что за миг до того, как он посмотрел на них, двое колдунов посмотрели на друг друга, пользуясь случаем, что все смотрели на Маркуса, а затем на Изабеллу и Кристофера.
Эстль, который все это время кружил вокруг словно кот вокруг кусочка рыбки, поддержал друга в лице его кузена, добавив:
- …Какой неприятный конфуз приключился бы, обвини Совет кронпринца Де Ла Блестимора в самозванстве только за то, что он пожелал колдовским способом изменить себе цвет волос.
- Эстль! – хмуро окликнул сына Дагарт и указал пальцем на место рядом с собой. – Ты не в таверне находишься, думай над словами хотя бы иногда.
Рейн не сдержался от легкой усмешки, глядя на Дагарта-старшего. «Цвет волос… да, Эстль, тебе повезло, что твоим отцом является Дагарт, а не дядя Ринмар. Хотя, надеюсь, тебе все же перепадет от него, видит Единый, в последнее время у тебя в голове гуляют сквозняки».
Но мысли закончились после того, как смолкли слова Дагарта и все уставились на него, потенциального шпиона и убийцу короля. Бывшего принца Рейна. Вздохнув, начав застегивать рубашку и скосив взгляд куда-то влево, юноша выпрямился и чуть приподнял подбородок, путь поза его была достаточно расслабленной.
- Вопреки надеждам и сомнениям, я – не принц Рейн. Мое имя Энсис. Сын короля... - он опустил на мгновение взгляд, чтобы затем поднять его и приподняв подбородок, глядя как будто чуть сверху вниз, пусть и без надменности, произнести: - ...убит. Мной.
 
Энни Понедельник, 12 Сентября 2011, 16:18 | Сообщение # 79





Энелин захотелось стать великаншей, чтобы двумя пальцами приподнять дядю за шиворот и потрясти. Чтобы он заткнулся! И Маркус заткнулся! И… и… чтоб они, наконец, потыкали бы чем-нибудь в брата-не брата, чтобы он сам уже что-нибудь сказал!
“Между прочим, он не ответил на мой вопрос!... Ай! Лучше б не отвечал! - Рейну все же дали слово.
- Вопреки надеждам и сомнениям, я – не принц Рейн. Мое имя Энсис. Сын короля... убит. Мной.
“Отлично! “ – Энелин вдруг почти улыбнулась. Сон зашел в стадию абсурда, и теперь она точно проснется. И пусть даже там, в реальности, папенька будет жить. Ничего, когда-нибудь он или споткнется на лестнице, или умрет от старости.
“А я буду терпеливой. И Рейн тоже. Братик…”
Но сколько она не впивалась ногтями в ладони, но боль не действовала.
“Ладно, тогда чуть позжее.”
У нее даже ярость куда-то прошла. Ну как можно злиться на сон? Ну не может же она, в самом деле, за пару дней потерять всю семью? Что было бы даже чудно, не коснись ситуация Рейна.
- Рейн мертв? Ты убил его? – она переспросила это вслух. Довольно спокойно и без крика, просто чтобы услышать свой голос. Может быть, это сработало бы как команда к пробуждению.
“Да не-ет, брат не может быть мертв. Не может!” – она скорее поверит, что Хранитель вот так в наглую на глазах у всех превратил ее брата незнамо в кого, а до этого они с Соурсом внушили ему всякую чушь.
“Сон становится все интереснее и интереснее,” – принцесса перестала верить, что это все взаправду. Так что она не стала ни визжать, ни пытаться выцапать глаза этому… “Энсису?“
И в обморок падать тоже не стала.
- Тогда у меня три вопроса. Когда? Как? Зачем?
А выводы она будет делать позже. Одно дело, если это случилось месяц, неделю назад... “А может быть три года?” - когда она заметила, что любит его совсем не сестринской любовью.
“Эх, когда проснусь, даже рассказать будет некому…”
 
Маркус Вторник, 13 Сентября 2011, 01:29 | Сообщение # 80





Реплика, сорвавшаяся с уст того, кто совсем недавно звался кронпринцем Рейнионом, произвела эффект оглушительной пощёчины. На миг со сводов тронного зала, подобно тяжёлому театральному занавесу, рухнула ошеломлённая, оцепенелая тишина – чтобы почти сразу прорваться слитным изумлённым вздохом, пронёсшимся по залу подобно порыву ветра. Взгляды всех присутствующих без исключения – в том числе и тех, кто до этого момента втихомолку перешёптывался о чём-то – вмиг скрестились на одинокой фигуре черноволосого юноши, с независимым видом оправлявшего на груди рубашку. Ингрид Де Уаэлби, побледнев как полотно, подалась вперёд, вцепившись пальцами в подлокотники стула и устремив на бывшего (или всё же никогда не бывшего таковым?) принца, не менее потрясённая услышанным, чем её дочь. У Кристофера Де Ла Блестимора вид был такой, словно он чем-то подавился; его супруга Изабелла, округлив очи, прижала ладонь ко рту, будто сдерживая невольный вскрик. Остальные выглядели не лучше: похоже, до конца к подобной новости не готов был никто. Пожалуй, один лишь Ринмар, созерцавший эту сцену с прежним торжествующим видом, не изменился в лице: во взоре его, правда, сверкнуло нечто вроде удивления – то ли самому факту, то ли столь быстрому признанию «шпиона и убийцы» – однако почти мгновенно сгинуло, сменившись прежним ликующим и надменным выражением, с которым он смерил взглядом сперва Эстля, а затем и Маркуса: дескать, что теперь скажете, щенки? Чем намерены крыть на сей раз?
Маркус, хотя и заметил обращённый на него взор, не придал ему особого значения и менее всего в эту минуту размышлял о том, как сохранить лицо и наиболее эффектно побить столь жирный козырь – главным образом потому, что подобно большинству остальных ощущал себя так, словно его кто-то огрел по голове мешком с опилками. Нельзя сказать, что он был потрясён до глубины души – всё же одной из его черт являлась привычка никогда никому не доверять до конца и не отметать даже самых невероятных вариантов, так что мысленно он был готов и к такому исходу: но удивление он всё же испытал изрядное. После того, как на недавнем Совете Эстль в открытую усомнился в подлинности кронпринца Рейниона, эта идея осела у второго принца в голове, и в своих размышлениях он не раз возвращался к ней: однако чего он никак не мог предполагать, так это подобного варианта. Кто бы поверил в реальность того, что даже если наследник престола на самом деле окажется самозванцем и будет в этом уличён – он даже не попытается выкрутиться и напрямую признается не только в своём самозванстве, но и в факте убийства законного наследника! Хотя улики против него выглядели по-настоящему убедительными: если, конечно, не пытаться подобрать им другого объяснения. Если подумать, ситуация с обеих сторон выглядела довольно-таки надуманной, поскольку приведшее к ней стечение обстоятельств само по себе выглядело несколько нелепо. С одной стороны, если кронпринц был невиновен – поверить в это было невозможно, учитывая целый сонм свидетельствующих против него фактов: непонятная инициатива в деле добычи опаснейшего растения якобы для «страждущего батюшки», флакон с опасным веществом в личных покоях, в довершение всего ещё и личина знакомого всем кронпринца Рейна… Казалось бы, при таком раскладе всем присутствующим стоило бы дружно хватать самозванца, заковывать его в сто цепей и тащить в темницу на вытянутых руках, как дэшор-звезду на концерте – по завершении чего опять же всей толпой валиться в ноги лорду Ринмару, лобызать ему сапоги и совать под нос корону со скипетром на бархатной подушечке.
С другой же стороны, если самозваный кронпринц был виновен – ситуация выглядела откровенно идиотской: поскольку доказательства его вины мало того, что громоздились одно на другое, так ещё и явственно отдавали фальшью. Кое-какие моменты произошедшего за последние трое суток могли убедить в чём-либо лишь полного глупца. Скажем, тайник в комнате кронпринца: что за идиотская сцена разыгралась на глазах «следственного комитета»? Подобную наивность можно было встретить разве что в пьесках самого дурного пошиба, рассчитанных на самую недалёкую публику. Какой глупец, скажите на милость, стал бы прятать флакон со смертельным ядом, коим по всей видимости был умерщвлён король, в таком дурацки-опереточном тайнике как ниша за картиной – да ещё и превосходящая флакон по размерам во много раз? Всё равно как если бы король был заколот ударом в сердце – а в тайнике нашли бы окровавленный кинжал, на клинок которого были бы поочерёдно нанизаны клочок королевской мантии, обрывок королевской нижней рубахи с вышитыми золотом инициалами «Г.д.л.Б» и пронзённый насквозь королевский золотой медальон! Любой человек, имеющий под сводом своего черепа хоть малую каплю мозга, либо избавился бы от флакона сразу после убийства, либо спрятал бы его где-нибудь за пределами дворца в самом надёжном месте. Даже полный недоумок, решившийся спрятать орудие преступления мало того что во дворце, но и ещё в своей комнате (нет, трудно поверить в то, что даже такие придурки могут жить на свете!) выбрал бы для него куда более неприметное место хранения – например, спрятал бы флакон в полой ножке стола, перелил бы его содержимое в пузырёк из-под ароматического масла для ванной, или придумал бы ещё какой-нибудь вариант. Что есть, то есть – даже если принять на веру подлинность других улик, сцена в покоях кронпринца смотрелась откровенным творением бездарного и спивающегося нищего романиста, проживающего в убогой стылой каморке под протекающей крышей и зарабатывающего жалкие гроши сочинением никчёмного чтива на потребу простолюдинкам. Единственный вариант, который позволил бы объяснить всё произошедшее с более-менее разумной точки зрения – то, что в этом деле хитроумный заговор мешался с бездарной подставой (каковая, вероятно, этот заговор частично и сгубила). Выяснить бы ещё, кто стоит как за самим заговором, так и за подставой…
«Гомункул меня побери, о чём я думаю?». На миг позволивший себе уйти в размышления, Маркус резким усилием воли вернул себя в «здесь и сейчас». «Этот парень только что заявил, что он убил Рейниона! Он и его сообщники, кто бы они ни были, убили моего кузена! Наследника престола!». Маркус перевёл взгляд на черноволосого, отрекомендовавшегося как Энис… нет, Энсис: изумлённое выражение в его взоре уже успело смениться напряжённым, оценивающим, словно он взял самозванца на прицел.
«Они убили Рейна… Сволочи! А я… А что я собственно ощущаю? Горечь? Душевную боль? Ярость? Стремление отомстить?». Маркус прислушался к своим чувствам, и с трудом сумел сдержать горестный вздох. Похоже, мама (как и многие другие) была права, называя его «бессердечным». Потому что на самом деле в эту минуту второй принц не ощущал ровным счётом ни-че-го. Ни скорби по погибшему кузену (если, конечно, этот черноволосый говорил правду и тот действительно пал от его рук), ни растроганного стремления вспомнить всё самое лучшее что только в нём было, ни гнева и желания покарать убийц за его смерть… Ни даже самого омерзительного из возможных чувств, на которое он вряд ли был способен вообще – злобной радости по поводу того, что проклятый зануда и позёр Рейн откинул подмётки. Известие о том, что сын короля убит, он воспринял как ещё один, пусть и крайне значимый факт. Может быть, осознание гибели двоюродного брата ещё не успело проникнуть в его душу, и все эмоции должны были прийти впоследствии: но сейчас на сердце у него было не то, чтобы пусто – скорее сухо, без каких-либо признаков душевных терзаний.
«Подумать только, неужели Рейн всегда был мне настолько безразличен?». Отвлечённые мысли никак не желали отпускать Маркуса. «А ведь если подумать, то вполне возможно. Ну как я относился к нему все эти годы? Так себе, иногда с раздражением, иногда с насмешкой, но чаще вообще не вспоминал о его существовании. Друзьями мы не были, приятелями тоже, да и на врага он не тянул никак. Так себе, наследник… Мне ведь никогда до него особого дела не было, с тех пор как повзрослели и в ум вошли. И это поганое дело… можно ли считать, что я всё это время был на его стороне?». Если бы второму принцу напрямую задали вопрос касательно того, чью сторону он выбрал в текущих событиях – он после некоторых раздумий мог бы откровенно признаться: сторону правды. К Ринмару он не питал ни малейшей симпатии и ни единой минуты не желал, чтобы тот взошёл на трон – но если бы Рейн оказался по-настоящему виновен и его вина была бы доказана, он не стал бы поддерживать его и искать путей к его освобождению из-под стражи и возведению на трон, не гнушаясь притом откровенно противозаконных способов, подобно этому кретину Де Гайлму…
«Так что, куда ни глянь, выходит, что теперь Ринмар со всех сторон прав». Маркус негромко вздохнул, не отводя взгляда от Энсиса: сторонним наблюдателем этот вздох мог быть принят за признак глубокого разочарования. «Проклятье, до чего же паршиво всё оборачивается. Если этот Энсис не врёт, то неприятностей не оберёмся: его инфанчество, жаба проклятая, крепко нам припомнит, как мы «шпиона и предателя» защищали! Кабы ещё и самим государственную измену не приписал, по дурости своей: всем, кто хоть слово в защиту молвил. Нам с Эстлем точно влетит, разве что Энни… О Господи, Энни!!!».
Мысль о кузине вторично огрела Маркуса по голове опилочным мешком. Как он мог забыть о ней? Гомункул побери, кто из присутствующих мог быть более неравнодушен к судьбе кронпринца, чем она: как же теперь она воспримет столь страшную весть? Второй принц резко обернулся в её сторону – как раз в тот момент, когда первая принцесса, явно преодолев некий внутренний порыв, устремила свой взор на того, кого совсем недавно считала братом, защитником, любимым…
– Рейн мертв? Ты убил его? – Голосок её в тишине зала прозвучал звонко и несколько вызывающе: и почему-то едва ли не впервые тон её не показался Маркусу неприятным. – Тогда у меня три вопроса. Когда? Как? Зачем?
Вглядевшись в лицо кузины, второй принц ощутил нечто вроде сострадания: похоже, странное спокойствие Энелин было вызвано тем, что мысль о гибели брата просто не укладывалась в её сознании, и разум принцессы отгородился от того безжалостного факта, что это правда. Не в силах поверить в столь страшный исход, она наверняка в мгновение ока выбрала для себя какое-нибудь приемлемое объяснение и вцепилась в него ногтями и зубами, как в последнюю хлипкую соломинку, удерживающую её от падения в пропасть безумия. Маркус на миг представил себе реакцию Энелин в тот миг, когда хрупкий барьер её самообмана рухнет и осознание всего ужаса произошедшего снизойдёт на несчастную девушку: как распахнутся её очи, как сорвётся с губ страшный вскрик простреленной навылет птицы – и тут же оборвётся, когда она, подломившись как хрупкий стебелёк, опадёт на каменные плиты пола, разметав по нему свои волосы и подол платья… Нет, этого он допустить не мог. И потому, стронувшись с места, Маркус молча приблизился к принцессе и мягко, словно ребёнка, приобнял её за плечи, неотрывно глядя в глаза.
– Энни, милая… – каким-то не своим голосом промолвил он. – Ты… тебе лучше присесть. Давай, пойдём… – Увлекая девушку за собой, он провёл её к стулу, с которого она сорвалась совсем недавно, и мягким усилием заставил сесть. Пускай у первой принцессы подобное обращение наверняка должно было вызвать приступ ярости, в эту минуту Маркусу не было до этого никакого дела. Будь его воля, он вовсе вывел бы девушку из зала и приказал слугам препроводить её в покои и позаботиться о ней: однако до завершения Совета он, само собой, не имел на это права.
Вновь пройдя на своё прежнее место, второй принц замер напротив своих оппонентов – лорда Ринмара и черноволосого Энсиса. Несколько секунд он пристально разглядывал предполагаемого убийцу принца Рейна, заложив руки за спину и слегка склонив голову: затем негромко кашлянул.
– Что ж, господин Энсис, если вам угодно именовать себя так, – негромко промолвил он, – своим чистосердечным признанием вы облегчаете работу следствию. – Пока не выяснилось до конца, кто такой был этот чернявый на самом деле и на каком основании он объявил себя убийцей Рейна (а также, не было ли это всё частью хитроумной авантюры, затеянной первым принцем с какой-то лишь ему самому ведомой целью), он постановил для себя придерживаться в отношении обвиняемого нейтрального тона. – Однако вы должны понимать, что одного этого никак не может быть достаточно. Прежде всего, в придачу к имени соблаговолите ли вы назвать нам свою фамилию и род деятельности? Равно как и описать цели, с которыми вы заняли место наследника Блеймрийского престола, сына короля Гаала – а также подробности этого мероприятия. – Пару секунд он с отсутствующим видом рассматривал кончики полусогнутых пальцев левой руки, словно разглядывая ногти через перчатку – после чего резко перевёл цепкий взор на Энсиса. – Не говоря уже о подробностях убийства означенного королевского сына…
 
Эстль Вторник, 13 Сентября 2011, 22:03 | Сообщение # 81





Ц-ц! – с трудом скрывая свое негодование, Эстль скрипнул зубами, заметно поморщившись от неприятного чувства.
Держа руки сложенными за спиной, колдун почувствовал, как ладони сами сжались в кулаки, а ногти больно впились в кожу.
«Вот идиот!» – с досадой подумал Эстль, не совсем, впрочем, понимая, к кому конкретно невыскзанное ругательство было обращено: самозванцу, который только что сам подписал себе приговор, или же – самому себе, напрасно понадеявшемуся не пойми в какое чудо.
И как долго… – начал было он, как слова Дагарта были прерваны принцессой Энелин.
– Рейн мертв? Ты убил его? – произнесла принцесса. Именно произнесла, не кричала или истерила, а спокойно произнесла, словно переспрашивая плохо услышанный ответ. – Тогда у меня три вопроса. Когда? Как? Зачем?
Три вопроса. Три коротеньких вопроса, которые, наверняка, мгновенно всплыли в голове каждого, чьих ушей коснулись тяжелые и настолько нереальные слова этого человека. Впервые на памяти Эстля слова, сорвавшиеся с губ Энни, звучали не как насмешка или каприз, а скорее как шепот отчаяния. И то, что Маркус попытался увести девушку подальше – если не из зала, то хоть подальше от лже-Рейна, вызвало молчаливое одобрение Эстля.
Однако, несмотря на неожиданный поворот и кратковременное замешательство, интерес Эстля от этого никуда не исчез. Предмет любопытства, несомненно, покрылся грязью, но занятнее и таинственнее от этого не стал.
«Что-то слишком легко ты сдался.» – недоверчиво подумал колдун, в то время как Маркус начал новый круг допроса обвиняемого.
Исправил(а) Эстль - Вторник, 13 Сентября 2011, 22:03
 
Вилия Среда, 14 Сентября 2011, 19:02 | Сообщение # 82





Перед принцессой медленно, но верно разворачивалась отвратительная картина, в которую втягивалось все больше людей. Она видела, как брат короля стремительно терял лицо, как ее кузина Энелин была на грани того, что бы окончательно сорваться и продемонстрировать свою истинную сущность. Хотя, если уж говорить об Энни, то ей скорее всего простят все, чтобы она сейчас не натворила.
- Вопреки надеждам и сомнениям, я – не принц Рейн. Мое имя Энсис. Сын короля ...убит. Мной.
Вилия не сразу поняла о ком это и что это вообще значит. "Убит им? О чем он, кто убит, почему..." Она сама себя оборвала, неожиданно осознав кого тот убил. "Энсис? Какое странное имя. О чем ты, он убийца наследника престола!"
Принцесса нахмурилась и даже сделала шаг вперед, оказавшись ближе к незнакомцу, но вот проявить свой темперамент не успела. Покушение на ее жизнь все-таки повлияло на саму девушку, заставив быть иногда чуть более осторожнее и сдержаннее. Вслед за вспышкой гнева и растерянности, и вполне резонных вопросов со стороны Энни, ей в голову пришла странная мысли: "Но почему его не казнили или здесь есть что-то еще?"
Вилии было жалко убитого Рейна, но так, как жалеешь кого-то, кого не знаешь, кто тебе совсем чужой и настолько далекий, что вряд ли мог затронуть по-настоящему. Сочувствие вспыхнуло где-то в глубине души и пропало. Ведь по сути тот, кого она знала как принца Рейна стоит тут, перед всеми и не важно что у него сменилась фигура или цвет волос. Он был ей знаком, хоть и не понятен. Сама Вилия его никогда не понимала и не старалась понять. Она видела на лицах окружающих гнев и растерянность, удивление и шок, даже брезгливость. А ей вдруг стало как-то спокойно.
- Но почему? - вопрос родился сам собой, - почему вас сделали им? Как давно вы стали Рейном?
Она пыталась вспомнить тот момент, когда ее кузен начал себя вести по-другому, стал хоть как-то отличаться от прежнего: в манерах, выражениях, жестах. Она не могла вспомнить такого момента.
- Я не помню, чтобы Рейн менялся, - казалось принцесса говорила сама с собой, - ведь он должен был измениться в своем поведении. А ты Маркус?
Она посмотрела на брата, взявшего кузину Энелин под свою опеку. Вилия даже почувствовала некоторую степень стыда за то, что сейчас ни капельки не волнуется. Внутри была звенящая пустота и каждое слово, казалось отдавалось в ее голове много раз повторяющимся эхом.
Исправил(а) Вилия - Среда, 14 Сентября 2011, 20:46
 
