|
Тронный зал
| |
|
Автор |
Четверг, 12 Ноября 2009, 17:52 | Сообщение # 1 |
|
|
 Тронный зал является одним из самых просторных и красивых помещений всего дворца и располагается на первом этаже, в самой западной части дворца. От крупных дверей с массивными ручками, украшенным резными узорами, так же как и сами двери, в обе стороны отходит широкий коридор, напротив дверей также идет коридор, заметно более широкий, устланный длинной и узкой ковровой дорожкой, которая заканчивается, когда коридор выходит в соседний.
Сам тронный зал состоит из двух помещений: так называемой "прихожей" - просторного зала, вытянутого вперед, со светлой каменной плиткой с более темными геометрическими узорами на полу, отделанными красным деревом стенами, на которых висят искусные кристаллические светильники красного оттенка, где вдоль стен, в небольших нишах, стоят статуи из рыцарских лат, а в самом конце находятся узкие, но высокие двустворчатые двери, у которых стоят два стража; и второго зала - уже непосредственно тронного. По отделке помещение ничем не отличается от первого - та же крупная светлая каменная плитка под ногами, с геометрическими узорами, стены отделанные деревом, на которых висят крупные тряпичные полотна с вышитыми на них картинами и гербами. Потолок здесь высокий, украшен фреской с изображением воинов, конников идущий против друг друга через серые и черные облака, вероятно, дым. У дальней стены, той что напротив входа, находятся узкие и высокие окна, чаще всего не занавешенные. Окна эти выходят на запад дворца, отсюда даже можно совсем немного разглядеть Золотой Сад.
У той же стены, точно напротив входа, располагается крупное кресло, с красным бархатным сидением, спинкой верх которой изгибается и сужается кверху, украшенной небольшим балдахином, который позволяет занавесить сидящего. По бокам от кресла стоят два высоких свечных светильника на высоких ножках - каждый имеет место для пятнадцати свечей. В зале, вдоль стен, также можно увидеть статуи из разных материалов - от камня до серебра и золота и рыцарские латы с оружием.
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Воскресенье, 06 Февраля 2011, 23:24 | Сообщение # 36 |
|
|
– Что ж, значит, факт передозировки исключается… – проронил Маркус, поглощённый своими раздумьями. Если зелье предназначалось для разового использования – значит, целью его было раз и навсегда решить проблемы с упадком мужской силы. «Интересное, однако, растение эта сура… Немудрено, что её сейчас почти не осталось – должно быть, в прежние времена её как раз и извели под корень за столь полезные свойства. Раз уж из неё можно приготовить и афродизиак, и смертельный яд… то она прямо-таки идеально соответствует основным нуждам человечества на протяжении всей его истории – совокуплению и истреблению себе подобных. Хм, забавная мысль. В конце концов, какими бы витиеватыми словесами мы не украшали свою сущность, какие бы великие порывы духа ни приписывали человечеству и сколько бы ни увенчивали своё чело пышными титулами вроде «венец творения» и «центр мироздания», за всеми этими шелками не скрыть одного простого факта: человек – всё равно животное. И всеми, или почти всеми его поступками движут две силы, скрытые в самых тёмных глубинах души – агрессия и похоть. Желание нести смерть – и желание нести жизнь. Интересно, а в старых трудах, посвящённых этому цветочку, такое рассуждение встречается? Если нет, то нужно будет как-нибудь его записать, будет мой собственный афоризм. Например, вот так: «Человеческая цивилизация взросла из семени суры»».
Эта краткая минута отвлечённых размышлений помогла Маркусу немного освежить разум: ему предстояло решить непростую задачу. Принца немного тяготил тот факт, что пришлось осадить Эстля: однако причиной тому было всего лишь то, что он опасался за жизнь друга. Рейн, возможно, и не снёс бы парню голову мечом прямо на глазах членов Совета и своей сестры – всё же при всей своей несдержанности он был наделён ещё и каким-никаким благоразумием: однако как знать, что ждало бы Дагарта-младшего впоследствии. Смерть отца очень сильно изменила первого принца: сейчас, неотрывно и без страха глядя в его глаза, Маркус не мог поручиться, что со дна Рейнова взора не поднимается неотвратимая тень мрачного безумия. На протяжении всей беседы (если, конечно, это можно было назвать беседой) Рейн сохранял мрачный и замкнутый вид: даже утром, беседуя с Марком о предстоящем допросе, он выглядел более… открытым, что ли.
Второго принца на миг посетила весьма странная ассоциация: кузен отчего-то представился ему облачённым в один из тех рыцарских доспехов, что двумя безмолвными шеренгами высились в стенных нишах. Такая же глухая броня, непроницаемая маска забрала, в которые принц облек себя, скрывая от окружающих свою душу. Однако при утреннем разговоре этот доспех казался изношенным, разболтавшимся в сочленениях, и из щелей его кое-где сочились кровавые струйки боли. Теперь же доспех был наглухо заклёпан на всех стыках, без единой щели – и только в прорезях забрала рдел мрачный, чадный пламень глухого гнева.
– Итак, теперь мы можем с уверенностью сказать, что король не мог ослушаться указаний сэра Ривиана и принял лекарство именно в той дозе, которая была необходима для восстановления определённых функций организма. – Маркус говорил ровно и спокойно, без всяческих смущённых «кхм… ну, вы понимаете, для чего, господа…». Обстоятельное и вроде бы ненужное перечисление вышесказанных фактов тоже было частью его замысла: именно так, как когда-то ему довелось убедиться, должен вестись любой, прямо скажем, допрос – постоянное перемалывание одной и той же информации до тех пор, пока либо кто-нибудь из подозреваемых не проговорится по неосторожности, либо самому следствию не удастся ухватить кончик ниточки. «Правда, трудно сказать, кто в этом зале подозреваемые, а кто – следователи: крайне неоднозначная ситуация…». – Однако, со слов сэра Ривиана, спустя буквально несколько минут после принятия лекарства наступила смерть. Поскольку к смертельному исходу привело именно отравление сурой, мы можем прийти к одному выводу: король, сам того не зная, принял ещё одну дозу яда суры ещё до принятия лекарства. Насколько нам известно, незадолго до смерти он изволил вкушать обед, остатки которого впоследствии были подвергнуты тщательному исследованию. И сейчас у меня есть вопросы уже к трём присутствующим здесь господам.
Он обратил свой взор на сэра Ривиана: тот в ответ взглянул на него с некоторой опаской, словно ожидая подвоха в следующем вопросе.
– Во-первых, вновь к вам, сэр Ривиан, – произнёс принц. – Скажите, ведь именно вы проводили исследование образцов пищи, принятой Его Величеством незадолго до смерти… и объявили, что в пище не было найдено следов яда. Теперь позвольте уточнить: на самом ли деле в пище не было обнаружено яда? Или какое-либо из блюд всё же было отравлено?
- Нет, пища действительно была самой обычной, яда в ней не было, - сказал Ривиан, виновато поджав губы и опустив взгляд.
Принц обернулся к Эстлю. При взгляде на старого друга ему на миг стало совестно. «Прости, что приходится впутывать тебя в это, старик… но, быть может, ты поможешь пролить хоть лучик света на это поганое дело, раз уж мы так далеко зашли в лабиринт, где из-за каждого поворота в любой момент могут ударить копья…».
– Господин Дагарт, – промолвил он столь же нейтральным тоном, напомнив себе, что он, в отличие от кузена, не может позволить себе отступиться от беспристрастности: он не мог прямо назвать лорда Де Уаэлби отцом, а сына Дагвура Дагарта Эстлем, раз уж вступил в эту, с позволения сказать, беседу. – Вы задали Его Высочеству вопрос касательно того, является ли он кронпринцем и единственным законнорожденным сыном короля Гаала: а также упомянули, что способности величайших волшебников бессильны против политиков. Никто не принуждает вас прямо сейчас применять развеивающую магию и тому подобное: однако у меня сложилось впечатление, что у вас есть некоторые мнения по этому делу. Если я прав, возможно, вы пожелаете поделиться ими с нами?
Он говорил абсолютно спокойно – но поскольку сейчас Рейн не мог видеть его глаз, взор второго принца на миг стал прямо-таки просящим. «Эстль, прошу тебя, не гони лошадей: если у тебя есть что сказать – не руби вот так в лоб, будь поосторожней со своими словами, прикуси вовремя язык, в конце концов! Знаю, нравится тебе публику шокировать – но это не та публика, с которой играть можно: побереги свою голову, Эстль! Мне как-то не хочется видеть её насаженной на кол».
– Ваше Высочество, вы упомянули о том, что решение об использовании суры как основы для приготовления лекарства исходило от самого короля. – Маркус вновь развернулся к Рейну и взглянул ему в глаза, обращаясь к нему всё таким же нейтральным тоном. – Это кое-что проясняет, однако… Насколько нам известно, Его покойное Величество вроде бы никогда не интересовался различными растениями настолько, чтобы знать о столь редком и ныне почти не встречающемся, как сура. Возможно, вам что-либо известно о том, откуда были получены те самые «сведения о том, что зелье из этого растения должно было избавить от проблемы навсегда»? – он в точности процитировал слова Рейна.
Исправил(а) Маркус - Воскресенье, 06 Февраля 2011, 23:30
| |
|
| |
| |
|
Энсис |
Понедельник, 07 Февраля 2011, 01:39 | Сообщение # 37 |
|
|
Пока Маркус продолжал разбираться в представшей ситуации, Рейн не столько его слушал, сколько первое время повторял в мыслях слова Эстля. И ведь действительно, какая ирония, почему-то стоило делу коснуться Дагарта, чаще всего в первую очередь шли мысли о том, что это дело связано хоть как-то с магией или колдовством. Однако не в этот раз. Эстль вполне ясно дал понять своими словами, что не верит в то, что перед ним стоит сам принц Рейн, более того, уже успел ранее сделать явный намек на возможную незаконнорожденность принца, что было даже более оскорбительно, нежели то, если бы Эстль просто подозревал Рейна в том, что он – подставное лицо, тот же колдун под маской принца, либо же просто совершенно кто-то иной. Где-то внутри огненный нрав принца среагировал на эти слова вспышкой гнева, однако Келлум все же еще достаточно хорошо знал себя и умел сдерживаться, чтобы не дать эмоциям овладеть разумом. На самом деле, если мыслить здраво – Эстль был молодцом, что высказал подобное предположение. Пусть оно и было ошибочным в данном случае, ведь когда-нибудь в будущем, как и когда-то было в прошлом, подобное предположение, высказанное вовремя, может спасти сложную ситуацию, например, такую, как эта. Мысленно принц порадовался, что Эстль сейчас находится в зале и поблагодарил Дагвура за то, что тот даже без особого согласия или просьбы, прислал сына в столицу. Все же, старик был воистину гением, Рейн всегда держал в мыслях пунктик о том, что вполне вероятно, он был одним из Посвященных – не может быть простой человек быть настолько гениальным… Хотя, жаль было, что Эстль ничего не сделал, а довольствовался лишь фразой. Его колдовство бы самому Рейну не навредило, однако могло помочь в случае, если в зале сейчас кто-то находился под действием иллюзий.
Келлум вернулся от фоновых размышлений к основным. Маркус проявлял одну из лучших черт своего характера, даже несколько, если подумать – в такие моменты Келлуму думалось, что вот он, Маркус, стремящийся сделать что-то настолько сильно, что это желание выбивало из него его периодически всплывающую надменность и повадки учителя, смотрящего на окружающих как на потенциальных учеников. Мысленно Рейн даже удовлетворенно кивнул, решив, что не зря позвал его в столицу, хотя изначально Франчес предлагал этого не делать, «во избежание ненужных конфликтов и ненужного влияния со стороны». Он тогда говорил настолько убедительно, что Рейн почти согласился с ним, однако в последний момент решил, что наличие Маркуса будет не лишним, в конечном итоге, его отец находился под стражей, и если бы его допрос окончился его казнью… вряд ли бы кузен был бы в восторге, что его даже не известили о том, что его отца приговорили к подобному. Банальное уважение к чувствам других и… некоторые личные причины. Думать о них в данной ситуации было несколько опасно, на случай, если кто-то до сих пор копошился у друг друга в голове колдовскими пальцами. Хотя, вряд ли бы хоть какому-то колдуну вообще удалось пройти сквозь ту стену, что выстраивал Рейн, тем не менее, лишняя осторожность в данной ситуации никогда не бывает лишней. Особенно когда в зале всего два человека, которым Келлум более или менее доверял, с натяжкой три.
- …Теперь позвольте уточнить: на самом ли деле в пище не было обнаружено яда? Или какое-либо из блюд всё же было отравлено?–продолжал свое вещание Маркус.
- Нет, пища действительно была самой обычной, яда в ней не было, - когда Ривиан сказал это, Рейн внимательно на него посмотрел, и сразу после этого целитель виновато опустил взгляд.
Рейн нахмурился. Он всегда доверял этому человеку и не мог бы сказать, что сейчас не доверяет, однако это самое доверие теперь было под вопросом. Даже несмотря на все желание верить, что Ривиан не замышлял плохого, и даже, кажется, действительно, ничего не делал чтобы поспособствовать смерти короля, доверять ему как раньше Рейн уже не мог. Просто не получалось.
«Почему королева дала распоряжение скрыть следы смерти? Чтобы защитить принца, сына… от кого? Она знала что-то, знала, что есть кто-то, кто может воспользоваться смертью короля против меня? Или знала о чьих-то планах и сокрытие смерти было лишь сокрытием результатов этих планов, чтобы этот человек, не получив желанного, посчитал, что его замысел не удался, запаниковал, а в попытках исправить все, совершил бы ошибку, которая и раскрыла бы его? Тогда зачем было скрывать это от меня? Она боялась, что они смогут взять меня под контроль или прочитать мои мысли? Но ведь она знает, что никому бы это не удалось. К тому же, по-настоящему хорошо это может делать исключительно Соурс, может ли он быть одним из тех, кого она опасалась? Его печати на руках не говорили ничего против него, однако нет гарантии, что он не сумел изменить их, добавить в них что-то, что изменило бы их суть. Или нашел способ как их заблокировать… либо и вовсе научился проникать в умы силой мысли, без использования печатей и рук, как инструмента…» - принц медленно оглядел всех внимательным взглядом, продолжая слушать при этом Маркуса. Его взгляд упорно избегал Энелин, однако так и не смог этого сделать в итоге. В голове всплыли недавно узнанные сведения о ней, которые огорчили его практически не меньше, чем если бы Энни действительно сошла с ума на почве горя от смерти отца. К слову, теперь была ясна отчужденность матери – она была связана не с возможным безумием, а с простым страхом в виду своего поступка, в который она вовлекла еще и Ривиана.
«Сестра… вот в ком всегда боялся разочароваться. Но если бы знал, насколько разочарование будет превышать предполагаемое…» - почти нейтральный взгляд вновь был отведен в сторону; смотреть на Энелин Рейн просто не мог, по крайней мере, не сейчас. Его взгляд был переведен на Маркуса, однако в мыслях был совершенно другой человек…
Кузен тем временем вернулся к Эстлю и его магии, напомнив, что именно с этого начались мысли Рейна некоторое время назад, еще когда он провел короткий диалог с Дагартом-младшим. Отлично, Маркус сам обратил на это внимание, значит, не придется самолично этого делать, это было очень на руку. И дело было далеко не в лени или банальном нежелании.
- Никто не принуждает вас прямо сейчас применять развеивающую магию и тому подобное: однако у меня сложилось впечатление, что у вас есть некоторые мнения по этому делу. Если я прав, возможно, вы пожелаете поделиться ими с нами? – Рейн перевел взгляд на Эстля, в глазах принца отразился едва заметный интерес, а если приглядеться, то можно было увидеть, что это скорее было предложение и позволение высказать возможные задумки. Предполагать, мог ли что-то задумать Эстль, и что это могло быть, Рейн раньше времени не стал – Дагарты отличались своей особенностью всегда удивлять своими решениями. Единственное, чего желал принц, чтобы действия Эстля не навредили чьей-то психике. В прямом смысле.
Однако, Маркус не забыл и обратиться к самому Рейну, что заставила принца подумать, что тот уже не в первый раз сперва проходит по всем интересующим его личностям с пачкой вопросов, а затем ждет ответов. Почему-то казалось, что он как будто слегка куда-то торопится, даже несмотря на то, что в речи спешки не было, да и в телодвижениях тоже не было замечено ничего, что сказало бы о его волнении. Однако, за один раз он выдавал много слов, старался за короткий срок уловить как можно больше, словно боялся потерять данную ему возможность или забыть что-то. Келлум, же, как ни странно, даже при понимании действий Маркуса и его желания расставить все на свои места, и воссоздать единую цепочку событий и участвующих в них лиц, не считал, что все это выльется в нужный ему результат. Почему-то перед глазами возникла картина с выброшенной из воды рыбой, которая не трепыхается, а лишь слегка шевелит плавниками и хвостом, открывая и закрывая рот. И в качестве рыбы представлялся Маркус. Потому как что бы он ни делал, вряд ли его действия сильно изменят ситуацию. Рейн был в этом почти уверен. Это было не то место, не то время, не та ситуация и не те люди. И все было гораздо серьезнее, чем, возможно, думала большая часть людей, присутствующих на этом собрании. И именно поэтому Рейн был рад, что все это следствие ведет Маркус. Потому как он делал это со знанием дела, возможно натолкнет некоторых на определенные размышления и предположение, а Рейну даст возможность сохранять молчание как можно дольше. И это положение для принца было наиболее выгодно, потому как в какой-то степени Маркус был отвлекающим всех моментом, привлекающим внимание к себе. В то время как Рейн своей неразговорчивостью мог производить впечатление того, кто не может выдвинуть никаких веских слов. А даже если бы и сделал это, это бы лишь навредило его положению в будущем. Как уже было замечено – ситуация была далеко не располагающей к каким-либо действиям определенного рода.
– Ваше Высочество, вы упомянули о том, что решение об использовании суры как основы для приготовления лекарства исходило от самого короля, - тем временем, Маркус начал излагать свои мысли, - Это кое-что проясняет, однако… Насколько нам известно, Его покойное Величество вроде бы никогда не интересовался различными растениями настолько, чтобы знать о столь редком и ныне почти не встречающемся, как сура. Возможно, вам что-либо известно о том, откуда были получены те самые «сведения о том, что зелье из этого растения должно было избавить от проблемы навсегда»?
Рейн мысленно усмехнулся, в очередной раз убедившись, что его размышления не беспочвенны. «Как ловко все-таки… чертовы ублюдки».
- От меня, - практически беспристрастным тоном ответил принц. – Зная о проблеме Его Величества я решил попытаться разрешить ее и для этого пришлось изучить некоторые материалы из Древней Библиотеки. Книги еще хранятся в моем личном кабинете.
«Чувствую себя обвиняемым на допросе перед уже запланированной казнью».
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Понедельник, 07 Февраля 2011, 16:58 | Сообщение # 38 |
|
|
– Да, Ваше Высочество, – совершенно безынициативно и, кажется, даже слегка лениво ответил Дагарт-младший Маркусу, покачивая носком сапога вперед-назад, вперед-назад. – Я действительно задал вопрос, который многим присутствующим может показаться оскорбительным, обидным, безумным, в конце концов.
Эстль вновь развел руками в стороны, пожимая при этом плечами. Глаза юноши в это же время были закрыты, а на лице самодовольная улыбка, впрочем, скорее смахивающая на ухмылку кота, только что смахнувшего своим хвостом дорогую хозяйскую вазу.
Выгодно притворятся дурачком – что с тебя возьмут. Выгодно казаться и сумасшедшим – тогда и все твои действия, какими несуразными они не были бы, будут иметь оправдание. Был ли таковым род Дагартов, навеки обреченный носить в себе тяжкое бремя волшебной силы невероятной мощи, рождаясь с ним, живя с ним, передавая его, умирая вместе с ним? И несет ли сейчас молодой наследник династии магов и колдунов ту частицу безумия, что не только лишает страха, но и высушивает все остатки здравого смысла. Безумцем Эстль себя никогда не ощущал, впрочем, отдает ли сумасшедший отчет своим действиям, признавая свою болезнь, раскаивается ли преступник в своих злодеяниях?
– Впрочем, я всего лишь скромный маг со скромными же возможностями, – вновь лукаво улыбнулся молодой колдун. – Я могу лишь высказываться, а прислушиваться к моим словам или нет – решение за вами, господа.
Магия стала инструментом, оружием, а все маги – живыми фигурами на шахматной доске в руках гроссмейстера-венценосца Блеймру. Но гроссмейстер склонил голову, а драгоценная регалия скатилась на пол, но к тому ли наследнику перешла корона?
– Маги Королевства принесли клятву верности, – неожиданно серьезно заявил Эстль. Голос колдуна потерял тепло, доброжелательность и звонкость ручейка, обретя прохладцу металла, в то время как небесно-голубые глаза сверкнули, словно пара объятых синим пламенем ночных светил, – как присягнул и я. И верные своему слову волшебники от обета не отказываются, иначе какие же тогда они волшебники, раз один из главных элементов в любом заклинании (слово), им неподвластно? Но «клятва короне» – слишком утрированное выражение для обладателя магического дара – клятва дается не просто персоне, личности, даже государству, но самой магии как таковой. И, как моей скромной персоне думается, даже самые отпетые маги-отступники – не предают присягу, а лишь интерпретируют ее по-иному.
За все время своей речи Эстль позы не менял: удобно откинувшись на спинку кресла, положив ногу на ногу, облокотившись на подлокотники, а пальцы – сцепив в «замок» перед самым лицом так, чтобы все внимание главного собеседника Дагарта-младшего (Рейна) было сконцентрировано на его глазах и устах.
– Даже если я применю заклинание, и передо мной окажется вовсе не тот, кого я знаю, что это изменит? – голос юноши вновь стал озорным, а лицо приняло прежние слегка инфантильные наивные черты, отчего двадцатидвухлетний молодой человек выглядел едва ли не подростком. – Для волшебников Блеймру, в отличие от государственных мужей, главным является факт безопасности магии, и того, кто ее сохранность сможет обеспечить: тиран ли, благодетель – все это лишь риторика и дело вкуса, не так ли? Но мы отвлеклись.
Похоже, Эстля ничуть не волновало тот факт, что под словом «мы», на деле же являлся лишь он один.
– Ты! – неожиданно выпалил парень (да так, что все присутствующие, убаюканные теплом тронного зала, богатой уютной атмосферы и сладкими речами волшебника-аристократа, не могли не подскочить на месте от резкой, мгновенной смены интонации), вскакивая со своего места и беззастенчиво выставив палец (стоило лишь принцу Рейну ответить на очередной вопрос Маркуса), указывая на Черного Рыцаря-колдуна, недавно красовавшегося своими «татуировками», – Тот, что «разукрашен» моим батюшкой.
Словно гром прогремел в тронном зале от резкой фразы юноши, многократно отражаясь от стен, потолка и пола.
– Ты читаешь мысли и память подозреваемых, а руны не дают тебе солгать, – Дагарт-младший не спрашивал, но утверждал. – Но сможет ли твоя сила различить ложь в словах того, кто заведомо говорит неправду, будучи свято уверованным в своей правоте? Увидишь ли ты истину в разуме того, кому вложили ложные воспоминания?
Последнее предложение явно предназначалось для тех, кто не уяснил смысл сказанных до этого слов. Действительно: почувствует ли Соурс искусственную память, иллюзию? Чтож... очередное безумное предположение колдуна из безумной же династии? Колдун же, коллега Эстля, по идее, лишь приподнял бровь, явно не без усилия воли спустив юнцу, который младше его чуть ли не в два раза, подобное неуважение к практически старшенму по званию и вообще, взрослому и более опытному человеку, спокойно ответил вопросом на вопрос:
- Вы, юный Дагарт, кому-то здесь приписываете ложную память? – А вы с уверенностью готовы заявить, что память у всех допрошенных – цельна и не повреждена? – уперев руки в боки, вопросом на вопрос ответил Эстль, став похожим на мальчишку, пытающегося объяснить взрослому элементарную на его взгляд вещь (которую тот отказывается признавать). Вытянув ладонь, даже в помещении облаченную в необычную на вид перчатку, юноша принялся загибать пальцы.– Личный врач, которому могли внушить, что лишний миллиграмм фатальным не станет, - первый палец, - лорд Уаэлби, что не по своему желанию мог внезапно напортачить с концентрацией, - второй, - принц Рейн, что по счастливой случайности нашел столь чудодейственное и одновременно с этим – смертельное растение, - третий, - и, наконец – сам король, в своем преклонном возрасте, вознамерившийся воспылать юношеской силой.
Оставив последний (большой) палец незагнутым в кулак, молодой колдун обернулся к старшему принцу.
– Ах, принц-принц. – Качая головой, будто говоря этим: «Ая-я-яй», Эстль обратился к главному наследнику на престол. – Неужели вы знаете что-то настолько постыдное, важное или опасное, что кому-то так не терпится залезть к вам в голову?
Исправил(а) Эстль - Понедельник, 07 Февраля 2011, 18:48
| |
|
| |
| |
|
Энсис |
Понедельник, 07 Февраля 2011, 19:57 | Сообщение # 39 |
|
|
Когда Эстль перешел к главной части своего ответа на вопрос Маркуса, Рейн нахмурился. Ему была непонятна причина поведения Эстля, которое буквально источало какую-то скрытую агрессию, даже как будто легкое презрение к виновникам происходящего, к которым он был приписать кого угодно, дай ему лишь повод. Когда колдун весьма резко и грубо обратился к Соурсу, Келлум серьезно посмотрел на Дагарта-младшего, понимая, что не узнает человека, который стоял на его месте. Он всегда знал, что Эстль немного небрежен и довольно вольно толкует правила хорошего тона при королевском дворе, однако подобного поведения, столь дерзкого и агрессивного, прежде за ним не замечалось. Рейн не считал колдуна глупым человеком, однако не понимал, как этот человек, тот, которого он знает уже много лет, решил использовать подобный метод ведения разговора. Келлуму не верилось, что Дагарт слабо понимал, где он находится, однако для простой провокации его действия были слишком… агрессивными. Или какое бы слово сюда больше подошло? В любом случае, это было странно, слишком не похоже на Эстля. Он словно нарывался на неприятности, специально говоря то, что говорить ни в коем случае не стоило подобным образом. Его же отношение к Соурсу… надо отдать тому должное – он был человеком уже достаточно опытным и умным, чтобы никак не высказать недовольство по поводу крайне неуважительного (что смотрелось совершенно неуместно) отношения к себе. По идее, на самом-то деле, Соурс был практически начальником для Эстля: они оба колдуны, разве что Эстль не состоял в Ордене Черных Рыцарей, как и его отец, а Соурс был не менее, а даже более уважаемым человеком, нежели сам Эстль. Если подумать, в своей сфере, Соурса уважали и почитали не меньше Дагарта-старшего, а подобное отношение просто так никто никогда не получает.
«Что с тобой, Эстль? Возьми себя в руки, - мысленно обращался к колдуну Келлум. – Думай, что говоришь и кому это говоришь. А впрочем…»
Принца вдруг посетила мысль, которая все это время скрывалась под пеленой прочих размышлений, и мысль эта заставила его даже слегка заинтересованно посмотреть на колдуна. Левая бровь едва заметно приподнялась повыше, а глаза чуть сузились. В этот самый момент Эстль засыпал вопросами Соурса на тему того, что у всех причастных к смерти короля хоть каким-то образом могла быть изменена память. Предположение, несомненно было интересным, Рейн до этого сам высказывал его, когда шел разговор на тему причастности Калеба Де Уаэлби к смерти короля, однако то, что кто-то стал бы применять подобное сразу на всех, будучи явно предполагая, что подобная версия будет выдвинута… это было просто глупо. Потому как чтобы изменить память всем участникам, необходимо было как минимум узнать о том, что вообще ведется такое дело как создание снадобья королю, иметь в союзниках человека, колдуна, который вообще способен настолько сильно коверкать воспоминания, обеспечить ему доступ ко всей информации и ко всем людям, знать, что знают они, чтобы изменить память без «дыр», чтобы нельзя было найти никакой ошибки, чтобы даже колдун-телепат вроде Соурса не увидел, что воспоминания ложны. Делать этого и не знать, что к такому колдуну и его телепатическим способностям будут прибегать, маги, решившие изменить память, просто не могли. Однако во всем этом Рейн не видел смысла. Зачем так подставляться, учитывая крайне малое количество колдунов, способных работать с воспоминаниями (ни одного из которых, кстати говоря, последнюю неделю во дворце не было), если и без всего этого все складывается просто прекрасно? Копошиться в чужих головах, если кому-то даже удалось получить все необходимые сведения (что в принципе было невозможно предугадать, если не заниматься сканированием каждый божий день, и если не учитывать, что Ривиан или Калеб могли поделиться имеющейся у них информацией с наличием запрета на это), просто невыгодно, да и вообще, опасно. Нет, тут Рейн был уверен – изменения памяти всем участникам события не было и быть не могло.
Эстль же внезапно переключился на самого принца, однако то, как он это сделал, заставило Рейна вспомнить то, о чем он думал немного ранее, и оттого нахмуриться.
– Ах, принц-принц, – юный колдун покачал головой. – Неужели вы знаете что-то настолько постыдное, важное или опасное, что кому-то так не терпится залезть к вам в голову?
Где-то внутри Рейна что-то треснуло и взорвалось. Взгляд его потемнел и будучи совершенно спокойным, смотрел на колдуна так, словно видел не его, а что-то внутри него и это что-то совершенно не радовало. Вопрос Эстля был странным. Конечно же, каждый король, каждый потенциальный король, член королевской семьи, приближенный к ней, да и вообще, многие люди на Терре, знают что-то такое, чем делиться с каждым они никогда не будут. А если дело касается королевской семьи, то и подавно. Эстль ведь должен был это понимать и без наличия ответа от принца, тогда к чему был вопрос? Очередная провокация или просто необходимость получить положительный (что попадало под одну из версий принца, еще не высказанную) ответ? Если бы принц ответил отрицательно, стало бы ясно, что он врет, а значит, действительно что-то знает. На этот вопрос правдивым ответом отрицательный вообще быть не мог, как ни посмотри.
- Ответ на этот вопрос у тебя должен быть, Эстль, как у одного из тех, кто так хочет в нее залезть, - продолжая внимательно смотреть на колдуна, ответил Рейн. Глаза его как будто приобрели диковатый кошачий разрез, а взгляд изумрудных глаз почти гипнотизировал, пронзая насквозь. – Ссылаясь на твои же слова… как ты можешь доказать, что ты сам являешься Эстлем Дагартом? Каждый из присутствующих знает, что Эстль Дагарт не был приглашен на совет, однако, ты здесь. По просьбе отца? Который не получил согласия на твое присутствие здесь? Мы, конечно, можем связаться с ним, однако где гарантия, что Дагарт еще жив, а на его месте не сидит другой колдун, принявший его облик? Или, может быть, миньон? И, может быть, сэр Соурс помогает тебе в сокрытии настоящих твоих мыслей и просить его сканировать твой разум - бесполезное занятие? И, быть может, нам стоит придержать ответы на твои вопросы?
Рейн говорил спокойно и размеренно, мысленно придерживая себя, во избежание... не очень хорошей вещи. Присутствующие молча уставились на Эстля, Соурс же чуть развернулся в сторону трона, также глядя на колдуна. В какой-то момент, они встретились взглядами, и принц увидел в глазах колдуна, что тот понял из слов принца все так, как надо.
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Вторник, 08 Февраля 2011, 00:07 | Сообщение # 40 |
|
|
Ответ кронпринца вызвал у Марка острое желание тяжело вздохнуть и приложить к лицу растопыренную пятерню, словно этим можно было выразить всю безнадёжность ситуации, в которую Рейн сам себя загнал. «Что за дурацкое положение! Приказ раздобыть траву, полученный Рейном, исходил от короля – но королю эту идею подкинул сам же Рейн, который вычитал её в каких-то мышами поеденных книгах!" То есть, как ни крути, получалось, что идея, приведшая в конечном итоге к смерти короля, исходила именно от его сына. Что опять же возвращало беседу к предыдущему вопросу: какого, так его растак, гомункула принц Рейн выбрал для любимого отца столь смертоносный подарочек?!? Только лишь на основании того, что лекарство из этой суры способно было раз и навсегда восстановить утраченную мужскую силу? Ну так не лучше ли было для начала как следует проконсультироваться с сэром Ринмаром, с лучшими травниками и алхимиками королевства и поискать возможную альтернативу? «Всё равно, что подарить кому-нибудь турнирное копьё, чтобы им потом ковыряться в зубах! Подарочек столь же опасный… если этот «кто-то» не горный тролль, конечно».
Вся эта ситуация напомнила Маркусу его любимый анекдот про судебное разбирательство. Суть анекдота заключалась в следующем. Идёт суд: один фермер судится с другим. Судья открывает заседание. Проситель встаёт и заявляет: «Ваша честь, я обвиняю моего соседа в порче скотины. Намедни он попросил у меня на день лошадь, вспахать поле: я ему дал здоровую кобылку – а он вечером вернул мне её хромой на левую заднюю ногу! Пускай мне это возмещает». Фермер садится. Судья даёт слово защите, вскакивает адвокат. «Ваша честь, я протестую! У защиты есть три аргумента в доказательство невиновности моего подзащитного. Во-первых, мой подзащитный вернул соседу лошадь совершенно здоровой. Во-вторых, она уже была хромая, когда он её брал. И в-третьих, он её вообще никогда не брал!».
Поразмыслить спокойно принцу не дали, поскольку именно в этот момент в разговор вступил Эстль. С первых слов у принца сложилось впечатление, что Дагарт-младший относится к своей речи без толики серьёзности: похоже, он по-прежнему был одержим желанием выделиться из общей атмосферы мрачной суровости, царившей в зале. Юный потомок знаменитого мага всю свою жизнь не признавал всяческих строгих ограничений и рамок поведения, предпочитая щедро делиться своими эмоциями со всеми и с каждым. Иногда Марку казалось, что великая магическая сила, заложенная в Эстле, образует вокруг парня что-то вроде ауры хаоса, служащего причиной его импульсивных высказываний и поступков: и будь сам он, Маркус, эмпатом, способным считывать чужие чувства и эмоции – вокруг Эстля наверняка полыхало бы настоящее северное сияние. Беда в том, что порой юному магу действительно стоило бы вести себя более сдержанно. Например, сейчас: своими речами он играл даже не с огнём – с пылающей саламандрой, способной не только обжечь, но и палец откусить.
Речь Эстля Дагарта показалась Маркусу несколько сбивчивой: эмиссар главного королевского мага то и дело менял тон, переходя от небрежно-ленивого к восторженно-напористому, временами изрекал фразы весьма иносказательного содержания – а в довершение всего ещё и выдвинул в адрес сэра Соурса довольно странное обвинение в некомпетентности, поданное к тому же в довольно невежливой форме. Конечно, отцовская слава даровала юноше немало привилегий – но злоупотреблять ими всё же не стоило. Маркус сам всегда придерживался подобного кредо. Будучи вторым принцем, он мог позволить себе весьма и весьма многое – но никогда не позволял себе преступить самим собой установленных границ. Со слугами он неизменно был вежлив, не придирался к ним и не срывал на них зла даже в самом дурном расположении духа: к служанкам относился без лишней фамильярности, крайне редко позволяя себе даже такой невинный с дворцовой точки зрения жест, как игривый щипок за плечико или поясницу: с придворными и фрейлинами никогда не вёл себя заискивающе или фривольно. И уж тем более не стал бы обращаться на «ты» к такой важной особе, как Чёрный рыцарь.
Смысл речи Эстля между тем сводился к тому, что он подозревал, что неизвестные злоумышленники в своих замыслах оказались настолько хитры, что умудрились внести свои поправки в память всех участников этого действа – сэра Ривиана, лорда Калеба, принца Рейна и наконец самого короля: каждому из них была внушена определённая мелочь, что в результате привело к трагическому исходу. По мнению Маркуса, подобное предположение было чересчур неправдоподобным даже для заговорщиков. Кто из королевских магов обладал такими поразительными талантами, и при этом был настолько приближен ко двору, чтобы незаметно «прооперировать» память каждого из упомянутых людей столь сложным образом? Всё это скорее попахивало некоей паранойей. Впрочем, одну весьма дельную мысль Эстль всё же высказал, когда поинтересовался у Рейна, неужто тот отказывается от считывания памяти по причине того, что та хранит какие-нибудь тёмные секреты? При этих словах взор принца словно заволокло темной пеленой приглушённого гнева: должно быть, предположение Эстля попало в цель.
Впрочем, само по себе это мало о чём говорило: как знать, о каких именно секретах шла речь? У каждого есть тайны, которые он не рискнул бы поведать никому: перед мысленным взором Маркуса вновь предстало залитое зеленоватым светом помещение лаборатории, громадная стеклянная сфера в окружении переплетений трубок и ёмкостей… Да уж, вот о чём никому лучше не знать – до поры до времени, во всяком случае. Особенно яростно, пожалуй, отреагировал бы на это Рейн – с его-то взглядами, конечно же… Хотя Эстлю это, быть может, показалось бы забавным. Дождавшись окончания суровой отповеди кронпринца, Маркус поднял руку, прося слова.
– Подобные рассуждения звучат почти как нечто из области философии, Ваше Высочество, – промолвил он. – Действительно, если судить о жизни исключительно с позиции иллюзий и нарушений памяти, то можно дойти невесть до чего. К примеру, откуда мы можем знать, что вся наша жизнь – на самом деле реальная жизнь, а не чей-либо сон? Или каприз чьего-нибудь высшего разума? Или вовсе посмертная галлюцинация? Можете ли например вы, господин Дагарт, быть уверенным в том, что живы сейчас? Что вы, к примеру, не погибли несколько лет назад от кинжала злоумышленника, и всё вокруг – реальность, а не посмертные галлюцинации доживающего последние секунды в агонии мозга? – Маркус выразительно поднял бровь, взглянув на Эстля. – Или, быть может, это я некогда был убит взрывом во время эксперимента в лаборатории, и сейчас лежу на полу в дымящейся луже крови и реактивов, а окружающая реальность – опять же всего лишь иллюзии моего умирающего мозга, который рисует мне картину прожитым месяцев и лет?
Он сделал краткую паузу.
– Надеюсь, вам понятно, господа, до чего мы можем дойти, если будем так усложнять ситуацию, – произнёс он. – Не стоит отвергать эту версию, но пока лично я предлагаю вам рассмотреть варианты более прозаические, связанные с материальным миром. В частности, откуда взялась дополнительная доза яда, если она была. – Он вновь повернулся к собравшимся. – Лорд Де Уаэлби, Ваше благородие, скажите: после того, как вы изготовили зелье, были ли остатки растения уничтожены должным образом, и можно ли было извлечь из них ещё сколько-нибудь яда – или же они были выработаны полностью? А вы, сэр Ривиан… возможно, вам известно – мог ли король употребить в пищу ещё что-нибудь помимо обеда, содержавшее яд? Какие-нибудь лечебные пилюли, например?
- Нет, никак не мог, - устало отозвался целитель, помрачнев и покачав головой. - Он был осведомлен, что прочие лекарства могут вступить в конфликт с зельем. К сожалению, сведений о суре не достаточно, а потому во избежание лишних проблем в ближайшее время я прописал полное отсутствие приема дополнительных лекарств, даже от простой мигрени.
Он замолчал, после чего перевел взгляд на Де Уаэлби-старшего. Тот вздохнул, поняв, что ему дают слово, после чего сказал:
- Суры для зелья было весьма немного и она была израсходована полностью. Оставались лишь мелкие листья, их я выбросил в камин за ненадобностью.
| |
|
| |
| |
|
Энни |
Вторник, 08 Февраля 2011, 14:01 | Сообщение # 41 |
|
|
Энелин все не могла поверить, что все происходящее – правда. Что это не дурной сон. Что в смерти отца обвиняют Рейна. Нет, вы только подумайте! Да как вы можете так думать?!
Принцесса краснела, бледнела, но молчала. Закатывать истерику она не собиралась. Потому как была уверена, что ее просто со всем почтением выведут с Совета, и она ж потом в ожидании ногти себе сгрызет до самых запястий.
“Спокойно, брат со всем справится.”
Справится то справится, но это было… омерзительно. Мало того что все эти люди смели думать так гадко о будущем их правителе, так еще и имя её отца полоскали направо и налево. Энни в принципе было бы даже весело слушать гадости о папочке, но что стоило Гаалу страдать от менее неприличной болезни?
“Я запомню, что, даже умерев, человек может принести кучу неприятностей,” – но тут надо, конечно, было учесть тот факт, что так и задумывалось. Знать бы кем…
“Наверняка королевой!” – тому, что брат не покрывает мать, Энни не поверила. Он просто её успокаивал и продолжал покрывать. Иного объяснения всему происходящему просто не было!
Маркус еще... Принцесса вообще недоумевала, почему все, раскрыв рты, слушают этого сопляка? Потому что он маг? Почему дядя Ринмар сидит и молчит? Он же постарше Маркуса будет, да и Гаалу приходится более близким родственником, чем какой-то племяш, да еще от сестры жены… Хотя в этом наверно и дело, что после Гала и Рейна дядя Ринмар явный претендент на трон – зачем ему рыпаться. А Маркус просто переводит обвинения со своего отца на .Рейна… так умело притворяясь, что ищет правду.
“Единый, да он так уверенно перечисляет эти растения для мужской силы, будто сам их пробовал!” - хотя он и сам по жизни замороженный - и как догадался в чем проблема? - “А Вилка заставила!” – Энни чуть не заозиралась в поисках еще одной фигуры в капюшоне. Все-таки наличие кузена на совете стало для нее сюрпризом. Так может еще и Вилья маскируется - надела мужской костюм и вырастила себе усы.
“И вообще, никому нельзя верить,” - то целитель утверждает, что не было отравления, теперь это отравление придумал. А может это все Соурс – этот любитель копаться в грязном белье, то есть в мыслях других людей, - кто знает, насколько ему можно доверять? Даже Дагарт-младший засомневался в его искренности. Хотя Эстлю - “о, я помню, как его зовут?” – явно его магия все мозги вытравила.
“Но это же какая-то порочная практика - Соурс читает мысли, чтобы узнать говорит ли человек правду, а чтобы узнать говорит ли правду он – ему Дагарт сделал татуировку, а кто скажет, говорит ли правду Дагарт? Может они с Соурусом сговорились…Вот правильно Рейни говорит… “ – что за слепое доверие к магии?
А на троне вообще может сейчас не Рейн, а магов подкидыш, вернувшийся из Серебряного Сада поле той недавней поездки. Вот как она тогда Тессе и пошутила.
“И кто меня тянул за язык? Ну почему-почему-почему Единый начал воплощать мои мысли в жизнь? Не предупредив! И почему так криво у него выходит? Лентяй и неумеха! Правильно, что я в него не верю! Слышишь, Единый? Я в тебя не верю! Вот рассердись и разверзни землю... под всеми этими людишками на совете. Тогда поверю!”
А про брата-подменыша - это все глупости. Она скорее поверит что у папеньки был внебрачный ребенок, несмотря на мужские проблемы… может проблемы с Маргарет и начались!!!
“А листья в камине жечь – это как-то глупо,” – мысль принцессы почему-то зацепилась за последние слова полудяди (да-да, Калеба). – “А если там огонь не горел – еще глупее… и вообще, все это какой-то фарс и глупости! Пусть Сорус в голове Маргарет пороется, раз она скрыла про отравление - уже повод покопаться. Но! Я молчу, я ж маменьку люблю… ”
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Вторник, 08 Февраля 2011, 21:24 | Сообщение # 42 |
|
|
Достиг ли цели вызывающий и совершенно бесцеремонный вопрос Эстля или нет – трудно сказать. Фактом оставалось одно – молодой колдун действительно вел себя вызывающе, пожалуй даже слишком вызывающе, если подобное слово вообще применимо к Дагарту-младшему.
«Золотое Древо» – тайная организация магов-лоялистов, вставших на защиту королевской династии, своей клятве и личным убеждениям. Организация, которая продолжает верить в то, что Печать Мира не сломать испытаниями, а Золотые Сады – не засохнут перед ненастьем, нависшим над Блеймру. Хаос и Порядок, Тьма и Свет, Черное и Белое – как все просто, слишком просто, словно в дешевом бульварном романе писателя-самоучки, не до конца выбросившего еще из своей молодой головы идеализм и веру в мир, разделенный лишь на два полюса. «Серебряные Фениксы» и «Золотое Древо», отступники и защитники – как красиво звучит, мелодично, едва ли не поэтично. Будет ли оно действительно так – ответ на вопрос покрыт туманом будущего, недоступного для взора простых смертных (да и для бессмертных эльфов, пожалуй, тоже).
Сложно находить единомышленников, когда даже самый близкий друг может оказаться предателем (возможно, сам того и не подозревая). Волшебство перестало быть лишь эффектными и красочными поединками между вспышками огненных шаров и ледяных стрел, но став скрытным, едва ли не конспиративным противостоянием умело наложенных чар, иллюзий, внушений. Нет, разумеется, огненные взрывы никуда не делись, но ведь порой бывает куда рациональней прошмыгнуть незаметно, не так ли?
– О, я непременно хотел бы залезть к вам в голову, принц, – хлопнув в ладоши, с кивком и счастливой улыбкой на лице заявил юноша. – Ровно с той же охотой, с какой хотел бы залезть в чудные головки всех прекрасных бреймриек, дабы узнать, наконец: о чем думают женщины!