Энсис Четверг, 15 Сентября 2011, 16:02 | Сообщение # 83





Энсис старался не смотреть на лица присутствующих после своего извещения, но все же не сдержался. Если по дяде было видно, как в нем клокочет злость вперемешку с «я так и знал, что ты убийца», то у старших женщин в зале была вполне обычная реакция – шок, вперемешку с неверием и легким страхом. Точно такая же реакция может быть на что угодно, от извещения о том, что любимый молодой человек женится на другой, гражданской войне и до… новости о смерти короля или принца. Или обоих сразу. Конечно, Энсис не ожидал чего-то иного, но отметка все же появилась в его мыслях. Лицо Энни… едва лишь взглянув на него, Энсис опустил взгляд. Перед ней он ощущал особое чувство вины, словно оторвал от нее то единственное, что ей было дорого… что в общем-то так и было. Не дав ей даже выбирать, он разрушил ее жизнь одним лишь словом. От этого становилось настолько паршиво на душе, что появлялось отвращение к себе самому. Но что он мог сделать? В этом обществе желания твои – лишь пустой звук. Ты должен делать то, что должен, либо то, что люди хотят видеть. Ты лишь красивая картинка, образ, который нужен обществу и не более. Ты не принадлежишь себе и должен делать то, что от тебя требует ситуация, вне зависимости, сколько боли и проблем это приносит тебе лично.
Поэтому первую принцессу Энсис одарил чуть хмурым и холодноватым взглядом, быстро переведя его на Маркуса. На лице того вовсе не читалось каких-то особых эмоций, как если бы он уже давно знал о смерти своего кузена, либо, как если бы ему было и вовсе все равно, что он умер. А учитывая, что первый вариант не имел возможности существовать, в ход шел лишь второй. Даже если Марк и испытывал сейчас какие-то душевные метания, то он был поистине бесчувственным, потому что на лице его не отобразилось, в общем и в целом, практически ничего. Это заставило Энсиса задуматься – насколько вообще Маркус соответствовал тому образу, который являл всем окружающим? Он мог быть любезен, мог предлагать помощь и сочувствовать, справляться о чем-то, опять высказывать какие-то мысли и давать советы… но стоит тебе умереть – он даже бровью не поведет. Ему было настолько все равно? Но получается, что все это поведение – лишь маска? Полнейшее лицемерие? Или просто желание показаться кому-то лучше, чем ты есть? Но тогда ради чего – ради себя и чтобы доказать это и самому себе или же просто преследуя такую цель, цель расположить окружающих к себе, для своей же выгоды? Но тогда это даже хуже, чем лицемерие. Впрочем, стоит ли удивляться подобной позиции среди членов королевской семьи? Пожалуй, даже в змеином гнезде будет безопаснее и спокойнее.
На лица Дагарта и Соурса лучше было вообще не смотреть. Дагарт был непривычно хмур и серьезен, у Эстля глаза скорее горели каким-то любопытством, пусть и с пониманием серьезности ситуации, Соурс же, казалось, пребывал в легком шоке от признания Энсиса. Эстль вдруг решил нарушить напряженную тишину, но едва он произнес пару слов, как его перебили.
- Рейн мертв? Ты убил его? – неожиданно спокойный голос Энни сильно резанул по ушам, как и сам вопрос, заставив все же лишь перевести на нее взгляд. – Тогда у меня три вопроса. Когда? Как? Зачем?
Парень опустил взгляд и чуть отвел его влево. Он не собирался отвечать на вопросы, тем более на подобные вопросы и более того, на вопросы Энни. Все же молчание сейчас было для него единственным оружием и щитом одновременно. Да и как бы он вообще ответил ей на этот вопрос, учитывая все обстоятельства?.. Нет, Энсис не мог этого сделать. По крайней мере пока…
От ответа принцессе Энсиса избавил Маркус, вызвав внутри парня легкую волну недовольства. Наследник Де Уаэлби вновь проявлял человечность, вот только учитывая отношения его с Энни и недавние размышления, сочувствующие жесты с его стороны выглядели теперь как-то дешево и наиграно. Энсис отвел взгляд в противоположную сторону и нахмурил брови. И все же это не помешало краем глаза заметить, что после того как Энни была усажена на свое место, Маркус повернулся в его сторону.
Энсис также посмотрел на младшего Де Уаэлби. Почему-то показалось, что в этот момент что-то скажет дядя, но быстрый взгляд на него дал понять, что тот, похоже находился в каких-то своих размышлениях, поставив правый локоть на левую руку, обхватившую живот, и потирающий пальцами подбородок, что давало возможность Маркусу пока высказаться.
- Что ж, господин Энсис, если вам угодно именовать себя так, – сказал второй принц, – своим чистосердечным признанием вы облегчаете работу следствию.
Во всей этой фразе было что-то такое, наиграно-пафосное, а скорее просто какое-то неестественное, что Энсис не сдержался и чуть поджал губы, отчего уголки их посмотрели вниз.
- Однако вы должны понимать, что одного этого никак не может быть достаточно…
Откуда-то справа раздались шепотки. Глаза же Ринмара, в сторону которого Энсис стрельнул взглядом, уже отображали его желание высказаться.
- …Прежде всего, в придачу к имени соблаговолите ли вы назвать нам свою фамилию и род деятельности? Равно как и описать цели, с которыми вы заняли место наследника Блеймрийского престола, сына короля Гаала – а также подробности этого мероприятия.
- У меня нет фамилии. А остальное... с какой стати? – вскинув подбородок и чуть наклонив голову вправо, то есть в другую сторону от Маркуса, Энсис чуть усмехнулся. – Хватит и того, что я уже сказал.
- Я не помню, чтобы Рейн менялся, - подала голос Вилия - Ведь он должен был измениться в своем поведении. А ты Маркус?
- Подождите, даже если он не менялся, кто знает, - заговорила Изабелла. – Может быть принц был похищен в то время, когда покидал дворец, может быть, его пытали или среди колдунов есть кто-то, чья способность базируется на чем-то подобном… на полном копировании личности… Сэр Дагарт, скажите, подобное возможно?
- В целом да, вполне, - хмуро и задумчиво отозвался Дагарт-старший. – Я помню, что когда-то даже упоминались колдуны со способностями, схожими с теми, о которых вы говорите, леди Изабелла. Но это не моя стезя, все же не я Директор Серебряного Сада… но если бы в Магическом Сообществе был настолько сильный колдун с подобной силой, и выглядящий так, как этот юноша – я бы знал.
- Можно ли сделать из этого вывод, что этот юноша может не быть колдуном, относящимся к Магическому Сообществу? – вдруг заговорила графиня Де Уаэлби.
- Колдун-отступник? В столь юном возрасте? – удивленно спросила Изабелла.
- Почему нет? Мы ведь не знаем деталей, а в такой ситуации не стоит упускать даже такую версию, - задумчиво отозвался Кристофер. – Но, наверное, как сказал лорд Дагарт, нам стоит добыть полный список магов, состоящих на службе и прошедших обучение лет двадцать назад. Этот юноша выглядит примерно на такой возраст, так ведь? А если все дело в этих особых колдовских способностях – вряд ли таких колдунов слишком много…
- Сэр Соурс, - вдруг подал голос Ринмар. - В виду все новых сведений, не желаете ли поучаствовать на нашей стороне и просканировать этого предателя короны?
Все посмотрели в сторону колдуна, Энсис заметил, что взгляд Дагарта стал слегка настороженным. Соурс же тем временем хмуро отвел взгляд.
- Я не могу этого сделать.
- Не можете, значит? То есть, вы не хотите помочь нам в изучении данной проблемы и подтверждаете, что состоите в сговоре с этим человеком, предателем и убийцей королевской крови?
Энсис поджал губы и чуть опустил брови, глядя на колдуна. Сердце забилось как будто быстрее, а вот Дагарт-старший как будто стал немного спокойнее, пользуясь тем, что на него никто не смотрел.
- Я не имею никакого отношения к предателям и убийцам, Ваше Высочество, - отозвался колдун. - Но я не могу прочитать мысли этого человека. Есть люди, сквозь сознания которых я пробиться не могу.
- Что за вздор, вы сами делали это не так давно, - взмахнул кистью Ринмар.
- До этого была печать, сейчас ее нет.
- То есть, печать была для того, чтобы не для сокрытия мыслей, а для возможности их чтения? - изумился Кристофер.
Соурс промолчал.
 
Энни Четверг, 15 Сентября 2011, 21:25 | Сообщение # 84





Рейн… Энсис отвел взгляд, явно не собираясь отвечать на её вопросы. Ну и что ей теперь думать? Как решить, ненавидеть этого человека или нет? Кого из них она видела перед собой все это время, Рейна или Энсиса? Эти вопросы крутились в голове принцессы, и она даже не заметила, как ее усадили на место. Точнее, отметила, конечно, что Маркус опять вставляет ей палки в колеса и оттаскивает от «Рейна», но ей пока было не до того.
Она как-то равнодушно осталась сидеть, даже не пытаясь вскочить, когда кузен вернулся туда, где стоял, только пальцы ее нервно комкали подол платья, выдавая, что за внешним спокойствием может прятаться буря.
Маркус и Вилия тем временем тоже подали голос, их интересовало тоже, что и её.
“Да всем в этом зале интересно, куда делся брат. Все-таки оп-па - и еще одного препятствия к трону как не бывало,” – принцесса смерила хмурым взглядом дядю, что почему-то молчал.
Наверно ждал ответа. Все они ждали. Но…
- У меня нет фамилии. А остальное... с какой стати? Хватит и того, что я уже сказал. – Убийца ее брата усмехнулся.
“Мерзавец,” – Энни обиженно закусила губу, он не собирался облегчать ей задачу. – “Ну что тебе стоило сказать, что ты всегда был Рейном? И вообще, зачем было говорить, что ты его убил?” – вот зачем надо было быть таким жестоким? Зачем ей эта правда, если она лишает её брата?
Лучше б он не признавался…” – ну или пусть уж тогда говорит до конца. А не так: «Я убил Рейна. Но как, когда и зачем – не ваше дело.» - “Все, я обиделась! И вообще, мой сон – пусть всем будет плохо! Да? Да!!! Начнем, пожалуй. Та-ак, теперь его осудят как цареубийцу? Хотя принц - это не король. О кстати.”
Энни решительно встала, покосилась на Маркуса, поняла, что он все равно быстрее и сильнее и… почти села обратно. Но на неё же уже смотрят.
- А король? Отец… ты его тоже убил? – карие глаза зло сверкнули, теперь-то ему что скрывать, признание в одном убийстве уже есть, второе погоду не сделает. Не ожидая ответа, принцесса перевела взгляд на дядю. – Если сэр Соурс, даже не пытаясь попробовать, заявляет, что не может прочесть мысли этого человека… - “если это правда, запуталась я в ваших дурацких печатях,”Вы говорили о другом телепате?“А еще всех под стражу, да!” - К тому же все мы помним слова достопочтимого мага: «Нет никакой подмены, то все – лишь необходимая мера», – ну да, принцесса была злопамятна. – Может, сэр Соурс объяснит, что он имел в виду под необходимой мерой? – а вот теперь можно и смерить презрительным взглядом магика. - Может, Вы внушили моему брату, что он не мой брат?
Исправил(а) Энни - Четверг, 15 Сентября 2011, 21:28
 
Маркус Пятница, 16 Сентября 2011, 01:38 | Сообщение # 85





Кем бы ни был этот самый Энсис (нужно признаться, второму принцу имя самозванца показалось довольно нелепым – как будто кто-то отнял первые две буквы от простого и понятного имени «Фрэнсис» и нарёк таким несуразным имечком этого парня: он попытался представить себе, как звучали бы имена вроде «Илия», «Аркус» или «Нелин», и внутренне усмехнулся) и как бы давно он ни занял место первого принца – стоило отметить, что даже переменив обличье, он сохранил за собой по крайней мере часть повадок прежнего кронпринца… По крайней мере, его тошнотворное высокомерие – уж точно. В ответ на вопрос Маркуса, заданный вполне спокойным тоном, он с надменным видом вздёрнул голову, слегка отвернувшись в сторону, и негромкий снисходительный смешок сорвался с его уст.
- У меня нет фамилии. А остальное... с какой стати? – насмешливо проронил он, явно стремясь высказать этим всё пренебрежение в адрес культурных методов дознания. – Хватит и того, что я уже сказал.
Маркус ответил ему столь же мимолётной улыбкой, словно показывая, что оценил шутку. Поистине, в другой ситуации подобный ответ прозвучал бы поистине шутливо – просто потому, что любой наделённый разумом терранец не мог не отдавать себе отчёта, что после подобной реакции на вопрос его шансы выйти из подобной ситуации живым и хотя бы наполовину невредимым рухнули вниз с невероятным ускорением. Да, что бы ни творилось в голове у этого незнакомца без фамилии, высокомерие его было поистине знакомо Марку, пусть прежде оно и не проявлялось столь откровенно и хамски. То самое высокомерие, с которым кронпринц Рейн во время диалога в тронном зале в ответ на выражение искренних соболезнований со стороны второго принца бросал в ответ «Я, пожалуй, обойдусь без сочувствия со стороны»: с которым он, выслушав рассказ принцессы Вилии о том как та чуть не погибла по причине данного им задания, с улыбочкой поздравлял её «с днём рождения» – как будто всё это покушение было его личной заслугой и являлось лишь спектаклем, разыгранным этим сукиным сыном ради такой оказии… По крайней мере в чём-то это был прежний принц Рейн. Вот только вместе с печатью, похоже, рухнули даже те ненадёжные барьеры приличий и благовоспитанности, которые прежде ограничивали раздутое до размеров затонувшего пару месяцев назад эльфанта самомнение этого типа, явно не осознавшего до конца, какие последствия могут иметь его слова.
«Сказочный идиот». Маркус в который раз сдержал вздох. «Обложен как волк, со всех сторон, припёрт к стенке – а ведёт себя так, как будто не уличённый самозванец, а как минимум земное воплощение какого-нибудь бога, гомункул бы его побрал. Никак возомнил, что может вести себя нагло – потому как товарищи по заговору, если конечно он к нему принадлежит, его не бросят? Небось, сейчас с небес на столицу какой-нибудь мятежный маг верхом на драконе спикирует, крышу дворца снесёт к псам собачьим и его чудесным образом спасёт? И они вдвоём на драконе в сторону заката улетят? Что-то слабо мне в это верится».
Вилия между тем сочла нужным вступить в разговор, заметив, что лично она не припомнит никаких перемен в поведении Рейна – что могло значить, что самозванец занял место кронпринца достаточно давно, в связи с чем успел убедить всех приближенных в своей подлинности: и вдобавок поинтересовалась у Маркуса, разделяет ли тот её мнение. Отвернувшись от Энсиса, второй принц встретился взглядом с сестрой и слегка пожал плечами.
– Ты вполне справедливо подметила, Вилия: я также не могу припомнить резких перемен в поведении кронпринца, – произнёс он. – Как, полагаю, и большинство присутствующих здесь, о чём уже имел честь упомянуть виконт Эстль Дагарт. – В третий раз за этот разговор он напоминал присутствующим о неудобном моменте, подмеченном Эстлем и пока не нашедшим разумного объяснения – в частности, тот факт, что повадки лже-Рейна ничем не отличались от повадок знакомого всем придворным Рейна. Исходя из чего (а также в свете открывшихся обстоятельств) можно было предположить, что на самом деле они как раз не являлись подлинными кронпринцевыми манерами: другими словами, Энсис примерил на себя личину принца не один и не два года назад, и все эти годы знакомый им Рейнион на самом деле не являлся таковым…
Впрочем, на сей раз здравую идею неожиданно подала та, от которой второй принц не особенно ожидал услышать что-либо рассудительное – Изабелла, супруга Криса. До этого момента Маркус не слишком часто общался с этой леди, однако на Совете он не ждал от неё ни поддержки, ни толковых суждений – главным образом потому, что полагал её во многом зависящей от мнения Кристофера, а того, в свою очередь – от мнения Ринмара. Пускай отношения Его Высочества с сыном всегда были весьма натянутыми, о чём было известно большей части придворных, и вряд ли стоило ждать от них согласия – однако в данной ситуации на горизонте возникла такая соблазнительная перспектива, как королевская корона: а ради такой награды, надо думать, примирились бы даже злейшие недруги. Проще говоря, стоило ожидать, что Кристофер будет действовать по отцовской указке, а Изабелла – по указке мужа: и потому Маркус загодя принял решение относиться ко всем словам и предложениям этой троицы с особым вниманием. Сейчас леди Де Ла Блестимор высказала довольно путанное, но содержащее в себе некоторую ценную идею предположение касательно того, что принц был подвергнут полному копированию личности, дабы впоследствии оная копия была «наложена» на самозванца. У самого Маркуса это вызвало некоторые сомнения: даже не будучи магом-эмпатом или кем-то в этом роде, он осознавал, что личность – намного больше чем просто воспоминания, и изъять из чьего-либо тела все те составляющие, из коих она слагается – задача, мягко говоря, трудновыполнимая. Тем не менее Дагвур Дагарт подтвердил, что в рядах мастеров колдовского искусства прежде встречались подобные умельцы. Чем вызвал у второго принца некоторое недоумение: и чего стоило упомянуть об этом раньше, когда вопрос касательно этого был задан им самим? Маловероятно, чтобы королевский маг считал его менее достойным ответа, чем какую-то там девушку, по большей части постороннюю на этом Совете: скорее уж выглядело это так, словно данное объяснение он только что придумал. (Что, разумеется, было совершенно невозможно предположить).
Ринмар между тем призвал сэра Соурса оказать помощь следствию и наконец-то извлечь из разума выявленного самозванца ценные сведения: на что колдун – нет, ну это просто поразительно! – вновь ответил отказом. На сей раз мотивировал он это тем, что печать, прежде наложенная на лже-принца, была разрушена – а именно она служила каналом, через который телепат проникал в разум Энсиса. Теперь же, когда печать рухнула и подлинное лицо самозванца было явлено окружающим, исчезла и возможность беспрепятственно считать нужные сведения из его памяти. Сам же он, судя по его наглой и безрассудной реплике, желанием идти навстречу следствию отнюдь не горел.
Маркус, по-прежнему державшийся вполоборота к Энсису, на миг прикрыл глаза и негромко вздохнул. «Тааак… чем дальше, тем воистину веселее. Пока на кронпринце лежала печать – он был «защищён особым заклятием», и потому прочесть его мысли было невозможно. Как только печать с него сняли и он оказался самозванцем – печать разрушена, и потому прочесть его мысли опять же невозможно. Господа, кто тут кого держит за дураков?!? Если кому-то так понравилось менять правила игры прямо на ходу, в угоду себе – хотел бы я посмотреть этому «кому-то» в его бесстыжие зенки…». Повернувшись, Маркус обвёл взглядом двоих магов, инфанта и самозваного принца, словно желая угадать в них этого самого неведомого «кого-то». Вся эта невероятно запутанная и с бесстыдной откровенностью обращённая исключительно на пользу кому-то конкретному ситуация сейчас раздражала его особенно сильно, чему немало способствовала наглость обвиняемого. В довершение всего Энни, явно по-прежнему не уяснившая для себя реальности происходящего, поднялась со своего места, возможно, намереваясь вновь подступить к лже-брату с гневными расспросами…но, покосившись на Маркуса, предпочла держаться в стороне. Впрочем, от расспросов это её не удержало. И, как ни странно это было для некоторых из присутствующих, на сей раз по крайней мере пара её вопросов прозвучала достаточно адекватно. По крайней мере, вопрос касательно слов сэра Соурса о «необходимой мере». Ободряюще кивнув кузине и слегка опустив веки в знак согласия (для неё этот жест наверняка не имел никакой ценности, но Маркусу опять же на это было наплевать), второй принц обернулся к недавним собеседникам.
– Её Высочество отчасти права, господа, – негромко промолвил он. – Сэр Соурс, если вы так чтите хранимый вами секрет – можно предположить, что ваш обет был дан вами непосредственно блеймрийскому престолу. И именно он удерживает вас от того, чтобы обнародовать тайну, связанную с Его возможно покойным Высочеством кронпринцем Рейнионом. – Он сделал небольшую паузу. – Однако полагаю, никто не станет спорить с тем, что клятвы верности даются государству, а не конкретному человеку. Все мы служим нашему королевству, нашей нации: и деятельность наша должна быть направлена не на благо того, кто восседает на троне – но на благо всего государства. – Голос принца прозвучал немного жестче, чем прежде, словно он взывал к чувствам всех присутствующих и полагался на их согласие. – И если этот человек, по его собственному признанию, не является истинным кронпринцем, более того, послужил причиной гибели настоящего принца – возможно, это освобождает вас от обязательств, данных относительно него в ту пору, когда он ещё был известен нам под именем кронпринца Рейна? В этом случае, полагаю, все мы были бы благодарны, если бы вы поделились с нами хотя бы малой частью известных вам сведений, которая помогла бы нам распутать этот клубок, не принуждая вас нарушать клятву. Что же до вас, господин Энсис… – Он вновь обратил взор на бывшего кузена. С минуту он разглядывал его, словно заново сравнивая с прежним Рейном и сопоставляя некие приметные черты.
– В ответ на обе ваших реплики, – промолвил он наконец бесстрастным, немного скучным тоном (почти не сомневаясь в том, что если допрашиваемый вздумает держаться в прежней наглой манере, то в своём ответе он издевки ради постарается придерживаться такого же тона), отведя взор и глядя куда-то мимо правого уха самозванца. – Во-первых, вы похоже не отдаёте себе отчёта в том, что вы пока что находитесь на положении допрашиваемого и ваше мнение касательно того, когда сказанного вами «хватит», сейчас не играет роли: решаете это не вы, а Совет. Во-вторых, относительно того, «с какой стати»… – Он на миг прервался, помассировав правой рукой запястье левой, затянутой в перчатку и слегка при этом поморщившись. – В первую очередь с такой, что в случае вашего отказа от добровольного сотрудничества у Совета, скорее всего, останется всего два пути. Первый – прибегнуть к услугам специалистов моего профиля, другими словами к веществу, известному под названием «зелье истины». Всем присутствующим здесь, быть может, известно, что подобный препарат воздействует непосредственно на химические процессы в организме и потому способен принудить человека говорить правду даже при наличии «телепатической защиты», поскольку не имеет отношения к психической магии. Второй… второй путь, к сожалению – прибегнуть к услугам специалистов иного профиля. Я имею в виду палачей. – Последнюю фразу принц произнёс хмурым тоном, окинув взором всех присутствующих.
– Я не угрожаю, поскольку не имею на то права, – продолжил он. – И не говорю от лица всего Совета, поскольку подобное решение не было вынесено на обсуждение и принято большинством голосов. Я лишь называю наиболее вероятные исходы этой ситуации. Со своей стороны должен отметить, что лично я не сторонник подобного метода решения проблемы. И если у кого-либо из почтенных членов Совета имеются предложения иного рода, полагаю, они будут с радостью приняты на рассмотрение. Если, конечно, – взор его странно потемнел, когда он покосился на Дагвура Дагарта, – не брать в расчёт третий путь получения нужных сведений. Запретный путь. Полагаю, господин Дагвур Дагарт и сэр Соурс понимают, что я имею в виду. – Он сложил на груди руки, словно подчеркивая, что высказался.
 
Энсис Пятница, 16 Сентября 2011, 02:38 | Сообщение # 86





Энсис хмуро наблюдал за тем, как на Соурса налетели эти стервятники. Впрочем, в данной ситуации они были правы, что тут говорить, будь он на их месте, он поступил бы также, если не жестче, стараясь выведать нужную ему информацию. На самом деле было даже немного странно, что он все еще стоял здесь и из всех неприятных моментов на данную минуту можно было считать лишь удар с ноги со стороны Ринмара… впрочем, что толку сейчас об этом размышлять? Нужно было думать над тем, чего не следует говорить, а что сказать можно. Соурс уже сказал свое слово и на данный момент только себе во вред, впрочем, Энсис сам был в этом виноват, не учел такого поворота событий… возможно, стоило поработать с колдуном подольше, тогда бы он не сказал лишнего еще в начале Совета. Все же, как ни строй защиту – а все равно нет уверенности, какая именно часть стены окажется слабее других. Оставалось лишь надеяться, что во всем остальном Энсис в свое время не ошибся… или в ком-то.
Маркус тем временем, обращаясь к Соурсу, даже не дал ему возможности ответить, все говоря и говоря, в который раз закрепляя за собой любовь к использованию большого количества слов, как, в прочем, и многие маги. Будь Маркус солдатом – рядовыми или не очень, не важно – и почаще он бывай напротив настоящего врага, который не планирует оставить тебе жизнь, он бы понял, как важно уметь объяснять что-то людям коротко и доступно. Хотя, все люди разные, был ли смысл упрекать принца в чем-то подобном? Вряд ли, все же Маркус и о нем был не самого лучшего мнения все это время, возможно он как раз считал, что для принца и будущего короля Рейн не умеет говорить должным образом, то есть – длинно и пафосно, с использованием большого количества красивых оборотов. Помимо всего остального, конечно же… Хотя, можно ли было рассуждать об этом сейчас, когда Энсис, в общем-то, уже и не носит этого имени.
Внезапно голова загудела, словно Соурс вновь попытался залезть в его голову. Это было странно, учитывая то, что колдун не сделал ни единого жеста в его сторону. Энсис подозрительно пробежался по присутствующим взглядом, но отвлекся на слова Маркуса, который уже обратился к нему. Когда речь пошла о так называемом «зелье правды», Энсис чуть приподнял брови и опустил взгляд, едва заметно, а скорее ощутимо лишь для себя, приподнял уголки губ.
«Да, это было бы неприятно… и безусловно в корне бы разрушило все, на что я потратил столько сил. Вот только…»
- Это все было бы очень кстати, но какой смысл тратить столь недешевый материал на создание зелья, которое и делается-то не за одну минуту, если можно просто дождаться нормального телепата? – пожав плечами отозвался Дагарт, когда второй принц обратился к нему и Соурсу. – Нет, идея, конечно, замечательная, но все же, будь у нас возможность каждый раз варить такие зелья – какой бы прок был в пыточной камере при том же королевском дворце? Я бы сказал, что создание такого зелья сейчас – самое отдаленное из того, что мы можем использовать…
- Лорд Дагарт прав… - хмуро отозвался Соурс, глядя куда-то в пол, а затем подняв взгляд и оглядев присутствующих. – Что же касается меня… я понимаю, как это выглядит, но это отнюдь не верность обету. Я не могу прочитать мысли этого человека, я могу провести ритуал и печати не дадут мне соврать, если вы этого желаете. Печать на разум этого человека была наложена, чтобы не дать прочитать его мысли, это так. Но если этого нельзя было сделать изначально – данная печать будет работать в обратную сторону. Я не мог сказать об этом изначально просто потому, что в этом не было нужды до сего момента, и это не та информация, которую стоит выносить на суд так просто. Наложение же печати было необходимым просто потому, что в природе в принципе не существует печати, которая бы позволила читать мысли – потому что по законам природы и магии это можно делать изначально, при помощи телепатических сил. Поэтому единственный момент обойти такую особенность разума – это, скажем так, как вышибать клин клином… Но это было сложно и часть сознания осталась запечатанной. Телепатические же барьеры мной были наложены поверх всего этого, чтобы ненужные умы не узнали информацию из тех зон, в которые открылся доступ. То, что увидел Хранитель – была именно эта печать, запрещающая чтение мыслей, но действующая в обратную сторону. И та, что отвечала за... видимый нами образ, как вы понимаете. Разве я мог помешать их снятию? Да и как бы это выглядело…
- Да, но пока что нам непонятно зачем было накладывать эту печать на данного человека, я имею в виду печать на мысли, чтобы открыть их, - Кристофер сделал жест рукой в сторону Энсиса, который глубоко вдохнул, глядя на Соурса. «Не заставляй меня вмешиваться во все это, прошу тебя…» - И главное – кто приказал вам это сделать, какова причина того, что мысли этого человека изначально… заблокированы?
- Я – не тот, кто ставил эту печать, лорд Кристофер, - покачав головой, отозвался колдун. – Я не специалист по печатям, я лишь телепат и все то, что я могу – это ставить барьер на некоторые зоны подсознания. Но о печати на мысли мне было известно, все же я проникал в разум этого человека... В свое время я поставил эти барьеры на тех членов королевской семьи, на которых обязан был, с целью сохранения королевских тайн, как мы здесь уже говорили ранее.
- Но на кого вы ставили этот барьер – на принца или этого человека?
- Я… - Соурс вздохнул. – Не могу этого знать.
- Неужели? Не вы ли ранее говорили, что эта подмена – всего лишь необходимость. Кто этот человек, сэр Соурс?! – чуть повысив тон голоса, скрестив руки на груди, спросил Ринмар, нахмурив брови. – Отвечайте, раз уже заявляете, что он – принц!
- Это бесполезно, - качнув головой, даже неожиданно для себя произнес Энсис. – Этот человек находится под определенным наложением, он будет убеждать вас в том, что я принц даже под страхом смерти. Думаю, каждый из вас и сам догадается зачем было прибегать к подобному. Пусть я и убийца, но… - он пожал плечами, - не хочется видеть, как вы обвините своего человека в том, в чем он невиновен, тем более что мне это никак не поможет, как и вам ровным счетом ничего не даст кроме потери талантливого телепата, преданного своей стране. И еще… - Энсис перевел взгляд на Вилию, а затем на Маркуса, после чего на пару секунд склонил голову, - хочу извиниться за то, что произошло с твоей сестрой Маркус. Если бы я знал, что так обернется и в Гильдии Магов ее будет ждать опасность, не стал бы этого делать. Ее смерть никогда не стояла у меня в планах.
Сказав это, Энсис чуть поджал губы и краем глаза заметил, как Ринмар посмотрел в сторону второго принца.
- С этого момента хотелось бы поподробнее… - сказал он.
Энсис же в этот момент отвел взгляд в сторону, скрыв за этим жестом пробег по выражениям лица Дагарта и Соурса. Первый задумчиво потирал подбородок, оценивающе разглядывая его, Соурс же с каким-то замешательством и непониманием оглядывал всех присутствующих.
 