Сложив руки за спину, слегка наклонив голову набок и, улыбнувшись прежней детской непосредственной улыбкой, добавил:
– Эстль легко может доказать то, что он – Эстль, а не кто иной.– Уверенным кивком торжественно заявил молодой человек.– Только, боюсь, что дворцовый протокол и правила приличия не позволят мне это устроить здесь и сейчас. И будь осторожен, – несмотря на улыбку, голос вновь стал холодным, ровным и пустым. Похоже, что он предназначался Соурсу, исключительно ему. – Ты ведь знаешь что бывает, когда роешься в голове колдуна из семейства Дагартов? Люди говорят, что все гении – безумцы, а безумие - штука заразная.
Эстль вновь оскалился, обнажая свою белоснежную сражающую улыбку.
Смерть короля – событие, повлиявшее на зарождение будущих «Хранителей магии», стало серьезным событием в коммуне наделенных даром. Но подозрение первого принца поставило под вопрос само существование организации. Поэтому Эстль играл, лукавил, менялся на глазах, открыто провоцировал, вслух перебирая все возможные и невозможные варианты, мотивы, предположения. Убийца должен быть найден. И Эстлю выпала честь стать именно той наживкой, что должна выманить темное намерение, если оно есть в тронном зале, даже, если оно будет принадлежать самому наследнику престола.
Угадайте: по чьей милости молодой гениальный колдун корчит из себя шута?
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Пятница, 11 Февраля 2011, 00:16 | Сообщение # 43 |
|
|
Маркус лишь задумчиво кивнул в ответ на слова отца и целителя. Ситуация становилась всё более запутанной. По всему выходило, что никто из опрошенных ни в чём не солгал… и одновременно причина смерти короля по-прежнему оставалась неясной. "То есть, сама-то причина в целом ясна, король умер от отравления ядом суры – но откуда, тридцать три гомункула мне в реторту и столько же в атанор, взялась дополнительная доза яда?" Та, что содержалась в зелье, навредить человеку не могла: добыть новую было не из чего – даже если бы отец не сжёг остатки проклятой травы и она попала кому-нибудь в руки, добыть из неё ещё хоть немного яда не удалось бы. Ладно, даже если бы кому-нибудь даже и удалось – чем они могли отравить короля? В еде и питье никаких посторонних примесей не было, в этом Маркус убедился самолично: никаких других лекарственных препаратов король также не принимал. Возможно, его отравили другим путём? Пропитанный ядом камзол, отравленная дверная ручка… Да, но сэр Ривиан утверждал, что яд проник в организм через желудок.
Ох, чем дальше, тем воистину страньше. Маркус уже чувствовал себя порядком утомлённым: разбирательство это почти доконало второго принца. Он не спал со вчерашнего дня, устал, изрядно потрепал себе нервы, у него уже начинала болеть голова – да к тому же он был голоден: кроме скромного утреннего завтрака и перехваченной у сэра Ривиана печеньки он за сутки ничего не ел, не в пример многим участникам Совета, которые наверняка сегодня и выспались, и отобедали… Царившая в зале напряжённая атмосфера, накалившаяся ещё больше после опрометчивых слов Эстля, действовала на принца угнетающе, и ему не так-то легко было собраться с мыслями: а тут ещё этот исполненный неприкрытой злобы взгляд, который он то и дело ощущал едва ли не всей кожей. Гадать, кому он принадлежит, не имело смысла: конечно же, Маркуса Де Уаэлби упорно пыталась испепелить взором своих злобно прищуренных глазок не кто иная, как драгоценнейшая кузина, крошка Энни.
«В чём дело, Ваше Высочество? Вы чем-то недовольны? Как я понимаю, вы явились сюда полюбоваться на интересное зрелище: полагаю, более желанным для вас стало бы разве что лицезрение меня и моей сестры Вилии на помосте и с петлями на шеях… Что, кузина, налюбовалась? Насмотрелась вдоволь? Что, неужто не нравится? Небось, поняла теперь, каково это – когда обвинение падает на родного и дорогого тебе человека?». Как ни странно, в мыслях Маркуса злорадства не было совершенно: лишь глухое раздражение. «Увы, как бы ты ни щурилась на меня, я не вспыхну и не осыплюсь на пол пеплом и кучей обгорелых костей. И какие бы злобные мысли сейчас ни роились в твоей головке – так уж вышло, что сейчас я всецело занят поиском истины и раскрытием этого паршивого дела, в котором твой брат тоже замешан по не менее паршивому обвинению. Так что, Ваше Высочество, хватит смотреть на меня волчонком, обратите свои глазыньки на кого-нибудь другого и не мешайте мне вытаскивать вашего дражайшего брата, моего кузена, из того дерьма, в котором все мы увязли по самые ноздри!».
Мысли были скверные – злые и тяжёлые: однако и настроение у Маркуса было под стать им. Он не в первый раз задался вопросом, какого гомункула Рейн вообще пригласил сестрицу на совет? Кому она тут нужна, и в каком качестве? Вон, королевы среди собравшихся ведь нет: впрочем, это вполне объяснимо – Её Величество по всей видимости действительно тяжело пережила удар судьбы, и в ближайшее время её лучше было не тревожить. А уж сцены обвинения родного сына в отцеубийстве она наверняка бы не перенесла. Впрочем, этот вопрос можно было рассматривать с разных позиций, однако этим размышлениям Маркус не уделил внимания, поглощённый более насущными мыслями. А Энни… в конце концов, её ведь никто мог и не приглашать на Совет – явилась сама, и теперь вот сверлит Маркуса злобнючим взором со своего места одесную брата, а временами ещё и стреляет взглядом в сторону собравшихся, словно рассчитывая разглядеть где-нибудь за спинками стульев ещё и Вилию, со злорадной улыбкой потирающую руки. («Вил, сестрица… где же ты? Что с тобой сталось, почему ты не вернулась во дворец в срок? Проклятье, как бы я хотел, чтобы ты была сейчас рядом…»). Похоже, эта юная особа просто в силу своей природы не способна была адекватно воспринимать реальность: в самом Маркусе она сейчас наверняка видела подлого клеветника и узурпатора, а в его словах слышала лишь навет на брата. Маркусу вспомнилось описание «Цертулианского синдрома» в трактате, читанном в лаборатории: вспомнилась картинка с девушкой, к которой со всех сторон подступала хищная Тьма… Да, принцесса Энелин в самом деле больна, и больна тяжело: её разум отравлен ненавистью, безрассудной и не требующей доказательств. Каждый в этом мире для неё – враг, и единственная звезда во мраке вечной ночи – брат Рейн, её кумир, её любовь… её бог.
При мысли об этом Маркус почувствовал, как злоба его приутихла. Почему-то гневаться на Энелин больше не хотелось: по крайней мере, сейчас. Быть может, потом ему суждено было ещё не раз разозлиться на безрассудную и вздорную принцессу: однако сейчас было не до этого. Сейчас стоило сосредоточиться на возможных вариантах произошедшего. Тем более, что Эстль как раз выдал очередную фразу, в который раз заносившую над его белобрысой головой незримый серп смерти (или палаческий топор, суть одно и то же): достаточно сказать, что на сей раз он обратился к кронпринцу на «ты»! Такого не позволил бы себе даже Маркус: ну, по крайней мере на Совете, вне Совета Его Высочество для него был максимум Рейнионом – но сейчас куда разумнее было общаться с присутствующими по всем правилам титулования.
Впрочем, фраза Эстля о том, что он «хотел бы залезть в чудные головки всех прекрасных блеймриек, чтобы узнать наконец, о чём думают женщины» едва не заставила Маркуса улыбнуться. «Эстль-Эстль, как всегда в своём репертуаре… что тут скажешь? Для этого вовсе необязательно залазить в чьи-либо головы, достаточно меня спросить: уж я в этой области кое-что успел узнать. Дворцовые фрейлины думают о балах и танцах, о напыщенных болванах-кавалерах и интрижках с богатыми любовниками, о румянах и притираниях для кожи, о ранних морщинках в уголках глаз и нерадивости служанок… Служанки думают о заслуженном отдыхе после тяжёлого дня, о взбалмошном характере своих капризных хозяек, о жарких поцелуях какого-нибудь стражника в закутке под лестницей, о замужестве, о сплетнях подружек. Девочки-студентки из Серебряного Сада думают о симпатичных преподавателях и наставниках, о будущем колдовском могуществе, о волшебном средстве для достижения вечной красоты и молодости (которое, конечно же, каждая рассчитывает открыть самолично). Монашки думают о спасении души, о небесных чертогах, о священных канонах… а втайне мечтают о мужчинах. Энни наверняка думает о том, как было бы здорово, если бы я сейчас не разглагольствовал здесь на Совете, а покачивался бы на вечернем ветру в петле площадной виселицы, с языком набок… Не так уж сложно угадать, о чём думают женщины, если знаешь, как они относятся к тебе и к окружающим».
Эстль меж тем ненавязчиво предупредил принца, что лезть к нему в голову чересчур опасно: есть риск перенять безумие, присущее всем гениальным наследникам рода Дагартов. Себя юный маг, по всей видимости, самонадеянно произвёл в гении, что с точки зрения Марка было не совсем правильно. Разумеется, Эстль был на диво талантлив, однако самонадеянность ещё никому не принесла пользы, а если и принесла, то ненадолго. Впрочем, слова юного Дагарта даровали Маркусу некоторую пищу для размышлений. Дождавшись, пока друг завершит свою речь и одарит всех собравшихся широкой улыбкой, второй принц негромко кашлянул.
– Если господин Дагарт выражает сомнения в том, что перед почтенным Советом действительно сам кронпринц Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор, – всё тем же бесстрастным и немного скучным тоном промолвил он, – полагаю, ему будет небезынтересно узнать, что его сомнения можно разрешить и более простым способом, не прибегая к чтению мыслей. Так уж сложилось, что помимо магии в этом мире существует также и наука: и в распоряжении алхимии уже много веков есть средство, позволяющее безошибочно установить родство любого человека с другим человеком, и уж тем более – выявить подмену.
Он сделал краткую паузу, скрестив руки на груди и созерцая Эстля. Лицо его оставалось всё таким же бесстрастным: он уже смирил свои чувства, поняв, что если юный маг по некоей не вполне понятной ему причине упорно прёт на рожон, его не остановишь просительным взглядом.
– В средние века этот эксперимент именовался Обрядом Воспламенения Крови, – продолжил он. – Однако кровь в этом деле вовсе не обязательна: достаточно любого образца плоти испытуемых, либо естественной телесной жидкости. Капля слюны, обрезок ногтя, прядь волос… волосы, пожалуй, годятся лучше всего, поскольку даже после смерти или стрижки они очень долгое время сохраняют остаточную жизненную силу. Имея в своём распоряжении, к примеру, две пряди волос, можно безошибочно установить, являются ли их хозяева родственниками друг другу. Разумеется, подобный способ требует некоторого времени и определённых знаний… однако всё же не столь радикален, как чтение мыслей. Вы требуете прибегнуть к чему-либо подобному, господин Дагарт?
Маркус от всей души надеялся, что у Эстля хватит ума ничего не требовать. Рейн – по лицу его было безошибочно видно – не слишком-то верил в то, что кузен сможет разобраться в этой ситуации: у самого же Маркуса совершенно не оставалось версий, и сейчас он напряжённо размышлял над тем, каким же всё-таки образом был убит король, если возможных способов убийства не было?
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Пятница, 11 Февраля 2011, 22:29 | Сообщение # 44 |
|
|
Эстлю собрание начало казаться скучным – он принадлежал к тому типу персон, которым становится невыносимо тоскливо находиться на одном месте, никуда не двигаясь. А именно это, по-мнению молодого колдуна, и происходило в тронном зале королевского дворца. И, если бы не важность главного события, стоящего «на повестке дня», даже не сомневайтесь – Эстль покинул бы роскошную светлицу блеймрисских монархов с не меньшей скоростью, с которой он изволил в эту же комнату заявиться! Эстль всегда мчался впереди поезда, скорее напоминая какой-нибудь из исфирийских воздушных кораблей, не останавливаясь ни на секунду, позабыв о голоде и сне – ведь жизнь людей так коротка, пожалуй, даже слишком, дабы хоть ненамного размотать запутанный клубок магии. «В знаниях – сила. В знаниях – и власть» - пословица, что близка и знакома каждому Дагарту, каждому новому поколению семьи, в чьих венах струится не просто кровь, но сама магия и вековая мудрость поколения предшествующего.
Но ведь от одного хотения желания не сбудутся, а посему и кратковременные витания в облаках Эстля оказались прерванными деланным голосом Маркуса. Признаться, колдун был ничуть не удивлен показной холодностью тона второго принца – уж кому-кому, а Эстлю было не привыкать слышать этот прямой голос с нотками стали в тембре, лишенный, на первый взгляд, всяких намеков на эмоции. Возвращаясь в былое время: Маркус всегда умел разделять социальные роли, будучи усидчивым студентом на лекции, видным юным аристократом на очередном балу, или же простым мальчишкой, по пятам за которым вечно семенил мальчуган с золотистыми волосами, что упорно отказывался принимать тот факт, что его не замечают! Время топит лед, пожалуй, даже сильнее чем магия огня. Меняет оно и характер, но глубину души, привычки, что скрыты так далеко внутри души, что стали неотделимой частью внутреннего «я», изменить невозможно и сильнейшим заклятием.
– О-о, от новых экспериментов я никогда не отказывался,- несмотря на кажущийся энтузиазм, слова Эстля прозвучали скорее как отмашка: понимайте-де, как хотите, делайте – тоже что хотите.
Недовольно насупившись и сложив руки на груди, Эстль беззастенчиво воззрился на Первого наследника престола. Все шло гладко, слишком гладко, и, даже, казалось бы, неожиданное вмешательство Дагарта-младшего не сильно изменило расстановку фигур на игровой доске. Устраивать обвинительный приговор, даже пригласить на сборище лучшего дознавателя Черных Рыцарей, совершенно не ожидая того, что его имя «всплывет»... игра пытается казаться слишком простой, а от того чувство беспроигрышности – лишь иллюзия. Молодой колдун порой сам не верил в свои безумные теории, безумие же сегодняшних было возведено в абсолют. Принц непременно что-то скрывал, что-то столь таинственное, о чем даже Черному Рыцарю-магу знать не стоит. Незаконнорожденность, подмена личности, зачарование – Маркус предложил вариант проверки, который может подтверить или опровергнуть один из пунктов, о других же можно узнать, проникнув в голову принца – тупиковая ситуация в каждом ходе, которая может привести либо к фантастическому разоблачению, либо же... к плахе.
– Принц... – неожиданно вновь заикнулся Эстль. Но на этот раз таким тоном, словно уже заранее раскаиваясь за глупость, которую он собирается сказать. Глупость, впрочем, которую отличалась от предыдущих тем, что оглашать ее колдуну совершенно не хотелось. – А вы уверены в том, что из экспедиции вы привезли именно суру, а не ее ядовитый двойник, маскирующийся под нее? И где вы ее нашли – вдруг там в почве чего-нибудь ядовитое было. Да и откуда о ней вообще узнали? Из фолиантов Древней Библиотеки, в которых лучшим лекарством от простуды указано троекратное кукареканье нагишом из окон третьего дома справа западнее городских ворот?
Эстлю захотелось ударить самого себя ладонью по лицу в наказанье. Но, зная Маркуса, юноша был уверен, что тот сейчас безостановочно размышляет, а потому – решил выиграть хоть какие-то секунды для него.
Исправил(а) Эстль - Суббота, 12 Февраля 2011, 13:44
| |
|
| |
| |
|
Энсис |
Суббота, 12 Февраля 2011, 13:38 | Сообщение # 45 |
|
|
Рейну все сложнее было сдерживать тот вулкан, что клокотал где-то внутри – мышцы на руках, которые он напрягал, чтобы хоть куда-то деть эмоции, как-то их выразить, уже начали ныть. Он сам себе сейчас напоминал гвоздь, вбитый в доску – холодный, твердый и с совершенно не читаемым выражением лица. Вернее, почти. По лицу Келлума если и можно было что-то прочитать, то только то, что вся эта ситуация его явно не радует. Внутри же он буквально дрожал от гнева, фоном думая о чем-то своем, но не забывая, конечно же, наблюдать и слушать то, о чем говорил кузен и Дагарт-малдший. Последний, к слову его неприятно удивлял своим поведением. Оно было каким-то неправильным, Эстль никогда себя так не вел и Рейн задумался, с чем может быть связана подобное поведение, какова причина? Вряд ли Дагарт, который если все-таки и отправил Эстля сюда, не пояснил, что за совет здесь будет проводиться. Дагвур еще не настолько стар и выжил из ума, чтобы самолично попросить сына устраивать на совете подобные концерты, значит, это была инициатива самого Эстля. Вот только зачем? Если это все еще провокации с целью вызвать в ком-то какую-то определенную реакцию, то весьма любопытно, какую же реакцию Эстль ждет, потому как пока что его совершенно хамское поведение, не достойное имени Дагартов, принижающее его (что уже само по себе было странным, то, что Эстль позволил себе подобным поведением в подобной ситуации, так очернить имя рода), могло вызвать лишь самый банальный гнев и всплеск его, причем не только у Рейна. Принца скорее всего злило не то, что Эстль что-то там говорит ему или Соурсу, а то, что он вообще позволил себе нечто подобное находясь, вроде как, во вполне здравом уме. Даже для Дагарта. Провоцировать можно по разному, и если уж ты не хочешь заглушить или сбить нужную реакцию от тех, на ком проверяешь свой метод, то всяко нужно использовать иные методы провокации, а не те, которые как раз собьют «подопытных» с нужной реакции, вызвав в них лишь негодование и осознание, что их оскорбил какой-то мальчишка. В любом случае, поведение Эстля было странным и в какой-то степени даже глупым, такого Рейн от давнего знакомого, пусть и не являющегося хорошим другом, никак не ожидал. Какие бы причины у него не были для такого поведения, они бы не оправдывали его.
– О, я непременно хотел бы залезть к вам в голову, принц, - когда Эстль это сказал, Рейн, уже слушая следующую фразу, чуть сощурил глаза, на мгновение даже задержав дыхание, чуть приоткрыв губы, отчего на его лице появилось выражение отдаленного презрения. Очень отдаленного, настолько, что его можно было принять просто за раздражение. - Ровно с той же охотой, с какой хотел бы залезть в чудные головки всех прекрасных бреймриек, дабы узнать, наконец: о чем думают женщины!
«Что тебе мешает, Эстль? Не заставляй меня думать о тебе настолько плохо… иначе я буду считать, что тебе в пору лишь этим и заниматься, а не принимать участие в серьезных разговорах, когда главной темой его стоит вопрос о смерти короля. Надеюсь, ты не скажешь ничего по этому поводу, иначе, видит Единый, я в тебе разочаруюсь. Даже твой отец понимал, чего делать не следует, несмотря на свой нрав, очень жаль, что ты этого от него не унаследовал».
– Если господин Дагарт выражает сомнения в том, что перед почтенным Советом действительно сам кронпринц Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор, - начал Маркус, на которого в этот момент все перевели взгляд, как и сам Келлум. - Полагаю, ему будет небезынтересно узнать, что его сомнения можно разрешить и более простым способом, не прибегая к чтению мыслей.
Выражение на лице Рейна не разгладилось, но от прежнего перешло к просто серьезному, потому как дальнейшие слова Маркуса его в какой-то степени заинтересовали. Не потому, что они открыли что-то новое для принца в области медицины, а потому, что весь этот разговор явно говорил о том, что хоть немного, но каждый уже явно подозревает его в том, что он может оказаться не настоящим сыном короля. И пусть это было вполне логично, где-то в глубине души Рейн оскорбился, совсем немного, не достаточно сильно, чтобы это хоть как-то повлияло на него внешне. Просто задело и всё.
- Вы требуете прибегнуть к чему-либо подобному, господин Дагарт?
- О-о, от новых экспериментов я никогда не отказывался, - оживленность колдуна как-то поубавилась, что сильно контрастировало с тем, что именно Эстль первый начал выдвигать предположение, что Рейн может быть незаконнорожденным. Это, пожалуй, взбесило даже больше, чем то, что окружающие предполагали такой вариант. Какой смысл было добиваться всего этого, чтобы потом сдать назад? Если только колдун не ждал предложения со стороны проверить принца. Но одно дело просто предложить, зная, что тебе могут отказать, другое – предложить и действительно сделать то, что предлагается. Эстль же как будто только что отверг это предложение.
– Принц... – внезапно обратился к Келлуму сам Эстль, после чего выдвинул версию о том, что Рейн мог каким-то образом умудриться спутать редкое на вид растение, которое и без того практически не встречается, и по идее на пару еще и с Ривианом, а также Калебом Де Уаэлби, которые принимали участие в подготовке зелья. - Из фолиантов Древней Библиотеки, в которых лучшим лекарством от простуды указано троекратное кукареканье нагишом из окон третьего дома справа западнее городских ворот?
Внутри принца как будто разбился бутылек с жидкостью, которая мгновенно расслабила принца, сделав его взгляд спокойно-отстраненным, пока в это время сама жидкость, настоящий тихий гнев, растекалась по телу. Принц ослабил мышцы, телу стало заметно спокойнее. Он как будто враз изменился, хоть и остался прежним. Даже не изменив позы, Келлум как будто уже стоял несколько иначе. Даже силуэт его как-то изменился – если раньше это был строго одетый кронпринц, полный гордости за свой род, которая была у него в крови, с каким-то «королевским» блеском в глазах, в осанке которого можно было даже угадать его принадлежность к человеку из самого высшего общества, то теперь это все пусть и осталось, но воспринималось иначе. Рейн как будто повзрослел на пару лет, взгляд его стал более взрослым, более темным и серьезным, веки были слегка опущены, а глаза, став как будто темно-изумрудными, пронзали своим спокойствием и, возможно, очень глубоко засевшим гневом, который присутствовал не именно как гнев нынешний, а как гнев обычный, что был у каждого. Взгляд словно говорил, что если вдруг будет необходимость – этот человек сможет пойти на самые радикальные меры, стоит только окружить его нужной ситуацией. При этом по его взгляду было совершенно невозможно прочитать вероятные мысли принца, взгляд стал словно как непроницаемая маска, куда более закрытая, нежели прежняя, несколькими минутами ранее. Осанка пусть и осталась идеальной, но в ней, в широких плечах, как будто была видна какая-то особая сила, доступная лишь королям или хотя бы принцам, собирающимся ими стать, и в то же время к ней добавилось как будто что-то небрежное, легкая фамильярность. Принца и прежде можно было смело назвать человека уверенным в себе и знающим себе цену, но сейчас это словно стало ощущаться в разы сильнее, наряду с тем, что это отношение было явно не беспочвенным.
Напряженную тишину, от которой словно даже уши немного заложило, внезапно нарушил шорох одежды вставшего с места дяди Ринмара. Рейн лишь скосил в его сторону взгляд, и отметил, что выражение на лице дяди было не просто хмурым, а таким, словно он только что узнал, кто же на самом деле был убийцей короля, и понял всю степень своего разочарования и злобы на этого человека.
- Я долго это терпел, и слушал, - начал он, посмотрев сперва на принца, а затем на Маркуса и Эстля, после чего окинул взглядом остальных присутствующих. – Но мы вернулись к тому, с чего начали, и мы будем и дальше ходить вокруг кругами, пока кто-нибудь не сорвется и не наделает глупостей. Нам нужно четко понять, имеет ли отношение Его Высочество к смерти короля или же нет. Пока что ничто не сказало в его защиту… однако я не верю в то, что мой племянник настолько глуп, чтобы затевать собрание, на котором возможно его разоблачение как убийцы, если он бы таковым являлся. Однако никто более так не попадает под подозрение как он, единственный, кто не был исследован сэром Соурсом. И думаю, согласия мы не получим…
- Нет, - приподняв брови и прикрыв глаза, Рейн слегка покачал головой, как будто сейчас вопрос был самым обыденным, и не касался его жизни никоим образом.
- Поэтому я предлагаю для начала обыскать покои принца, - коротко покивал дядя, понимая принца, скорее всего, - с целью найти возможные остатки этого таинственного растения, суры. Или же чего-то еще, что прольет свет на эту ситуацию или же избавит нас хотя бы от одной версии.
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Воскресенье, 13 Февраля 2011, 00:44 | Сообщение # 46 |
|
|
В жизни принца Маркуса не раз и не два случались моменты, которые заставляли его задуматься, что за неведомая сила движет Эстлем Дагартом на его жизненном пути и не является ли эта сила банальным безумием. Ещё в годы обучения в Серебряном Саду Эстль производил впечатление одарённого, но совершенно лишённого самоконтроля юноши. В обычное время он был деятелен и исполнен энтузиазма – но иногда у него, что называется, «срывало колокольню», и тогда оставалось только молиться, чтобы очередная его выходка не привела к серьёзным проблемам. Возможно, корни такого безрассудного поведения лежали в извечной привычке к безнаказанности – в конце концов, отец Эстля занимал весьма и весьма высокий пост, и исключение вряд ли грозило бы юному магу. Впрочем, с точки зрения Марка это вряд ли могло сойти за достойное оправдание: его собственный отец, Калеб Де Уаэлби, тоже состоял в Саду далеко не на должности подметальщика и пользовался немалым уважением среди коллег-магов – однако за всё время обучения ни один из преподавателей ни разу не нашёл повода пожаловаться ему на поведение его сына. С самого детства, со дня той памятной драки с Рейном (интересно, а сам он ещё помнит её?) Маркус усвоил нехитрую истину: любая содеянная им глупость или просто неосторожный поступок могут бросить тень на репутацию семьи Де Уаэлби. И потому ни разу за все годы, проведённые в стенах магической академии, он не предоставил своим наставникам повода для жалоб. (Что, впрочем, не значило, что он был по-настоящему безупречным студентом: что греха таить, несколько раз он всё же преступал строгие порядки Серебряного Сада, без этого жизнь была бы чересчур скучной – однако ни разу не был в этом уличён, и к тому же эти поступки не доставили никому ни малейших неприятностей). Эстль же, по всей видимости, испытывал настоятельную потребность всегда и везде находиться в центре внимания, причём способ привлечения внимания окружающих для него был не так важен, как сам факт. В первые пару лет их знакомства он буквально изводил Маркуса своим присутствием. Казалось, этот мальчуган не ведает усталости и не замечает чужого равнодушия – он часами мог разглагольствовать на самые разные темы, излагать собственные взгляды на будущее или красочно пересказывать какие-нибудь вычитанные в книгах истории… упорно не желая замечать, что его собеседник уткнулся в книгу и раздражённо хмурится, пытаясь вникнуть в смысл текста. С годами второй принц немного свыкся со взбалмошным характером Эстля и даже привык считать его своим другом: и всё же порой бывали моменты, когда ему остро хотелось отвесить Дагарту подзатыльника.
К примеру, сейчас. Последняя реплика Эстля вызвала у Марка острое желание немедленно связать из своего пояса петлю и повеситься, чтобы не стать невольным свидетелем последующей реакции Рейна. Кузен уже явно был на грани взрыва ярости – вид у него был как у наглухо закупоренной колбы с кипящим едким ацидом, забытой над огнём спиртовки: того и гляди, рванёт, обдав всех окружающих острым стеклянным крошевом и разъедающими плоть до костей брызгами… Принц не мог судить, чем вызвано такое поведение Эстля на Совете («Он что, дурман-травы накурился перед тем как на Совет заявиться?»), однако с уверенностью мог оценить его как неподобающее. Обстановка в зале была самая напряжённая, а этот вьюнош вёл себя так, как будто на праздник заявился. Конечно, всякие неожиданные поступки всегда были коньком Эстля, но всему ведь надо знать меру. Подобное поведение могло быть расценено как полнейшее непочтение не только к осиротевшей королевской семье, но и к семье Де Уаэлби: Эстль ведь не мог не знать, по какому поводу созван Совет… Да и вообще, если подумать, версия о подмене Дагарта-младшего двойником поневоле начинала казаться вполне вероятной: быть может, неизвестные мятежники в самом деле прислали во дворец хорошо замаскированного провокатора, целью которого было своим непотребным поведением навлечь позор и королевский гнев на настоящего Эстля и его отца?
Маркус с трудом удержался от того, чтобы склонить голову и сжать ноющие виски пальцами. «Сегодня точно не мой день: и какого гомункула он только взялся валять дурака на публике? Дьявол, как же у меня болит голова…».
Впрочем, после высказывания Эстля касаемо троекратного кукареканья в голом виде из окна дома (принцу почему-то припомнилось, что подобными невинными проказами в своё время грешил престарелый барон Де Пишегрю, городская знаменитость, на старости лет изрядно выживший из ума и порой развлекавший горожан штучками вроде выездов на улицу в голом виде задом наперёд верхом на увитом розовыми лентами ишаке или того же кукареканья из окна) почему-то словно бы сняло Рейново напряжение: по крайней мере, черты лица кузена внезапно разгладились, плечи немного ослабли, а взор словно бы приугас. Казалось, на кузена неожиданно снизошло умиротворение… или же спокойная уверенность в том, что теперь-то он непременно снимет Дагарту-младшему голову с плеч. В последний вариант отчего-то верилось сильнее, чем в первый: похоже, слова Эстля стали той последней каплей, что переполнила чашу Рейнова терпения и затушила полыхавший под ней огонь злобы. «О бог ты мой, я искренне надеюсь, что Эстль сошёл с ума: потому что если он в здравом уме, Рейн такого ему не простит. Да и я бы, наверное, на его месте не простил бы…».
От возможного приказа о немедленной расправе Эстля спас ещё один член Совета, нежданно-негаданно вступивший в разговор. То был не кто иной как Его Высочество Ринмар, доселе хранивший сумрачное молчание. Теперь же он поднялся со своего места с выражением лица столь кислым и угрюмым, как будто целиком схарчил кислючее лесное яблоко-дичок – да вдобавок ещё и узнал, что в нём был червяк.
Первая же реплика кронпринцева дядюшки касательно того, что он «долго это терпел и слушал», сопровождавшаяся выразительным взглядом в сторону Маркуса и Эстля, заставила второго принца иронически приподнять бровь. «Ну-ну, Ваше Высочество, значит, долго терпели? Ах, как же вы настрадались-то, не иначе. Может, я и не детектив Франсиск Де Люпен из романов, но я по крайней мере приложил хоть какие-то усилия, чтобы докопаться до истины: а вы, весь такой высокомудрый и просветлённый, всё это время просидели сиднем на своём стуле. Если у вас в самом деле возникли дельные предложения или размышления – кто помешал вам высказать их раньше? Или вы специально хранили молчание, дабы потом вот так вот высокопарно уличить следствие в отсутствии результатов?». Принц с деланным безразличием отвёл взгляд, сделав вид, что рассматривает мундир одного из Рыцарей-колдунов: тот, заметив обращённый на него взгляд принца, ответил ему нервным взором и слегка одёрнул форму, словно опасаясь непорядка в одежде.
Впрочем, прозвучавшее из уст Ринмара предложение в конечном итоге оказалось весьма и весьма дельным: Маркус одобрительно кивнул в ответ на реплику о том, что следовало бы обыскать покои принца. Пожалуй, сэра Ринмара стоило даже поблагодарить за это: если бы что-то вроде этого предложил сам Марк или даже сэр Соурс, вряд ли стоило бы ожидать согласия со стороны Рейна. Однако к мнению старшего и умудрённого годами родственника он скорее всего должен был прислушаться. Тем более, что на повторное предложение касательно проверки сознания, прозвучавшее со стороны дядюшки, Рейн ответил кратким отказом. А обыск в покоях принца в самом деле мог пролить свет на некоторые подробности этого дела. Дождавшись окончания речи сэра Ринмара и выждав пару секунд, Маркус слегка пожал плечами.
– Что ж, если Его Высочество не считает нужным подвергнуться проверке, надеемся, он простит нам вторжение в свои покои, – ровным тоном промолвил он. – В конце концов, это исключительно в интересах следствия… Если все согласны с этим, господа, то со своей стороны я хотел бы высказать некоторую просьбу. – Он обернулся к присутствующим.
– Лорд Де Уаэлби, сэр Ривиан, – произнёс он, смерив взглядом сперва отца, а затем и целителя, – надеюсь, вы согласитесь оказать помощь следствию? Вы, лорд Де Уаэлби, работали с сурой, вам известен внешний вид самого растения и его производных. Вы, сэр Ривиан – целитель: кто, как не вы, сможет распознать в возможных уликах лекарство либо яд… Полагаю, ваша помощь может оказаться необходимой. ==> Покои первого принца, несколько позже
Исправил(а) Маркус - Понедельник, 14 Февраля 2011, 22:50
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Воскресенье, 13 Февраля 2011, 21:47 | Сообщение # 47 |
|
|
Назвать принца своим другом Эстль не мог – знакомые, да, хорошие знакомые – идеальная фраза, которая смогла бы описать отношения наследника престола Блеймру и сына королевского колдуна: вовсе не близкие приятели, но далеко не чужие друг другу, принимая во внимание статус семьи Дагартов и обстоятельства, по которым Эстль оказывался во дворце не как отпрыск известного родителя, а как исполнитель его воли или доверенное лицо. Но терять лицо юный колдун не любил, неважно: друг ли, заклятый враг или простой прохожий. Одно дело: вызывать раздражение, слыша как до ушей касаются грозное слово «убью», на деле же заканчивающееся поучительным подзатыльником, и совсем другое, когда угроза становится вполне осуществимой. И именно последнее ощущал Эстль, с вызовом отвечая на взгляд принца Рейна – отнюдь не разгневанный, не покрасневший взор человека, готового выпрыгнуть с ножом, но расчетливый, холодный и непробиваемый, словно стальная кираса. Мысли разгневанного читать всегда проще – не нужна здесь магия, не нужны алхимические снадобья, нужно лишь получше приглядеться, дабы окунуться в океан эмоций, продираясь сквозь джунгли чувств до источника злости и раздражения. Но как же сложно пробиться к тому, кто надел ледяную нетающую маску, скрывшись за ней словно за непреступной крепостной стеной, упрямо игнорируя любые выпады и провокации.
Мир политики – грязных игр и спектаклей для зрителей, что сидят за кулисами, ленивыми жестами руки легко меняющих запланированный спектакль на новый, руководствуясь лишь внезапным порывом. Все это было малознакомо для Эстля, читающего запутанные магические руны как детские стишки и складывающего рифмы из магических формул, для которого мир магии был намного понятнее, чище и честнее, нежели хитросплетения дел государственных. Юноша с превеликим удовольствие променял бы роскошные чертоги дворца на открытую изумрудную поляну, оттеняемую листвой раскидистого дуба, под могучими ветвями которого снятся приятные сны об очередном заклинании или изобретении, что когда-нибудь просто обязаны изменить мир! И какая разница, что станет с этой страной, пока остается хоть один зеленый луг и вековой дуб, под которым Эстль может вздремнуть? Отец... и кузина Эрумпре, пожалуй, и Маркус с Вилией – самые близкие ему люди, ведь им может быть не все равно. Маги-мятежники вознамерились уничтожить текущее устройство страны, «Золотое древо» - охранять. Но сперва гордость академии магов – колдун Эстль Дагарт собрался выяснить, достоин ли тот, на чью голову возложат венец, а на плечи – мантию, надежд всех тех, кто поклянется защищать его и его страну.
Молодой человек, чей вид, выражающий, казалось, полную отстраненность от происходящих событий, уселся, наконец, в кресле, прикрыв глаза, излучая при этом полную невинность. А левая ладонь тем временем сделала прощальный жест покидающим комнату: «меня-де не ждите».
Так банально и самонадеянно возжелать защитить мечты других – так скучно, едва ли не шаблонно, словно мысли героя очередного романа, сошедшего со страниц плохо продаваемой книженции. Что ж, порой всем приходится перевоплощаться в выдуманных персонажей с выдуманными фантазиями, с выдуманными мечтами, дабы сохранить и спасти нечто совсем не выдуманное и очень даже реальное.
| |
|
| |
| |
|
Энсис |
Воскресенье, 13 Февраля 2011, 23:13 | Сообщение # 48 |
|
|
Предложение дяди было совершенно не неожиданным. На самом деле, Рейн все это время ждал, пока кто-нибудь предложит нечто подобное или прямым текстом скажет, что нужно исследовать покои принца, как и было сделано в итоге. Можно сказать, что Рейн даже слегка притомился в ожидании этого предложения, внутри даже засело легкое беспокойство оттого, что он неверно предугадал возможное развитие разговора, что могло бы разрушить некоторые соображения на тему всего происходящего, однако нет, все было так, как и предполагалось, разве что немного затянулось благодаря расследованию Маркуса и поведению Эстля, который на данный момент уже как-то заметно успокоился, что Келлуму понравилось даже меньше, чем если бы колдун вновь посмел что-то выкинуть. Подобное могло означать лишь то, что Эстль либо получил то, что хотел (а все его поведение было действительно провокацией с необходимостью вызвать определенную реакцию от кого-то конкретного или ото всех сразу), либо понял, что дальнейшее его поведение в такой же манере может привести к неприятностям. Два варианта, третьим было только помутнение рассудка, которым Дагарт-младший, вроде как не страдал, по крайней мере не больше, чем все Дагарты, как очень многие любят считать.
Теперь же все встало на свои места – предстояла прогулка до покоев, где вещи Рейна непременно бы подверглись тщательному осмотру, как и каждый уголок его покоев, кабинета, ванной… надеяться, что что-то пропустят было нельзя, дело, как-никак, люди свое знают, тем более если пойдут только самые доверенные. Кстати, неплохо бы еще выбрать тех, кого он без проблем сможет впустить в покои для подобного дела…
- Что ж, если Его Высочество не считает нужным подвергнуться проверке, надеемся, он простит нам вторжение в свои покои. В конце концов, это исключительно в интересах следствия… Если все согласны с этим, господа, то со своей стороны я хотел бы высказать некоторую просьбу…
Рейн смотрел на Маркуса все то время, пока он говорил, однако когда он высказал свою просьбу, почему-то обращаясь не к принцу, по идее с разрешением участия указанных лиц в осмотре, а к ним самим. Это не задело, хотя бы потому, что Рейн сам сказал на это:
- Присутствия графа и сэра Ривиана я разрешаю, однако, - принц чуть опустил подбородок, глядя на Маркуса, - они будут находиться за дверьми в покои. Если вдруг понадобится их помощь – все необходимое для проверки будут выносить. Также, - он окинул взглядом присутствующих, - пойдут лорд Ринмар, принц Маркус, сэр Соурс и сэр Ливертон, и два Рыцаря-Мага.
Последние слова он сопроводил плавным жестом правой руки, которую повел слегка в сторону, как бы указывая на мужчин в форме рыцарей-магов, что стояли по бокам от трона.
«Пусть и бесполезно, но хотя бы официально, - подумалось в этот момент принцу. – Забавно, сам же обеспечиваю себе эскорт… что поведет меня в темницу».
- Я не против, - кивнул дядя Ринмар, после чего посмотрел на Соурса и вставшего с места Ливертона, по лицам которых было легко прочитать серьезность и решимость мужчин.
Рейн глубоко вдохнул, лицо его немного разгладилось, по его выражению было видно, что принц морально подготовился к обыску. Взгляд его быстро пробежался по присутствующим. Да, из всех, кто находился сейчас в тронном зале, вряд ли еще кого-то стоило брать с собой. Даже Франчеса, пусть лучше остается здесь… пока что.
- Замечательно, тогда не будем терять время, - сказал Рейн, после чего двинулся вперед, отчего полы плаща слегка захлопали за спиной; его же левая рука по-прежнему лежала на поясе, касаясь ножен. Все провожали его молча, кто был приглашен – дожидались, пока принц пройдет мимо вместе с двумя рыцарями-магами, что шли по бокам от него, но чуть позади, после чего выдвигались следом.
Проходя мимо стула, установленного спиной к трону, Рейн не взглянул на все еще сидящего в нем Калеба Де Уаэлби. Рейн вообще ни на кого не смотрел, лишь потемневшим взглядом глядя куда-то вниз, пусть и не под ноги, как будто погрузился в какие-то важные размышления. На выходе же из тронного зала, под недоуменный взгляд Видара, Рейн лишь едва заметно покачал головой и тронул воротник камзола, чуть кивнув в сторону. Лет общения с учителем было достаточно много, чтобы они оба понимали друг друга даже тогда, когда слов не было. Понимать друг друга без слов, даже не с полуслова, великий дар настоящей крепкой дружбы. Пожалуй, в ком бы Рейн никогда не усомнился, так это в Видаре, которого просил следовать за ним, однако нисколько не удивился, когда тот по дороге свернул в другой коридор. Потому как знал - сохил будет в нужном ему месте, разве что только раньше, чем все они. ==> Покои первого принца
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Четверг, 24 Февраля 2011, 23:36 | Сообщение # 49 |
|
|
|
<== Покои первого принца Путь до дверей тронного зала показался Марку удручающе коротким: главным образом потому, что там его должна была встретить Энни, чья реакция на известие о брате вне всякого сомнения будет крайне бурной. К тому же ему предстояло объяснение с Эстлем, и принц уже предвидел, что Дагарту-младшему предстоит выслушать о себе немало хорошего. Он не был занудным приверженцем дворцового этикета, но и вульгарного поведения на Совете стерпеть не мог. «Если Эстль полагает, что его положение ставит его выше законов простых смертных – придётся немного разъяснить ему подлинное положение дел… Дагарт мне друг, но истина дороже. Надеюсь, у него найдутся убедительные оправдания – если, конечно, он сочтёт нужным оправдываться».
Отец шествовал рядом с ним, и осознание этого заставляло Марка испытывать смешанные чувства. С одной стороны, он был искренне счастлив: самое страшное – обвинение в убийстве короля – было снято с графа, и угроза смертной казни более не нависала над ним. С другой же стороны… по правде сказать, Маркусу было довольно тяжело от осознания того, что ему предстоит крайне неприятный разговор с отцом. И темой этого разговора неизбежно будут причины, побудившие Калеба Де Уаэлби примкнуть к заговорщикам. В прежние годы, скорее всего, отец не счёл бы нужным делиться такими подробностями с сыном: однако, чёрт побери, Маркус давно вышел из детского возраста и считал себя вправе вести с отцом беседы на подобную тему.
Приблизившись к дверям тронного зала, принц молча смерил взглядом стражников: те окинули троицу ответными бесстрастными взорами, убедившись, что кронпринца с ними нет – и расступились в стороны. Двери тихо отворились, и принц с графом и целителем вступили в зал.
Эстль, принцесса Энелин и графиня де Уаэлби по-прежнему были здесь: и, должно быть, как минимум двое из них (а точнее, две) уже успели известись от ожидания – каждая по своему поводу. При виде сына и мужа Ингрид с судорожным вздохом подалась вперёд – а затем, не сдержавшись, сорвалась со своего места, бросилась навстречу Калебу и рухнула в его объятия: граф притянул супругу к себе и уткнулся лицом в её волосы. Маркус, у которого при виде этой сцены сжалось сердце, смерил родителей нарочито спокойным взглядом (в который раз напомнив себе о необходимости быть беспристрастным в пока ещё официальной обстановке) и отвернулся. В несколько шагов он пересёк большую часть зала, остановившись в нескольких шагах от опустевшего трона (подумать только, всего-то полчаса назад Рейн восседал на королевском троне – а теперь… надо полагать, на нарах), и лишь после этого взглянул в глаза Энни.
– Ваше Высочество, принцесса Энелин, – глухо произнёс он. – Мне тяжело сообщать вам эту новость, но ваш дражайший брат и мой кузен, Его Высочество Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор, взят под стражу по обвинению в отцеубийстве. В его покоях обнаружены улики, способные свидетельствовать в пользу его вины. До окончательного выяснения обстоятельств он будет содержаться в дворцовой темнице. – Проговорив всё это, он выдержал паузу, после чего тяжело вздохнул.
– Мне правда очень жаль, Энни, – тихо, без всякого официоза произнёс он, неотрывно глядя в глаза кузины. Нужно сказать, в эту минуту он был с ней искренен: какие бы неприязненные отношения ни стояли меж ними раньше, он мог представить себе, что она должна была испытывать сейчас.
| |
|
| |
| |
|
Энни |
Пятница, 25 Февраля 2011, 12:54 | Сообщение # 50 |
|
|
“Ну кто, кто тянул меня за язык?” – Энелин из последних сил сдерживалась, чтобы не начать нервно грызть ногти. Минуты ползли медленнее, чем пьяные пажи вверх по лестнице, а Рейн все не возвращался. – “Ну что я наделала! “– зачем, зачем она отдала инициативу в руки дяди? «Почему дядя Ринмар сидит и молчит?» - вот стоило подумать – получите: тот ляпнул что-то про обыскать покои Рейна, а все и радостно побежали...
“Ненавижу! Всех ненавижу!” – и себя тоже, ведь то, что она не сказала ту фразу вслух, а только подумала – Единому было не важно. – “От меня одни неприятности… Но братик справится,” - принцесса закусила нижнюю губу, сдерживая слезы, - ну почему, когда делаешь что-то хорошее, получается все так плохо? – ну несправедливо же! Она же просто хотела, чтобы Гаал перестал мешаться у Рейна под ногами, но папочка не смог умереть без проблем. – “Не-на-ви-жу!” - короля - за то, что не зарезался на глазах у придворных, королеву - за то, что не призналась в убийстве мужа, остальных родственников – что желали сейчас падения Рейна, чтобы занять его место.
“И вообще, надо к Крису присмотреться, что это он так демонстративно к власти не рвется? Неспроста…”
А ожидание становилось уже невыносимым. Энелин уже жалела, что сдержалась и не бросилась вслед за братом – ну даже если бы её оставили в коридоре перед дверьми его покоев, но так она хотя бы была бы к нему ближе…
“Нет, я не могу!” – захотелось взять что-нибудь потяжелеете и ударить, ну например, Эстля по голове – может, полегчало бы… Но тут отворились двери в зал, и у Энни перехватило дыхание. Потому как она видела то, чего не могло быть!