Эстль Суббота, 17 Сентября 2011, 01:21 | Сообщение # 87





– Я помню, что когда-то даже упоминались колдуны со способностями, схожими с теми, о которых вы говорите, леди Изабелла… – заявил Дагвур Дагарт в ответ на предположение Изабеллы.
Порой слуховой аппарат Эстля работал, словно живой думающий фильтр, отсеивающий все лишнее и доносящий до его сведения лишь интересующую его информацию. Вот и сейчас, уши колдуна пропускали всю шелуху, включавшие в себя и порой излишне пафосные речи Маркуса. Эстль, впрочем, ничуть не возрожал словесному богатству своего друга, которое порой выручало парочку из щекотливых ситуаций, когда запудривание мозгов было куда предпочтительнее расквашивания носов. Понимал Эстль и необходимость витиеватых изъяснений, положенных по энным пунктам дворцового протокола поведения и хороших манер.
Как бы то ни было, Главный королевский колдун подтвердил возможность существования колдовства, способного не просто преобразовать внешний вид (как, например, припомненная Эстлем же работа колдуна, жившего с полсотни лет назад), а полностью стать желаемой личностью. Корректировки внешности – не такая сложная процедура для колдуна: достоверно известно, что многие из способных волшебников таким образом скрашивают неумолимый бег годов, подтягивая лишние морщинки.
В иные времена в особо темных фолиантах встречались и упоминания о гомункулах, которыми колдуны пытались заменить почивших друзей, родных, любимых. И даже если оному удавалось предать идеальную неотличимую от оригинала внешность, то повадки, привычки, полную память воссоздать было невозможно.
И что же теперь узнается: оказывается, есть свидетельства о существовании заклинателей, которым удавалось скопировать не только тело, но и едва ли не душу? Какое же порочное колдовство, едва ли не темное! И ничего удивительного, что об этом никто не знал до подобного случая… почти никто. Да еще существует возможность статься, что главный подозреваемый – не просто пособник, находящийся под колдовскими чарами неизвестного, но, несомненно, великого колдуна, а – сам и есть тот самый колдун! Это все с трудом укладывалось в мировосприятии Эстля.
А уж когда его ушей коснулась информация о неслыханных печатях, так внутри Дагарта и вовсе что-то щелкнуло! Теперь Эстль поглядывал на человека, назвавшего себя Энсисом с удвоенным интересом, который нельзя было скрыть даже внутренними противоречиями, которыми терзался колдун, разрываемый долей настороженности и толикой опаски, тоской по «убитому» Рейну и все еще не забытыми Фениксами. Но вероятность того, что перед его самым носом возможно скрывается один из самых ловких трюкачей современности… О, в Эстле совершенно точно взыграл аппетит ученого-первооткрывателя, который внезапно наткнулся на доселе неизвестный науке вид. В иной раз, в ином месте и в иных обстоятельствах, Эстль на многое бы пошел, дабы заполучить господина Энсиса… да хоть его частичку: голову, конечность – не важно, для исследований. Это была бы сокровищница знаний для любого колдуна, сравнимая разве что с богатейшей жилой Концентры. Впрочем, Эстль пока еще мог держать свои мечты под контролем, дабы не скатиться до подобного, даже в угоду величайших открытий века.
Пс-с, Марк. – Повинуясь внезапному порыву, Эстль незаметно скользнул к принцу, когда Энсис заговорил (отвечая на вопрос Ринмара Соурсу). На этот раз колдун говорил действительно тихо, едва раскрывая губы. Поравнявшись плечом к плечу с Маркусом, Эстль делал вид, будто продолжает с любопытством взирать на обвиняемого, а вовсе не передает сообщение. – Он сказал, что убил его. Убить ведь можно не только физически, но и метафизически. Неподходящий момент, но… ты никогда не замечал за Рейном признаков раздвоения личности?
А ведь это могло быть подходящим объяснением. Доминантная личность принца Рейна и таинственная латентная персона Энсиса в одном теле. Неизвестно как присаженная темная фигура, обладающая неким «иммунитетом», защищающим ее от телепатии, была с некой причиной некой же силой запрятана внутри королевского наследника и запечатана мистическими печатями, которые держали бы личность принца Рейна открытой для телепатии. Две личности долгие годы жили вместе, формируя единый характер, одни привычки, общие таланты. Но в один миг персона черноволосого взяла верх и…
Не рискуя пока объявлять о своих подозрениях, Эстль решил сперва намекнуть об этом другу, надеясь, что тот поймет ход его мыслей.
Исправил(а) Эстль - Суббота, 17 Сентября 2011, 08:40
 
Маркус Суббота, 17 Сентября 2011, 21:57 | Сообщение # 88





Замечание Дагвура Дагарта касательно зелья истины, с точки зрения второго принца, было весьма справедливым – хотя и не до конца отображало всей полноты ситуации. Маркус, будучи алхимиком, был прекрасно осведомлён ещё об одном крайне неприятном недостатке «зелья» помимо сложности его изготовления. Вероятно, стоило упомянуть и о нём также – иначе впоследствии, чего доброго, ему приписали бы сокрытие важных для следствия сведений. То, что ни один из высокопоставленных колдунов не потребовал уточнений касательно «запретного пути», тоже само по себе было неплохо: это значило, что они поняли друг друга с первого раза, и избавляло второго принца от необходимости вдаваться в неприятные подробности – которые, вполне возможно, могли бы изрядно поколебать веру некоторых непосвящённых в благодетельность магического искусства на службе королевства. У самого Маркуса мысли о подобном методе вызывали ощущение сродни боязни пополам с гадливостью. Будучи алхимиком, он не раз сталкивался с весьма неприятными вещами, и даже в студенческие годы не питал особых иллюзий касательно выбранного им искусства. Да, алхимия позволяет проникнуть в природу глубинных процессов мироздания и прикоснуться к истинному пониманию мира – только вот никто не обещает, что это истинное понимание окажется приятным. Тот, кто встал на путь постижения алхимии, очень быстро расстаётся с теми грёзами, коими люди непосвящённые любят заполнять туманную неизвестность, лежащую за гранью жизни и разума… Впрочем, всё это были отвлечённые размышления, коим можно было уделить время в другой раз.
Когда верховный маг упомянул про длительный срок изготовления зелья, Маркус мимоходом отметил, что Энсис опустил очи долу и по лицу его скользнуло нечто, напоминавшее тень улыбки. Быть может, Маркусу это лишь почудилось на почве обострившейся за последние сутки паранойи: как знать, как знать. Однако если он в самом деле улыбнулся – быть может, это было продиктовано именно словами колдуна: возможно, самозванец также был осведомлён об этом недостатке зелья и на миг решил, что избавлен от подобного метода дознания. «Что ж, он либо чересчур самонадеян, либо просто дурак, если не понимает, что это приговаривает его ко второму пути – к пыткам. Любой другой предпочёл бы зелье. Впрочем, знай он всё… ещё неизвестно, какой вариант он выбрал бы».
Сэр Соурс между тем приступил к весьма ценным разъяснениям касательно природы печати. Из его слов можно было судить, что причина странного действия печати лежала в самой её структуре, действовавшей по принципу, который телепат поименовал известной поговоркой «клин клином вышибают» и который был известен алхимику Маркусу под названием «принципа обратной связи». Если вкратце, сама по себе печать представляла собой поистине уникальный щит, поскольку помимо изменения внешнего облика даровала непроницаемость для телепатического воздействия… однако в том случае, если на мозг «опечатанного» уже заранее было наложено заклятье психического «щита», она действовала по обратному принципу, создавая в его структуре «канал» для проникновения. Что ж, это кое-что объясняло, однако порождало и новые вопросы. В первую очередь это подметил Кристофер, отметивший, что это не оправдывает самого факта наложения печати на разум принца-самозванца, на что Соурс вынужден был признаться, что создатель печати ему самому неизвестен (или, по крайней мере, он не рискнул называть его имени). На его совести лежало лишь наложение на кронпринца и некоторых иных членов королевской семьи психического барьера, который в сочетании с печатью и породил упомянутый эффект. Лорд Ринмар, в свою очередь, никак не желал отступать от выбранной им линии и с прежним упорством осведомился у Соурса, кем на самом деле является черноволосый незнакомец.
Возможно, телепат и вынудил бы себя поделиться с ними ещё хотя бы малой толикой ценных сведений, если бы в разговор не вмешался сам Энсис. С решительным видом он призвал присутствующих не оказывать излишнего давления на Соурса, пояснив, что тот находится под воздействием некоего заклятия, которое не позволит ему отступиться от мысли о том, что перед ним настоящий принц. Своё вмешательство он резюмировал тем, что не желает видеть, как из-за него пострадает невиновный. В довершение всего самозванец смерил взглядом сперва Вилию, а затем и Маркуса, после чего вновь вперил взгляд в пол.
– И еще… – с некоторой заминкой промолвил он, – хочу извиниться за то, что произошло с твоей сестрой Маркус. Если бы я знал, что так обернется и в Гильдии Магов ее будет ждать опасность, не стал бы этого делать. Ее смерть никогда не стояла у меня в планах.
Несколько секунд второй принц не сводил с самозванца пристального, тяжёлого взора: затем, наконец, отвернувшись, прикрыл глаза и негромко вздохнул. (Ингрид Де Уаэлби в зале изумлённо вскинулась и уставилась на дочь со смешанным выражением страха и недоумения во взоре). Стало быть, вот как: теперь мы отступились от роли наглого мерзавца и решили поиграть в благородство. Что ж, самому Энсису оба его жеста, должно быть, казались действительно благородными. У Маркуса же обе реплики бывшего кронпринца вызвали лишь тоскливое ощущение того, что этот человек всё же не вполне осознаёт истинного положения дел. «Он что, всерьёз думает, что эти его слова смогут кому-то помочь? Гомункул побери, никогда бы не подумал, что признаю это, но Рейн никогда не был настолько недальновиден…». Между тем Ринмар, уцепившись за фразу о «непредусмотренной» Энсисовыми планами возможной смерти принцессы, явно заинтересовался обстоятельствами дела. Перехватив устремлённый на него взор инфанта, Маркус слегка кивнул.
– Позвольте обо всём по порядку, господа, – негромко произнёс он. – Прежде всего, некоторые разъяснения в интересах следствия. Не могу не согласиться с вами, господин Дагарт: создание упомянутого препарата, в самом деле, требует изрядного времени, – обернулся он к верховному магу. – Вместе с тем, насколько мне известно, некоторое количество этого зелья в наполовину готовом виде постоянно хранится в дворцовых лабораториях, на случай, если возникнет необходимость в проведении допроса. Само оно не предназначено для долгого хранения – структура слишком нестабильна, даёт осадок и тому подобное: однако в нынешнем состоянии оно может храниться почти неограниченно долго. Достаточно внести лишь некоторые завершающие ингредиенты – и менее чем за двое суток мы получим готовый препарат. Это продиктовано соображениями безопасности: согласитесь, готовить новое зелье для каждого допроса с нуля – всё равно, что для каждой казни выковывать палачу новый меч… – Он слегка пожал плечами.
– Что же касается пыточной камеры, господин Дагарт, – продолжил он, слегка помрачнев, – то её существование обусловлено тем, что пытки, как ни странно – более человечный метод дознания, чем «зелье истины». Это объясняется основным недостатком зелья, который нам не удалось исправить по сей день, несмотря на многочисленные эксперименты. – С каждым словом взор Маркуса темнел всё больше: он затронул тему, которой любому алхимику и магу всегда было неприятно касаться – ведь лишь глупец не понял бы, что эти «эксперименты» проводятся на живых людях. – Зелье не просто лишает человека способности лгать: во многих случаях оно разрушает сознание. После того, как снимаются барьеры лжи, человек утрачивает способность лгать и запираться, что позволяет допросить его: однако вслед за этим зачастую наступает распад остальных барьеров сознания, а за ними – разрушение логических связей, воспоминаний и так далее. Человек сперва становится неадекватным, затем впадает в безумие, а после… – Принц отвёл взор.
– Из десяти допрашиваемых лишь двое, от силы трое сохраняют здравый рассудок. – с негромким вздохом проронил он. – В остальных случаях – полный распад личности и сознания: допрашиваемый становится слюнявым дебилом, мочащимся под себя и не способным даже держать голову. Вернуть ему разум возможности нет, научить чему-либо тоже: мозг чище чем у младенца, но без малейшей тенденции к развитию. Полная стагнация. И теперь ответьте мне, господин Дагарт: действительно ли нам не нужна пыточная при наличии «зелья правды»? – Он вопросительно взглянул на верховного мага.
Прежде чем он дождался ответа, сбоку к нему подступил Эстль – и шёпотом, едва размыкая уста, поделился с ним неожиданно интересной мыслью касательно того, что «убийство» могло вовсе не подразумевать физического устранения принца Рейниона – и поинтересовался, не замечал ли он за кузеном симптомов раздвоения личности, могущих свидетельствовать о том, что место кронпринца в его собственном теле стремится занять…
…кто-то другой?
Мысль сама по себе была настолько занятной, что Маркус с трудом сохранил на лице прежнее сумрачное выражение – иначе бы неожиданно для всех просветлел лицом. В самом деле, подобная версия могла в корне переменить всю картину произошедшего. Если же сопоставить это с упоминаниями касательно наложенных барьеров и печатей… Хм, поистине, новая картина, складывающаяся перед мысленным взором принца, выглядела поразительно интересной!
Озвучивать новую версию прямо сейчас, не обдумав до конца, Маркус не решился. Вместо этого он перевёл взор на Энсиса, совсем недавно проявившего то, что ему самому наверняка казалось благородством. Пару секунд он молча разглядывал его, мысленно прикидывая, как лучше довести до его сознания свои мысли. Стоило ли говорить ему о том, что своими «благими» намерениями он губит телепата? «Разве тебе самому не понятно, что твоя, с позволения сказать, попытка защитить сэра Соурса лишь обостряет ситуацию? Если ты сам заявляешь о наложенном на него заклятии, препятствующем раскрытию тайны – этим ты лишь подтверждаешь то, что он замешан в этом деле отнюдь не случайно, а возможно даже подвергался магическому воздействию со стороны твоих соратников, кто бы они ни были: иначе с какой бы стати тебе быть посвящённым в такие подробности? Если до этого мы ещё могли предположить, что он наложил на тебя барьер, не зная о твоей подлинной сущности – то теперь твоей милостью выясняется, что он ещё и претерпел магическую обработку, не позволяющую ему усомниться в твоей личности принца. И ты полагаешь, что после раскрытия таких подробностей его оставят в покое?». Второй принц в эту минуту ощущал вполне искреннее сочувстие, только вот сочувствие это было адресовано скорее телепату, а не самозванцу. «Ты никого не спасёшь, лишь приговоришь сэра Соурса к окончательному признанию виновным и заключению под стражу, а себя – к ещё более мучительному дознанию: потому что если ничего не расскажет он – расскажешь ты». Однако эта фраза так и не сорвалась с его губ.
– Что ж, Энсис, если ты желаешь извиниться… – негромко промолвил он. Стронувшись с места, он приблизился к самозванцу почти вплотную и положил ему на плечо правую руку, глядя в глаза.
– Я верю, что в твои намерения не входило убийство моей сестры, – доверительно произнёс второй принц. – Прежде, когда ты ещё был Рейном, я не мог представить себе, что заставило тебя пойти на такой шаг: теперь же многое прояснилось. И всё равно, я готов поверить в то, что твои планы…
Левая рука Маркуса стремительно сжалась в кулак – и он без размаха, коротко хэкнув, нанёс молниеносный удар в лицо того, кого совсем недавно звал своим кузеном. Второй принц редко демонстрировал кому-либо своё умение с одинаковой ловкостью владеть обеими руками: и даже в поединках с Рейном, получив укол клинком в правое плечо, он бросал меч и признавал себя побеждённым – хотя мог бы просто перебросить клинок в левую руку и продолжить сражение с прежним пылом.
Удар пришёлся прямо в скулу: в последний момент Маркус сдержал руку, ударив вполсилы, дабы не сломать самозванцу нос и не расквасить губы. Он не преследовал цели причинить противнику такую уж сильную боль или изуродовать его, он стремился к другому. И всё равно, удар вышел хотя и не кровавым, но достаточно чувствительным: синяк Энсису был обеспечен. За спиной принца раздались изумлённые и сердитые вскрики: стражники дружно шагнули вперёд, намереваясь пресечь беспредел – однако Маркус, разведя руки в стороны, отступил на пару шагов назад и обернулся к присутствующим.
– Прошу простить меня, господа. – проронил он: голос его прозвучал жёстко. – По вине этого человека я едва не потерял сестру. Такой поступок, случайно или преднамеренно он совершён, не искупить никакими словами – будь то извинения, клятвы, заверения в вечной дружбе и прочее. По традиции, такие проступки смываются кровью… Но, поскольку этот человек и без того уличён в преступлении и находится под следствием, я готов удовлетвориться простым кровоподтёком. – Обернувшись к Энсису, он слегка склонил голову.
– Твои извинения приняты, Энсис, – произнёс он спокойным тоном, без малейшей нотки иронии или злобы. – Теперь я действительно не держу на тебя зла: и верю, что ты не намеревался причинить вред моей сестре. – Отвернувшись от самозванца, он вновь обратил свой взор на прочих участников Совета.
– Что же касается помянутой опасности, – продолжил он, – то я полагаю, что лучше меня об этом расскажет моя сестра, едва не ставшая жертвой этого события. – Обернувшись к Вилии, он протянул вперёд руку ладонью вверх, словно приглашая её на танец. – Прошу тебя, Вил. Полагаю, почтенные члены Совета желают услышать все подробности из первых уст.
 
Энсис Воскресенье, 18 Сентября 2011, 23:21 | Сообщение # 89





В какой-то степени Энсис даже был рад тому, что Маркус склонен к очень уж долгим изречениям, которые, казалось, были попыткой излить за один раз все то, что было в его голове по имеющемуся вопросу, хотя, вероятно, все что говорил второй принц не было и половиной из того, что он на самом деле бы хотел и (а может быть «или») мог сказать. Он слишком любил вгрызаться в каждое услышанное слово и фразу, производя от них огромное количество ответвлений для развития разговора. Порой это было даже удобно и полезно, но иногда это переходило в сущие крайности, особенно если учитывать любовь Маркуса к так называемому «пассивному язвлению» - он редко когда упускал возможность не высказать едкий комментарий, припорошенный красивыми словами или сложными речевыми оборотами, вот только толка в этом Энсис никогда не видел. Возможно потому, что в таких действиях по большей части вообще не было никакого смысла, кроме какого-то самоудовлетворения от сказанного и осознания того, что собеседник тебя услышал.
Как бы там ни было, но принц пустился в монолог, в котором умудрялся не давать ни единой возможности ответить на свои высказывания хоть кому-либо, ни на мгновение не останавливая потока слов, льющихся с его уст.
После высказываний касательно зелья, заставляющего говорить правду, которое Маркус, похоже хотел использовать на нем, пусть внешне вроде и делал вид, что нет (хотя, Энсис мог ошибаться, но если припомнить любовь второго принца к такого рода штучкам, о которой ходило множество как слухов, так и подтвержденных разговоров…), на которые Дагарт-старший хотел было ответить, но банально не смог, потому что Марк не дал ему такой возможности непрекращающимся потоком слов, принц затронул тему человечности. В частности тему того, что пытки – куда более мягкое наказание, чем зелье правды, описание которого Маркусом заставило Энсиса даже слегка улыбнуться, когда его взгляд скользнул по чуть удивленному, даже озадаченному лицу Дагвура Дагарта.
Да, все же, возможно, Марку следовало бы почаще бывать во дворце, а не в своем имении… хотя, тут не стыковалось с тем, что принц вроде как достаточно увлекался всем тем, что относилось к магии, как маг, собственно, да и отец его был не последним человеком в магическом сообществе, и при всем этом не знал о том, что происходит в научном мире. Красочное и почти любовное описание эффекта зелья на человека с использованием огромного количества пафосных оборотов речи, словно вычитанных откуда-то (а если верить рассказам того же Дагарта – Марк еще в Саду любил почитать), мало соответствовало действительности. Возможно когда-то, когда это зелье только и сделали, такие эффекты и были, и об этом даже упоминалось в истории, а также исторических справках касательно околодворцовых проблем, а также проблем внутри двора, но теперь наука зельеварения все же достигла определенных высот, чтобы одно зелье, по сути дающая схожий эффект с некоторыми магическими наложениями, а где-то и даже идентичный, если прибегать к упоминанию колдунов, настолько губительно действовало на человека. Было бы куда более логично, если бы такой эффект давало серьезное вмешательство со стороны магических искусств, и где-то это действительно так, если они используются без должной осторожности и внимательности, в то время как зелье могло вызвать скорее не самое приятное явление в желудке, нежели в мозгах. Собственно и было странно, что Маркус, как член королевской семьи и сын алхимика, да и сам отчасти таковой, если верить по данным из личного дела с записями из Серебряного Сада, не знал об этом, учитывая, что королевская семья узнавала обо всех нововведениях самой первой… если они не скрывались кем-то, пусть и ровно до того, как эти люди не вычислялись. В мыслях проскользнула даже версия, уж не сказал ли это Маркус все специально, чтобы его поправили в очередной раз, как тогда, когда он намекнул Ринмару о том, что решения может принимать только король, а стоило дядюшке напомнить о законах – чуть ли не тут же повторить свою фразу один в один, с изменением одного единственного слова… Все это выглядело как-то слишком странно, даже для Маркуса. Учитывая его дотошность во многих вопросах.
Но, хвала Единому, принц вроде закончил монолог, обратившись к Дагарту с вопросом:
- …И теперь ответьте мне, господин Дагарт: действительно ли нам не нужна пыточная при наличии «зелья правды»?
Энсис устало закатил глаза и отвел взгляд в противоположную сторону, чуть покачав головой. Тем временем раздался короткий кашель колдуна, а затем его голос:
- Я уже стар, принц Маркус и могу забывать кое-какие вещи… подскажите, вдруг и в этот раз память подвела меня – я утверждал что-то подобное ранее? – голос колдуна был задумчивыми немного растерянным, как если бы он действительно всерьез задавался таким вопросом.
На фразу колдуна Маркус в свою очередь никак не ответил, что вообще-то было странновато, учитывая то, как принц все же любил обхаживать каждую брошенную кем-то фразу, даже если она была риторической. Вместо этого принц как-то не очень удачно обратился к самому Энсису, словно тот только что завершил свой короткий монолог, а между ним и нынешним обращением принца, последний не толкал долгую речь на тему зелья:
- Что ж, Энсис, если ты желаешь извиниться…
Надо отметить, что человеку, который делает упор на разговоре в принципе не нужно приближаться к собеседнику, а вот такой жест может как раз намекать на то, что именно в этот момент этому человеку нужен будет физический контакт. А по случаю того, что обыскивать Энсиса никто не собирался, как и обнимать на радостях в благодарность за извинения, не сложно было догадаться, что кулак Маркуса в следующее мгновение резко сократит расстояние до его скулы.
Перед глазами так и пронеслась эта замечательная картинка – Блеймрийский принц, положив правую руку на плечо убийце его кузена, с коротким выдохом бьет левым кулаком тому в скулу…
- Несомненно, достойный Блеймрийского принца жест, - потерев ноющую скулу согнутым указательным пальцем, без улыбки заметил Энсис. Сейчас он испытывал какого-то рода разочарование, что ли. Всегда хотелось верить в то, что Маркус все же был сдержаннее его, раз уж он себя таковым заявлял, о чем буквально кричало его поведение, но все же, это было далеко не так. Пожалуй, второй принц был даже вспыльчивее первого в некоторых вопросах. Конечно, дело касалось его сестры, но в данной ситуации сам Рейн (или Энсис?) поступил бы иначе, и тем более не стал бы унижать себя, как и опускать себя в глазах присутствующих подобным действием. И дело было отнюдь не в том, что они бы об этом подумали. Извинения же Маркуса после этого выглядели даже как-то нелепо.
«Зачем осознанно, будучи находясь по контролем, совершать то, за что будешь затем извиняться? Все равно что лить крокодильи слезы. Глупо и бессмысленно», - взгляд темно-изумрудных глаз, обращенных к фигуре принца стал не злее, но заметно прохладнее, как будто Энсис опустился на одну ступень ниже лестницы уважения к Маркусу. Все же, пожалуй, он больше знал образ второго принца, чем самого принца на самом деле, и подобные открытия были несколько… разочаровывающими.
- По традиции, такие проступки смываются кровью…
«Это про чьи традиции ты сейчас говоришь, Марк? Уж не про традиции ли рода Де Уаэлби?..»
- Теперь я действительно не держу на тебя зла: и верю, что ты не намеревался причинить вред моей сестре.
«О, благодарю вас, Ваше Высочество, как бы я жил без этого. Черт возьми, неужели в твоей памяти совершенно ничего не отложилось, Маркус?» - как-то устало, а может быть даже сокрушительно вздохнув, Энсис поднял взгляд чуть сощуренных глаз, до этого опущенный к полу во время вздоха, на принца, который обратился тем временем к Вилии, на которую все и обратили свой взор, ожидая дополнительных разъяснений.
Неожиданно в мыслях промелькнуло то, что на Совете он уже второй раз получает удар от членов королевской семьи – сперва это был дядя, а теперь и сам Маркус. Даже странно, что эти двое никогда особо не ладили, с такими-то схожими взглядами на нормы поведения на Совете...
 