“Где Рейн? “– она чуть пальцы не начала загибать, пересчитывая возвратившихся на Совет. – “Маркус, Калеб, Ривиан… а где остальные? Почему я не вижу брата?! Почему он не вошел первым?!”
Пока она недоумевала, остальные не терялись – тетя вот уже повисла у мужа на шее, вызвав этим презрительную усмешку на губах принцессы – ну как можно так открыто проявлять свои чувства? Это неприлично! Но усмешки усмешками, а внутри все сжималось – Энелин не сводила взгляда с кузена. И если он сейчас ей все не объяснит, она за себя не ручается! А тот будто прочитал ее мысли, перестал изображать из себя столб и заговорил.
– Ваше Высочество, принцесса Энелин. Мне тяжело сообщать вам эту новость, но ваш дражайший брат и мой кузен, Его Высочество Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор, взят под стражу по обвинению в отцеубийстве. В его покоях обнаружены улики, способные свидетельствовать в пользу его вины. До окончательного выяснения обстоятельств он будет содержаться в дворцовой темнице.
“Вот глупая шутка! ” - все-таки братья у неё – идиоты! Энни нахмурилась, недоумевая, как Рейн с Маркусом сумели найти общий язык, да еще и при таких обстоятельствах, ведь наверняка братик стоит за дверью и хихикает, пока она тут переживает. – “Вот идиот! “– на глазах её чуть слезы не выступили от обиды.
– Мне правда очень жаль, Энни, – и Маркус при этом еще смел смотреть ей в глаза! "Убью обоих!" – Энелин посмотрела на двери зала, потом на Маркуса, потом опять на двери, что не спешили открываться. Шутка затягивалась.
“Значит, это не шутка,” - ногти вонзились в ладони со всей силы. Принцесса побледнела, закусывая губу уже в кровь. – “Нет… нет, нет!”
- Нет! – она вскочила. – Это не правда! – карие глаза потемнели от ярости и самой настоящей ненависти. Не прежней, с которой она игралась, потихоньку смакуя и выплескивая в язвительных словах, а новой, жгучей, разрывающей её сердце. – Нет! Рейн не мог! – он же не дурак! – Это ты их подбросил! Ты и дядя! – “Как же я вас всех ненавижу!” – Энни совсем потеряла контроль и подскочила к Маркусу, намереваясь располосовать ему лицо, а если повезет – так и выцарапать глаза. И она жалела только о том, что не накрасила ногти специальным лаком, который, попади в царапины, заставил бы кузена корчиться в судорогах на полу.
Исправил(а) Энни - Пятница, 25 Февраля 2011, 13:08
| |
|
| |
| |
|
Ларенс |
Пятница, 25 Февраля 2011, 16:46 | Сообщение # 51 |
|
|
|
Среда, 20 инлания 771 года. Коридор. Смерть короля событие далеко не шуточное. Гаал был хорошим правителем, и его гибель может стать серьезным испытанием для всей страны. Как только Ларенс получил известие о том, что король скончался, парень тот час же кинулся в столицу, оставив патрулирование дорог на своих помощников. Но несмотря на то, что он выступил сразу и не щадил ни себя, ни коней, он боялся, что может опоздать. Королевский двор всегда полон интриг, но когда погибает правитель, паутина обмана и алчности становится настолько плотной, что и мельчайшая ошибка может лишить тебя всего.
«Однако странно… Когда я покидал дворец, Гаал был совершенно здоров… Что же могло так быстро свести в могилу этого пожилого, но все полного жизни мужчину… Есть конечно шанс, что ему помогли… но тогда всплывает другой вопрос – кто? Рейн? Он слишком любил отца, да и не хватит ему на такое ни наглости, ни твердости… В чем я согласен с Маркусом, так этот в том, что Рейн не слишком приспособлен для дворцовых интриг. Энни? Она могла… Несмотря на то, что Гаал был её отцом, она бы не секунды не задумалась бы, если бы решила, что это пойдет на пользу её брату… Но так же сомневаюсь… Она может и слегка безумна, но далеко не глупа… Она должна понимать, сколько проблем это может создать её любимому братишке… Брат короля? Тоже сомнительно… Рейн уже совершеннолетний, так что регентом он стать все равно не сможет… А корона ему светить только в том случае, если что-то случится с Рейном… Так что все сложно… Ладно…разберусь, когда приеду на место…» - размышлял Лар, подходя к Тронному Залу.
Маркуса он заметил издалека и увиденное парню крайне не понравилось. Даже несмотря на то, что Лар стоял в другом концу длиннющего коридора, было заметно, что Марк чем-то крайне обеспокоен. Стараясь сдержать свои эмоции, лучник спокойным шагом подошел к дверям в зал.
- Извините, Ваше Благородие, но совещание закрытое и нам велено никого не пускать… - не каждый день стражнику приходилось останавливать благородных лордов, так что было видно, что мужчина был не в своей тарелке… Но в тоже время нарушать приказ он не собирался.
- Можете не беспокоиться… Я приглашен на этот совет… - властно произнес Лар, нагло блефуя.
- Вашего имени нету в списке приглашенных... - покачал головой стражник, не отходя от двери.
- То есть вы утверждаете, что я лгу? Вы обвиняете графа Ирсийского во лжи? - наглость прекрасное качество, которое может открыть человеку почти любые двери... В том числе и в Тронный зал.
- Никак нет, Ваше Благородие... но... - не дав стражнику докончить фразу, Лар продолжил.
- Ладно... я уйду... Однако Рейну будет очень интересно узнать, как стражники обращаются с его друзьями... И не менее интересно, почему я не прибыл на совещание... - парень с трудом сдерживал рвущийся из него смех.
- Прошу меня простить, Ваше Благородие, думаю произошла какая-то ошибка… - стража расступилась, и парень вошел в зал, что бы услышать самую неприятную новость из возможных. Тронный Зал. - Его Высочество Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор, взят под стражу по обвинению в отцеубийстве. В его покоях обнаружены улики, способные свидетельствовать в пользу его вины. До окончательного выяснения обстоятельств он будет содержаться в дворцовой темнице. – голос Маркуса был мрачнее некуда, что было пожалуй единственной хорошей новостью… Если бы сторонники Рейна смогли бы заручиться поддержкой и остальных членов королевской семьи, то оправдать принца было бы гораздо легче.
– Мне правда очень жаль, Энни… - вздохнул Маркус, заставив Ларенса поморщиться. Принцесса была серьезной проблемой, ибо зная её буйный нрав, парень не удивился бы, если бы она выхватила бы у стражников оружие и помчалась бы выручать брата, пытаясь зарезать всех на своем пути.
- Нет! Это не правда! Нет! Рейн не мог! Это ты их подбросил! Ты и дядя! – реакция не заставила себя ждать. Девушка взорвалась и кинулась к Маркусу, пытаясь его покалечить.
«Она кстати может быть и не так далека от правды… Я искренне верю, что Рейн не убивал отца… Сомневаюсь, что он попытался бы сделать что-либо подобное… Главное не уведомив заранее своих соратников… А что до Маркуса и Ринмара… Нужно подумать… Маркус мог бы… однако учитывая то, что о его конфликте с принцем не известно разве что совсем тупым, не думаю, что он стал бы действовать настолько прямо… Хотя такую возможность тоже не стоит отбрасывать… Что же до «дяди»… Это весьма интересно… Пока наибольшую выгоду получает он… Король умер, наследник задержан… Он является той личностью, которую поддержат лорды, ибо Марк пока слишком молод, дабы принять корону… а Энни слишком безумна… Следовательно если судить исключительно с позиции заинтересованности, то с наибольшим подозрением нужно следить именно за ним… Но…. стоит подумать и о себе… Известно то, что я один из ближайших сторонников принца… так что если станут искать сообщников, то не исключено, что подозрение может пасть и на меня...» - нахмурился парень – «Но с другой стороны, если сыграть на этой смуте правильно, то можно и выиграть… Главное теперь узнать, какие нити связывают все игроков… Распутав паутину интриг можно достичь и самого верха… А титул маркиза мне не помешал бы… Еще один маркизат сделал бы меня одним из самых состоятельных лордов после того, как я получил бы и земли моих родителей…» - мрачно усмехнулся Лар
- Сэр Ларенс Де Ребенстер, Граф Ирсийский, капитан армии… Прибыл по приглашению наследного принца, Его Высочества Рейниона Гаала Келлума Де Ла Блестимора… - осознав, что герольды все еще молчат и что слуги настолько шокированы происходящим, что и не заметили прибытия парня, Лар решил, что представиться может и сам… Говорил он громко и уверенно, поочередно окинув взглядом всех присутствующих и стараясь понять, какие эмоции вызвало его появление. Блефовать всегда нужно до конца, и если его блеф "съели" стражники, то почему бы не повторить тоже самое и с лордами.
- Уважаемые лорды, прошу простить меня за мою нетерпеливость, но я был бы благодарен, если бы кто-нибудь изволил бы посвятить меня в тонкости положения… - при этом взгляд парня задержался на Марке, в надежде, что тот выскажет инициативу прогуляться и этим не только получит повод сбежать от разъяренной принцессы, но и принесет пользу непосредственно Ларенсу.
Исправил(а) Ларенс - Пятница, 25 Февраля 2011, 23:15
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Пятница, 25 Февраля 2011, 22:52 | Сообщение # 52 |
|
|
От вопля, исторгнувшегося из уст Энни, Маркус едва не поморщился: голос принцессы молотом бухнул изнутри в виски, заставив голову вновь заныть от пульсирующей боли. Признаться, его всегда раздражало, когда женщины (ну, за исключением мамы и Вил, пожалуй) чрезмерно повышали на него голос: сам он предпочитал выяснять отношения на более спокойных тонах. Что поделать, таковы девушки: им никак нельзя отказать в здравом смысле и рассудительности – и всё равно, в критической ситуации они предпочитают следовать не голосу разума, а истеричному визгу эмоций. Что до Энни, то уж кто-кто, а она отнюдь не стремилась в данной ситуации сохранить достоинство. Какая-нибудь из её предшественниц, принцесса минувших веков, при подобном известии наверняка на миг прикрыла бы глаза, судорожно вздохнув – после чего с ледяным спокойствием промолвила бы что-нибудь вроде «Прикажете мне проследовать в темницу вслед за моим братом, дорогой кузен – или даруете мне шанс уйти из этого мира с достоинством, как подобает принцессе Блеймрийской?». И многозначительно положила бы ладонь на рукоять поясного кинжальчика…
Впрочем, при Энни кинжала не было: и то хорошо, поскольку она извлекла бы его из ножен отнюдь не с целью публично вскрыть себе вены – скорее попыталась бы с диким криком вогнать клинок Маркусу в печень. Однако, судя по исказившемуся от ярости и отчаяния лицу принцессы, сейчас она готова была обойтись собственными ногтями: во всяком случае, она почти вплотную подступила к кузену, устремив на него взор пылающих карих очей, исполненный гнева… и боли. Нетрудно было представить, что она сейчас чувствует – как и то, насколько ей наплевать на любые возможные оправдания со стороны кузена. Сейчас она была похожа на загнанного на край обрыва волчонка, на глазах которого охотники всего пару минут назад пронзили копьями маму, и которому оставалось полагаться лишь на собственные неокрепшие зубки. И не стоило сомневаться, что эмоции Энелин наполовину вызваны страхом. Единственная путеводная звезда во мраке мироздания скрылась за облаками – и чёрные призраки зла, таившиеся во тьме, разом прянули со всех сторон, протянув к перепуганной Энни свои растопыренные когтистые лапы…
Маркусу были известны два способа успокоения девушек, ударившихся в истерику. Насколько он знал, в такой ситуации стоило либо отвесить девушке пару звонких пощёчин – либо крепко обнять и подождать, пока она прекратит трястись в твоих руках и немного придёт в себя. Невзирая на все былые разногласия с Энни, бить её по лицу принц не желал – тем более, что со стороны это выглядело бы довольно мерзко: стоило принцессе лишиться брата-защитника, и кузен уже поднимает на неё руку… Поэтому, улучив момент, он крепко ухватил Энни за предплечья, резким движением притянул к себе и заключил в объятия. Если бы у кузины в самом деле оказался припрятан в декольте кинжал, да ещё и отравленный, этот поступок стал бы чересчур опрометчивым: чего доброго, она воспользовалась бы ситуацией и воткнула бы его Марку под лопатку. Впрочем, именно для таких случаев принц и носил на поясе склянку с универсальным противоядием. Сейчас же он просто обнял кузину, не слишком крепко и не грубо, но притом таким образом, чтобы ограничить свободу её движений.
– Тише, Энни, тише… не надо, – полушёпотом проговорил он на ухо кузине. – Ну всё, всё, успокойся же… всё будет хорошо. Ничего страшного ещё не случилось, его всего-навсего временно взяли под стражу, ничего не доказано… успокойся. – Ему уже приходилось пару раз утешать таким манером девушек – в том числе и очередную сердечную подругу, которая в результате ссоры разрыдалась и бросилась на него со столовым ножом: после нескольких минут успокоительных речей она выронила нож, обмякла в объятиях Маркуса и вновь залилась слезами… и закончилась вся эта драма опять же постелью.
– Не надо так тревожиться, Энни, – негромко повторил он. – Не думай, ни я, ни лорд Ринмар не подбрасывали Рейну никаких улик, тем более ты знаешь, что уж с кем-с кем, а со мной твой дядя ни в жисть не стал бы сговариваться… К тому же ещё не доказано, что убийство совершил именно он: возможно, это просто недоразумение. Я сам не верю, что Рейн мог убить твоего отца... Если удастся доказать, что он невиновен, его освободят в ближайшие же дни. Так что… не переживай.
Нельзя сказать, что Маркус хорошо относился к Энни: по большей части она раздражала его, а её выходки и высказывания порой вызывали острое желание хорошенько надрать ей уши. Однако в данной ситуации принц почувствовал бы себя подлецом, если бы сделал перед Энелин каменную физиономию и презрительно процедил через губу что-нибудь типа «ваше поведение, принцесса, предосудительно, а ваши обвинения неправомочны». Конечно, первая принцесса никогда не вызывала у Марка особой симпатии, но он не желал, чтобы от горя она тронулась умом (по крайней мере, ещё сильнее, чем за все эти годы) или повесилась в своих покоях на шнурке от портьер… При всех своих отрицательных качествах в какой-то степени она всё же приходилась юному де Уаэлби роднёй (если прикинуть, примерно на четверть крови в жилах). Дураком Маркус не был, и прекрасно понимал, что Энни ни в малой степени не поверит в искреннее сочувствие с его стороны: да он и сам не поверил бы, тем более что в его поступках холодного расчёта было не меньше, чем сочувствия. Как это нередко случалось, у второго принца в данной ситуации был свой интерес…
Он по-прежнему удерживал кузину в объятиях, когда со стороны дверей неожиданно раздался знакомый голос. Похоже, за воплями Энни Марк совершенно не услышал, как двери отворились и кто-то вступил в зал. Впрочем, кто именно, гадать не приходилось: вошедший не стал обременять привратников излишним трудом и предпочёл представиться самостоятельно.
– Сэр Ларенс Де Рабенстер, Граф Ирсийский, капитан армии, – звучно провозгласил этот самый знакомый голос. Бросив взгляд в сторону двери, Маркус узрел на пороге молодого темноволосого мужчину с породистым лицом, облачённого в красный камзол и чёрные брюки, заправленные в кожаные сапоги: плечи его покрывал дорожный плащ, а на поясе в ножнах покоился меч. – Прибыл по приглашению наследного принца, Его Высочества Рейниона Гаала Келлума Де Ла Блестимора, – завершил он. – Уважаемые лорды, прошу простить меня за мою нетерпеливость, но я был бы благодарен, если бы кто-нибудь изволил бы посвятить меня в тонкости положения. – Он поочерёдно смерив взором всех присутствующих, явно ожидая ответа.
Ну да, разумеется: Ларенс, капитан королевских лучников и близкий друг Рейна. С этим парнем Марку прежде доводилось несколько раз встречаться: в целом Ларенс производил на него относительно благоприятное впечатление, однако назвать его своим хорошим товарищем второй принц не мог. Хотя бы потому, что относился к нему с некоторым подозрением. Граф Ирсийский (а именно такой титул носил предводитель королевских лучников) никогда не производил впечатления туповатого и преданного служаки: скорее было в нём нечто, присущее интриганам – какая-то вечная недосказанность, скрытное поведение, словно бы намекающее на причастность к тёмным делам. В своё время он проходил обучение в Серебряном Саду, но прежде времени покинул стены академии, так и не достигнув особых высот: о причинах он никогда особо не распространялся, да и Маркусу, по правде говоря, не было до этого никакого дела. До сего дня Ларенс вроде бы не был замечен ни в каких заговорах и интригах: но, учитывая его характер и близость к престолу, можно было предполагать что угодно. Как знать, что у него на уме… и зачем, собственно, он вообще явился сегодня ко двору.
– Приветствую вас, капитан, – ровным голосом ответствовал Маркус, отдав честь одной рукой: в общении с Ларенсом он сразу решил взять строго официальный тон, по-простому можно будет переговорить позже. – Сочувствую, но Его Высочество вряд ли сможет принять вас сейчас: он заточен в дворцовую темницу по обвинению в отравлении короля Гаала. В его покоях были найдены улики, указывающие на его причастность к кончине короля: их подлинность предстоит установить следствию. – Он сделал краткую паузу. – А если не секрет, с какой целью вы были приглашены Его Высочеством? Потому что если вы прибыли на Совет – боюсь, на сегодня он завершён.
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Воскресенье, 27 Февраля 2011, 23:39 | Сообщение # 53 |
|
|
– …его Высочество Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор, взят под стражу по обвинению в отцеубийстве… – голос Маркуса был скуп на эмоции, впрочем как и всегда, стоило молодому человеку перейти в режим «Второго Принца Блеймру», недрогнувшей рукой отсекая все лишнее – любые проявления слабости, чуждые аристократу из королевского рода. Важные политические заседания и королевские советы, светские балы и приемы – где же настоящее лицо Маркуса де Уаэлби? И откуда у Эстля Дагарта уверенность в том, что тот лик второго принца, Марка, а не Маркуса – истинный, настоящий?
Доказательства найдены, обвинение предъявлено, виновник помещен под арест, а главный обвинитель в лице Дагарта-младшего – доволен и счастлив: все свободны, можно расходиться? Вполне подходящий сценарий для отрицательного персонажа, коим, (к счастью ли - к сожалению), Эстль не являлся, как бы старательно не пытался его изобразить. Нахождение доказательств в пользу виновности принца Рейна ситуацию ничуть не облегчало, даже наоборот – усложняла ее, запутывала сильнее. И, в то время как принцесса Энелин истошно билась в объятиях Маркуса, впрочем, скорее даже не от горя, а от гнева и недоверия, Эстль незаметно для всех скрипнул зубами, растопыренной ладонью прикрыв лицо и, сквозь пальцы, поглядев на опустевший трон Блеймру. Ожидал ли юный колдун подобного исхода событий, был ли готов к тому, что навязчивое, упрямое желание убедиться в невиновности и верности будущего монарха будет иметь последствия, сравнимые со снежной лавиной, вызванной невинным снежным комочком, спущенным со склона? Но времени не изменить, как и не повернуть колеса случая, бегущего по рельсам судьбы. Осуждать могут все, у кого есть уста, оплакивать – у кого есть слезы, сожалеть – кто имеет сердце, заглядывать в прошлое – обладающие памятью, оглядывать настоящее – те, кто имеет ум. Но многие ли способны, отбросив все помехи на пути, глядеть в будущее?
– Ах, Ваше Высочество, какое несчастье! – собственно, непонятно к какому именно Высочеству обращаясь, Эстль Дагарт вскочил со своего кресла, едва ли не вприпрыжку приблизившись к Маркусу, по-прежнему сдерживающего Энелин в своих объятиях, одновременно пытаясь и утешить и придержать особу. – Принц, вы должны непременно посвятить меня во все детали произошедшего!
Каким-то невероятным образом отцепив Второго Принца от принцессы, Эстль, вцепившись в локоть Маркуса де Уаэлби, потащил его в сторону.
– Капитан, как вовремя вы появились! – не ослабляя хватки, юный колдун всем свои хрупким беззащитным существом уводил принца к дальнему концу комнаты, роль «стены» которой выполняли витражные окна. – Не займете принцессу разговором, пока я украду Его Высочество на пять минут?
Последняя фраза прозвучала скорее как утверждение, а не просьба…
Доволочив принца до дальней стороны тронного зала, Эстль отпустил наконец локоть Маркуса. Юному Дагарту было не привыкать получать взбучку после того, как он, бывало, прыгал и цеплялся на отпрыска королевской семьи, требуя внимания к своей особе или настойчиво приглашая поиграть. Половина шишек, впрочем, доставалась, как ни странно – от кузины. Но настоящее время – не детство, место – не Серебряный Сад, а события – отнюдь не беззаботная учеба в магической академии.
– Тебя по-прежнему гложут сомнения, Маркус, – тихий, едва различимый голос Эстля изменился, впрочем, как и выражение его лица, лишившегося наивной детской улыбки и хитрого прищура глаз цвета морской лазури. Склонив голову чуть набок, юноша внимательно посмотрел на своего друга, ожидая любой реакции, начиная нравоучениями, заканчивая рукоприкладством. – И не пытайся скрыть, уж я-то тебя хорошо изучил за все эти годы, впрочем, как и ты меня.
Сейчас Эстль Дагарт отличался от обычного «себя», не особо меняясь, впрочем, внешне: лишь некоторые детали молодого человека с куда более молодой внешностью изменились, но изменения были заметны. Впрочем, остальным присутствующим в зале, было трудно за спиной виконта разглядеть его истинное лицо.
– Я знаю, ты сейчас считаешь Эстля Дагарта ненормальным, у тебя есть все основания, и, возможно, так оно и есть. – Юноша совершенно безразлично пожал плечами, повернувшись к окну, всматриваясь в едва различимые очертания Золотого сада. – Но с Блеймру может случиться нечто гораздо более страшное, нежели смена правителя, нечто, что навсегда останется шрамом в истории королевства. И ради недопущения этого события, Эстль готов на все.
Молодой колдун, прослывший гением Серебряного Сада, вновь повернулся к человеку, которого считал больше, чем просто знакомого, ожидая ответа на свои более чем странные слова, звучащие слишком серьезно, чтобы быть простым оправданием своего поведения.
Исправил(а) Эстль - Воскресенье, 27 Февраля 2011, 23:41
| |
|
| |
| |
|
Энни |
Понедельник, 28 Февраля 2011, 14:45 | Сообщение # 54 |
|
|
- Не трогай меня! Отпусти! - все, что Энелин поняла из слов Маркуса – это то, что он сильнее. На глазах принцессы выступили слезы бессильной ярости – она ничего не могла поделать, ничего. Как бы она не рыпалась, кузен удерживал ее с легкостью, вот как она котенка, когда макала того в блюдце со сметаной. И это было невыносимо – ощущать себя такой беспомощной. Не способной ни на что, даже отомстить за унижение брата, ибо подумать только, Рейна поместили в темницу, как какого-то преступника!
И ножика, как назло, у нее с собой не оказалось. Правда тот вряд ли бы чем помог – лезвие было скошенное и короткое и вряд ли бы достало до тела Маркуса сквозь одежду. Хотя вот если бы она воткнула нож прямо в вену под горлом кузена… но там нужна точность… и свободные руки…
“И ножик!” – ну о чем она думает, с собой же все равно ничего острого. – “Моим ножиком только кошельки срезать… надо найти стилет! Или спицы с собой таскать, я же так люблю вязать…”
Потрепыхавшись некоторое время и пропустив всю утешающую речь Маркуса мимо ушей, принцесса затихла, судорожно соображая, что делать дальше. Собственно, выхода было всего два – или вцепиться кузену зубами в руку, или грохнуться в обморок. Последнее было предпочтительнее, так как Энни сомневалась, что зубы у нее длиннее не оказавшегося с собой ножа...
Но тут подоспела подмога в лице даже двух придворных: сначала объявился Ларенс, и Марку пришлось ослабить хватку, чтобы поприветствовать капитана, а потом налетел Эстль, вообще утащив кузена в сторону. Немного ошарашенная принцесса так и осталась стоять, не понимая, что это вообще было. Но растерянность ее продлилась не долго, Энни поправила складки на платье и обратилась к Ларенсу, имя которого даже не попыталась выговорить.
- Капитан, вы все слышали. И вы немедленно проводите меня к брату! Немедленно!
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Вторник, 08 Марта 2011, 16:22 | Сообщение # 55 |
|
|
Как Маркус и предполагал, его умиротворяющие речи Энелин целиком и полностью проигнорировала: оказавшись в его объятиях, кузина забилась как выброшенная на камни рыбка, активно пытаясь вырваться – не иначе как заподозрила его в злодейском намерении немедленно удушить её припрятанной под полой монашеского плаща верёвкой. Спустя примерно минуту, однако, она наконец затихла, словно исчерпав все свои небогатые девичьи силы и сдавшись на милость судьбы. Впрочем, второй принц не сомневался, что смирение Энни было лишь притворством: скорее всего, сейчас она лихорадочно обдумывала дальнейшее поведение – слишком уж изощрённа была она для того, чтобы спокойно принять свою участь и сдаться на милость победителей… Хотя о каких победителях могла идти речь? В этой ситуации Маркус вообще не видел каких-либо противостоящих сторон: если кто-либо и выиграл от того, что Рейна заточили в темницу, то это уж точно был не он. К неведомым заговорщикам второй принц не имел никакого отношения, и в отстранении кузена Рейна от власти не видел для себя никакой выгоды – уж ему-то при таком раскладе ничего хорошего не светило. В этом и состояла главная неприятная подоплека придворных интриг: в них не было места открытому противостоянию, как и честному соперничеству – всё решалось окольными путями и подлыми приёмами.
Если подумать, кому сложившаяся ситуация и была на руку, так это лорду Ринмару, клятому Рейновому дядюшке. Выгода для него была самая прямая: если бы Совет вынес решение в пользу казни или пожизненного заключения для принца-отцеубийцы (а такой исход представлялся Маркусу наиболее вероятным: за подобное преступление Рейна уж всяко не стали бы одаривать пряником), престол по закону должен был перейти к нему. Оставалось лишь предполагать, какие перемены в этом случае ждали бы страну… Марк попробовал мысленно обыграть эту ситуацию: по всему выходило, что лорд Ринмар по-любому оказывался в выгодном положении. Если бы он принял решение разорвать договор с Тэлойей и сохранить вековой политический курс, то унаследовал бы королевство в неизменном виде и избавил бы себя от необходимости взваливать на плечи груз забот и перемен: да ещё и на королеве Маргарет женился бы наверняка, в соответствии с традициями королевской династии. Если же он принял бы решение заключить с северянами союз и довершить дело Объединения – тем лучше: ему в жёны досталась бы не пожилая и удручённая потерей королева, а молоденькая и очень даже хорошенькая собой тэлийская принцесса. Маркусу доводилось видеть портрет будущей Рейновой невесты, по традиции присланный ко двору: и он не мог не признать, что миловидной внешностью девчонка была не обделена. Может, и не первейшая красавица на всём белом свете, но и не рябая кривозубая деревенская дурнушка.
Впрочем, трудно было ждать от лорда Ринмара союза с тэлийцами. Будучи обитателем дворца, Маркус волей-неволей был хоть отчасти да посвящён в политические взгляды других членов королевской семьи и придворных («Кроме родного отца, подумать только: вот уж воистину, темнее всего под пламенем свечи!»). И ему было прекрасно известно, что Рейнов дядюшка никогда не был в восторге от идеи союза с северянами, хоть и не высказывал в открытую недовольство политикой брата. А вот недовольства самими тэлийцами, напротив, не скрывал. На прошлогоднем вечернем балу в честь дня рождения короля Гаала, когда в пышно убранном зале кружились танцующие пары, Маркус ненароком застал у стола с винами лорда Ринмара, беседовавшего с одним из своих прихвостней, тучным и одышливым бароном Де Кошони, краснолицым толстяком с поросячьими жидкими усишками под мясистым носом, то и дело лезущим в карман за табакеркой с нюхательным табаком. Ринмар, по-видимому, уже изрядно перебрал: лицо его было тронуто хмельным румянцем, а язык немного заплетался. Гневно сверкая глазами и жестикулируя винным кубком, он сетовал барону на судьбу, всячески понося «этих дикарей-тэлийцев, неотёсанных потомков северных медведей, этих грубых варваров с их волосатыми заскорузлыми ручищами, измазанными машинным маслом, презревших священные заветы предков ради зловонных машин и чадящих заводов!». То был единственный раз, когда лорд позволил себе подобные речи, однако этого оказалось вполне достаточно, чтобы составить кое-какое представление о его взглядах на государственную политику.
А это было скверно. Маркус, если можно так выразиться, принадлежал к «партии короля Гаала», то есть к тем, кто поддерживал идею союза с Тэлойей: и ничего хорошего в расторжении грядущего союза не видел. Разумеется, при дворе немало было тех, кто не разделял взглядов Его покойного Величества, высокомерно полагая, что «великое королевство Блеймрийское ничего не лишится, избежав объединения с заблудшими северными варварами, но лишь сохранит свою уникальную культуру в неприкосновенности». Вот только к тем, кто поддерживал эту точку зрения, по большей части относились ленивые и зажравшиеся аристократы в бархатных камзолах с кружевными воротниками, да напудренные придворные дамы с кукольно-глупыми глазами: и те, и другие привыкли жить в праздности и совершенно не имели никакого представления о реальной жизни простого народа и о том, до какой степени Блеймрийское королевство погрязло в косности и невежестве. Союз с Тэлойей, с точки зрения Маркуса, не сулил блеймрийцам ничего кроме блага: для многих давно уже стал очевидным тот факт, что магия не в силах обеспечить страну всем необходимым…
Маркусовы размышления самым неожиданным образом прервал Эстль Дагарт. С патетическим возгласом сожаления (заставившим Маркуса поневоле вспомнить интонации придворных фрейлин-сплетниц, глупых куриц в кринолинах, смакующих любые подробности из жизни ближних своих: «Ах, милая Жанетт, ваш жених погиб во время усмирения бунта в провинции? Ах, боже мой, какое горе, какое горе! Ах, что же вы – вы немедленно должны рассказать мне всё в подробностях, скорее же, я вся сгораю от нетерпения!») он подскочил к Маркусу, ухватил его за руку и оттащил от Энни. Протащив второго принца за собой до самой дальней стены зала, юный виконт выпустил его рукав – и лишь после этого с заговорщицким видом обратился к принцу. Вид у него при этом был как у шантажиста, с неприятной усмешкой намекающего жертве шантажа на то, что уж кому-кому, а ему известно всё о тёмном прошлом жертвы и о том, что эта жертва делала прошлым летом.
– Я знаю, ты сейчас считаешь Эстля Дагарта ненормальным, у тебя есть все основания, и, возможно, так оно и есть. – Эти слова Эстль произнёс уже с другой, небрежной интонацией, словно заранее выражая своё полное безразличие к упрёкам в нарушении дворцового этикета. – Но с Блеймру может случиться нечто гораздо более страшное, нежели смена правителя, нечто, что навсегда останется шрамом в истории королевства. И ради недопущения этого события, Эстль готов на все. – Он отвернулся от принца, совершенно беспардонно уставившись в окно, как будто ему вовсе была неинтересна реакция друга.
Глаза Маркуса расширились и гневно сверкнули: он глубоко вдохнул, словно готовясь разразиться бранью… и медленно, натужно выдохнул, прикрыв веки, словно смиряя вспышку гнева. Выждав несколько секунд, он демонстративно сложил руки на груди и негромко кашлянул.
– Виконт Эстль Дагарт! – Его голос был так же холоден, как и во время утренней беседы с Рейном. – Насколько я могу судить, Его покойное Величество незадолго до своей кончины своим особым указом даровал вам новый титул, повысив вас до придворного шута? В таком случае отчего же я не вижу на вас трико и колпака с бубенцами? Что за возмутительно небрежное отношение к чести мундира?!? – В голосе принца прозвучала нотка иронии. – Быть может, потрудитесь объясниться? Ибо ничем, кроме назначения вас шутом, я не могу объяснить вашего сегодняшнего поведения на заседании Совета: потому как никому другому не дозволено вести себя так без риска лишиться головы.
Он сделал краткую паузу, неотрывно глядя в глаза Дагарту-младшему.
– Эстль, я бы не считал тебя сумасшедшим, если бы ты сам активно не способствовал такой репутации! – раздражённо промолвил он. – Какого гомункула ты сегодня творил на Совете? Ты что, на ярмарочный фестиваль комиков явился? Рейн потерял отца, я чуть было не потерял отца, моя сестра неизвестно куда запропастилась, все на взводе – а ты тут дурачиться вздумал. «Кукареканье нагишом из окна»! – язвительно процитировал он. – Это, что ли, ты называешь «недопущением страшного происшествия в королевстве»? Ну и чего ты этим хотел добиться? По-твоему, если бы Рейн велел заковать тебя в кандалы за оскорбление земного величества и высокопоставленного чина Ордена Чёрных Рыцарей, от этого кому-нибудь стало бы легче? – Он иронически изогнул бровь. – Поэтому, виконт, если вы в самом деле желаете изменить что-нибудь в лучшую сторону – я был бы признателен, если бы вы согласились объяснить, во имя чего вы сегодня устроили на Совете то, что устроили. Или предпочтёте переговорить со мной с глазу на глаз в моих апартаментах?
Его слуха коснулась реплика принцессы Энелин, требовавшей немедленно препроводить её к брату. Маркусу припомнилась просьба Рейна, не желавшего, чтобы сестра предприняла что-либо для его спасения. Если Энни в таком состоянии допустить в темницу – можно не сомневаться, что она немедленно закатит истерику, требуя освободить кронпринца и вместо него забить в колодки Маркуса и Ринмара, а то и глаза кому-нибудь выцарапает: что с истерички возьмёшь… К тому же второму принцу были известны правила взятия кого-либо под стражу, и он знал, что прямо сейчас повидаться с братом у Энелин не получится.
– Сожалею, Ваше Высочество, но вряд ли капитан сможет выполнить вашу просьбу, – повысив голос, обратился он к ней через пол-зала. – Повидаться с вашим братом «немедленно» вам не позволят: в первые сутки после взятия под стражу по столь тяжким обвинениям свидания с заключёнными не разрешены. За подробностями можете обратиться ко мне: а если не возражаете, мы с капитаном можем сопроводить вас к брату завтра с утра.
«Заодно немного успокоишься и придёшь в себя, кузина. Мне не хочется, чтобы ты в порыве чувств бросилась грудью на стражничьи алебарды, когда тебе преградят путь… А я тем временем решу кое-какие вопросы».
Исправил(а) Маркус - Вторник, 08 Марта 2011, 18:19
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Вторник, 08 Марта 2011, 22:49 | Сообщение # 56 |
|
|
– А какой еще реакции вы ожидали, Ваше Высочество, Второй Принц Блеймру, Маркус Калеб Витольд де Уаэлби? – Неожиданно (пожалуй, даже для самого себя) огрызнулся Эстль. – Что я поведу себя подобно комнатной собачке, с подачки хозяйской руки, благодарно принявшую косточку?
Молодой колдун действительно вспылил, на мгновенье, на крошечную секунду потеряв ауру утонченности и скромности, окутывающую его фигуру, едва не зайдясь красными волнами гнева. Долгий путь, почти весь день без еды, а главное – без восхваленного всеми существующими богами чудного состояния душевного покоя, именуемого сном (коей у Дагарта-младшего был возведен до уровня поклонения), сказывались не самым лучшим образом на физическом состоянии юноши, не говоря о положении духовном. Актерская игра тоже требует немалых сил, которые и были благополучно потрачены на сегодняшнем «выступлении».
– Как давно ты не был в Серебряном Саде? – Упрямо игнорируя откровенные нравоучения со стороны Маркуса, парировал Эстль. – Не возникло бы у тебя вопросов, не понадобились бы тебе мои ответы, оторвись ты хоть на минуту от дворцовых игр.
Молодой человек выставил указательный палец, направив его в сторону Маркуса, с каждым словом многозначительно взмахивая им. Эстль несомненно нарушал не только протокол, но и все рамки приличия, открыто попрекая королевскую особо, но, в отличие от принца Рейна, сейчас границу дозволенного он знал, иначе бы не решился на подобную дерзость. Организации, что собирается защищать королевский род, как минимум нужна поддержка этого самого рода. И, если вера в законного наследника испарится, если оправдаются худшие опасения, от которых хотелось небрежно отмахнуться ладонью, справив все на глупые предрассудки, то надежда не должна пасть, пока есть другой принц – пожалуй, единственный во дворце, кому Эстль может верить по-настоящему, преданно, не требуя доказательств.
– Союзом с Тэлойей озадачен дворец. «Быть союзу или не быть» - гадает весь Блеймру. Да или нет – третьего не дано? А вот и не так. – Эстль категорично покачал головой. – Дано, если не будет самого Блеймру. Яблоко гниет изнутри, и я найду это гнилье и раздавлю, неважно Черный ли это Рыцарь или кто другой статусом повыше. Подожду тебя в твоих покоях. У вас, как посмотрю – забот хватает.
Развернувшись на каблуках, Эстль Дагарт зашагал прочь от Второго Принца королевства, проходя мимо принцессы, капитана, и других участников Совета, находящихся в зале, кажется, совсем не замечая их присутствия. В это время на лице юноши нетрудно было разглядеть его обычную сверкающую и добрую улыбку. -----> Покои Второго Принца
Исправил(а) Эстль - Суббота, 07 Мая 2011, 21:23
| |
|
| |
| |
|
Энни |
Среда, 09 Марта 2011, 00:36 | Сообщение # 57 |
|
|
- Сожалею, Ваше Высочество, но вряд ли капитан сможет выполнить вашу просьбу… - мало того, что Маркус не потрудился подойти к ней, чтобы сказать эту свою чушь о том, что к брату ее не пустят, так он еще и повысил на неё голос. "Какое неуважение, как он смеет орать на меня?!" – тот факт, что в противном случае она бы кузена и не услышала, Эненин проигнорировала.
"Куда катится мир? Папочка умер, матушка сошла с ума, братика сажают в темницу," - ерничанье ерничаньем, но ведь чистая правда, - "а мне недавно чуть руки не вывихнули! Синяки же останутся!" – и опять-таки, то, что Марк только перехватил её руки, защищая сохранность своего лица, принцессу не волновало, ибо факт остается фактом: её удерживали против её воли. И кто? Сын сестры королевы, в котором благородной крови кот наплакал! Да, ей было бы не так обидно, если бы это сделал Кристофер, ну раз дяди Ринмара что-то не видно... Но о том, где последний, она подумает чуть позже. Да и не держал её уже никто, что было, несомненно, к лучшему.
- Я разговариваю с сэром Ларенсом! - Энни от возмущения даже вспомнила как зовут этого капитана, приятеля Рейна. И пусть он нравился ей не больше Маркуса, но хотя бы был другом её брата, а значит, не хотел, чтобы Рейн гнил в темнице.
"Хотя, в чужую голову может залезть только тот противный магик с татуировками на руках, ну откуда я могу знать, что они все-все-все-все не сговорились? Правильно – ниоткуда, а значит, и верить никому нельзя!"
– И, Вы, кузен, мне не указ! – голос у нее конечно, громкий, но орать практически через половину зала, подражая невоспитанному двоюродному брату, Энелин больше не собиралась, потому она повернулась опять к капитану, гневно топнула ногой. – Мне больше не нужна ваша помощь! Вы свободны, капитан. - "И зачем я вообще с ним заговорила?" - но что поделать, если она совершенно не знала, где находятся эти дурацкие темницы. – "Ладно, прикажу страже у входа меня проводить!" – принцесса независимо вздернула нос повыше и решительно направилась вслед за Эстлем, к выходу из зала.
"И этот еще, шут гороховый. Даже не потрудился изобразить печаль по поводу кончины короля! И в голове его мыслечтец тот не копался! Потому что не было его во дворце! Вот! Может он стоит из себя идиота, а сам.. сам…" - что сам – Энни не cмогла придумать. Но это же магик, они наверняка умеют передвигать вещи на расстоянии. "Вот была бы я магом – я бы такое умела! Да-да! И именно так бы и подбросила улики в покои братику – даже в них не заходя. Ну что за идиоты меня окружают! И почему Рейн не позволил прочитать, что он Гаала не убивал? Ну почему все так сложно?" – хотя, ведь она и сама, даже под страхом смерти, не позволила бы тому противному магу залезть ей в голову. – "Нет, нет, нет, лучше смерть… Ой," - она даже чуть не остановилась. – "А вдруг Рейни думает тоже самое? Может, он тоже меня любит?" – а вот теперь ей захотелось побежать со всех ног.
| |
|
| |
| |
|
Ларенс |
Среда, 09 Марта 2011, 23:37 | Сообщение # 58 |
|
|
Маркус как всегда был неподражаем. Спокойный и собранный, сей молодой человек всегда внушал Ларенсу искреннее уважение. Перед Энни, которая нападала на второго принца с яростью, которая сделала бы честь целому кавалерийскому эскадрону, Мар не отступил. Он даже попытался вразумить излишне агрессивный плод чресел так некстати почившего Гаала, хоть и потерпел в этом почти полное фиаско.
– Приветствую вас, капитан, – ровным голосом ответил Маркус, отдав Ларенсу честь. – Сочувствую, но Его Высочество вряд ли сможет принять вас сейчас: он заточен в дворцовую темницу по обвинению в отравлении короля Гаала. В его покоях были найдены улики, указывающие на его причастность к кончине короля: их подлинность предстоит установить следствию. – Тут Марк на секунду остановился, как бы давая юному графу возможность переварить полученную информацию. – А если не секрет, с какой целью вы были приглашены Его Высочеством? Потому что если вы прибыли на Совет – боюсь, на сегодня он завершён. – принц был как всегда информативен. Несмотря на то, что сказано было всего несколько предложений, Маркус умудрился четко описать положение вещей, представив Лару лишь голые факты, лишенные шелухи эмоций и лишних догадок. Однако ответить Ларенс не успел…
– Капитан, как вовремя вы появились! Не займете принцессу разговором, пока я украду Его Высочество на пять минут? – На второго принца налетел небольшой ураган в лице Эстля и чуть ли не силой утащил в другой конец зала.
«Как мило… Интересно, «виконт» понимает, что за такую «любезность» его когда-нибудь подвесят вниз головой, вспорют живот и позволят понаблюдать, как собаки рвут его еще теплые кишки?» - при виде юного мага у Ларенса всегда проявлялось исключительное человеколюбие и гуманность. Юное дарование с поразительным усердием умудрялось нарушать все мыслимые и немыслимые правила этикета и здравого смысла, и нагло наслаждалось своей безнаказанностью. – «Однако сейчас не до баранов… Нужно выручать Рейна… Улики вещь конечно неприятная, однако могущественные союзники и немножко софистики могут даже стопроцентные улики сделать хламом… Не говоря уже о таком деле как это, когда подсудимый невиновен, но на него стараются силой повысить преступление… Однако меня крайне радует одно… То, что улики найдены в покоях сильно облегчает дело, ибо в покои принца вступить может далеко не каждый, а это сильно облегчает поиск настоящего преступника…» - мозг Ларенса лихорадочно работал, просчитывая варианты.
- Капитан, вы все слышали. И вы немедленно проводите меня к брату! Немедленно! – размышления графа прервала Энни, которая подобно капризному ребенку(коим в какой-то степени и являлась) стала требовать очередную трудновыполнимую вещь. Без «приглашения» в камеру к принцу не пустили бы пока никого… Ларенс во всяком случае уж точно не располагал такими полномочиями. Ринмар или Маркус еще смогли бы пройти в темницу, однако и ему, и Энни путь туда на данный момент был заказан… Однако объяснить это принцессе было не так уж легко. Однако тут вмешался Маркус, ответивший девушке через пол зала.
– Сожалею, Ваше Высочество, но вряд ли капитан сможет выполнить вашу просьбу. Повидаться с вашим братом «немедленно» вам не позволят: в первые сутки после взятия под стражу по столь тяжким обвинениям свидания с заключёнными не разрешены. За подробностями можете обратиться ко мне: а если не возражаете, мы с капитаном можем сопроводить вас к брату завтра с утра. – как всегда четко и по сути, Марк сумел слегка утихомирить даже Энелин.
- Я разговариваю с сэром Ларенсом! И, Вы, кузен, мне не указ! – второго принца деликатно, но послали… Однако если брать в усмотрение нрав Энни, это можно было считать весьма спокойным ответом – Мне больше не нужна ваша помощь! Вы свободны, капитан. – «и меня тоже послали…» - хмыкнул Лар, почтительно кланяясь принцессе.
- К Вашим услугам, Ваше Высочество – избавившись от принцессы, Ларнес поспешил к Маркусу, надеясь, что теперь ему уже ничего не помешает переговорить со вторым принцем… Однако судьба была явно не на стороне капитана. Стоило ему подойти к Марку, так в зал вступила еще одна персона. Рыцарь, который прибыл суда явно по делу.
- Извините за беспокойство, благородные лорды, однако здесь ли находится граф Ларенс Де Ребенстер? – молодой рыцарь чувствовал себя явно неудобно в роли гонца, однако голос его не дрогнул и он всеми силами старался сохранить невозмутимость.
- Принц, как я вижу переговорить тут нам не суждено, так что если вы не против, я посещу ваши покои в ближайшем будущем, дабы мы смогли обсудить создавшуюся ситуацию в более спокойной обстановке. – голос Лара звучал спокойно и собрано, ничем не выдавая раздражение юного графа.