Вилия Понедельник, 19 Сентября 2011, 16:41 | Сообщение # 90





Она как-то читала в одном фолианте посвященному актерскому искусству, что хороший актер должен уметь держать паузу. Вилия тогда его, кажется, не дочитала, потому что ей стало скучно. Но как-то долгий пространный текст, посвященный важности умению держать паузу запал в ее голову. Сложившаяся на Совете ситуация ей напомнила как раз ту самую паузу, которую на ее взгляд несколько передержали. С каждым словом и жестом все приближались к чему-то, что дало бы им возможность разобраться с ситуацией и узнать нечто такое, что могло бы перевернуть мир. "В очередной раз перевернуть мир", - поправила она сама себя и кротко вздохнув, стала ждать этого момента. Вилия отлично понимала, что ее вмешательство будет выглядеть глупо. Так. как оно выглядело в исполнении Энни. С одной стороны, девушкой было быть удобно - любая сказанная ею глупость воспринималась окружающими спокойно с легкой иронией. С другой стороны, попытка сказать что-то серьезное так же вызвало бы точно такую же реакцию, что и озвученная ею же глупость.
Она стояла рядом с братом и помалкивала, пытаясь понять, как и кто относится к тому, что здесь происходит. Марк как всегда уходил в пространные лекции, стараясь изложить свою точку зрения и свою позицию как можно более развернуто и четко. Это раздражала присутствующих, но таков был ее брат, пока не разжует всем свои мысли, никому и слова не даст сказать. Но все изменилось после слов Энсиса.
Она не сразу поняла, что сейчас произойдет, когда тот, кто раньше был под личиной Рейна бросил в ее сторону взгляд. Она лишь чуть прикрыла глаза, стараясь скрыть скуку и усталость, которая начала давить на нее. Принцесса чуть ли не физически чувствовала ее. - Хочу извиниться за то, что произошло с твоей сестрой Маркус. Если бы я знал, что так обернется и в Гильдии Магов ее будет ждать опасность, не стал бы этого делать. Ее смерть никогда не стояла у меня в планах.
Это прозвучало настолько цинично, что Вилия потеряла дар речи и не смогла никак отреагировать. Ее душила обида, только остатками воли она сдержалась, чтобы не расплакаться. Извинялись не перед ней. Извинялись перед братом за то, что ее отправили в опасное путешествие. Ее даже не удостоили элементарными словами сочувствия. Комок застрял в горле. Вилию еще никто и никогда так не оскорблял.
- С этого момента хотелось бы поподробнее…
Ринмар конечно же ухватился за эти слова, но и он посмотрел на брата. Как будто самой пострадавшей не было в зале. Вилия молчала, сжав губу и опустив глаза, чтобы никто не увидел слез, которые готовы были брызнуть у нее из глаз от пережитого позора. Она воспринималась окружающими как мебель, как какая-то комнатная собачка, которая чуть было не выпала в окно и не разбилась. И теперь все извинялись перед ее хозяином. «За что они так со мной? За что?»
Лишь удар Маркуса вывел девушку из ее состояния и заставил поднять голову. Глаза были сухими и в них горели огоньки гнева. Она была рассержена, Она была в ярости. Брат же взяв ее за руку и со словами:
– Что же касается помянутой опасности, то я полагаю, что лучше меня об этом расскажет моя сестра, едва не ставшая жертвой этого события. Прошу тебя, Вил. Полагаю, почтенные члены Совета желают услышать все подробности из первых уст.
Вилия сделал пару шагов вперед, лишь касаясь кончиками пальцев ладонь брата и молча осмотрела всех присутствующих. Долго тянуть паузу она не собиралась. Да и много говорить тоже. Их же не интересовало ее мнение, что же, не стоит особенно и напрягаться. В ней говорила глупая детская обида.
- Я рада, - Вилия с горечью посмотрела прямо в глаза Энсису, - что у моего путешествия не было запланировано смертельного исхода с вашей стороны.
Девушка чувствовала, как взгляды окружающих ее людей прикованы к ней. По спине пробежали мурашки, стало зябко и жутко и захотелось укутаться в теплую шаль, но девушка была собрана.
- На следующей день после гибели нашего короля, принц Рейн вызвал меня к себе. Он попросил, - слово приказать она решила не озвучивать, потому что это было бы не правильно, все-таки выбор у Вилии тогда был, - меня отправиться в Мако-Кохан к Дагвуру Дагарту для того, чтобы поговорить с ним и узнать, какой настрой в Гильдии Магов. Весть о смерти короля еще не была обнародована и траур еще не наступил. Я выполнила его просьбу и отправилась в Гильдию Магов на летающем корабле. Который был мне предоставлен для этого. На обратном пути, выяснилось, что корабль пуст и команда, окружавшая меня, оказалась иллюзией. Корабль управлялся миньоном, который направил корабль к земле, сделав так, чтобы я и приглашенная мною виконтесса Фламма Эрумприя Де Тессера погибли во время крушения. Я не смогу объяснить род магии и то, как все это было сделано, здесь требуется отдельное расследование и изучения места падения корабля. Я даже не знаю, что произошло с командой, которая меня сопровождала в Мако-Кохан. Нам с Эр… виконтессой покинуть корабль раньше, чем он разбился. На наше счастье мы оказались в лесу, не далеко от Танраты. Добравшись до города, мы разделились, опасаясь что те. Кто покушался на наши жизни, может проверить, смог ли он довести дело до конца и продолжить наше преследование. Во дворец я вернулась вчера.
Вилия замолчала, она не стала дальше пересказывать свои злоключения, да и кому они были нужны. Принцесса бросила короткий взгляд в сторону Энсиса и отвернулась, обида вновь разбередила ее душу, и ей не хватало еще разреветься на Совете, как пятилетняя девчонка.
- Очень неприятная ситуация и хорошо, что вы выбрались из нее в целости и сохранности, леди Вилия, но рассказ не слишком... подробный, исчерпывающий, если можно так выразится. Повторяя слова вашего уважаемого брата - вы ведь понимаете, что этого не достаточно? У вас ведь есть что-то еще, что вы можете рассказать по этому делу? - заметил Кристофер. - Все же на вас было совершено искусное похищение, а о нем вы рассказали меньше чем за две минуты и, по правде говоря, картинка вырисовывается несколько незавершенной...
- Вы правы, - Вилия уже заметила за собой, что рассказчица из нее никакая. Но по-другому не знала как рассказать, - но мне будет проще, если зададут конкретные вопросы. Боюсь от себя мне добавить нечего. Я сама не понимаю, как это осуществили и зачем. Могу лишь сказать, что ни я, ни виконтесса не поняли, что нас окружает иллюзия до того самого момента. как корабль начал падать и терять управление.
Вилия посмотрела на Марка. в ее взгляде впервые появилась какая-то детская беспомощность.
- Рассеялись все, даже моя свита, сопровождавшая меня из здания Гильдии. На корабле были лишь я, Эрумпре и миньон.
- Детонька, может быть лучше будет, если ты расскажешь все по-порядку, спокойно, но обо всем, что тогда было? - мягко спросила супруга Кристофера. - Чтобы задавать вопросы - все же надо иметь хоть какое-то представление о том, о чем можно спросить, а с таким количеством информации...
- Леди права, принцесса, - неожиданно сказал Дагарт. - Учитывая, что вы отправлялись в Гильдию, чтобы переговорить со мной, мне бы особенно хотелось услышать детали. Поэтому - мы вас внимательно слушаем.
Исправил(а) Вилия - Понедельник, 19 Сентября 2011, 22:31
 
Эстль Понедельник, 19 Сентября 2011, 20:51 | Сообщение # 91





По одному лишь выражению лица Маркуса, было трудно понять: дошла ли главная мысль Эстля до него или нет, тем более, что отвечать принц не стал. Впрочем, насколько молодой колдун знал своего лучшего друга (а знал он его очень хорошо), бесстрастная ничего не выражающая мина была коньком Маркуса. Если Эстль намеренно выставлял свои эмоции напоказ, то принц умело их скрывал. Прошло немало времени, прежде чем Эстль, махнувший рукой на безуспешные попытки вывести принца из состояния зимней спячки, научился обращать внимание на малейшие детали, которые могли бы выдать настоящие чувства Маркуса, накинувшего на себя маску сосредоточенности и серьезности. Но, даже несмотря на это, стопроцентной уверенности Эстль не имел. А потому на помощь приходил один способ: действовать наугад! Вот и сейчас, вероятность того, что Маркус все понял правильно, была не более пятидесяти процентов – оставалось только надеяться.
Впрочем, Эстль не стал бы упрекать Маркуса, выйди тот из своего обычного состояния и рассмеявшись в сердцах над предположением колдуна. Эстль бы и сам посмеялся – давно ему уже не приходилось смеяться по-настоящему, не имитировать улыбку или оскал, а действительно смеяться. Над беззаботной шуткой, над собой ли или кем другим.
Версия Эстля, хоть и могла объяснить многие таинства и неожиданные открытия, выявленные прямиком в зале Совета, но по-прежнему была столь же правдоподобной, сколь и невероятной и неосуществимой. Если уж свидетельств полной смены внешности остались единицы, то практика внедрения двух сущностей в одно тело – была еще более неслыханной! Это ведь не просто операции над формой, но воздействие на нематериальное! Сама лишь мысль о возможности существования колдунов, способных на такое, не могла вызвать ничего, кроме недоумения.
– Прошу простить меня, господа. По вине этого человека я едва не потерял сестру…
Удар, совершенный Маркусом был настолько неожиданным, что Эстль даже не успел возразить. Лишь взмахнув правой рукой, дескать: «Ну что же с тобой поделать», колдун не двинулся с места. Не особо беспокоясь о здоровье обвиняемого, Эстль тем не менее, не мог одобрить факт порчи крайне ценного объекта, любое повреждение которого могло сказаться на результатах последующих исследований. А исследования будут, в этом он был уверен: и если не агентами Сада или Гильдии, то Черные Рыцари уж точно не упустят возможности тем или иным способом изучить способности колдуна, одурачившего всех хваленых королевских магов и колдунов. Но Эстлю приходилось помнить еще и о том, что если его теория окажется верна, то за шкурой темноволосого самозванца может быть до сих пор скрыт кронпринц Рейн – мертвый ли, а может и живой.
 
Маркус Пятница, 23 Сентября 2011, 01:11 | Сообщение # 92





Как гласит старинная, но оттого не утратившая актуальности поговорка, «Если на охоте ты не добыл оленя – ставь силки на зайца». Или, в не столь образном изложении, если тебе не удалось достичь большей цели – довольствуйся малой. Этим весьма полезным принципом Маркус руководствовался не раз, и в большинстве случаев он его не подводил. По сути, даже если какое-либо начинание не принесло успеха, оно всё равно не лишено пользы – благодаря нему, по меньшей мере, можно приобрести ценный жизненный опыт и впредь избежать досадных ошибок. В последние же дни обстоятельства складывались таким образом, что рассчитывать на крупный куш в нынешних дворцовых играх вряд ли стоило (по крайней мере, пока что) – на столе, крытом зелёным сукном, властвовали куда более матёрые и подлые игроки: и потому стоило довольствоваться любой крупицей удачи, доставшейся по воле случая или ценой собственных усилий.
Несколькими минутами раньше, излагая свой прочувствованный монолог про страшное и бесчеловечное зелье правды, неоднократно испытанное на людях (в том числе, разумеется, на грудных младенцах и беременных женщинах – замечание специально для газетных писак, обожающих строчить столь же вдохновенные, сколь и лживые статьи про «чудовищные зверства» и «бесчеловечные преступления» «убийц в белых (или чёрных) мантиях» – лекарей и учёных соответственно), Маркус отнюдь не стремился потупить взор в деланной печали или закатить глаза к потолку на манер кающегося грешника – напротив, внимательно следил за реакцией Энсиса на свои слова. По сути, он применил тот же трюк, коим воспользовался позавчера в тронном зале во время утреннего разговора с бывшим кузеном – нарочно прочувствованный монолог, исполненный провокационных фраз и усыпляющий бдительность собеседника… И теперь с немалым удовлетворением мог констатировать, что перевоплощение ничему не научило самозванца.
Ещё до конца монолога он успел сделать для себя несколько немаловажных выводов. Прежде всего, оборотень явно относился к числу крепких орешков, и расколоть его, просто «взяв на испуг» (на что и было рассчитано живописание эффекта препарата в Маркусовой речи – потому что просто так, ради пущей красивости или для того чтобы кого-то эпатировать, второй принц никогда и ничего не говорил), не выйдет – похоже, он был слишком самонадеян или глуп для того, чтобы осознать, что он вообще-то уже далеко не принц и не подпадает под категорию священных и неприкосновенных особ, и потому с ним по праву могут сделать что угодно: и спасибо ещё, что его не убили прямо в тронном зале… Далее, он явно был в курсе последних государственных разработок в области пенитенциарных методов, в том числе – методик дознания, сведения о которых в обязательном порядке поступали ко двору. (Но, разумеется, не в курсе собственных Маркусовых разработок, поскольку о своих тайных занятиях второй принц никогда и ни перед кем не отчитывался… но уж об этом-то никому говорить не стоило). «Хотя ума не приложу, за каким дьяволом кому-то пришло бы в голову сообщать об этом персонально душке-Рейни? Разве он имел какое-нибудь касательство к нашим дворцовым чиновникам, занимающимся этими вопросами? Хм, с другой стороны, мы же как-никак оба в Чёрных рыцарях состоим… ну ладно, состояли: теперь уже только я остался. Стало быть, по роду занятий ему такое знать было положено – хотя ей-богу, я ну вот вообще не могу себе представить, чтобы наследнику короны самостоятельно пришлось кого-нибудь допрашивать или участвовать в операциях, у него для такого холуи есть… Ладно, без разницы, главное что он это знает».
Последний вывод можно было сделать на основании той лёгкой улыбочки, что проступила на лице самозванца, когда он бросил взгляд на лицо Дагвура Дагарта, явно удивлённого словами Маркуса. (Верховный маг вряд ли имел богатый опыт в искусстве допроса или в актёрском мастерстве, как и Маркус, впрочем – но в отличие от последнего явно не был знаком с тем незатейливым правилом, что когда кто-либо начинает как бы невзначай провоцировать допрашиваемого на испуг, «давить на мочевой пузырь» – стоит ему подыграть, а не делать большие глаза: впрочем, ему было простительно). Допрашиваемый, не располагающий подобной информацией, вряд ли предположил бы, что удивление это вызвано ложными фактами: скорее это напрягло бы его ещё больше, заставив подумать, что колдун удивлён бесчеловечностью Маркусовых намерений. Нет, Энсис определённо знал, что подобных препаратов в допросах не использовалось – и оттого мог позволить себе улыбку, наверняка чувствуя себя в совершенной безопасности. У самого Марка же это вызвало лишь чувство глубокого удовлетворения, хотя виду он по обыкновению своему не подал, и даже отвёл взор якобы в приливе чувств, на случай если в глазах сверкнёт довольная искорка. «Что, оборотень, никак думаешь, Маркус брешет как сивый алхимик? О, не буду тебя разочаровывать: улыбайся на здоровье… До поры до времени».
Недоумённый вопрос Дагвура Дагарта касательно того, говорил ли он в самом деле что-либо касательно того, что при наличии зелья пыточная камера не понадобилась бы, к немалому сожалению второго принца, прошёл мимо его ушей – потому что, как уже упоминалось, прежде чем эта реплика прозвучала, ухо его было оккупировано Эстлем, спешащим донести до него свою идею. Сама же мысль настолько захватила Маркуса, что слова колдуна как-то отступили на второй план. Лишь впечатав удар в скулу Энсиса и оповестив его о принятых извинениях, он вновь вернулся к ним мыслями, несколько устыдившись того, что не дал ответа сразу. Впрочем, ответная реплика самозванца заставила это чувство отступить, немало позабавив второго принца. Ну конечно же, стоило ли ожидать чего-либо другого от того, кто совсем недавно был Рейном? «Несомненно достойный Блеймрийского принца жест», видите ли…
– Я тоже считаю, что это достойный жест, Энсис, – с прежним бесстрастием, даже не подпустив в свой голос насмешки, отозвался Маркус, не оборачиваясь к бывшему кузену. Поистине смехотворная ситуация, право слово: самозванец, шпион и убийца вздумал указывать ему на то, что с его точки зрения «достойно», а что «недостойно» – да ещё и указывая на его титул. Речь даже не о том, что на фоне его собственного деяния - убийства кронпринца, в коем он сам кстати и сознался - даже матёрый казнокрад выглядел бы праведником: прежде всего, глупо это было по той простой причине, что титул Маркуса, по сути, был ненамного менее липовым, чем «кронпринцевый» статус Энсиса. По логике вещей (коей, по мнению второго принца, в мире зачастую остро не хватало), вторым принцем должен был стать кузен Рейна Кристофер – по той причине, что являлся кронпринцу самым близким после сестры родственником. В то время как у Маркуса с кронпринцем в жилах текла едва ли четверть общей крови, если таковой можно считать кровь Ингрид, сестры королевы, а уж королевской крови – вообще ни капли. И потому, по воле чьей бы прихоти или глупости он ни был наречён вторым принцем, сути это не меняло совершенно – самому второму принцу именоваться таковым подобало примерно так же, как лошади – скакать на пяти ногах, или ворону – щеголять радужным оперением. Самого Марка, впрочем, это ни капли не тяготило (в отличие от его сестры Вилии: насколько юноше было известно, она достаточно болезненно воспринимала свой «второстепенный» титул): будучи учёным, в глубине души он относился к мирской власти как к тщете. Титула графа ему вполне хватало – лишь бы его не лишали собственной лаборатории и тех источников дохода, которые он открыл для себя отнюдь не поблажками родителей и кузена, но собственным умом. Так нет же, тебе на лоб ставят клеймо «второго принца» – и изволь нести его по жизни, хотя по большому счёту, самое большее, на что оно годно – так это на то, чтобы соблазнять девушек на балах: «Милая, а ты никогда не мечтала провести такую прелестную ночь с настоящим принцем?». Для Марка это вдобавок служило причиной того странного отношения, которое питал к нему бывший кузен, по некоторым слухам, периодически как бы вскользь намекавший на то, сколь несущественен Марков титул по сравнению с его собственным и как незначительны его полномочия в сравнении опять же с Рейновыми. У самого второго принца это вызывало невольную усмешку или желание при случае с невинным видом осведомиться: «Эй, Рейни, а меч у тебя тоже длиннее? Помериться хочешь?», и как бы невзначай кивнуть на пояс с ножнами. Кузен мог думать о нём что угодно, сам же Маркус видел корни такого мнения в проблеме особого рода, лежащей скорее в области трактатов святой Флорианы с её «Цертулианским синдромом»…
– Прошу великодушно простить за то, что не дал вам ответа сразу, лорд Дагарт, – негромко произнёс он, обернувшись к магу, когда Вилия дотронулась до его руки и подошла ближе. – Разумеется, вы ничего подобного не говорили. Вы лишь предположили, что «будь у нас возможность каждый раз варить такое зелье, какой был бы прок в пыточной камере»? – Он вновь позволил себе лёгкое пожатие плеч, словно говоря, «ничего более». Далее слово взяла его сестра, и второй принц обратил всё внимание на неё.
Ничего особо нового Вилия не сообщила: по сути, её речь ненамного отличалась от того печального рассказа, который её брат вчера имел честь выслушать в укромной нише на лестнице. (При воспоминании о том, как пришлось порезать ладонь шпагой, принц слегка поморщился и потёр запястье облачённой в перчатку левой руки, на сей раз с куда большей силой). Ингрид Де Уаэлби созерцала дочь со смешанным выражением жалости и ужаса во взоре: в глазах её уже поблескивали первые жемчужины слёз, а когда Вилия наконец замолчала – она опустила голову и прижала к глазам кружевной платок. Остальные недолгое время хранили неловкое молчание – однако первым голос подал Кристофер. Разумеется, он счёл нужным указать на недостаток подробностей в рассказе принцессы. С одной стороны, это было справедливо, с другой – трудно было ожидать от девушки, да ещё столь чувствительной как Вилия, бесстрастного и детального рассказа о том, как её – всего-то, подумаешь, пустяки какие – чуть не убили. Как будто подобное с ней происходило по десять раз на дню. Маркус, впрочем, на эту реплику не отреагировал никак, тем более, что сама Вил извинилась за недостаточно внятное изложение. Когда она взглянула на него с жалобным выражением во взоре, сердце второго принца болезненно дрогнуло от сочувствия пополам с братской нежностью: будь его воля, он обнял бы её за плечи, однако сейчас вокруг них были члены Совета – и потому он просто взял её за руку повыше локтя и слегка сжал, словно желая приободрить.
Когда же свой голос подала Изабелла, у Маркуса возникло острое желание пренебрежительно сморщить нос – хотя он этого, разумеется, не сделал, и даже взгляда не бросил в сторону невесть как затесавшейся на Совет леди. В её обращении к его сестре второму принцу послышалось нечто гадостно-снисходительное, невзирая на вроде бы мягкий тон. «Тоже мне нашла себе «детоньку», курица! Как будто ты ей по годам уже в мамки годишься. Своих деток заведи, с ними и сюсюкай: или Крис тебя никак ребёнком осчастливить не может? «Детонька»… Цыпонька, может быть лучше будет, если ты смежишь ненадолго свой клювик и перестанешь своему муженьку подкудахивать? А то что-то сдаётся мне, вы с ним на два голоса петь собрались…». К сожалению, леди Изабеллу поддержал сам Дагвур Дагарт, а потому уклониться от ответа Вилии не удалось бы никак. Видя, что сестра пребывает в замешательства, Маркус выждал несколько секунд, после чего коснулся рукой её плеча, словно прося слова.
– Возможно, нам стоит предоставить леди Де Уаэлби возможность немного собраться с мыслями, чтобы дать нам развёрнутый ответ, – произнёс он. – Пока же, дабы не терять времени, я хотел бы вынести на рассмотрение Совета ещё одну версию. – Он сперва намеревался указать на Эстля, но почти сразу передумал. Упомянуть о том, что версия принадлежит именно ему, можно было и потом: а если предположение окажется правдой, это могло навлечь на Маркусова лучшего друга серьёзные неприятности.
– Как мы уже уяснили из слов сэра Соурса, – продолжил он, – его роль в свершившихся событиях сводилась к постановке мысленного щита. Поскольку печать действовала по принципу обратной связи, вполне очевидно, что она была наложена уже после того, как был создан щит. В связи с этим стоит поинтересоваться у почтенного сэра Соурса, когда именно он провёл упомянутую процедуру над кронпринцем… а также обдумать ещё один возможный вариант событий.
Маркус демонстративно извлёк из кармана камзола монету. Продемонстрировав окружающим «гэл» – сторону с портретом короля Гэла – он крутанул её на костяшке пальца (трюк которому он научился у наставника Жерара, заставлявшего его тренировать ловкость пальцев), лёгким движением руки подкинул кверху, поймал на тыльную сторону ладони и прихлопнул другой рукой – после чего вновь продемонстрировал аудитории монету, на сей раз выпавшую «тродом». Эта небольшая демонстрация, по сути, была не так уж нужна, но так выходило более наглядно.
– Мы упорно говорим об этом юноше и кронпринце Рейне как о разных людях, – продолжил он. – Этим обусловлено то, что мы пытаемся понять, как на самозванце мог стоять тот же щит, что и на принце; как могла быть наложена на него печать, в какой момент его подменили, и как сумели навесить на него ментальную защиту принца… Но что если, – он бросил взгляд в сторону Соурса, – его никто и не подменял? Возможно, тело принца Рейна незачем искать где-нибудь в овраге или в канализации с раной под ребром – потому что тело это сейчас перед нами, вполне живое. И речь идёт отнюдь не о физическом умерщвлении… – Он сложил руки за спиной, обернувшись к бывшему кузену. – Господа, я веду к тому, что, быть может, принц Рейн и самозванец Энсис – не два разных человека, но всего лишь две стороны одной монеты? Две натуры, заключённые в одно тело? И сейчас, когда печать снята, мы узрели не подлинную сущность под маской кронпринца – но лишь другую сторону монеты?
 