«Во имя Света, что теперь этому медноголовому надо…» - мелькнуло в голове у мужчины
- Да, сэр, он находится тут… Граф Ирсийский к вашим услугам… чем могу быть полезен… - улыбка до ушей и учтивые слова - именно так надо обращаться с теми, кто ниже вас по званию. Такая мелочь сможет заработать вам больше расположения, чем даже богатые подарки, но при этом будет стоить гораздо дешевле.
- Принц Рейн просил вас явиться к нему в… - тут рыцарь на мгновение замаялся, однако все же продолжил – в камеру как можно быстрее…
- Я к вашим услугам, благородный сэр… ведите… - судьба впервые за день улыбнулся Ларенсу, подарив ему шанс о котором он мог только надеяться… Теперь главное сыграть осторожно, что бы оппоненты Рейна не попытались привлечь и его к убийству короля… Быть другом принца весьма приятно, однако если речь идет о заговорах, то ты становишься первым подозреваемым на роль сообщника в преступлении… -----> Офис дворцовой стражи и темница
Исправил(а) Ларенс - Пятница, 11 Марта 2011, 13:44
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Понедельник, 14 Марта 2011, 23:09 | Сообщение # 59 |
|
|
Реакция Эстля на вполне справедливые Маркусовы упрёки была столь возмущённой, как будто второй принц обвинил виконта не в шутовском поведении на Совете, а как минимум в покушении на честь престарелой кормилицы лорда Ринмара. Гневно и совершенно непочтительно огрызнувшись (за что ему, вообще-то, могли грозить серьёзные неприятности, если бы Марк по жизни был чуть более обидчив и злопамятен), он высокомерно заявил, что его миссия, видите ли, подразумевает необходимость «найти и раздавить» некую гниль, заведшуюся в рядах придворных – даже если этой гнилью окажется Чёрный Рыцарь или ещё кто-то более высокопоставленный. При этих словах Маркус слегка вздёрнул бровь: у него возникло впечатление, что под «Чёрным Рыцарем» Эстль имел в виду сэра Соурса, к которому на Совете опять-таки отнёсся совершенно возмутительным образом. Впору было порадоваться, что рыцарь был приглашён в покои лорда Ринмара и не слышал Эстлевых слов: потому что, вполне возможно, восприняв слова относительно «гнили» на свой счёт, он с закаменевшим лицом щёлкнул бы пальцами – и содержимое Эстлевой головы расцветило бы стены, пол, потолок и всех окружающих мелкими весёленькими крапинками. И вряд ли на это повлиял бы статус виконтова отца: есть ситуации, в которых любой мужчина просто обязан отстоять свою честь или честь своих близких, будь его обидчик хоть самим наследным принцем.
Может быть, Эстль в своих обвинениях и был отчасти прав: Маркус в самом деле давно не был в Серебряном Саду и чересчур долго был вовлечён в «дворцовые игры»… Может быть. Только вот сам второй принц нимало не сожалел о том, что жизнь его по большей части протекала среди реальных людей и их реальных интриг, а не в стенах Сада. Дворцовая школа научила Маркуса многому такому, чего никакая колдовская академия не в силах была даровать своим воспитанникам: в первую очередь – всегда знать цену своим и чужим словам и быть готовым встать на защиту своей чести. Эстлю, к сожалению, это пока что было не дано. Он вырос в обстановке полной и безоговорочной вседозволенности, не знал ни запретов, ни упрёков – и потому в свои годы явно успел в глубине души уверовать в собственную исключительность и превосходство над остальными, которым не так повезло с отцом. Если подумать, в свои двадцать два года Дагарт-младший ещё не сформировался в нравственном плане и в душе по-прежнему оставался ребёнком, хотя сам наверняка яростно отрицал сей факт, оправдывая все свои поступки перед самим собой каким-нибудь «долгом перед Блеймрийским королевством». (Почему долг перед королевством требовал творить невесть что на Совете, Маркус при всём желании понять не мог). Именно поэтому его поступки время от времени выглядели, мягко говоря, импозантно – на самом деле он всего-навсего поступал по-детски, руководствуясь эмоциями, а не разумом, и не задумываясь о последствиях. Как высказывался о таких людях Маркусов отец, Калеб Де Уаэлби, «он просто никогда как следует по носу не получал». К тому же Маркусу было известно, что о некоторых своих поступках Эстль впоследствии сам же сожалел: и особо винить его не стоило. Пусть он был сыном Дагвура Дагарта, пусть судьба даровала ему выдающийся магический талант – при всём при том он просто ещё не успел в полной мере познать жизнь. Поскольку, будем смотреть правде в глаза, большую часть этой жизни прожил под надёжной защитой отцовского статуса…
Эстль меж тем высокомерно заявил, что «подождёт принца в его покоях» и, развернувшись, стремительно направился к выходу из зала. Граф Калеб и графиня Ингрид, наконец оторвавшиеся друг от друга, проводили его недоумевающими взглядами; Маркус – слегка насмешливым. Виконт Дагарт как всегда вел себя вызывающе самоуверенно… и совершенно упускал из виду некоторые мелочи.
«Подождёшь меня в моих покоях, Эстль? Да пожалуйста, мне не жаль: только вот кто тебя туда пустит? Спросить у меня ключи ты как-то не удосужился, а я не настолько наивен и глуп, чтобы оставлять свои апартаменты незапертыми, знаешь ли. Конечно, тебе может открыть прислуга, которая убирается в покоях – та же Луиза: но её ещё надо отыскать, да и убедить в том, что Его Высочество – то есть я – соизволил допустить тебя в свои покои в его отсутствие… Ах, Эстль-Эстль, имя Дагарта открывает далеко не все двери, знаешь ли. Если, конечно, ты не вздумаешь испытать на моём замке какое-нибудь отпирающее колдовство, тебе это наверняка вполне по силам: но это с твоей стороны, сдаётся мне, будет изрядное свинство. Мы друзья, конечно, но всему есть предел».
Принцесса Энелин, в свою очередь, не оставила реплику Маркуса без внимания: возмущённо сверкнув на него глазами, она с оскорблённым видом известила его, что она, извольте знать, «разговаривает с сэром Ларенсом». «Да я не сомневаюсь, кузина – только вот что-то мне сдаётся, что сам сэр Ларенс с тобой разговаривать не особо рвётся. И можно ли назвать это разговором? Тоже мне, «капитан, вы проводите меня к брату, немедленно!». Я понимаю, конечно, ты вся на эмоциях, как-никак брат в темнице – но ты ведь принцесса, в конце-то концов! Нужно же хоть немного вести себя как подобает принцессе: нет чтобы обратиться к капитану повежливей, хотя бы поприветствовать для начала, что ли. Ты бы ещё на «ты» его назвала!». Впрочем, отрадно было хотя бы то, что она оставила капитана в покое, надменно заявив, что «ей больше не нужна его помощь». Ларенс, не успевший и единого слова вставить в этот краткий, но на редкость эмоциональный (со стороны Энни) диалог, воспринял ситуацию с достоинством и отвесил Энелин почтительный поклон: однако Маркус готов был поспорить, что глаза его при этом насмешливо сверкнули, словно бы выразив всё отношение капитана к Её капризному Высочеству.
Однако поговорить с сэром Ларенсом прямо сейчас второму принцу явно было не суждено: едва капитан королевских лучников приблизился к Марку, очевидно намереваясь дать ответ на поставленный вопрос, как на пороге зала, лязгнув амуницией, возник юноша в узорном рыцарском доспехе без шлема и официальным тоном затребовал капитана. Лицо Ларенса при этом известии сохранило невозмутимое выражение, хотя ситуация наверняка представлялась ему весьма досадной: только-только явился в тронный зал, как его уже вызывали куда-то ещё. С тем же невозмутимым видом он принёс Маркусу краткие извинения, сообщив, что в скором времени наведается в его покои с целью продолжить беседу.
– Разумеется, капитан Ларенс, о чём речь, – с должным почтением ответствовал Маркус. – В любое время рад буду видеть вас в своих апартаментах: приходите, когда вам будет удобно.
«Хотя, признаться, я искренне надеюсь, что вам будет удобно всё же наведаться ко мне вечером, а не в два часа ночи. Всё-таки хотелось бы в эту ночь хоть немного выспаться: если от Вил не поступит никаких вестей – к гомункуловой матери всё, завтра отправляюсь на её поиски. И плевать, если кто-нибудь попробует меня задержать: я – принц, в конце концов!». Маркус вновь слегка поморщился, потерев пальцами виски. «Ох, моя бедная голова…».
Рыцарь меж тем возвестил, что капитана желает видеть принц Рейн. Бог весть что понадобилось кузену от сэра Ларенса (и как, интересно, он узнал, что Ларенс уже в замке, раз на Совет он опоздал?), но приказы первого принца, как известно, не обсуждаются, даже если принц сидит на нарах за решёткой. Без лишних возражений капитан выразил своё согласие следовать за гонцом. Принцесса Энни между тем с независимым видом направилась к выходу из зала: предполагать, что она смирилась с ситуацией и решила вернуться в свои покои, мог лишь тот, кто совершенно не знал сестру Рейна. Одной из похвальных черт Энни (да, каким бы странным это ни показалось человеку непосвящённому, у первой принцессы хватало и хороших сторон натуры – пусть даже сама она наверняка не замечала их за собой) была целеустремлённость: никакие обстоятельства не заставили бы её отступиться от намеченной цели. А потому следовало предположить, что она направляется туда же, куда вызвали и сэра Ларенса – в темницу, на свидание с братом. Марк тяжело вздохнул. «Ну что с ней прикажете делать? Не перекинуть же через плечо и не отнести в покои! Можно, конечно, да только другие неправильно расценят. А отпускать её одну тоже нельзя: непременно глупостей наделает, это же Энни. Впрочем, в этом траурном платье её, может, и пропустят: кто знает, может, стражи тоже не лишены сочувствия – решат, что девчонка и без того натерпелась горя… Эй! Стоп! Платье!»
Как это нередко случалось, неожиданная идея сверкнула в голове Маркуса, словно вспыхнувший в зимней ночи ослепительный прожектор тэлийского поезда. Он даже слегка вздёрнул брови: ну конечно, об этом следовало догадаться. Если всё пройдёт так, как он полагает… Принц слегка хмыкнул – и направился вслед за Энелин и капитаном к выходу из зала.
– Марк, подожди! Ты уже уходишь? – настиг его встревоженный оклик матери. Принц мысленно устыдил себя: ну надо же было позабыть о родителях… Замедлив шаг он поравнялся с мамой и отцом. Ингрид смерила его вопросительным взглядом: Калеб смотрел немного виновато, словно бы стыдясь той ситуации, в которой сын сегодня лицезрел его.
– Всё нормально, мам. – Маркус слегка улыбнулся. – Я только наведаюсь кое-куда по делам, а потом буду у себя. Мне предстоит поговорить с виконтом Эстлем и сэром Ларенсом. Если что-нибудь понадобится, я буду у себя: завтра утром наведаюсь к вам, расскажу, как всё прошло.
– Послушай, сын, – немного напряжённо произнёс Калеб Де Уаэлби, невольно отводя взор. По одной только интонации Маркус понял: речь пойдёт о сегодняшних событиях. – По поводу того, что ты сегодня видел: я… я не хотел бы, чтобы ты… – Он запнулся, что с ним бывало нечасто. Ингрид, прерывисто вздохнув, вновь обняла мужа. Маркус при виде этой картины невольно сглотнул.
– Ничего, отец: всё в порядке, – промолвил он, протянув руку и слегка коснувшись плеча отца. – У нас ещё будет время поговорить обо всём: сейчас всё хорошо. – Поддавшись минутному порыву, он шагнул вперёд и обнял родителей за плечи. Мать тихонько всхлипнула и притянула его к себе, включив в тройное объятие.
– Ну ладно, мне пора,– спустя пару секунд выговорил наконец Марк, мягко высвободившись из рук родителей. – Увидимся позже. Люблю вас. – Он улыбнулся маме и отцу – и, развернувшись на каблуках, стремительным шагом направился за Энни, не желая упустить её из виду.
На расстоянии нескольких шагов, смерив затянутую в траурное платье спину первой принцессы пристальным взором, он убедился, что был совершенно прав, в своих предположениях. Настигнув кузину, он протянул руку и дотронулся до её плеча, словно бы привлекая внимание.
– Подожди, Энелин: я пойду с тобой, – хмуро промолвил он. – Возможно, после того, как Рейн примет сэра Ларенса, он пожелает видеть тебя. И это не обсуждается, – добавил он, предупреждая возможные высокомерные реплики кузины на тему «я не желаю видеть тебя рядом со мной, ты мне отвратителен, оставь меня в покое!». – Твой брат взял с меня обещание, что я позабочусь о твоём благополучии: а я привык держать слово.
Он поравнялся с принцессой и примерился к её шагу, сложив руки на груди и убрав кисти в рукава совершенно на монашеский манер.
| |
|
| |
| |
|
Энни |
Понедельник, 21 Марта 2011, 00:24 | Сообщение # 60 |
|
|
Для принцессы, погруженной в печальные и не очень мысли и решительно шагавшей к дверям зала, что уже за тронным, оказалось полной неожиданностью почувствовать прикосновение к плечу. Она даже чуть не споткнулась, её обуял какой-то животный ужас, ибо кто смел ее трогать?! Правильно - призрак отца, так как никто из придворных не решился бы на подобную глупость.
“Папа?” – она даже зажмуриться успела, прежде чем поняла, что призрак с ней говорит, причем до негодования знакомым голосом, совсем не королевским.
“Не бывшекоролевским,” - Энни поправила сама себя и только потом решилась приоткрыть веки и удостовериться, что это и вправду Маркус. А не полупрозрачный Гаал с укоризной смотрящий на непутевую дочь.
“Ну я же не виновата, что рада твоей смерти! Не виновата! “– отцу надо было её больше любить, так что пусть пожинает плоды своих действий!
“То есть уже не пожинает, и вообще, Маркус что вообще себе позволяет?” – мысли скакали с пятое на десятое (с отца на кузена, да), так что принцесса прошла по инерции пару шагов, и только потом спохватилась.
- Ай! Отпусти меня! – “Ой, он меня не держит... А мог бы!” – Энелин почти смутилась от того, что так распереживалась от простого прикосновения.
“Так и поседеть не долго! И заикаться начать! А если б у меня от испуга сердце остановилось?! У-у, вот он, твой коварный план! Я тебя насквозь вижу, противный кузенишка!”
- Я не… - и тут до нее дошел смысл слов Маркуса. Не о том, что он навязывался в её компанию, а: «Возможно, после того, как Рейн примет сэра Ларенса, он пожелает видеть тебя».
“Возможно? Пожелает? Возможно пожелает меня видеть? Меня? А с чего это Рейну не хотеть меня видеть?” – вот теперь она остановилась, ошарашено глядя куда-то сквозь Маркуса. Нижняя губа принцессы задрожала, а глаза наполнились слезами.
“Рейн не хочет меня видеть? И он сказал об этом Маркусу? Зачем он сказал об этом Маркусу? Зачем он мне это говорит?” – она все могла бы пережить, только не это. Если брат от неё откажется – ей незачем жить. “Но… Почему?” – это было совершенно не понятно. И ответ нашелся достаточно быстро. – “Маркус это специально! Да!” – волна злости смыла всю растерянность. Энни закусила предательски дрожащую губу (кстати, это оказалось больно, ибо губа была уже прокушенной), моля Единого высушить ее глаза. – “Хоть раз в жизни сделай именно то, что от тебя просят! Я не могу позорно разреветься сейчас при нем, не могу!” – она резко отвернулась от кузена и пошла дальше. Но почти сразу опять остановилась.
- Если ты идешь со мной, то показывай дорогу, - раз от него не избавиться – значит, надо использовать.
“А мне надо быть сдержаннее. И наверно поприветливее. Но я не могу… Не могу! Так хочется запустить в него чем-нибудь тяжелым! Спокойно, Энни, спокойно, надо просто дождаться удобного момента...” – если она сейчас будет делать глупости, то не сможет помочь брату. ==> Офис дворцовой стражи и темница
Исправил(а) Энни - Суббота, 26 Марта 2011, 16:09
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Вторник, 22 Марта 2011, 00:26 | Сообщение # 61 |
|
|
Принцесса Энни, в наилучших традициях принцессы Энни, восприняла Маркусово прикосновение так, словно уличила его в намерении вонзить ей в спину предательский кинжал. От её возмущённого возгласа «Отпусти меня!» Маркус вопросительно вздёрнул брови: дескать, разве я тебя хватаю? Нет, определённо столь стремительное развитие событий пагубно сказалось на самообладании кузины: не ровен час, у первой принцессы приключится нервный срыв на почве переживаний. Энелин всегда отличалась редкой несдержанностью, и сейчас ей определённо требовался стакан молока с успокоительным снадобьем и тёплая постель, а не прогулка в дворцовую темницу. Тюремная атмосфера сама по себе меньше всего предназначена для юных девушек с неуравновешенной психикой, а уж учитывая тот факт, что в темнице был заточен никто иной как кронпринц Рейн… Маркусу не хотелось бы, чтобы Энелин ударилась в истерику посреди мрачных тюремных стен и решёток – особенно после того, как осознает, что одних её требований недостаточно для того, чтобы вызволить любимого брата из-за решётки. Немудрено: с детства она привыкла всегда и немедленно получать всё, чего только было угодно её душе – и вот теперь столкнулась с суровой прозой жизни.
Особого злорадства по поводу этого Маркус не испытывал. Нельзя сказать, чтобы это скверное качество совсем уж было ему неизвестно – в некоторых ситуациях, когда какой-нибудь особо неприятный ему тип наконец получал по заслугам, он не мог отказать себе в удовольствии минутку-другую мысленно позлорадствовать по этому поводу: дескать, «Ну что, не ожидал такого исхода? А не нужно было в своё время подставлять других ради собственной выгоды». Однако в отношении Энни он испытывал скорее мрачное недовольство, чем злорадство: заключение Рейна под стражу грозило обернуться серьёзной проблемой не только для Энни (которая, похоже, просто не способна была оценить всего масштаба неприятностей, воспринимая мир исключительно со своей позиции и с точки зрения своих личных переживаний), но и для всего остального двора, а также для всего королевства. Если Ринмар взойдёт на престол… головы, может, и не полетят, но уж неприятностей точно не оберёшься. Прежде всего, прости-прощай союз с Тэлойей: а это значит – отказ от новых средств производства, экономический упадок королевства, обострение отношений между простонародьем и элитой Серебряного Сада (а заодно аристократией и духовенством), возможные конфликты с эльфами на южных границах… а в перспективе – война с Тэлойей, из которой Блеймру очень навряд ли выйдет победителем. Далее, новоявленный король наверняка постарается в самые краткие сроки убрать подальше от двора всех, кто хоть чем-то может воспрепятствовать его воле или же будет фактом своего существования напоминать ему об обстоятельствах его восшествия на престол. Калеб Де Уаэлби и графиня Ингрид, сэр Ривиан с его роднёй, сэр Соурс… а также, вне всякого сомнения, сам Маркус – к двоюродному племяннику Рейнов дядюшка всегда относился с какой-то брезгливостью. Маркус подозревал, что Рейнион станет не лучшим королём – но правление Ринмара грозило куда большими проблемами. А ещё сильнее этих проблем прибавится, если Энелин сейчас закатит в темнице скандал, требуя освобождения Рейна, и этим подставит под удар не только себя, но и брата, и Маркуса – Ринмар несомненно припомнит ей это впоследствии, племянницу он любил ничуть не больше, чем племянника. Так что в этой ситуации для Энни лучше всего было подождать со свиданием хотя бы до завтрашнего утра, утихомириться и позволить Маркусу проводить её в покои…
Но разве объяснишь это всё принцессе Энелин? Уж чем первая принцесса Блеймрийского королевства никогда не страдала, так это умением слушаться других: за свою жизнь она прекрасно наловчилась строить из себя пай-девочку, но притом всегда поступать по-своему. Даже если прямо сейчас остановить её, взять за локти, развернуть к себе и изложить всю ситуацию прямо в лицо – она презрительно сморщит носик, не дослушав даже до конца третьей фразы, и высокомерно отвернётся в знак того, что мерзопакостный кузен может тут нести всё, что угодно, она-то всё равно видит его подлую душу насквозь. Впрочем, сейчас Энни выглядела как угодно, только не высокомерно: после реплики Маркуса о том, что Рейн «возможно, пожелает видеть её», глаза принцессы расширились и в их уголках влажно блеснули слёзы, а губы предательски дрогнули. Похоже, предположение относительно того, что брат может и не захотеть свидания с ней, потрясло её до глубины души. Кое-как совладав со своими чувствами, принцесса отвернулась от кузена и отрывисто бросила, что раз уж он идёт с ней, то пусть показывает дорогу.
Маркус с независимым видом одёрнул полы своего плаща, воспользовавшись тем, что кузина отвернулась. При этом он незаметно шевельнул пальцами правой руки – и стянул с указательного пальца тонкое, почти незримое колечко, свитое из нескольких светлых, рыжеватых волосков. Волосы принцессы Энни. Именно поэтому Маркус коснулся её плеча, нагнав её у дверей: он отчётливо разглядел на фоне траурного платья пару-тройку волосков из шевелюры принцессы, и, улучив момент, незаметно снял их с одежды и намотал на палец, спрятав руки в рукава плаща. Теперь же он столь же незаметно сунул колечко в карман камзола, сделав вид, что просто поправляет плащ.
– Пошли, – негромко промолвил он и стронулся с места: поравнявшись с кузиной, сделал приглашающий жест, словно призывая её следовать за собой.
– И да, возьми это. – Маркус извлёк из бокового кармана камзола сложенный вчетверо запасной платок, на сей раз шёлковый, и протянул Энни. – Вытри слёзы, не нужно плакать. Думаю, Рейн не обрадуется, если увидит тебя в слезах. ==> Офис дворцовой стражи и темница
Исправил(а) Маркус - Четверг, 24 Марта 2011, 01:27
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Воскресенье, 24 Июля 2011, 00:50 | Сообщение # 62 |
|
|
<== Коридоры дворца
Тронный зал.
Как и полагал второй принц, ноги привели его к дверям тронного зала за несколько минут до предполагаемого начала Совета: при этом ему удалось сохранить степенный вид и ровную походку, и никто не догадался бы, что пару лестничных пролётов он преодолел бегом, и один раз даже перемахнул через перила, дабы срезать путь, благо, по пути ему никого не встретилось. Возможно, такая спешка была ему и не к лицу, однако не завернуть в свою лабораторию он просто не мог. По правде говоря, порученная ему Рейном завтрашняя миссия была как нельзя некстати – Маркус предпочёл бы уделить завтрашний день иным делам: в первую очередь, разумеется, наведаться на похороны Джерома, выразить свои соболезнования Гретелине… ну и, разумеется, провести несколько часов в лаборатории. Именно в ближайшие дни его эксперименты должны были вступить в решающую стадию, и любая задержка могла угробить все результаты, на достижение которых был потрачен не один год и немало средств. Что ж, это означало лишь то, что сегодня придётся провести вечер среди приборов и фолиантов, дабы не допустить срыва работы…
Стражи у дверей зала окинули Маркуса пристальными взорами, после чего развели в стороны алебарды и отдали честь. Вскинув руку в кратком ответном приветствии, принц шагнул в отворившиеся двери и вступил в зал Совета.