Энсис Пятница, 23 Сентября 2011, 02:48 | Сообщение # 93





Конечно, стоило отдавать отчет о впечатлительности Вилии, однако, все-таки, неприятность была достаточно серьезной, и произошла она достаточное время назад, чтобы о ней можно было рассказать полноценно. Учитывая, тем более, что старшая принцесса все же уже несколько раз делала попытки. Давить на нее, безусловно, было бы слишком жестоко, но, в конце концов, в данной ситуации стоило отдать дань и тому, что чем раньше бы стало известно о том, что с ней случилось, тем быстрее можно было бы принять меры. А что если она еще целую неделю или месяц пробудет в таком состоянии? А может быть и еще дольше? Все будут ждать, пока Вилия отойдет от шока? Все же, эта не та ситуация, когда есть возможность ждать даже лишний день, как бы бессердечно это не звучало. Будь Энсис не в его нынешнем положении, он смог бы заняться проблемой с неизвестными убийцами, но даже сейчас, на Совете, Вилия не может связать и двух слов. Это было немного удручающе, пусть Энсис и понимал, что юной девушке, тем более такой эмоциональной и впечатлительной как Вилия, привыкшей только к общению со свитой и высшими господами, подобные приключения доставят больше тяжелых мыслей, чем кому-либо (даже Энни, пожалуй - та бы просто была в бешенстве от самого факта покушения на свою жизнь), и тем не менее, глупо было искать в этом ей оправдание. И Энсис не собирался этого делать. Поэтому когда Вилия поведала о том, что с ней произошло, Энсис лишь прикрыл глаза и покачал головой.
«Мы просто ходим кругами, она повторяет почти одно и то же, разве что где-то всплывают какие-то мелкие детали, по сути ничего не дающие», - поймав себя на мысли, что его это немного раздражает, хотя скорее это чувство вызывало понимание того, что размышлять на эту тему он опять не сможет как следует без дополнительных сведений, Энсис обратил внимание на Кристофера и его жену. Тот тоже заметил, что рассказ был весьма малосодержательным, в чем Изабелла его поддержала, а затем к их словам добавились и слова Дагарта. Да, уж кому-кому, а ему эта ситуация, пожалуй, нравилась меньше всего. Принцессу отправляют к нему на аудиенцию по поручению, как оказывается, лже-принца, а после этого ее едва не лишают жизни. Странно, что никто до сих пор не обвинил его в том, что это он запланировал избавиться от Вилии, даже несмотря на слова о том, что он к этому непричастен, и еще более странно то, что Маркус отнесся к этому так спокойно. Его удар – был просто жалок по сравнению с тем, что сделал бы сам Энсис с кем-то, узнай, что он спланировал убийство родного человека, а потом еще и сказал, что к этому непричастен. Парень слабо верил в то, что Маркус не рассматривал версию того, что это он подстроил все это, иначе бы его слова были иными, отличными от тех, что он сказал. Но к этому как-то не очень вязалось то, что Маркус принял извинения, как будто поверил Энсису. Что тоже казалось маловероятным. Хотя реакция принца могла быть просто игрой, очередной. И что еще более странно – почему на это не обратил внимания никто, кроме Маркуса?
«Как будто здесь есть кто-то, кто спланировал это, - спокойным, но каким-то волчьим взглядом лже-Рейн окинул всех присутствующих. – Или кто-то, кто знает того, кто это спланировал. Поэтому они и не интересуются. И выбор-то невелик…»
Однако ответить Вилии не дал Маркус, вмешавшись в самый неподходящий момент, решив огородить сестренку от «нападок» любопытствующих. Это было весьма некстати, потому что больше походило не столько на защиту сестры, сколько на отвод разговора в нужную ему сторону. Как всегда, хоть в таком виде, но желание Маркуса быть всегда «сверху» проявлялось в свойственной ему манере.
На вопрос, заданный Маркусом Дагарту, сам колдун вообще никак не отреагировал, лишь чуть приподнял брови, напустив на лицо задумчиво-мечтательное выражение, видимо решив, что вопрос второго принца был риторическим. Впрочем, Энсис тоже счел бы его таковым. На такой даже и отвечать-то не было смысла…
Однако затем Марк переключил свое внимание на Соурса, как и сам Энсис. На первый вопрос принца он прокашлялся и покачав головой, произнес:
- Щит на настоящего принца был наложен еще в его детстве, этот щит обновляется через каждый год… - он сделал паузу, в воздухе же сразу повисла мысль, что в таком случае принца могли подменить когда угодно. - Но я все же не единственный телепат в стране, - вдруг заметил Соурс. - И я хотел бы отметить также слова принца... я убежден, что этот человек принц Рейн, но после слов о том, что это может быть наложения я попытался припомнить причину, по которой было бы необходимо подобное… изменение, но не смог. До этого не было необходимости размышлять над причиной, поэтому я и не задавался этим вопросом, и не видел того, что не могу вспомнить эту причину. Возможно, это какое-то заклятье из серии тех, которые не могут внушить того, о чем человек понятия не имеет. Однако с помощью него вполне можно убедить человека в том, что перед ним какое-то определенное лицо, тем более если он убежден в этом изначально сам.
Энсис закрыл глаза и беззвучно вдохнул через нос. «Единый, ну наконец-то! Он подумал над этим… хотя, ладно, ведь его никто не предупреждал о том, что он когда-то попадет в такую ситуацию… Моя вина, прости Соурс».
- …Но что если, – вдруг голос Марка как будто изменился, заставив Энсиса серьезно посмотреть в свою сторону, – его никто и не подменял?
Брови парня едва заметно нахмурились. На мгновение даже стало любопытно узнать, какую же версию хочет выдвинуть Марк. «Надеюсь это не будет касаться того бреда, который он подхватывает от всех этих лордовых сынов из Серебряного Сада или не дай бог сам себе по вечерам надумывает касательно своего высокомерного кузена Рейна…» - некстати проклюнувшийся сарказм удивил даже самого Энсиса, все же, по всей видимости, отсутствие печати давало о себе знать. И все же, мысль была и Энсис как некстати вспомнил о том, какие слухи порой пускали про него те недальновидные товарищи из Серебряного окружения, которые частенько посещали дворец и, безусловно, считали брата-мага в лице Маркуса более интересной фигурой. Конечно, вся эта его манящая таинственность... Энсис мысленно передернулся, также мысленно выдав короткий жест отвращения. Не на счет Маркуса. На счет этих магов. Хотя... кто знает, может быть у них были общие темы для разговора, на счет того же Рейна? Возможно, по вечерам, за вином, они обсуждали принца и приписывали ему те недостатки, которые считали настоящими... Как знать, может быть, у них было такое хобби? Учитывая, как порой Марк разговаривал... возможно, Энсис не сильно удивился было такому варианту.
- …Возможно, тело принца Рейна незачем искать где-нибудь в овраге или в канализации с раной под ребром – потому что тело это сейчас перед нами, вполне живое. И речь идёт отнюдь не о физическом умерщвлении… - Марк повернулся к нему. – Господа, я веду к тому, что, быть может, принц Рейн и самозванец Энсис – не два разных человека, но всего лишь две стороны одной монеты? Две натуры, заключённые в одно тело? И сейчас, когда печать снята, мы узрели не подлинную сущность под маской кронпринца – но лишь другую сторону монеты?
«…и то, что люди меняют обличие при раздвоении личности – это случается сплошь и рядом, поэтому нечего тут удивляться, это я вам как великий маг говорю», - продолжил за Маркуса Энсис. Но все же мысленно отметил, что что-то в этой версии все же было, что заставило его почувствовать какую-то вину за всю прожитую жизнь. «Но я ведь действительно убил его… можно ли это отрицать?..»
- Раздвоение личности? – удивленным голосом вопросила мать второго принца. – Но разве возможно…
- …чтобы облик можно было при этом менять как костюм? – закончил за нее Дагарт, взглянув при этом на графиню, которая чуть опасливо поджала губы.
- При раздвоении личности одна личность – настоящая, а вторая – паразит. С телепатической точки зрения, - добавил Соурс. – Эта личность не может иметь собственного облика, только в каких-то своих представлениях о том, как она должна выглядеть. Но даже если допустить данную версию – какая личность из этих двух – настоящая, и кому могло понадобиться запечатывать эту, если настоящая она?
- Сдается мне, если бы у принца было какое-то раздвоение, это бы кто-то заметил, - чуть кивнув, произнес Дагарт пожав плечами и чуть разведя руками в стороны. – Кто-нибудь замечал за кронпринцем когда-нибудь появление личности, кардинально отличной от его, скажем так, изначальной? С раздвоением личности же не рождаются, а известно об этом могло стать кому-то только после проявлений подобного… - Дагарт приподнял брови, с легким замешательством почесав указательным пальцем правый висок. Энсис вдруг свел брови и чуть сощурил глаза. - …ну вы поняли. Так что?
Колдун поднял взгляд на присутствующих.
 
Вилия Суббота, 24 Сентября 2011, 00:51 | Сообщение # 94





Она понимала, что от подробного изложения ее злоключений не отвертеться. Но что поделать, что из принцессы всегда была отвратительная рассказчица. Ей всегда было скучно излагать историю, останавливаясь на каждой мелочи, старательно и скрупулезно вспоминать каждую деталь. И дело тут было уже не в ее собственных переживаниях, а в элементарной нетерпеливости ее натуры. Начиная рассказ, она очень быстро понимала, что хочет его закончить. Вилия не понимала, зачем большинству из присутствующих детали, если многие из придворных кроме утоления собственного любопытства вряд ли смогут что-то понять или хотя бы объяснить, как это было осуществлено. Она бы предпочла рассказывать все более узкому кругу, но вряд ли это получилось бы.
Вилия бросила благодарный взгляд на брата, который всеми силами старался ее поддержать, но слова Изабеллы вызвали у девушки лишь вспышку ярости. Она подождала, пока Марк выговорится и начала говорить. Чем быстрее она с этим разделается, тем лучше. Хотя ее брат поднял любопытную версию, того, кем являлся на самом деле Энсис, но ее монолог не стоило откладывать.
- Восемнадцатого инлания принц Рейн вызвал меня во дворец, - она понимала, что сейчас просто вклинилась в беседу, но раз от нее хотели подробностей, то они будут. – Лишь во дворце я узнала от самого принца о смерти короля и о том, что возможно его убили. Смерть была подозрительной. Так как мой брат находился не в Кагорле, то его место пришлось занять мне. Моей задачей было прибыть в Мако-Кохан в Гильдию Магов и поговорить с присутствующим здесь Дагвуртом Дагартом. Принц подозревал, что в среде магов зреет заговор и есть те, кто не только желали зла королю, но и осуществили удачное покушение.
Она говорила спокойно и четко, казалось, что ни одно слово не вызывает у нее никакой реакции, кроме усталости и скуки.
- Отправилась в путь, по собственному настоянию, а не по просьбе Рейна этим же вечером. Отправиться в Мако-Кохан должен был мой брат, но его не было в городе. Ночное путешествие в Гильдию описывать не буду, вряд ли присутствующим будет интересно узнать подробности семейной жизни капитана королевского корабля «Гордец» и то, как он мечтает о внучке. Прибыла я на место утром следующего дня. Погода была отвратительной, но это вряд ли тоже относится к делу. В холле основного здания меня и мою свиту встретила Эрумпре и проводила в покои для гостей. Мы договорились, что я поговорю с уважаемым Дагартом, - Вилия чуть наклонила голову в сторону волшебника, - во время обеда, но все вышло несколько раньше. Разговор был не столь содержателен, как может быть мне думалось. Мы обсудили взгляды магов и всего магического сообщества на ситуацию в стране. Смерть короля еще не объявили, поэтому говорить было практически не о чем. Потом, я вернулась в гостевые покои, где мило побеседовала с Эрумпре, которой и предложила отправиться в Кагорл вместе со мной. В этот момент я отпустила всех служанок, и мы в комнате были достаточно долго одни. Потом я отправилась на корабль, с виконтессой мы договорились встретиться у подъемника. Потом отправились на корабль. Я была немного уставшей и не особенно обращала внимание на то, что команда и особенно мои сопровождающие стали допускать много ошибок в этикете. Но как-то все это было тогда не важно. Мы разместились в гостиной с Эрумпре и двумя служанками, нам подали чай и пирожные. Неожиданно посреди абсолютно мирного разговора корабль встряхнуло, потом еще раз. Служанки стали кричать, за нами пришел помощник капитана и предложил идти за ним. Вглубь корабля, но Эрумпре настояла на том, чтобы мы пошли в рубку, когда Эрумпре забралась туда. Неожиданно окружающие нас просто пропали. Корабль вообще выглядит в тот момент опустевшим. Я поднялась в рубку и увидела там миньона, который управлял кораблем и направлял его вниз. Я и моя спутница должны были погибнуть в катастрофе. Дно корабля уже царапали верхушки деревьев, и он вот-вот должен был начать разваливаться. Тогда Эрумпре предложила спрыгнуть с корабля и, применив заклинание Ледяной тропы достичь земли. Его пришлось читать, уже выпрыгнув с корабля. Очутившись на земле, мы остались рядом с упавшим кораблем и переждали ночь. Утром же пошли в поисках жилья. Оказалось, что крушение произошло недалеко от Танраты. Дальше все было просто, я достигла нашего поместья. Привела себя в порядок и вернулась во дворец, наняв лодку. С Эрумпре мы разделились еще до того, как вошли в город. Думаю, теперь у вас есть возможность задать мне вопросы.
- Вы сказали, что окружающие вокруг вас неожиданно пропали... - нахмурив брови, произнес Дагарт. - Что вы имеете в виду?
- Неожиданно? - Вилия чуть нахмурилась и покачала головой. - Я не правильно выразилась. Они пропали после того, как Эрумпре прочитала заклинание. Но в тот момент, когда заклинание прозвучало, я не ожидала, что все. кто окружает нас, всего лишь иллюзия.
- А с чего виконтесса вдруг решила, что на корабле иллюзия? - скрестив руки на груди, спросил Ринмар, хмуро глядя на колдуна и принцессу. - Откуда такая уверенность? И если это было так заметно... почему этого никто не заметил ранее?
- Иллюзия, она на то и иллюзия, чтобы подменить реальность, - ответила Вилия, непроизвольно начиная защищать Эрумпре, - дело в том, что мы не сразу поняли, что падает корабль. Не может такого быть, что за болтовней принцесса и виконтесса так увлеклись, что не обратили внимание на то, что падают. Мы смогли понять, что происходит что-то не то лишь в последней момент и я уверена, что это случайность и просчет того, кто все спланировал.
- Спасибо, Вилия, что вы напомнили всем здесь и магам в том числе, для чего нужны иллюзии, - нейтральным тоном произнес Ринмар, - но вы пропустили мимо ушей мой вопрос. Что заставило виконтессу Де Тессеру подумать о том, что на корабле лежит иллюзия? Как вы ранее сами сказали, иллюзии призваны менять реальность в обход пониманию о том, что они существует - как же получилось так, что такую мощную иллюзию по сокрытию вы изначально не заметили, а затем виконтесса внезапно прозрела? Как если бы она знала немного больше обо всем этом и о данных иллюзиях.
Исправил(а) Вилия - Суббота, 24 Сентября 2011, 21:08
 
Эстль Воскресенье, 25 Сентября 2011, 21:49 | Сообщение # 95





– Раздвоение личности? Но разве возможно…
– …чтобы облик можно было при этом менять как костюм?
Эстль был явно доволен собой, хоть и старался не слишком это демонстрировать. Из той короткой фразы, произнесенной колдуном, Маркус действительно уловил именно то, что Эстль намеревался ему передать.
Из всех небылиц Серебряного Сада, компания, состоящая из представителей двух династий: Дагартов (Эрумпре и Эстль) и Де Уаэлби (Вилия и Маркус ), наверняка была самой невероятной. Иной раз, окончив магическую школу, Эстль задавался вопросом: а поверил бы он, узнай, что ему предстоит водить дружбу со Вторым принцем королевства? Впрочем, Эстль бы ничему не удивился, а просто попробовал бы. Другое дело: поверил бы в это Маркус? Ведь оба юноши были полными противоположностями друг-другу: энергичный, неугомонный Эстль, и нарочито серьезный Маркус. Даже цвет их волос отличался как два полюса магнита: отливающие золотым локоны Эстля и темно-коричневые волосы Маркуса. И стоит ли говорить, что принцу выпадала незавидная роль эдакого «тормоза», призванного приглушать порой излишне самоуверенные авантюры друга. Но школьные годы прошли, и четверку раскидало кого куда: Эрумпре погрузилась в изучение телепортов, Эстль занялся своими собственными колдовскими изысканиями, изредка прерываясь на лекции в Саду и выполнение поручений. Маркус же с Вилией вернулись в столицу. За все это время Эстлю не выпадал шанс встретиться со своими друзьями, за исключением кратких, мимолетных обменов взглядами на очередном светском приеме, которые колдуну порой приходилось посещать. И иногда он вопрошал себя: не дала ли их дружба слабину? Сейчас же, когда Маркус стоял в шаге от него, Эстль понял: «нет, не дала».
Хмф, менять облик, значит, невозможно, а носить печати, обнуляющие телепатию – вовсе нет? – шепнул Эстль Маркусу. Пренебрежительный тон в голосе колдуна сложно было не заметить, как и вызов, с которым он исподлобья поглядывал на восседающих королевских родственников, не исключая и своего отца.
Тем временем основное внимание Совета переключилось на Вилию, в очередной раз поведавшую собравшимся свое злоключение на борту воздушного корабля. Разница на этот раз была в том, что местом для откровения была отнюдь не уютная гостиная, а число слушателей увеличилось во много раз.
Прикусив нижнюю губу, Эстль вновь выслушал историю принцессы, с неудовольствием наблюдая за неловкими попытками девушки парировать нападки (по-другому не назовешь) Ринмара. В самом деле, с какой это радости на скамейку подозреваемых посадили Вилию? А уж попытку обвинить Эрумпре, Эстль не мог пропустить просто так.
При всем уважении и почтении к Ее Высочеству, – не дав Вилии открыть рта в ответ на последнее фразу Ринмара, заявил колдун, выписав ладонью изящный пируэт и совершив легкий поклон, достойный приглашения на танец, – но виконтесса Де Тессера – намного более опытный маг, не обремененная тяжестью королевского титула, а потому – имеющая больше времени на практику и магические изыскания.
Эстль демонстративно не смотрел на Вилию, боюсь встретиться с ней взглядом. Желая защитить как ее, так и Эрумпре, колдуну пришлось пойти на этот шаг, принизив магическую значимость принцессы. Правда или нет, но обижать Вилию Эстль не хотел. Но ростки негодования уже начали давать всходы, и колдун прилагал большие усилия, чтобы не выпустить их наружу. Не мог понять Эстль и своего отца: уж кто, как не ему, должно быть известно, что Эрумпре не может быть причастна. Впрочем, раз старик хранил молчания, скрывая сей факт, значит тому должна быть причина. Так что Эстль постарался обойтись без этого козыря.
Я не сомневаюсь, что виконтесса, работавшаяся с таким сложным изобретением, как телепорт, не могла не заметить странностей в поведении команды, а уж странность была, – с нажимом на слово «странность» продолжил он. – Попытка потопить воздушный корабль членом команды – уж больно очевидная странность. Членом команды королевского корабля. Думаю, не стоит говорить, через какие экзамены проходит экипаж судна подобного рода. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что либо весь экипаж до единого, до последнего юнги, взбунтовался и решил окончить жизнь королевской особы, погибнув при этом самим; либо же, раз команда бездействует во время чрезвычайной ситуации, с этой самой командой что-то не так.
Медленно повернувшись кругом на одном месте, дабы посмотреть на каждого присутствующего, мага-не мага, колдуна-не колдуна, Эстль продолжил.
Не знаю, как обучали в Саду в ваше время, почтенные лорды и леди, – Эстль вновь деловито поклонился, – но мои ученики – еще совсем юные маги и колдуны, прекрасно знают: если подводят глаза, если лжет и сердце, то стоит довериться интуиции и инстинктам – они не подведут никогда. – Задержав взгляд на Энсисе, Эстль повернулся к принцессе и незаметно лукаво подмигнул ей. – Уверен, виконтесса просто на несколько секунд опередила Ее Высочество с заклинанием. И я склонен считать, что иллюзия была не столь мощной, сколько хитрой и тонкой, рассчитанной на доверии принцессе к команде – ведь до Махо-Кохана она долетела без происшествий.
Все то время, пока Эстль говорил, отец смотрел на него задумчиво и немного хмуро, как будто размышляя о чем-то своем, поставив правый локоть на ладонь левой руки, прижатой к животу, и потирая кончик носа.
- А что вы сами, лорд Дагарт, думаете на счет всего этого? Вы упомянули телепорты... какая связь между их изучением и этими иллюзиями? Или это просто с целью убедить нас в высоких умственных способностях виконтессы? - без язвительности спросил Кристофер.
Несомненно, и с этой целью тоже, Ваше Высочество. – Совершенно серьезно ответил Эстль. – Однако я хотел бы обратить внимание Совета на то, какой важностью обладает научная работа виконтессы, раз она привлекла к себе столь пристальное внимание уважаемых ученых и исследователей, Магического Сообщества, а так же Его Величества лично. – Колдун сделал вежливую паузу, упомянув почившего монарха. – Я более чем уверен, что персону виконтессы Де Тессера не могли оставить непроверенной - все таки речь идет о дорогом и очень опасном изобретении, и перед его осуществлением, необходимо полностью удостовериться в... – Эстль вновь на мгновенье остановился, словно выбирая подходящее слово, – надежности изобретателя.
- Но не настолько, чтобы проверять всю подноготную и читать мысли, - заметил Дагарт, хмуро посмотрев на сына. - В компетентности всех учеников и выпускников Сада, продолжающих работу в оном или же Гильдии, убеждают их действия во время учебы и дальнейшей службы. Мы не можем сканировать каждого ученика и сотрудника Сада каждую день или неделю, да и не имеем права на это, в общем-то.
- А, Эстль, - тихо произнес Кристофер как-то даже почти по-дружески, - я прошу тебя, не вешай на меня титул, которого на мне нет, оставь это для других господ.
Казалось, в голосе сына инфанта прозвучала даже почти мольба. Тем временем завязался разговор между Ринмаром и Дагвуром:
- То есть, Дагарт, вы допускаете, что ваша племянница могла иметь отношение к произошедшему с принцессой?
- Теоретически это возможно, практически - вряд ли. Она очень болтливый стихийный маг, не склонный к принятию серьезных решений, когда дело касается чьей-то жизни, ей сложно брать ответственность за кого-либо на себя, вряд ли бы она подписалась на подобную авантюру...
- Так "вряд ли" или "не подписалась бы"?
- Не подписалась бы.
- Да, но пока что все, что мы имеем - ваши слова.
- Мне казалось, слова первого королевского колдуна имеют хоть какой-то вес.
- Имеют, но не такой большой, как до произошедшего с принцессой Вилией, отправившейся на встречу с вами, а затем едва не погибшей, находясь на корабле вместе с вашей племянницей. И при всем этом стоит учесть, что на корабле был миньон, что лишний раз подтверждает участие в этом деле колдуна.
- Намекаете на то, что это покушение могло быть спланировано мной, Ринмар? - едва заметно улыбнувшись, но при этом очень прохладно задав вопрос, Дагвур чуть склонил голову набок.
- Не намекаю. Лишь обрисовываю ситуацию, которая и без меня вырисовывается. Я сомневаюсь, что вы к этому причастны, Дагарт, и не буду этого скрывать, однако картина складывается не самая лицеприятная, в основном из-за участия в этом деле вашей племянницы.

-"Если бы в этом был замешан кто-то из Дагартов, вы, Ваше Высочество, узнали об этом только, будь таково запланировано изначально", - язвительно подумал Эстль, но промолчал.
Не поведя и ухом в ответ на довольно нелепые, на его взгляд, попытки отца отстоять честь кузины Эрумпре, Эстль, тем не менее, не мог не задаваться вопросом: почему Дагвур не рассказал правду, ведь он просканировал ее еще там - в Гильдии. Впрочем, если Ринмар настолько скептически относится даже к критическому описанию виконтессы, то заверение в том, что мысли ее были чисты, результата не принесет, а только дело ухудшит.
- Как бы то ни было, Ваше Высочество, - теперь уже к Ринмару обращаясь, начал Эстль, - существование миньона было выявлено именно виконтессой. Помощь принцессе в бегстве с падающего корабля - ею же. Обеспечение безопасности на земле - очевидно тоже. На мой взгляд, подобные действия - не предательство, - Эстль едва заметно хмыкнул, - а героизм.
- Вы слишком молоды, Дагарт и слишком наивны. Даже если виконтесса здесь не причем, и учитывая, что даже ваш отец за нее поручился, не говоря уже обо всем остальном - действия виконтессы на корабле отнюдь не означают ее невиновности, - заметил Кристофер. - В истории были и более нелогичные на первый взгляд вещи, которые были лишь частью замысловатого плана. Хотя, лично я тоже крайне сомневаюсь в том, что леди Эрумпре могла принимать участие в заговоре подобного рода.
Кристофер улыбнулся, но улыбка получилась слегка кривоватой.
Исправил(а) Эстль - Четверг, 29 Сентября 2011, 21:41
 
Вилия Пятница, 30 Сентября 2011, 01:28 | Сообщение # 96





Удар по самолюбию принцессы сыпались один за другим, да так, что Вилия была просто потрясена тому, с какой ее легкостью отодвинули в сторону, обсуждая покушению на нее саму. Она понимала, что была не лучшей рассказчицей, но чтобы ее словами настолько пренебрегали, подумать не могла.
Эстль с грацией, достойной гарабинта решил вмешаться в разговор и начать строить свои высказывания. основываясь на ее рассказах и своих домыслах. Вилия конечно понимала, что Эстль непроизвольно стремился защитить Эрумпре и ее Вилию, но подобная услуга была слишком неуклюжа.
– Но виконтесса Де Тессера – намного более опытный маг, не обремененная тяжестью королевского титула, а потому – имеющая больше времени на практику и магические изыскания.
После этих слов желание отвесит подзатыльник несносному отпрыску Дагвурта Дагара начал формироваться в голове Вилии с отчетливой ясностью. Она даже видела себя в мыслях, делающей шаг к молодому колдуну и отвешивающая звонкий подзатыльник.
- То есть, Дагарт, вы допускаете, что ваша племянница могла иметь отношение к произошедшему событию с принцессой?
"Вот Эстль и договорился, что обвинения посыпались на голову бедной Эрумпре. Да как они могли? Да как только посмели?"
Спор стал разрастаться, лишь все больше раздражая вторую принцессу Блеймру.
Глаза Вилии гневно сверкнули, она чуть было не топнула, как обычно делала лет этак в пять, требуя себе лошадку. Но вовремя себя сдержала и позволила себе в очередной раз вклиниться в беседу слишком решительно и грубо.
- Позвольте, но вы даже не посчитали нужным узнать, почему было произнесено заклинание снятия иллюзии у меня. Я была свидетелем событий, а вы, - Вилия вела себя слишком вызывающе, но позволить обвинять ту, кто спас ее жизнь она не могла, к ней вернулась ее прямолинейность и легкая язвительность, которой она славилась при дворе, - углубились в предположения и домыслы. И догворились уже до абсолютно абсурдных выводов. Данное заклинание было применено в качестве эксперимента. Просто, как проверка версии. Мы видели, что вокруг что-то происходит странное.
Вилия посмотрела на Ринмара, ее губы тронула легкая усмешка:
- Падающий корабль, треск и грохот в его корпусе и подрагивающая под ногами палуба указали нам на то, что явно происходит что-то не то. Отсутствие капитана в рубке и нахождение там миньона так же натолкнули на некоторое подозрение, что команда корабля не могла не заметить, что их непосредственный начальник не выполняет своих обязанностей.
"И если сейчас Эстль начнет что-то уточнять, то я... я..." Вилия так и не смогла сформулировать в своей голове страшную кару. которую была готова обрушить на голову Дагарта младшего.

- И как ваши слова доказывают, как и ваше участие в снимании иллюзии, что виконтесса не могла быть одной из тех, кто принимал в этом участие, Вилия? - развел руками Кристофер. - Я повторюсь, что порой игры высших мира сего могут быть чертовски запутанными и кто знает, с какой целью кто-либо мог разыграть это представление и поручить виконтессе спасти вам жизнь. Хотя, я вновь повторюсь, я лично крайне сомневаюсь, что виконтесса могла пойти на подобное. Пусть я видел ее всего лишь несколько раз, но, как ни странно, слова вашего отца, Эстль, стояли как-то всегда выше каких-либо домыслов. Полагаю, и не у меня одного такое отношение к этому.

- Я очень рада, что вы сомневаетесь, - ответила Кристоферу Вилия, - но любое обвинение, брошенное на Совете должно иметь под собою нечто большее, чем обычные рассуждения и предположения. Нет доказательств, что Эрумпре могла быть в этом замешана. Ее вообще не должно было быть на корабле. Она на него не напрашивалась и попала на борт в самый последний момент.

Кристофер выставил вперед ладони, показывая, что уступает, но что-то в выражении его лица говорило, что он мог бы ответить и на это заявление безо всякого труда, но не счел необходимым это делать.
Исправил(а) Вилия - Пятница, 30 Сентября 2011, 15:41
 
Маркус Понедельник, 03 Октября 2011, 16:58 | Сообщение # 97





Одной из тех вещей, которые второй принц не переносил более всего остального, было – пусть это и показалось бы кому-то невероятным – пустословие. У тех, кто имел честь водить близкое знакомство с Маркусом, подобное заявление наверняка вызвало бы усмешку – всем была известна привычка Его-непонятно-с-какой-стати Высочества временами пускаться в пространные рассуждения, раскладывая всё по полочкам, развешивая ярлыки и занося всё в объёмистый каталог – в связи с чем он успел прослыть в некоторых кругах занудой. Подобную манеру общения он изучил ещё в Серебряном Саду: ничего удобней для ответов преподавателям на занятиях и экзаменах нельзя было и придумать. Любому студенту (разумеется, никак не кому-нибудь вроде душки-Рейни или его драгоценного дядюшки Ринмара, никогда не знавшим всех прелестей и тягот студенческой жизни) хорошо известно, что краткий и ёмкий ответ хотя и свидетельствует о достаточных знаниях студента, но вместе с тем таит в себе опасность – потому что побуждает преподавателя задать неизменный дополнительный вопрос. И если ответа на таковой не найдётся – это может повлиять на отметку не в лучшую сторону, невзирая на изначально правильный ответ. Зато если вплести этот ответ в замысловатое кружево рассуждений, добившись притом, чтобы они гармонично сложились в единую картину… Это гарантирует, что преподавателю наскучит слушать раньше, чем правильный ответ будет произнесён до конца – и он, наскоро черкнув высший балл в свитке, поспешит призвать «к ответу» другого студента. Что до Маркуса, то к пространно-занудным рассуждениям он прибегал в тех случаях, когда желал спровоцировать собеседника на откровенность (как это уже дважды удалось в случае с Рейном… Энсисом… а, пусть будет Рейнсисом, мать его!), либо донести свою мысль до сведения присутствующих в мельчайших подробностях. В менее официальных ситуациях он предпочитал выражаться куда проще, что могли бы подтвердить те же Вилия и Эстль, с которыми он общался накануне в малой гостиной: Маркус вообще не был таким уж любителем эпатировать окружающих и повергать их в трепет цветистыми эпитетами – разве что в тех случаях, когда это было необходимо. Однако за последние дни судьбе, похоже, не было иного занятия кроме как сводить его с различными высокопоставленными особами, в общении с которыми невозможно было держать себя иначе как в официальном тоне. (То, что при этом собеседник порой преступал нормы дозволенного и вёл себя как высокопарное хамло – вроде лорда Ринмара, либо как неотёсанный кретин – вроде генерала Ричарда, по мнению Маркуса, ни в коем разе не являлось поводом вести себя так же – и потому он предпочитал хранить вежливость, даже если собеседник был того недостоин, лишь иногда позволяя себе завуалированную колкость). Хуже было то, что он чаще всего ловил себя на осознании весьма неприятного факта: повлиять на творящиеся во дворце события ему явно было не под силу. Слишком уж огромен был тот спрут, о котором он упоминал в разговоре с генералом Де Гайлмом, и слишком уж далеко раскинул он свои щупальца – и особо запутанный клубок их свился здесь, в королевском дворце. Похоже, обстоятельства последних дней складывались никак не в пользу здравого смысла – зато явно были на руку тому (или тем), кто стоял за всем этим. Даже если бы второму принцу каким-то чудом удалось пресечь всё это и разрубить сложный узел интриг – мрачное предчувствие подсказывало бы ему, что ситуация всё равно обернулась бы во вред как самому Марку, так и его близким людям. Похоже, всем этим в самом деле двигала некая незримая воля, одержимая лишь собственной целью и совершенно равнодушная к желаниям и стремлениям всех других, коих наверняка расценивала лишь как безликие декорации, призванные оттенить её собственную роль в происходящем… Это с каждой минутой всё сильнее выводило Маркуса из себя.
Теперь же, будучи вынужден выслушивать рассуждения достославного лорда Ринмара и его не менее достославной родни, принц всё чаще ловил себя на том, что за время заседания успел проникнуться к некоторым присутствующим глубокой неприязнью. Поистине, манеры этих людей, столь явно прикрывающих надуманными «благими намерениями» собственные отнюдь не благие стремления убрать подальше от престола всех мало-мальски им неугодных и подвести под столь кстати подвернувшееся обвинение в «заговоре», казалось бы, менее всего причастных к этому лиц, вызывали раздражение. Разумеется, желание вывести на чистую воду заговорщиков само по себе было похвально – однако поражало то, сколь надуманные и нелепые аргументы приводили они в адрес обвиняемых и с какой отвратительной, тошнотворно-напыщенной самоуверенностью высказывали свои нелепые умозаключения, основанные гомункул знает на чём. Ранее Маркус уже имел, с позволения сказать, удовольствие «насладиться» манерой речи Его Высочества лорда Ринмара: теперь же, слушая рассуждения Кристофера, он вынужден был констатировать, что сынок от папочки недалеко упал. Все они стоили друг друга, чего уж говорить: и до омерзения несдержанный в своих чувствах, пышущий злорадством и самодовольством Ринмар: и не менее самоуверенный без малейших на то оснований Кристофер, пёс знает с какой стати взявший на себя роль «мудрого гласа истины» и в упор не замечающий всей нелепости своих доводов: и напудренная курица Изабелла, хлопающая своими кукольно-глупыми глазками и высказывающая благоглупости не иначе как с подачи муженька… Маркусу на миг представилась забавная картинка: Ринмар-кукловод со зловещей усмешкой на физиономии и надетой на руку тряпочной куклой-перчаткой в камзоле Криса – а на ручку куклы в свою очередь надета меньшая куколка, в кружевном платьице и с бессмысленными пуговичными глазками. «Если предположить, что ради трона они в самом деле готовы вступить в союз, то примерно так всё и обстоит, ей-богу. Хотя, возможно, чья-нибудь рука всунута в задницу и самому Ринмару…». От этой мысли губы Маркуса на миг дрогнули, едва не искривившись в циничной усмешке: слишком уж ярко он представил себе эту неприглядную картину.
В общем-то, у второго принца были все основания подозревать его инфанчество и сынка в преднамеренном сговоре: достаточно было прислушаться к вопросам, которые они принялись задавать Вилии после её подробного рассказа об обстоятельствах гибели «Гордеца». Право слово, пели они слаженно, словно оскоплённые мальчики в церковном хоре – разве что не столь музыкально. Когда Ринмару вздумалось нежданно-негаданно заподозрить в причастности к заговору не кого-нибудь, а Эрумпре, на основании её «присутствия на борту корабля во время крушения», Маркус едва не припечатал с размаху к лицу растопыренную пятерню. «Твою-то мать, ваше инфанчество, ты чего несёшь? В двух шагах от тебя реальный, непридуманный заговорщик и самозванец – а ты тут вместо того, чтобы вытянуть из него всю правду вместе со всеми жилами, вздумал заочно судить девчонку, которую и в глаза-то не видел, на основании только лишь того, что она присутствовала на борту корабля в то время, когда свершилось покушение. Дьявол тебя покарай, неужели ты в самом деле настолько глуп? Спору нет, подобный вариант мог бы иметь место… если бы обстоятельства сложились не таким образом, как сейчас: но неужели ты не способен заметить этого?». Марк не сомневался, что рано или поздно ему придётся высказать всё это Ринмару: что ж, забавно будет послушать, какие аргументы он изыщет на этот раз. В прошлый-то раз ему не слишком удалось подначить Маркуса «незнанием законов» касательно того, что «решения в отсутсвие короля принимает Совет». Нет, определённо чем-то его ринмарство походил на генерала Де Гайлма, разве что разума в его голову было вложено чуточку побольше: а в остальном… оба руководствовались одной и той же совершенно бредовой логикой, странным образом мешая её с мало-мальски здравым смыслом.
Что до Кристофера, то его речи в который раз за день заставили Маркуса сдержать ухмылку: похоже, это уже входило в привычку – скоро мимические мышцы закаменеют, право слово. Бог ты мой, сколько самодовольства, ну сколько самодовольства! С какой восхитительной самоуверенностью Кристофер рассуждал о вещах, которые входили в компетенцию других, несравненно более подкованных в таких вопросах людей, присутствующих в этом зале! (О нет, Маркус ни в коем случае не причислял к таковым себя – но всё же не мог удержаться от некоторого злорадства: как несколькими минутами раньше, когда душка Энсис самодовольно усмехался в ответ на его провокационные рассуждения о «зелье правды», как будто сам хоть что-то понимал в алхимии – а в бытность свою Рейни он, насколько Марку было известно, таковыми познаниями никогда не отличался). Когда же в разговор вступил Эстль, выступив на защиту кузины и выдвинув вполне обоснованные аргументы касательно того, что догадка Эрумпре относительно наложенной на корабль иллюзии была обусловлена базовой магической подготовкой (да и здравым смыслом, если подумать: вообще-то разве что полный кретин в такой ситуации не догадался бы, что с командой что-то не так, раз корабль явно терпит крушение, а никто не спешит отреагировать адекватно), Кристофер – ну просто чудно! – вместо адекватного ответа не нашёл ничего лучшего, кроме как заявить, что Эстль величает его «незаслуженным титулом», называя «Вашим Высочеством». Маркус, отвернувшись, прикрыл рот ладонью и сдавленно прокашлялся, скрыв тем самым улыбку и невольный смешок. «О мой бог, какая обида, господа мои, нет, ну вы только посмотрите – какая чудовищная обида! Ах, Крис, разнесчастный ты наш, и голосок-то едва ли не моляще звучит: где ж это слыхано – тебя прилюдно «Высочеством» назвали, как же ты это стерпишь?!? Ты ещё одной рукой за сердце давай схватись: а другой – за задницу, ага. Поз-зёр…». Кто знает, быть может, Кристофер хотел вложить в эти слова иной смысл, однако из его уст они прозвучали довольно-таки наигранно, едва ли не как жалоба: ах, меня, бедного-разнесчастного, обделили титулом – а теперь, извольте видеть, издеваются! Подобная позиция вызывала у Маркуса некоторую брезгливость: он терпеть не мог, когда титул ставили превыше человека. Сам он нёс свой титул по жизни как шутовской колпак с бубенцами – никакого толку от него не было: однако он посвятил свою жизнь тому, чтобы заслужить репутацию достойного человека, и если бы даже его лишили титула «второго принца» – какая разница: он с охотой довольствовался бы графским. Как будто вместе с титулом человеку даровались какие-то исключительные качества или благословение свыше! Во всякую чушь типа «священной, божественной природы королевской власти» «короля как земного наместника и провозвестника воли всемилостивейшего господа» и прочего, о чём так любят толковать разжиревшие и раззолоченные святоши на проповедях перед полуголодным народом, он не верил давным-давно.
Ринмар – ну право слово, господа мои, нужны ли иные доказательства тому, что папаша и сынуля поют под одну дудочку! – тотчас творчески развил эту нелепую идею далее, намекнув на то, что к этому делу может быть причастен ещё и сам Дагвур Дагарт. «Вел-ликолепно! Сначала сэр Соурс, потом Эрумпре, теперь вот сэр Дагвур! Смелее, ваше ринмарство, кого вам тут стесняться – давайте уж всех одним скопом арестуем! Перво-наперво, конечно же, Эстля – по причине родственных связей с обвиняемыми Дагартом и Де Тессерой; потом, конечно же, меня – по причине возможного сговора с упомянутым Эстлем; ну и Вилию, конечно же – до выяснения обстоятельств! Да и сэра Ривиана не помешает, и Соурсова напарника сэра Ливертона – а то рожи у них подозрительные чего-то, никак злоумышляют чего. Так что – вперёд, ваше инфанчество! Только массовые казни спасут Родину!». Ядовитого сарказма в Маркусовых мыслях хватило бы на целый кувшин настоя суры. («Хм, или как его положено называть-то? «Суровый» настой? О да: суровый настой воистину суров…»). Когда же Кристоферу вздумалось в очередной раз состроить из себя премудрого и всеведущего, это смотрелось скорее как попытка скроить хорошую мину при не то что плохой, а воистину провальной игре: даже улыбка, которую Крис нацепил на физиономию, сославшись на «историю», вышла кривой – словно бы он сам сознавал несостоятельность своих аргументов. Если бы ему хватило ума привести хотя бы один-два примера из истории, когда столь же нелогичные поступки на деле являлись частью заговора – это, возможно, и сошло бы за аргумент: так же…
Вилия, с весьма недовольным видом вступившая в беседу (что было вполне объяснимо, учитывая, что его инфанчество со своим сынулей не дали ей даже договорить, начав строить воздушные замки собственных обвинений на зыбком фундаменте домыслов и недосказанности), не преминула уточнить, что признаки грядущей катастрофы были даже слишком явными, а поведение предполагаемой «команды» – слишком подозрительным, чтобы не заподозрить иллюзию. При этом она не преминула слегка поддеть высокомудрых и премногознающих Криса с папашей, заметив, что она была свидетельницей и непосредственной участницей событий, а их «выводы» были основаны всего лишь на домыслах. Маркус с трудом удержался о того, чтобы одобрительно хлопнуть Вил по плечу. «Молодчина, сестрёнка, не прошли даром мои уроки!». Интересно знать, как повели бы себя в такой ситуации Ринмар и Кристофер, случись им очутиться на палубе «Гордеца»: вероятно, когда стремительно снижающийся корабль уже крушил бы килем ветви деревьев, мачты с треском ломались бы, снасти рвались, а иллюзорная «команда» застыла бы на манер соляных столпов и не предпринимала никаких шагов к спасению – инфант неторопливо повернулся бы к сыну и проронил: «Крис, мне кажется, здесь что-то не так!».
Кристофер же в ответ повёл себя как ну совсем уж неслыханнейший идиот, разведя руками и заявив, что «игры высших мира сего могут быть чертовски запутанными» («Гомункул тебя попользуй в особо извращённой форме, дебил, это кого ты к «высшим мира сего» причисляешь – уж не себя ли?»), и «кто знает, с какой целью кто-либо мог разыграть это представление и поручить виконтессе спасти вам жизнь». Мало того – после этого он додумался заявить, что несмотря на всё это, он, извольте знать, «крайне сомневается» в том, что виконтесса могла так поступить. У Марка едва голова кругом не пошла от такого заявления. «О святой Гугенхайм! Крис, бога ради, встань скорее со стула, разбегись и шарахнись головой об угол со всего маху – может, хоть так ты своего отца от позора избавишь, раз уж его угораздило такого умственно ущербного сыночка твоей матушке заделать, светлая ей память… Сначала разливаешься тут кладбищенским соловьём, хуже своей жёнушки, чирикаешь какую-то чушь про «исторические примеры» и «высших мира сего», ни хрена при этом никаких примеров не приводя – а потом как сковородой по голове, заявляешь, что «сам в это не веришь». Сказал – как в бочку ветры пустил, ей-богу…». Маркус уже начинал подозревать, что после этого Совета у него непременно разыграется изжога – такое количество глупости и наглости, выслушиваемой от разных людей (но при этом в одном тоне, словно все эти ораторы руководствовались некоей общей волей – хотя и трудно представить себе волю, способную так вот фатально оглупить людей…), воистину вредно для организма. На что Вилия, неким поразительным образом сумевшая после такого заявления сохранить адекватность, возразила, что в планы виконтессы вообще изначально не входило её сопровождение, и на корабль она попала буквально по воле случая. Поняв, что если сейчас услышит из уст Кристофера ещё один абсурдный ответ вкупе с очередным обвинением (чего доброго, ещё и в адрес самой Вилии…), то точно не выдержит и врежет этому ринмарову отпрыску в морду – да не вполсилы, как Энсису, а со всего размаху – Маркус сделал шаг вперёд и положил руку на плечо сестры.
– Ваше Высочество, лорд Кристофер, думаю, все мы крайне признательны вам за то, что вы приводите крайне убедительные доказательства возможной причастности Фламмы Эрумпре Де Тессера к заговору, – вежливо промолвил он, постаравшись ни тоном, ни взглядом не выдать насмешки: достаточно было одних слов. «Убедительные доказательства», ага: ни фактов, ни примеров, ни сколь-либо разумного объяснения – лишь слепая и полностью противоречащая сама себе убеждённость в том что «это так, потому что высшие мира сего действуют нелогично, притом что сам я в это не верю». Стыдобища… – Действительно, многие заговоры в своё время строились на якобы нелогичных и не связанных между собой поступках… Однако так уж сложилось, что существует некая тонкая грань между кажущейся нелогичностью и очевидной глупостью. – Он слегка повёл свободной рукой в сторону, словно призывая окружающих к вниманию.
– Давайте попробуем рассуждать подобно заговорщикам, – продолжил он. – Допустим, кто-либо спланировал покушение на принцессу Вилию и подготовил виконтессу Де Тессера, дабы та проникла на корабль и в нужный момент спасла жизнь принцессе. Здесь возникают два вопроса: «как?» и «зачем?». – Он бросил вопросительный взгляд в сторону Ринмара. – Первое, «как»: в этом случае заговорщики должны были организовать всё таким образом, чтобы виконтесса при любых обстоятельствах проникла на борт «Гордеца». Какой-нибудь повод вроде умирающей в столице двоюродной тётушки, к которой нужно скорее успеть; или что-то вроде того. Что ж, даже учитывая, что Эрумп… леди Тессера была взята на борт буквально перед самым отлётом – можно считать, что это было сделано преднамеренно, дабы в нужное время оказаться в нужном месте. Пусть так. – Маркус слегка пожал плечами с деланно смиренным видом.
– Однако здесь возникает второй вопрос: «зачем»? – продолжил он. – Какие цели могли преследовать заговорщики, поручая своему агенту спасти жизнь принцессы? Самое очевидное – втереться к ней в доверие: человек не может не проникнуться благодарностью к тому, кто спас ему жизнь… и ослабить бдительность в его адрес. Ничего унизительного для Её Высочества леди Вилии здесь нет: любой человек поступил так же, кроме разве что последнего чёрствого мерзавца, видящего во всех и вся исключительно врагов. В этом случае, надо думать, оному агенту – принц намеренно не стал упоминать виконтессу вновь – следовало бы стать спутником принцессы, дабы проникнуть в столицу, в святая святых королевской власти, выведав нужные сведения: доверие спасённой принцессы стало бы для него и пропуском, и ключом одновременно… И в нужный момент это позволило бы нанести удар: не нам судить, какой именно, но в том, что ничего хорошего и доброго планы заговорщиков нам не сулят, согласитесь, сомневаться не приходится. И что же мы видим вместо этого? – Маркус выразительно приподнял бровь. – Предполагаемый агент, достигнув первого же населённого пункта, сам, подчеркиваю – САМ предлагает принцессе разделиться, дабы «не внушать подозрений», вместо того, чтобы добраться с ней до столицы! Тем самым утрачивая влияние на неё и даруя ей – а после и нам, господа – возможность обдумать ситуацию и заподозрить неладное. – Принц вновь обратил свой взор на Кристофера и с выражением деланного изумления на лице коснулся пальцами виска. – Господа, спору нет, никто из нас – людей, преданных блеймрийскому королевству – не питает симпатий к мятежникам: но разве это повод отказывать им в наличии ума и здравого смысла?
 
Мастер Вторник, 04 Октября 2011, 17:30 | Сообщение # 98





"Мне показалось или он не склонил фамилию виконтессы?" - после пары секунд тишины, послышался шорох одежды Кристофера, который поудобнее устроился на стуле и положив локти на подлокотники, сцепив пальцы рук, подал голос:
- Маркус, мне всегда казалось, что у вас отличная память, и вы не забыли, что особу не носящую титул принца или инфанта величать в соответствии с титулом - неуместно, как минимум. Видимо, я ошибался.
Кристофер вдохнул, явно набирая воздуха перед долгой речью:
- Что касается ваших слов... хорошо, если так, но почему вы, Маркус, так упорно уверяете нас всех в том, вернее даже, почему вы совершенно не допускаете мысли, что все это могло быть не более чем какой-то специально наигранной постановкой. Да, у нас нет доказательств, - кивнул Кристофер, - но где стопроцентная гарантия того, что все произошедшее с вашей сестрой не было этой самой постановкой? Принцесса могла позвать виконтессу на борт под действием какого-нибудь магического наложения, колдовского или магического, тем более что о ее приезде наверняка было известно многим в Гильдии - прибытие столь важной особы к не менее важной в лице Дагвура Дагарта, лучшего колдуна страны, попрошу заметить, вряд ли прошло бесследно. Но если взять во внимание то, что причастность Дагарта и его племянницы кажется маловероятным не только вам, почему вами не берется во внимание то, что всей этой ситуацией могли воспользоваться третьи люди? Зная, что принцесса отправляется к Дагарту, эти люди могли решить воспользоваться их встречей для того, чтобы на Дагвура легла тень подозрений, пусть и бездоказательных. Даже такая тень не остается незамеченной. Причастность же виконтессы, как и ее отсутствие - не доказаны, и то и другое выстроено на мнениях, а тем временем действия виконтессы могли быть не более чем игрой. Или же она была марионеткой в чьих-то руках. Мы ничего об этом не знаем, об этой ситуации, а учитывая, что рассказ вашей сестры был достаточно поспешным и лишенным мелких подробностей, которые бы нам, наверняка, помогли расширить диапазон для размышлений, все что нам остается - это обсуждение того, что мы услышали, - Кристофер сделал акцент на этих словах. - Без теории нет и практики, так и без обсуждений люди не приходят к моментам, которые затем подвергаются проверке. Создается впечатление, что вы видите только единственный вариант - тот, в который верите сами и теперь пытаетесь убедить нас в том, что он единственный верный. Может быть вы и правы, но может и нет, мы не можем так быстро уверовать в какую-то одну версию, даже если кто-то в нее так свято верит. Если же вы знаете обо всем том, что произошло с вашей сестрой больше нашего - пожалуйста, поделитесь этой, безусловно, полезной для Совета информацией.
Кристофер коротко вздохнул и добавил:
- Я так же как, наверняка, все здесь очень хочу поверить в вашу версию происходящего, Маркус, но какой бы хорошей она ни была - нельзя закрывать глаза на то, что могло произойти и что-то несколько иное, только потому, что это на первый взгляд кажется абсурдным. Не стоит расценивать высказывание о подобных версиях как попытку оклеветать некоторых людей или добиться чего-то с этим связанного. Нам нужно разобраться во всей этой ситуации, а заодно и понять, какого ко всему этому имеет отношение этот человек, - мужчина указал на Энсиса.
 
Маркус Среда, 05 Октября 2011, 00:28 | Сообщение # 99





Оглядываясь назад можно было по праву сказать, что годы обучения в Серебряном Саду запомнились Маркусу как самое лучшее время в его жизни. Да, тогдашняя учеба была так или иначе связана с лишениями и тяготами – в конце концов, даже будучи сыном Калеба Де Уаэлби, одного из видных специалистов академии, Маркус не пользовался никакими привилегиями. Бессонные ночи над учебниками и фолиантами, зубодробительные задачи и чрезвычайно ответственные экзамены, утомительные тренировки, первые неудачи и разочарования… перебинтованные руки и искусанные от досады в кровь губы. Зато всё это с лихвой искупалось теми хорошими воспоминаниями, которые – второй принц знал это точно – он сохранит навсегда. Первые достижения, первое умопомрачительное ощущение вливающегося в жилы магического Потока, первые знакомства с новыми товарищами, дружба с Эстлем и Эрумпре: первый роман с девушкой со второго курса, первое свидание – и первый поцелуй на задворках запущенного сада под облетающим по осени золотым клёном. Студенческие вечеринки с пивом и закуской «вскладчину», кто чем богат, табачным дымом и песнями под гитару: и даже первая (и последняя, впрочем) самокрутка с дурман-травой, выкуренная в компании товарищей-студентов… И, разумеется, лаборатория. Университетская лаборатория навсегда запомнилась принцу как одно из тех мест, где он испытал настоящее благоговение. Возможно, подобное чувство охватывает души некоторых людей, вступающих под своды церкви и внимающих звукам хорала. Сам же Маркус к церковному антуражу был весьма равнодушен – зато лаборатория, равно как библиотека или мастерская, всегда вызывала у него душевный трепет: ведь это тоже был храм – причём куда более значимый, нежели святилища каких бы то ни было богов и богинь. Храм Истинного Разума. Второй принц неизменно относился с уважением и почтительностью как к самой лаборатории, так и к своим наставникам, и к коллегам-студентам, работавшим бок о бок с ним. Особенно ему запомнился Айзек – кудрявый очкастый парень в поношенной мантии и с блуждающим взглядом, всецело посвятивший себя учёбе и словно бы вообще не замечающий мира за стенами академии. Вытащить Айзека на какую-нибудь вечеринку было весьма трудно: вне пределов своего уютного лабораторного мирка, а особенно в присутствии девушек, он отчаянно смущался, краснел и пытался свести любой разговор к какой-нибудь научной тематике, что чаще всего встречалось незлобивым смехом. Зато он был поистине бесценным напарником в постановке различных экспериментов – память его хранила едва ли не больше сведений, чем посвящённый алхимии отдел академической библиотеки. Особенной его страстью была идея, которой он был буквально одержим – так называемая «моментальная оптическая гравюра», каковую он страстно мечтал изобрести и посвящал этому большую часть свободного времени в лабораториях. В представлении Айзека то был особый метод моментального создания картин за счёт особого «световосприимчивого пигмента», наносимого на бумагу и способного изменять свой цвет под влиянием яркого света и запечатлевать то или иное изображение. Таким образом, по мнению юного алхимика, можно было создавать цветные изображения пейзажей, ландшафтов и даже портреты: он любил вдохновенно рассуждать о том, сколь чудесно было бы, раскрыв поутру газету или книгу, видеть там не гравюрные оттиски, но цветные иллюстрации… Всё это к тому, что если бы подобная съёмка в самом деле существовала, то «оптогравюру» Криса следовало бы разместить в каком-нибудь трактате вроде книги Флорианы Кратасской, как иллюстрации к заголовку «Хронический идиотизм».
От первых же слов Кристофера брови у Маркуса сами собой приподнялись, а уголки губ в очередной раз дрогнули, словно в скептической гримасе. Второй принц издал горлом приглушённый звук, словно поперхнувшись, и сглотнул: на сей раз сдержать смешок было особенно нелегко. «Он что, совсем кретин? Никак нельзя чуточку мозгами шевельнуть, прежде чем рот открывать? Да, судя по Крису, воистину нельзя…». Если бы кузен Его-возможно-покойного Высочества принца Рейниона располагал хотя бы какими-то мыслями в голове помимо глубокой и прочувствованной обиды на то, что гнусный и злонамеренный Эстль Дагарт цинично и провокационно назвал его «Высочеством» (бог ты мой, чувствителен словно мальчик после неудачного первого свидания, с ума сойти можно – хотя кем-кем, а «мальчиком» Криса в силу его возраста поименовать было сложно), он, быть может, обдумал бы реплику Маркуса, прежде чем давать такую отповедь. На что – на что, а на глухоту второй принц не жаловался никогда, и предшествующую реплику лорда Де Ла Блестимора в ответ на слова Эстля расслышал очень даже хорошо. И потому если Крис склонен был полагать, что в обращение Марка вложен был именно тот смысл, который ему привиделся – одно из двух: либо он считал Маркуса неадекватным идиотом, либо же сам являлся таковым. Впрочем, второй принц вежливо смолчал, давая Ринмарову отпрыску шанс выговориться: кто знает, быть может на этот раз он одумается и скажет что-нибудь более-менее дельное… Увы, зыбкая надежда эта стремительно рухнула, как только из уст Кристофера (демонстративно набравшего в грудь воздуха и явно приготовившегося к длительному словоизлиянию) прозвучали первые реплики. Уже после гениального высказывания относительно «Да, у нас нет доказательств, но где стопроцентная гарантия…» и так далее, стало ясно, что абсолютно никаких разумных доводов Крис привести не может и опровергнуть Марковы слова не в силах – так что ответ его основывался только и исключительно на прежнем «блажен аз, ибо верую», и на плохо завуалированной антипатии ко второму принцу. Маркус мысленно усмехнулся, когда речь зашла о пространных рассуждениях на тему того, что «без теории нет практики а без обсуждений нет…» (по правде говоря, он не совсем понял, какого гомункула Кристофер имел в виду, завершив фразу таким образом, каким он её завершил): поистине на какую-то секунду ему показалось, что голос ринмарова сына на миг сменился звенящим пискливо-назойливым голосочком уже упомянутой сказочной героини, Феи Очевидность. Отвлечённые рассуждения – это, конечно, неплохо: но даже Маркус никогда не позволял себе изрекать такие уж банальности. Когда же в ход пошли обвинения в том, что он – нет, подумайте только, господа, каков мерзавец! – «видит единственно верный вариант» и пытается навязать его окружающим… поистине, на сцене театра реплика сия удостоилась бы трёхминутного хохота всего зала. Великолепно, право слово. Стало быть, когда наисветлейший и высокомудрейший инфант Ринмар и его достойнейший сын высказывают своё, если можно это так назвать, «мнение» – это именуется «обсуждением», а стоит только гнусному, богопротивному и лицемерному Маркусу высказать своё – это уже «навязывание чужого мнения». Как это типично, с ума сойти: как только собеседник осознаёт, что у него нет никаких здравых аргументов, или что он просто слишком глуп для спора – он тотчас переходит на личности и стремится поддеть оппонента в своей речи (столь же безуспешно, как прежде пытался доказать что-то своё). «Просто бесподобно, господа: не знаю как вы, а я лично в восторге! Интересно, если расстановка сил в Совете теперь такова, что Его Инфанчество имеет право принимать решения (в том числе о чьем-либо заключении под стражу) от имени всего Совета и не спрашивать более ничьего мнения, а любое высказывание кроме высказывания его богоравного сыночка именуется «навязыванием своего мнения» – почему это в начале заседания не было объявлено, что с сегодняшнего дня Совет переименовывается в Диктат?».
Пожалуй, забавнее могло быть только прозвучавшее в завершение сей дивной речи заверение в том, что самому Кристоферу «очень хочется поверить» в Маркову версию происходящего. «А ведь во дворце ходили слухи, что покойная Ринмарова супруга сынка не от мужа прижила, а от садовника. Теперь от кого ни услышу – непременно глаз подобью: нечего имя покойной чернить, потому как ложь всё! Кристофер точно от Ринмара произошёл: они даже врать одинаково не умеют!». В самом деле, фраза прозвучала столь же никчёмной пародией на лицемерие, как и высказывание инфанта несколькими минутами раньше – относительно того, что он «очень бы хотел верить в то, что в этом зале нет виновников». Что называется, яблоня от яблока недалеко торчит… Дождавшись завершения Крисовой речи, Маркус пару секунд пристально изучал его, после чего слегка приподнял бровь в жесте вежливого недоумения.
– Экхм… прошу прощения, лорд Кристофер, – как можно более вежливо произнёс он. – Возможно, вы правы: может, я и в самом деле нанюхался чего-нибудь такого в своей лаборатории и у меня плоховато с памятью… но если вас не затруднит, поясните пожалуйста: с каких это пор ваш почтенный батюшка, лорд Ринмар, «не носит титула инфанта» и его «неуместно» величать Его Высочеством? – Маркус перевёл взгляд на инфанта. – Тысяча извинений, Ваше Высочество, но полагаю, все слышали, как я обратился поочерёдно сперва к вам, а затем к лорду Кристоферу: «Ваше Высочество, лорд Кристофер» – так ведь? Поскольку, если мне не изменяет память, вы оба высказывали рассуждения касательно виконтессы Де Тессеры. Или тому есть какие-то опровержения? – Он сделал вежливо-выжидающее выражение лица, с которым и повернулся к Крису.
– И мне было бы также интересно узнать, о чём собственно вы ведёте речь, лорд Кристофер? – всё в том же деликатном тоне продолжил он. – Да, я имел честь высказать вам свою точку зрения на произошедшее – но я, да простится мне это, не совсем понимаю: что заставило вас подумать, что я «вижу только этот вариант» и не верю ни в какие другие, и уж тем более навязываю кому-то своё мнение как единственно верное? Я всего лишь озвучил собственные мысли, не более того: и если у вас есть достойные аргументы, которые позволят доказать, что я неправ – я с радостью выслушаю их: по мне, именно это именуется «обсуждением». Ах да, прошу прощения… – он на миг коснулся лба, нахмурившись словно бы в досаде. – В самом деле, память подводит: вы же изволили сами сказать, что доказательств у вас нет. Если же всё основано лишь на вопросе веры… позвольте напомнить, что сегодня мы уже упоминали так называемую «презумпцию невиновности». И поверьте, я руководствуюсь лишь ей, и никак не личными чувствами. Я предоставил аргумент в пользу возможной невиновности виконтессы: вы в пользу возможной виновности пока что не соизволили предоставить ничего. Если нет доказательств чьей-либо вины, вправе ли мы подозревать и тем более обвинять этого человека на основании «а вдруг» или «а может быть»? – Маркус слегка развёл руками. – Тем более что человека этого здесь вообще нет. И, дабы не сводить всё к позиции «верю – не верю», не лучше ли нам обратить внимание на куда более явную цель, на которую вы как раз и указали? – Принц повёл рукой в сторону Энсиса.
Нужно признаться, в глубине души он испытывал некоторый стыд – не за себя, а за весь Совет. Среди них был самый настоящий, не гипотетический и не подозреваемый, заговорщик – а Ринмар с его сынком ударились в перемывание костей посторонней девчонке и навешивание на неё призрачных собак. Можно себе представить, какое мстительное злорадство наверняка ощущал этот Энсис, наблюдая за тем, как члены Совета вместо адекватного и согласованного допроса ударились в пустые умствования! Как будто этому недоумку Ринмару показалось неподобающим расспросить принцессу после окончания допроса самозванца, не нарушая порядка заседания и не мешая одно дело с другим! Впрочем, даже если бы вместо злорадства самозванец ощущал в душе печаль и скорбь при виде погрязшей в мелочных дрязгах власти, Маркусу от этого было не легче.
 
Мастер Среда, 05 Октября 2011, 01:05 | Сообщение # 100





На первые слова Маркуса Кристофер немного удивленно приподнял брови, а затем опустил их, когда принц перешел к основной части своего высказывания, внимательно глядя на него и ожидая, пока он закончит.
- А, так это было обращение к моему отцу, - слегка улыбнулся Кристофер, когда таки это произошло. - Тогда прошу прощения, порой с вашими интонациями вас понять, пожалуй, сможете только вы сами, тем более что в этом разговоре последние несколько минут мой отец участия не принимал. Что же касается аргументов... в пользу невиновности виконтессы у вас тоже есть только ваши домыслы и предположения. Никаких доказательств ее невиновности вы также не предъявили, видимо по причине их отсутствия. Или свои предположения вы считаете достаточно вескими аргументами, которые бы сошли за доказательства? Впрочем, нет смысла сейчас обсуждать это, все же мы не враги друг другу и пытаемся разобраться в одном и том же деле, Ваше Высочество. Вы высказали мнение о виконтессе и ее невиновности, предоставив свои размышления на эту тему, я - свои. Сдается мне на это имеет право каждый свободный человек. Не стоит так резко реагировать, уважаемый принц, уверяю вас, уж кого-кого, но у меня не стояло цели как-то задеть ваше самолюбие, - Кристофер выставил вперед ладони, чуть покачав головой. - Заставило же меня подумать о том, что вы принимаете только версию о невиновности Де Тессеры то, что буквально несколько минут назад вы пылкими рассуждениями всячески отвергали мысль и вообще вероятность ее причастности к произошедшему с вашей сестрой, тем самым подкрепляя этими изречениями свои домыслы на этот счет. Или я неправ и вы своими словами пытались сказать что-то иное? И, я позволю себе повториться, мы ведем обсуждение - не стоит оценивать его так, как будто виконтессе уже вынесли приговор, право слово, вы так пылко за нее вступаетесь, что мне даже неловко, как если бы кто-то здесь действительно уже подписал приговор юной леди. Напомню, что я обрисовывал не только версию ее личной причастности к этому делу. И таки я вновь повторюсь и задам вопрос, который не удостоился вашего внимания ранее: если вы знаете что-то еще по этому делу, ввиду того, что ваша сестра, как мне почему-то упорно кажется, уже успела с вами поделиться о своих злоключениях до начала Совета, не поделитесь ли этими сведениями с нами, коли уж вы так уверенно отстаиваете свою позицию, совершенно отрекаясь от возможности происходящего из, хотя бы, моей версии? Я оговорюсь, пожалуй - даже не отрицаете, а почему-то упорно, как мне видится, не хотите рассматривать данные версии. Мне только неясно почему, учитывая, что чуть серьезно не пострадала ваша сестра. Потому что лично мне сдается, что два столь любопытных события как происшествие с принцессой Вилией, а теперь и раскрытие личности принца Рейна, который, если судить по словам этого человека, - Кристофер повел левой рукой в сторону Энсиса, - был именно тем, кто отправил вашу сестру в Мако-Кохан, определенно взаимосвязаны друг с другом. И на лица, которые имели хоть какой-то доступ к вашей сестре, стоит обратить особое внимание. Или вы настолько уверены во всех своих знакомых, Маркус? Так же, как ранее были уверены в личности принца Рейна?
Кристофер вопросительно посмотрел на принца, чуть приподняв брови.
 
Эстль Среда, 05 Октября 2011, 21:36 | Сообщение # 101





Эстль никогда не стремился вникнуть в трудности перипетий дворцовых пиететов. Правила наследования, ранжирование по важности – все это было для него едва слышным отзвуком эха, затерявшемся в дремучем лесу. Имя – вот что было важнее всего. Не род, не семейный герб или чистота крови, но имя, заслуженное своими поступками.
Как бы то ни было, к происходящей полемике, неожиданно затеянной Кристофером, Эстль потерял всякий интерес. Его Эстль знал недостаточно хорошо, пожалуй – не знал и вовсе (вовсе не так как, скажем, Энни или даже Рейна). Так что было ли большим сюрпризом, что он принялся так рьяно отстаивать сторону своего отца?
Но самое главное: все совершенно забыли про главного подозреваемого – черноволосого лже-принца, который сейчас соблюдал скромное молчание, словно это могло сделать его невидимым для взора всего Совета. Эстля, впрочем, он – находящийся здесь и сейчас, интересовал гораздо больше, нежели неизвестный эфемерный злоумышленник, подстроивший крушение корабля. Украдкой поглядывая на обвиняемого во время развернувшейся дискуссии вокруг возможного причастия Эрумпре к падению, Эстль пытался обнаружить хоть какие-то признаки эмоций у черноволосого: поддрагивание уголков губ ли, частое моргание, учащенное дыхание – хоть что-нибудь. Тщетно.
А кроме того, Эстлю приходилось все это время постоянно держать в голове появление Серебряных Фениксов в самом центре города. Знания требовали вырваться наружу. Даже несмотря на то, что один раз свою историю он уже рассказал. Уверенность в том, что все произошедшее за последнее время не может быть не связанным, просто не давала ему покоя., требуя поделиться всем с первым же встречным… И понял бы первый встречный хоть слова – вопрос десятый.
Лорды, – Эстль наконец решил прервать дискуссию, – почему бы не отложить просчеты вероятностей и обсуждение возможностей неосязаемого подозреваемого, в то время как главный объект нашего внимания находится прямо у нас под глазами, – колдун кивнул в сторону Энсиса. – Не лучше ли вместо того, чтобы разрешать вопрос, ответ на который приводит лишь к паритету обоих сторон, не задаться вопросом другим: а какая же цель была у подобной акции? Я сильно сомневаюсь, что принцесса Вилия могла нажить себе врагов. Вернее сказать: настолько могущественных врагов.
Свои варианты Эстль уже сообщил самой Вилии в их утреннем разговоре. Но сейчас ему была интересно посмотреть на реакцию Энсиса и, как не странно, услышать версии Кристофера.

- Юный Дагарт, если бы истинную цель было бы определить так просто - сидели бы мы здесь уже второй час? - дружески улыбнулся Кристофер. - Лично я только рад вернуться к обсуждению основного вопроса, но сперва я все же хотел бы получить ответ Маркуса на свои слова и, в особенности, свой вопрос.
 
Энни Четверг, 06 Октября 2011, 21:29 | Сообщение # 102





“Да они все сговорились…”- вопрос о дополнительном телепате дядя проигнорировал, даже когда оказалось, что у магика самого мозги выполосканы, и даже когда Энсис вместо того, чтобы признаться в убийстве и короля, вдруг попытался оправдаться от попытки убийства Вилки, хотя никто его в этом и не обвинял.
“Единый, ну кому она нужна? Все-таки это очень странный сон…” – хотя кого она обманывает, такая чушь даже под дурманным зельем не могла присниться. – “Значит, все правда.“
Принцесса несколько отключилась от разговора, сверля ненавидящим взглядом брата-оборотня. Все-таки она не верила, что он не Рейн.
“Ведь он так похож...” – и тут желательно забыть про Терезу, которую издалека от первой принцессы было не отличить.
“Они все меня обманывают!” – наверняка эти хитрые магики сговорились, отвлекли внимание Совета разговорами про печать, а сами наложили на всех заклятье. Чтобы никто больше не узнавал Рейна. И не слышал, что он говорит.
“Может Рейни говорит, что он это он, а мы все слышим, что он какой-то дурацкий Энсис, который убил принца,” - Энни угрюмо сидела на своем месте и сама себе не верила. – “Чтоб они все сами сдохли! Надоело мне! И вообще, интересно, а если дядя и Крис умрут, а Энсис, – ну раз Рейну приспичило себя так называть, пусть называет, - на мне женится… он же не будет узурпатором? Не зря же теперь у нас имена с одних букв начинаются… О, Единый, о чем я думаю?” – это было тоже глупо, не признавать очевидное. – “Но брат не может быть мертв. Не может! Ну, значит, и не мертв,” – и к Единому логику, между прочим, в него тоже не все верят.
- Раз мы рассматриваем все версии, - как же ей надели эти кузены, что никик не могли заткнуться, так что принцесса решила поддержать магикова выродка, то есть Эстля, и прервать поднадоевшее уже обсуждение покушения на Вилию, – то не может ли так случиться, что перед нами не графиня Де Уаэлби, а такой же перевертыш? - Энни кивнула в сторону Энсиса. – И за сумбурностью рассказа о покушении просто стоит то, что это было вовсе не покушение, а полноценное убийство.“Тем более она о нем молчала.“Наши досточтимые маги, - принцесса недобро глянула на Соурса и добровольного смертника, - не видят случайно печать и на второй принцессе? А если не видят, то давайте уже пошлем за другими телепатами. И за виконтессой тоже. Чем склонять её имя – всяко лучше спросить ее саму, - “а не Маркуса! Он то вообще тут причем, лучше бы полетел вместо Вилки и вместо нее же свалился за борт!”о том, что она видела на корабле. И что делала.
“Все, еще немного - и я пошлю весь этикет к Единому!” - но еще ненадолго ее хватит.
Исправил(а) Энни - Четверг, 06 Октября 2011, 21:32
 
Маркус Пятница, 07 Октября 2011, 02:19 | Сообщение # 103





Маркус не в первый уже раз ощутил благодарность к Эстлю, когда тот вступил в разговор, вопреки своему обыкновению, без всяких шуток намекнув им обоим (однако в первую очередь, надо полагать, Крису) на то, что вообще-то не помешало бы им вернуться к основной теме – в частности, к обсуждению того, какого гомункула делает этот самый Энсис (о котором отдельные представители Блестиморовского рода, похоже, благополучно успели позабыть: ну как же, всего-то навсего такой пустяк как заговорщик и убийца кронпринца, что за чушь – куда интересней поперемывать косточки беззащитной второй принцессе и её вообще не присутствующей в зале спасительнице) среди них и куда на самом деле подевался Рейнион. Сам он вряд ли смог бы дать достойный ответ прямо сейчас, поскольку разум его был занят разрешением одной чрезвычайно важной задачи: с какой вдруг стати все Блестиморы дружно потупели до кондиции тэлийского валенка.
Подобно генералу Де Гайлму, Кристофер выглядел бы просто бесподобно, если бы дело происходило на подмостках уличного театра, где ставилась бы сатирическая пьеса о быте королевского двора. Правда, трудно себе представить, что даже самые отчаянные комедианты рискнули бы поставить что-либо подобное, не опасаясь притом всей труппой угодить на дыбу: разве что в Тэлойе, где всяческая насмешка над южанами всегда поощрялась и встречала всенародное понимание. В свою очередь, блеймрийцы делали всё возможное, дабы не отстать в этом плане от северян: их пьесы изображали тэлийцев невежественными, грубыми дикарями, поголовно одетыми в меховые шинели и меховые же шапки с гербовыми кокардами, говорящими с чудовищным «окающим» акцентом – а также постоянно занятых сбором и ремонтом несуразно-громадных чадящих механизмов, глушащих бочонками технический спирт и милующихся с северными медведями. Как бы то ни было, Маркуса не оставляло ощущение, что часть присутствующих на Совете – не кто иные как злокозненные двойники (или оборотни вроде Энсиса), призванные заговорщиками исключительно с целью окончательно дискредитировать остатки королевского семейства, выставив их в глазах прочих членов Совета полнейшими самовлюблёнными идиотами, озабоченными исключительно своими неимоверными амбициями и вместо разума руководствующимися лишь своим непомерно раздутым самомнением. Пожалуй, из общей картины выпадала лишь Энни – она-то вела себя как… Энни, без малейших признаков фальши или подыгрывания кому-то. Пожалуй, среди общей картины её поведение было даже чем-то утешительно для Маркуса: всё та же старая, добрая и хорошо знакомая истеричность пополам с эгоизмом и ограниченностью. Хотя бы на неё покамест можно «положиться» среди всего этого идиотизма.... Во всяком случае, в данной ситуации от первой принцессы впервые была хоть какая-то польза – её поведение могло послужить своего рода «барометром».
С этой мыслью второй принц выслушал доводы Эстля, разумеется, не встретившие понимания со стороны недавнего Маркусова собеседника. Выслушав юного Дагарта, Кристофер нацепил на физиономию довольно-таки мерзкую в свете выбранного им снисходительно-покровительственного тона разговора улыбочку – и поинтересовался, неужто они стали бы заседать более часа напролёт, если бы было так просто определить «истинную цель» покушения. (Маркус не преминул мысленно отметить, что добрых полчаса из этого времени было уделено невесть с какой стати возжеланному Ринмаром допросу Вилии, начатому прямо посреди обсуждения вопроса вроде бы первостепенной важности – и последующим нападкам на Эрумпре). Сама по себе фраза касательно желания «услышать ответ на свой вопрос от Маркуса прежде чем вернуться к основной теме» достойна была того, чтобы добавить её в копилку безграничной и всеобъемлющей муд… кхм, тупости, уже изречённой сегодня устами блаженной троицы в лице инфанта, его сына и снохи. «Невероя-атно! Вот у кого всем философам древности стоило бы поучиться построению системы ценностей – так это у Криса. Прииде к нам, всяк страждущий и алкающий духовного просветления, дабы вкусить от бесценного родника Кристоферовой мудрости и познать истинный смысл жизни. Подумать только, на повестке дня два вопроса – убийство наследника престола с подменой его неизвестным самозванцем… и то, верит ли какой-то там принц Маркус в своих знакомых. Действительно, куда уж определить, какой из этих вопросов более первостепенен на повестке дня: такое даже мудрецу не под силу, не то что нам сирым и скудным умом!».
Предшествующая этой дивной реплике речь, адресованная Маркусу, тоже была на удивление богата ароматным, питательным и смачным материалом для писак из какой-нибудь вольнодумной подпольной газетёнки, осмеливающейся критиковать королевскую власть и покуда не накрытой стражей. Подумать только, какие разгромные статьи могли бы выйти из-под пресса печатного станка, если бы одна из этих помойных журналистских крыс с очками на морде и пером в лапах присутствовала на Совете! Пожалуй, после столь красноречивого «срыва покровов» и обнажению подлинного лица… точнее, рассудка правящего семейства, никакими силами не удалось бы избежать революции с поголовным истреблением королевской династии и последующим становлением какой-нибудь Блеймрийской Народной Республики. Буквально каждая фраза достойна была стать эпитафией на надгробии здравого смысла. Уже когда речь зашла о том, что Марк «не предъявил никаких доказательств», как будто он обещал таковые предъявить, второй принц ощутил глухую тоску, предвкушая, что сейчас на королевское семейство будет брошена очередная тень – густая, чёрная и жирная, вдобавок липкая: и опасения его оправдались целиком. Упоминание о «задетом самолюбии» вызвало у Маркуса острое желание задеть самого Криса по морде сапогом с разворота в стиле «хвост василиска», как в своё время учил мастер Жерар, чтоб того снесло со стула: это каким же кретином нужно быть, чтобы предположить за всем этим какие-то личные мотивы и уж тем более то, что своими словоизлияниями Кристофер способен задеть самолюбие хотя бы пятилетней девочки (поскольку даже та сполна оценила бы его глупость), не то что принца?
Когда же из уст оного неисчерпаемого источника мудрости прозвучало слово «пыл», Маркус невольно насторожился – и уже спустя пару секунд вынужден был снова «прокашляться в ладонь», скрывая расплывшуюся до ушей ухмылку. «Алкагест мне в реторту, Крис! Неужто цыпонька Изабелла в постели настолько холодна и бревноподобна, что тебе до сих пор незнакомо истинное значение слова «пылкий»? Или ты сам в будуаре пень пнём, и судишь о «пыле» по собственному темпераменту? Если это так, то у меня есть все основания подозревать, что на днях фрейлина леди Изабеллы заказывала у меня флакон возбуждающего эликсира отнюдь не для собственного муженька…». В самом деле, может, Маркус чего-то и не понимал в жизни, но уж как бы он точно не охарактеризовал свою предыдущую речь, так это как «пылкую». По своему обыкновению, он придерживался спокойного тона, и в некоторые моменты даже изображал смирение – никаких тебе растрёпанных волос, горящего взора, срывающегося голоса, агрессивного потрясания воздетой рукой, брызжущих слюной уст и прочих атрибутов «пылкого» оратора. И потому он даже представить себе не мог, где и как Кристофер углядел излишнюю эмоциональность в его речи. Или Рейнов кузен подобно возлюбленному папеньке страдал излишней мнительностью? Что ж, это всё объяснило бы… Что до «всяческого» отрицания, то Маркус никак не мог припомнить, чтобы приводил более одного-единственного довода в защиту Эрумпре. Не менее забавно выглядела и фраза касательно того, что «ваша сестра, как мне почему-то упорно кажется, уже успела с вами поделиться о своих злоключениях до начала Совета…» и тому подобное: ирония давалась Крису ещё хуже, чем ложь, что вроде бы по определению было невозможно. ««Ему почему-то упорно кажется», понимаете ли… Нет, жрать твою кашу, она с самого момента прибытия больше суток скрывалась от меня по всему дворцу и хранила упорное молчание – в ожидании того момента, когда окажется на Совете, наконец-то бросится тебе на шею и изольёт все свои переживания!!! Деби-и-ил…».
Фонтан мудрости меж тем не иссякал – Крис не придумал ничего лучше кроме как излить на Маркуса обвинение в том, что тот, извольте видеть, «совершенно отрекается от возможности происходящего из хотя бы его версии» – да ещё, как будто этого мало, поинтересовался, «так ли он уверен во всех своих знакомых, как ранее был уверен в личности принца Рейна». Уже сам по себе этот вопрос заслуживал единственного достойного ответа – выхватывания из ножен шпаги и снесения к псам собачьим Кристоферовой головы как органа, совершенно для оного тела лишнего и нарушающего природную гармонию. «Дружочек, ты где, собственно, был парой минут раньше, когда я что-то говорил? Ублажал себя за дверью, распалённый собственными речами и упивающийся восторгом от своей неслыханной гениальности – и осознания того, что папочка дал тебе что-то сказать на Совете?!? Ты хоть приблизительно слушаешь, да что там – хотя бы слышишь что-то кроме того, что из твоего рта выделяется? Да что там я: если судить по твоим предыдущим речам – как ты можешь что-то там слушать… а уж тем более – понимать».
Не успел Маркус придумать достойный ответ (что, надо отдать ему должное, было нелёгкой задачей – поскольку крайне трудно в вежливых и деликатных выражениях донести до сознания собеседника то, что вместо головы у него ком засохшего ослиного навоза), как в разговор вмешалась Энелин. Её высказанное нетерпеливым тоном предположение касательно того, что Вилия сама могла являться подосланным заговорщиками оборотнем под личиной второй принцессы (что заставило Маркуса на миг прикрыть глаза и негромко вздохнуть: похоже, на почве свершившихся событий у всех Блестиморов впридачу к поголовному отупению и терминальному разбуханию самодовольства развилось также состояние, описанное в трактате Флорианы Кратасской как «Синдром поиска потаённого смысла») само по себе особой ценности не несло, разве что имело шанс заронить в головы Ринмара и Криса ещё одно семя идиотизма и затянуть нелепую болтовню пуще прежнего. Жаль что Энни этого не понимала – потому что, судя по её последующему предложению, сама она желала поскорее перейти к основному разбирательству. Поэтому, как только последние слова сорвались с её уст, Маркус слегка повернул голову и бросил пристальный взгляд в сторону кузины, словно предостерегая от дальнейших речей.
– Ваше мнение столь же правомочно, как мнение любого из членов Совета, дорогая кузина, – произнёс он. – Не сомневаюсь, в своё время его стоит подвергнуть рассмотрению: однако что до поиска печатей на Её Высочестве принцессе Вилии, с этим я порекомендовал бы повременить. Обсуждение темы самозванца и без того было прервано обсуждением происшествия с «Гордецом» – потому, думаю, не стоит вклинивать в неё ещё и третье разбирательство до завершения первых двух. – Отвернувшись, он воззрился на Криса и некоторое время просто изучал его, словно прикидывая, как бы поделикатней донести до его сознания свои мысли.
– Я охотно ответил бы на ваш вопрос, лорд Кристофер, – размеренно проронил наконец Маркус, – если бы это имело смысл. Увы, поскольку мои слова не были услышаны и поняты вами с первого раза, я не питаю надежды и на то, что это произойдёт со второго. Однако для всех остальных позволю пояснить. – Он обежал взором всех присутствующих.
– Вероятно, моя память в самом деле подводит меня от долгой работы в лабораториях: и несколькими минутами раньше, когда я излагал свою позицию, лорд Кристофер соизволил куда-то выйти по личным надобностям, чего я не заметил. Прошу мне это простить. Однако все остальные, я полагаю, уже знакомы с моей позицией касательно «веры» во что-либо в рамках заседания Совета и решения государственных вопросов. И потому я повторю ещё раз, отвечая на вопрос касательно того, «уверен ли я» в своих знакомых… – Маркус вновь перевёл взгляд на Рейнова кузена, и голос его прозвучал несколько холоднее, чем прежде. – Так вот, лорд Кристофер, я ни во что и никому не верю – я делаю выводы. Так уж сложилось, что я по роду занятий учёный, господа: а наука не приемлет понятия «веры» – лишь рассуждения и выводы на основании аргументов и фактов. На случай, если вы покидали зал и прежде, лорд, и не были свидетелем того, как я два раза упомянул о пресловутой презумпции невиновности – упомяну в третий раз: я придерживаюсь концепции презумпции невиновности. Пока вина подозреваемого не доказана, он невиновен: когда же доказательства налицо, он по праву может быть осуждён. Я ни в чем не мог и не могу быть уверен, в том числе и в личности этого человека, – он повёл рукой в сторону Энсиса, наверняка наслаждающегося этим позорным спектаклем. – Возможно, вы заметили, что я выступал не в защиту его подлинности как принца, но лишь в защиту соблюдения порядка допроса и отмечал очевидные факты: и уж мне точно не пришло бы в голову после его признания отстаивать идею того, что это "подлинный принц Рейн" и что его "околдовали и заставили так мыслить" - что, смею предположить, утверждал бы действительно слепо верящий. И потому не могу согласиться с вашим правом судить и решать, кто во что верит. Так же как сейчас не отстаивал безоговорочной невиновности леди Эрумпре: и уж поверьте мне, ни в коей мере не намеревался прослыть «пылким», «не желая исходить» из, хотя бы, вашей с Его Высочеством версии, – последняя фраза была произнесена всё тем же спокойным тоном, Маркус лишь прикрыл на несколько секунд глаза, дабы скрыть сверкнувший в них огонёк насмешки. «Хотя бы твоя версия, как же: говори уж прямо – хотя бы высосанная тобой из папочкиного пальчика версия!». – Я лишь привёл аргумент относительно её возможной непричастности к этому делу. И позвольте уточнить, что «аргумент» не одно и то же с доказательством: это всего лишь довод в пользу чего-либо. Впрочем, как я уже упоминал, вы не можете привести ни того, ни другого, в чём сами признались: и потому лично мне всего лишь не совсем понятно, почему в «слепой вере» и «беспричинном отвержении другой версии» – да простится мне неточное цитирование – вы обвиняете меня? – Маркус бросил на Кристофера абсолютно невинный взгляд.
– Вы упомянули, что желаете услышать от меня ответ, и лишь после этого будете готовы к дальнейшему обсуждению, – промолвил он, выдержав небольшую паузу. – О, я ничуть не сомневаюсь, что такие вопросы, как убийство и подмена кронпринца и моё отношение к моим знакомым абсолютно равны по своей значимости, – при последних словах он покосился на Ринмара. – Не сомневаюсь также и в том, что порядок проведения заседания всецело зависит от ваших желаний и никто не в силах перечить вам. Однако если вы, лорд Кристофер, всё же услышали ответ на свой вопрос и «будете рады вернуться к основному вопросу» – возможно, мы всё же сделаем это?
«Или, выражаясь менее витиевато – может, ты наконец заткнёшься со своими бесконечно тупыми вопросами и позволишь вытянуть что-то действительно важное из этого урода?!?»
 
Мастер Пятница, 07 Октября 2011, 09:47 | Сообщение # 104





- Пожалуй, так и стоит сделать, раз уж каждое свое высказывание, принц, вы причисляете к убедительным аргументам, а высказывания остальных для вас - всего лишь не подкрепленное доказательствами мнение, - засмеявшись ответил Кристофер. - Хотя будет забавно потом выяснить, что мое мнение в итоге будет рассматриваться на каком-нибудь из последующих Советов так же, как сейчас рассматривается ситуация с принцем. Но да, вы правы, Маркус, мы отошли от темы, можете продолжать вещать, буду рад послушать какие еще аргументы вы хотите и можете предоставить по этому делу, тем более что слова не совпадающие с вашим мнением вы, как я успел заметить, ни во что не ставите, либо у вас очень хорошо получается это делать. Тогда могу лишь сказать, что вы прекрасный актер. Не буду лишать вас удовольствия отстоять свою версию, - пожав плечами Кристофер внимательно нахмурил брови. - Так что вы там говорили касательно принца..?
- Хватит! - рявкнул Ринмар. - Если вы как малолетние мальчишки не можете разобраться без этих пререканий друг с другом, лучше закройте рот. Энелин, - мужчина хмуро посмотрел на принцессу, - если же ты тоже не можешь держать себя в руках и не в состоянии воздержаться от подобных выпадов, возможно мне стоит попросить, чтобы тебя сопроводили до твоих покоев, коли данное собрание тебя так волнует? Что касается истории с кораблем, - Ринмар вздохнул и чуть скривив губы, посмотрел в сторону, - похоже добиться что-то от наших славных Де Уаэлби кроме препирательств и размытый объяснений...
- Я бы попросила! - воскликнула графиня Де Уаэлби.
- Ваша дочь, графиня, находясь на Совете не может обрисовать ситуацию по которой едва не лишилась жизни, и которая вполне может иметь отношение к происходящему внутри дворца, вне зависимости согласен с этим кто-то или нет. Если принцесса не в состоянии говорить сама - это крайне печально, но не проблемно в наше время. После Совета я попрошу сэра Соурса побеседовать с принцессой телепатическим образом - пожалуй, следовало сразу прибегнуть к этому методу, впрочем ранее во мне еще жила надежда получить внятный рассказ. Но, все же, делая скидку на юность вашей дочери и ее неопытность - лучше будет предоставить все специалистам. Что же касается наших с вами сыновей - они оба уперлись в одни и те же ворота с разных сторон, смотреть на их пустые пререкания на Совете я более не намерен.
Ринмар посмотрел на Энсиса.
- У нас есть мертвый король, королева, отказывающаяся присутствовать на всех Советах касательно своего сына, что особенно любопытно, если кто-то еще помнит некоторые детали касательно Ее Величества, и этот человек, - мужчина сощурил глаза, глядя на Энсиса. - По словам сэра Соурса мысли которого он читать не может. Память ценный материал и это обязательно будет проверено другими специалистами и не только телепатами, до тех же пор, пока мы не получим хоть какую-то информацию - все, что мы здесь говорим - всего лишь домыслы и предположения, а не аргументы. Можно было бы, конечно отправить этого человека в пыточную, но я не сторонник таких методов, тем более, - взгляд Ринмара стал каким-то странным, - калечить такой любопытный объект для исследования будет непростительной дерзостью. И мы, в конце концов, не тэлийские варвары, чтобы спешить и прибегать к таким методам получения информации.
- Вы предлагаете подождать прибытия других специалистов в этом вопросе? - уточнил Соурс, чуть нахмурившись.
- Да, если говорить о получении информации от этого человека... когда у присутствующих здесь будет больше нечего сказать, - Ринмар оглядел членов Совета.
 
Вилия Воскресенье, 09 Октября 2011, 14:33 | Сообщение # 105





Как же это выглядело жалко со стороны Ринмара. Весь его выпад в сторону Вилии. Не может совладать с братом - ударь по сестре. Принцесса даже презрительно усмехнулась, не скрывая своего отношения к словам брата короля, которые он отнес на ее счет. Слишком много унижений за столь короткий срок настроили Вилию скорее на ироничный лад. "Интересно, что Энисис думает, глядя на все это безобразие? Усмехается и думает, что его представление о нас, как о людях недалеких и самовлюбленных подтверждается".
- Прошу прощения, что я в силу своего возраста не смогла вставить хоть пару слов в ваше обсуждения того, что произошло со мной. Это было моей ошибкой. Но я против того, чтобы кто-то залезал в мою голову и просматривал мои воспоминания.
Она понимала что находится на грани грубости, но проглотить последнюю грубость от Ринмара было не так уж просто. Да и не хотела она это делать, с какой стати.
- Господин Энсис, простите я не знаю как правильно к вам обращаться, - принцесса была вежлива, как ни странно на фоне Ринмара и Кристофера он выглядел значительно симпатичнее, - вы же понимаете и видите, что терпение не является сильной чертой у присутствующих на этом Совете.
Вилия не исключала из списка нетерпеливых и себя тоже. Губы тронула легкая усмешка.
- В данной ситуации ваше согласие или несогласие, принцесса, роли не играет, как это не прискорбно, - учтиво заметил Соурс.
Слова Соурса чуть было не заставили девушку расплакаться. Он сдержалась и даже не показала. что расстроилась.
- Тогда все, что вы мне оставляете, так это считать ваше вмешательство в мою память насилием надо мной. Я подчинюсь силе.
Ответив Соурсу она вновь обратилась к Энсису.
- И придет тот самый момент, когда методы тэлийских варваров уже не будут казаться таким уж дикими. Вам стоит подать голос и прибавить к озвученным здесь предположением хоть чуть-чуть фактов.
- Я бы не стал загадывать наперед с такой уверенностью, принцесса. А подавать голос, когда не спрашивают - не самое хорошее качество для человека, и Черного Рыцаря-Мага в том числе, - отозвался мужчина. Все что я мог - я уже сообщил, пусть и полагаю, что разговор о моих знаниях выйдет за пределы данного Совета.
Она посмотрела на Энни и позавидовала ей. Позволить себе быть столь прямолинейной она не могла себе. Хотя сегодня с ее стороны было сделано еще достаточно глупости и явно она продолжить их творить.
Исправил(а) Вилия - Понедельник, 10 Октября 2011, 00:33
 
ФРПГ Золотые Сады » Архивы » Хроники локационной игры » Тронный зал (В западной части дворца, на пересечении трех коридоров)
  • Страница 3 из 4
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Поиск:
Чат и обновленные темы

  • Цепляясь за струны (21 | Марк)
  • Абигайль Брукс (0 | Эбби)
  • Дурацкие принципы (4 | Марк)
  • Давно не виделись, засранец (43 | Марк)
  • Ингрид Дейвис (1 | Автор)
  • Хроники игры (2 | Автор)
  • Разговоры и краска (1 | Марк)
  • Бередя душу (3 | Марк)
  • Я назову тебя Моной (29 | Джейлан)
  • Осколки нашей жизни (5 | Марк)
  • Резхен Эрлезен-Лебхафт (1 | Автор)
  • Первая и последняя просьба (4 | Марк)
  • Эль Ррейз (18 | Автор)
  • Задохнись болью, Вьера (2 | Марк)
  • Ты любишь страдания, Инструктор? (5 | Марк)
  • Колдуны не только колдуют (18 | Марк)
  • Когда уходят рифмы (10 | Стенли)
  • Прочь, зелёный змий! (12 | Гражданин)
  • Художник удачи (33 | Джейлан)