На миг задержавшись на пороге, он охватил просторное помещение цепким взглядом, оценивая обстановку. Интерьер со вчерашнего вечера не изменился, всё те же стулья, расставленные по кругу посредине зала, всё те же рыцарские доспехи в нишах. Помимо них по углам помещения застыли несколько пар вполне живых рыцарей – Чёрных латников в полной амуниции, чьи ладони покоились на эфесах мечей. На миг задержав на одном из них взор, Маркус мысленно хмыкнул. Что ж, похоже, его предположения оправдались… Впрочем, странно было бы ожидать, что столь значительное мероприятие как Совет пройдёт под охраной какой-то пары стражников у входа, особенно в свете вчерашних (да и сегодняшних тоже, в общем-то) событий. Ладно, посмотрим, как обстоятельства сложатся дальше.
Что до остальных присутствующих, то состав Совета в целом соответствовал вчерашнему – за исключением, разумеется, Калеба Де Уаэлби и Рейна. Первый был уличён в заговоре, и Маркус подозревал, что отныне доступ в зал Совета (равно как и в Серебряные Сады) для отца закрыт, поскольку даже если его показания помогут выйти на лидеров заговора (что в общем-то сомнительно: похоже, Калеба использовали как пешку, о которой моментально забывают, смахнув с доски щелчком), прежнего доверия ему уже никогда не вернуть. Второй же… комментарии по этому поводу были излишни. Судьба Рейна должна была решиться на сегодняшнем заседании, а вместе с ней, возможно, и судьба всего королевства. По пути в зал Совета принц уже не раз успел обдумать возможную линию своего поведения – в зависимости от того, какие результаты принесёт разбирательство. В одном он мог быть уверен точно: ни один из вариантов не включал захват всех членов Совета в заложники и провозглашение их предателями («Дьявол, этот идиот сегодня выйдет у меня из головы или нет?!? Как будто более важных мыслей нету!»). Сейчас же было несколько непривычно созерцать пустой трон во главе круга мест: вчера он хотя бы был занят Рейном, сегодня же… Да уж, воистину «И трон его пустует».
Пройдя к ближайшему свободному стулу, Маркус слегка поклонился присутствующим в знак приветствия и занял место. Сэр Ривиан ответил ему нетвёрдым кивком: вид у старого целителя по-прежнему был унылый, хотя и не столь убитый, как вчера. Видно было, что вчерашний вечер отнюдь не пошёл ему на пользу, а ночь не принесла успокоения: изрезанное морщинами лицо старика было землисто-бледным, глаза у уголков век подёрнулись красными прожилками, а на смену обычному выражению спокойной доброжелательности во взоре пришли усталость и опустошённость, с которыми целитель созерцал пустой трон. Лорд Ринмар удостоил Маркуса брошенным вскользь пренебрежительным взглядом и лёгким наклоном головы, при этом пренебрежительно дёрнув углом рта: зная характер милейшего Рейнова дядюшки, это можно было считать вежливым приветствием. При этом от внимания Маркуса не укрылось, что Его надменное Высочество как бы случайно занял стул, расположенный ближе всего к трону: это вполне можно было расценивать как намёк на то, чьё мнение в этом зале сегодня имеет наибольший вес и кто стоит ближе всех к престолу. Дерзкий шаг, лорд Ринмар, ничего не скажешь… впрочем, если задуматься, кронпринцев дядя имел полное право на подобный жест.
«Да и вообще, на этих Советах мы всегда как-то бестолково рассаживаемся». Мысли Маркуса естественным образом перескочили от Ринмара к расположению сидячих мест в зале. «Несолидно как-то. Конечно, не саый важный фактор, но что если однажды на такой Совет того же тэлийского посла пригласят, раз мы теперь с Тэлойей повязаться намерены, дай-то бог? Ладно бы вокруг какого-нибудь стола восседали: лучше круглого, конечно же, но и длинный бы сошёл, чтоб король во главе восседал, а остальные по степени знатности… Так нет же – сидим тут в кружок на стульях, как школяры-первогодки перед учителем! Нет, стол бы выглядел куда солидней. С другой стороны, это ж пришлось бы либо Совет в другом зале проводить – не годится в тронном зале постоянно стол держать – либо каждый раз этот стол в зал затаскивать! Да, бестолковая работа вышла бы… Хотя те же тэлийцы, надо думать, этот вопрос бы по-другому решили!».
Мысль о тэлийцах была занятной: на пару минут Маркус увлёкся обдумыванием технического решения проблемы стола, позволив себе ненадолго отвлечься от более серьёзных размышлений. У него в воображении даже сложилась схема очень интересной конструкции: в ней круглый стол перед всяким Советом поднимался непосредственно из пола, приводимый в движение паровыми поршнями, а остальное время находился вровень с паркетным настилом. Сам же настил пришлось бы изменить и выложить паркет в виде солнца, в котором стол был бы серединой, а на каждом зубце-лепестке размещалось бы по стулу для членов Совета. Да, отличная бы вышла штука… Впрочем, Маркус не сомневался, что вздумай он подать эту идею, она бы не была принята на рассмотрение. Во-первых, из-за технического уровня: вряд ли блеймрийские мастера сумели бы сработать подобную систему, а приглашать для оформления зала тэлийских механиков было бы унизительно. Во-вторых, из-за Рейни: для второго принца не было секретом, что кузен зачастую относился к нему со скрытым пренебрежением: и можно было не сомневаться, что единственной реакцией со стороны кронпринца был бы один из его любимых снисходительно-высокомерных взоров и довольно пренебрежительный ответ в духе того, что «всякому принцу надлежит знать свой шесток» (на что, впрочем, Марку обижаться не пристало, ведь он и сам зачастую считал Рейна не более чем высокомерной пустышкой). В-третьих, разумеется, из-за магического сообщества, которое наверняка восприняло бы в пики предложение украсить святая святых королевской власти воплощением «отсталых» и «варварских» технологий, а само вряд ли потянуло бы подобную диковину, куда более озабоченное внутренними разногласиями и личными делами.
Ну и в-четвёртых – по правде говоря, Маркусу самому не было до этого никакого дела. Подобное нововведение выглядело бы эффектно, но не более того: вряд ли оно повлияло бы на сам ход Совета, зависящий не от интерьера, а исключительно от мнений присутствующих. И потому второй принц со спокойной совестью оставил эту мысль. Сейчас следовало сосредоточиться на грядущем заседании… чему немало способствовал тот факт, что к радости Маркуса, в зале сегодня не было крошки Энни. «Что само по себе не может не радовать: по крайней мере, никто на меня не будет весь Совет злобными глазёнками таращиться и зубками скрежетать. Надеюсь, Её истеричное Высочество сегодня и не появится: обстановка и так нервная, чтобы ещё и она тут нервы окружающим портила».
Исправил(а) Маркус - Воскресенье, 24 Июля 2011, 01:41
| |
|
| |
| |
|
Мастер |
Вторник, 26 Июля 2011, 11:33 | Сообщение # 63 |
|
|
Совет проходил в какой-то странной атмосфере. Казалось, если не все, то многие все испытывали какое-то чувство неестественности ситуации, как если бы все происходящее было лишь чьей-то удачной игрой, а вся ситуация была лишь очередной сценой из профессионально поставленного спектакля. Однако происходившее было именно реальностью, к неудовольствию всех тех, кого нынешние события коснулись.
Совет начался с того, что сэр Ривиан подтвердил свои ранние слова на счет найденной склянки в покоях принца, после ее более тщательного исследования. Это был яд суры, без сомнений. После этого было решено восстановить цепочку событий и действий участников возможного заговора. Из этого вышла следующая цепь: в виду проблем короля, его сын решил попытаться ему помочь, как оказалось, не без советов самого Ривиана, который признался во время расстановки цепочки, однако тот дал принцу лишь отсылку о том, что лекарство должно быть, если он хорошо помнит свои студенческие годы. Принц же занимался поисками самостоятельно, а когда нашел подтверждение словам сэра Ривиана, рассказал об этом отцу. Тот же, желая получить лечение данного рода, возжелал лекарство, которое предложил добыть принц. Ривиан предоставил ингредиенты Калебу Де Уаэлби и он начал свою работу. После него лекарство было чистым, его проверял сам сэр Ривиан. После этого лекарство было передано самому королю и его наличие, как и наличие проблем у короля, скрывалось.
Что же касалось Калеба Де Уаэлби, с ним картинка также была обрисована более четко – он действительно был одним из противников объединения стран и обсуждал это в меру открыто, со своими единомышленниками, которые затем предлагали ему стать одним из прямых противников объединения и отстаивать свое мнение и взгляды. Однако ни о каких действиях вроде убийства короля речи никогда не шло, скорее все заканчивалось на вполне достойном отстаивании своего мнения законными путями. Хотя, как оповестил Соурс, он заметил некую тень сомнения, еще когда первый раз изучал воспоминания Де Уаэлби. Также Соурс вновь напомнил о том, что в планах лорда были планы создать ситуацию, которая бы помешала объединению двух стран, однако пока что они не были осуществлены, а сам лорд отрицает то, что рассматривал их всерьез, как и всерьез планировал сделать что-то действительно серьезное. Однако, как заметил Соурс, это всего лишь слова, однако и доказательств против него никаких нет, а потому здесь они ничего не смогут сделать.
Далее пошла речь о королеве, которая, как оказалось выяснил после совета Соурс по приказу лорда Ринмара, действительно колебалась, не зная точно, имеет ли сын ее отношение к смерти короля. По словам колдуна в ее сознании было замечено сильное колебание в этом плане. Сопоставив эти две вещи и еще раз исследовав Ривиана и Ее Величество, пока та спала под действием успокоительных трав, Соурс выяснил, что королева просила Ривиана умолчать о причине смерти короля от яда, чтобы уберечь ее сына от возможных подозрений, потому как она знала, что поиском суры занимался ее сын. При этом она не была до конца уверена, виновен ли принц Рейн или же нет, однако желание защитить сына перебороло ее неуверенность.
Имеющиеся данные, казалось бы, вели все ниточки к принцу, однако не все были согласны с тем, что убийцей короля мог быть его родной сын, тем более такой, как Рейн. Но в противовес отсутствию более прямых и четких улик, были улики имеющиеся – о проблеме знал Рейн и он был тем, кто организовал всё это. Это мог быть ход специальный, чтобы подумав, что это слишком очевидно и невыгодно для убийцы, принца могли бы оправдать, однако именно в его покоях нашли яд суры, о котором знали единицы и к которому имели доступ тоже от силы трое – сам принц, Ривиан и Калеб. Но вот доступ в покои принца и к его тайному сейфу имел только принц, тем более что Ривиан и Де Уаэлби вряд ли вообще знали, где у принца в покоях находятся скрытые ниши и сейфы.
В итоге все вновь вернулись к принцу. Лорд Ринмар открыто предложил отослать его в ссылку, однако не с целью сделать именно это, а с целью посмотреть, как он доберется. Далее в обсуждение предложения включились и другие члены Совета. Если на эскорт будет совершено нападение с целью «спасения» принца – это лишь подтвердит его причастность к убийству короля, по крайней мере, в пользу принца эти события не скажут. С другой стороны, нападения может и не быть как раз по причине подобных выводов со стороны Совета. В ином случае – нападение могут совершить те, кто убил короля, с целью избавиться и от принца – и тогда будет возможность заполучить в руки хоть кого-то из заговорщиков или их верных псов. Однако в виду того, что Совету неизвестно о том, с кем они имеют дело, это может быть слишком опасно и если что-то пойдет не так – они могут лишиться кронпринца Блеймру…
В итоге встал вопрос – либо отстранять принца от власти, либо же замять этот вопрос и признать невиновность принца Рейна. Однако на счет последнего никто не высказал полной уверенности, некоторые же просто промолчали. Тогда Ринмар предложил таки отодвинуть на задний план то, что принц Рейн не позволил исследовать его воспоминания и не брать в расчет его мнение как мнение человека, находящегося под стражей. Чтобы выяснить правду достаточно добраться до его разума, что будет сделано руками Соурса, а уж там, на основе полученных данных, и будет вынесено решение. Ничего не оставалось, кроме как согласиться на такой шаг. Однако тут голос подал Соурс, высказав удивительную для многих вещь - как оказывается, во избежание как раз таких вещей, проникновения в разум правителя, на него обычно накладывается особый барьер, который блокирует любое проникновение в разум, если только сам правитель этого не позволит без влияния со стороны, будь то магия или зелье, согласие должно быть чистым, собственным. И отсюда вполне ясно, что если принц не позволит заглянуть в его подсознание - у него это сделать не получится. И тогда уже раздраженный Ринмар предложил простое - попросту снять этот самый барьер, раз необходимо решить вопрос с принцем и как можно быстрее.
После некоторых препирательств Ринмара и Соурса, последнему пришлось сдаться, сказав, что он постарается сделать все возможное для этого, тем более что он и был тем, кто когда-то наложил на принца, после смерти короля, данный барьер и снять его так скоро может быть проблематично. Решение было радикальным, но в данной ситуации и при уже начинающихся проблемах, которые бы могли привести к еще более серьезным, большей части Совета пришлось согласиться на такой шаг. На этом четырехчасовой Совет закончился, и было решено о последующем сборе – в полдень следующего дня с присутствием принца Рейна для снимания с него барьера. В четыре часа дня члены Совета разошлись.
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Вторник, 06 Сентября 2011, 02:09 | Сообщение # 64 |
|
|
<----- Малая гостиная
Перед тронным залом
Неужели есть что-то, отчего день может не задаться? Вполне, к примеру: провести всю прошлую ночь не в теплой кровати на шелковых наволочках, уткнувшись носом в подушку, набитую белоснежной гусиной периной, а подпирать щеку жесткой деревянной доской в местном трактире, где от гудящих пьяных бормотаний отделяет лишь тонкая стена и потертая дверь. Или отсутствие завтрака, ровно к назначенному часу, состоящего из привычных, но от этого не менее изысканных блюд, взамен которых предложено отведать нечто явно подозрительное. Впрочем, даже такое не могло испортить Эстлю настроение – молодой колдун мог не по-возрасту недовольно поворчать, но, пожав плечами, легко смириться с отсутствием комфорта – не в первый раз.
Но вот темные мантии Черных Рыцарей, недвижных, словно манекены, вызывал лишь уныние. Встречать эти войска элитного Ордена не было для Эстля в новинку, к тому же, Маркус и даже Вилия были их частью, хоть и не щеголяли в черном.
Присутствие Черных Рыцарей даже при входе уже намекал обо всей серьезности заслушиваемого дела, по которому был созван очередной Совет. Но даже без рыцарей Ордена, сменивших на этом посту привычную дворцовую стражу, атмосфера вокруг этого крыла дворца была напряженной, густой и вязкой, словно болотная тина.
В прошлый раз, всего лишь день назад, Эстль не иначе как вломился в эти двери. Сегодня… многое оказалось другим. И в первую очередь – сам Дагарт. Влетев в тронный зал, задавая неудобный вопросы и строя совершенно безумные предположения, Эстль не выполнял очередное поручение отца, не потворствовал интересам Золотого Древа. Так чего же он добивался тогда, открыто провоцируя Рейна? Проверить самого принца? Убедиться в том, что так заботливо взращиваемый союз лоялистов сделал верную ставку на законного наследника престола? Один Единый разберет, чем всегда руководствовался Дагвур Дагарт, поручая Эстлю очередное задание, невзирая на мнение самого Эстля, прося лишь довериться ему.
Тронный зал
Испытывал ли Эстль раздражение, облегчение, напряжение или наоборот – покой, когда двери тронного зала отворили, и, кроме виденных на прошлом Совете лиц, молодой колдун узнал и Главного колдуна королевства? Без лишних слов понимая, какое место ему следует занять, Эстль молча прошествовал к Дагвуру и встал рядом с ним.
В иной ситуации, Эстль обязательно завязал бы словесную перепалку со своим родителем, обвиняя того во всех грехах. Но сегодня Дагарту-младшему даже не нужно было смотреть на серьезное и строгое (если не суровое) выражение лица своего отца, чтобы воздержаться от лишних действий.
На Совете были те же лица, что и вчера: все королевские родственники (за исключением) королевы, Маркус, успевший добраться в тронный зал раньше Вилии и Эстля. Не стоит забывать и о колдуне-дознавателе Соурсе. Не хватало лишь главного виновника «торжества».
Исправил(а) Эстль - Вторник, 06 Сентября 2011, 20:57
| |
|
| |
| |
|
Вилия |
Вторник, 06 Сентября 2011, 14:41 | Сообщение # 65 |
|
|
<== Малая гостиная
Коридоры около Тронного Зала
Вилия шла чуть позади Эстля и пыталась собраться с мыслями. Слишком часто собирали Совет. И ее впервые на него позвали. Она помнила вчерашнюю беседу в темнице и была сейчас настроена на то, что возможно ее могут спросить о покушении. Но вот что о нем рассказать? Все, с кем она пыталась делиться своими мыслями отмахивались от Вилии. Фактически не воспринимая ее саму всерьез. На это не стоило особенно обижаться, но вот право раздражаться от такого поведения она оставила за собой.
Принцессу немного удивила охрана у дверей. ведущих в зал. Она ожидала рыцарей в черных доспехах, напоминающих утесы или неприступные башни у крепости, а вот о рыцарях магах она как-то не подумала.
Девушка чувствовала себя немного неуютно от того, что продолжает вести себя так. как не следует настоящей даме. Тем более. что была она придворная дама. да еще из королевской семьи.
Тронный зал.
Большие двери тронного зала распахнулись перед ней и Эстлем и Вилия вошла внутрь, по прежнему следуя чуть позади виконта. Первое, что бросилось в глаза. так это то, что брат уже был в зале и на Совете присутствовал сам Дагвурт Дагарт. Практически все остальные участники ей были знакомы, за исключением некоего седовласого господина. Но Вилия отлично понимала, что скорее всего его инкогнито будет раскрыто в ходе Совета. Удивило отсутствие матери королевы.
Вилия поприветствовала всех присутствующих вежливым поклоном и тут же заняла место рядом со своим братом. К сожалению тысяча вопросов, что собрались у нее на языке, так и были оставлены на потом. Вторая принцесса Блеймру была невозмутима внешне. но внутри у нее все было напряжено.. Девушку мучали плохие предчувствия.
Исправил(а) Вилия - Вторник, 06 Сентября 2011, 21:36
| |
|
| |
| |
|
Энсис |
Вторник, 06 Сентября 2011, 17:11 | Сообщение # 66 |
|
|
<== Коридоры дворца
Тронный зал был полон знакомых лиц и, к легкому удивлению и даже волнению – в зале был сам Дагвур Дагарт. По всей видимости за ним послали едва только закончился прошлый Совет, а может быть он и сам прибыл сюда, едва лишь до него дошла весть, что принц находится за решеткой. Рейн чуть кивнул ему, старик же, одетый в темно-бордовую мантию с золотистым швом и узором на стоячем воротнике, сурово поджал губы и одарил принца решительным взглядом. Достаточно хорошо зная Дагарта, принц мог с уверенностью сказать, что колдун во всем этом был на его стороне. Во взгляде Келлума на мгновение проскользнула благодарность, но она немного померкла, когда взгляд скользнул по стоящему рядом с отцом Эстлю. На лице принца отобразилась едва заметная усталость, пусть и не такая явная, что тенью лежала на самом юном колдуне, выглядевшем немного потрепано. Рейн очень надеялся, что Эстль не устроит цирк в зале Совета во второй раз, хотя бы потому, что здесь находился его отец.
Дядя восседал на троне с хмурым видом, подпирая висок пальцами, как это обычно любил делать Рейн, и отчего-то весь его вид вызвал какое-то странное чувство. На мгновение вид дяди в темно-зеленом камзоле и с убранными в аккуратный хвост волосами, с сухим и колким взглядом, выявил перед глазами картинку его правления. Едва лишь представив, что дядя может сидеть на троне в качестве короля, Келлум нахмурился, потому как в этом случае наличие дяди на троне означало бы то, что на нем не будет него. А уж о том, где будет он сам не сложно догадаться. Помимо дяди в Зале была и Энни, которая заняла свое же место, и вид которой был крайне взволнованный и даже немного злой - ее явно не устраивало все то, что происходило на Совете. Также и Маркус со своей матерью, а также Вилия, которые заняли те же места, что и прежде, свои места. Маркус выглядел сосредоточенно и даже в какой-то степени как будто спокойно, в отличие от своей матери, которая взволновано оглядывала окружающих и тревожно сцепив пальцы в замок, то и дело опускала взгляд. Вилия же старалась быть спокойной, но ее беспокойство с головой выдавали ее глаза. Глядя же на кузена, Рейн на мгновение подумал о том, насколько велика вероятность того, что Маркусу все равно, кто будет сидеть на троне – он или дядя Ринмар. Келлуму всегда казалось, что кузен относится к нему с долей какого-то снисхождения, словно к ребенку, который не готов принять трон, как и многие, впрочем, кто редко общался с принцем. С другой стороны, Рейн не мог и не утверждал, что едва сев на трон, начнет все делать не хуже своего отца. В конце концов, у него не было опыта правления страной, но и у всех тех, кто о нем не лучшего мнения – тоже. Если король не совершает ошибок – значит это не король и страной своей он не правит так, как надо бы. Маркусово же участие в попытках очистить его имя могло быть не более чем просто долгом его перед настоящим наследником. Ведь не стоило упускать из внимания и то, что Маркус наверняка и сам не был до конца уверен, так ли невиновен Келлум. Даже несмотря на все то, о чем они говорили в темнице, стоило лишь вспомнить, что его даже не стали посвящать в подробности покушения на Вилию, хотя он упоминал о том, что это неплохо бы сделать несколько раз. Если бы Маркус хотел, он бы попросил Вилию, которая безусловно на тот момент была слишком взволнована, рассказать все подробно при нем, но он этого не сделал. То же, что он сам не получил всю информацию от сестры – это было маловероятным. Вполне возможно, что кузен все-таки не был до конца уверен в невиновности принца. Рейн и сам не был в этом уверен… ведь это из-за его действий убийцы получили такой отличный шанс избавиться от короля. Это он не был достаточно осторожен, не смог сделать все в тайне… был ли он так невиновен?..
Келлум перевел взгляд правее, где восседал Кристофер, сын дяди и более близкий по крови кузен, нежели Маркус, с которым Рейн общался пусть и чаще, но с которым у него не было достаточно доверительных отношений, не более чем у членов одной семьи, которые периодически встречаются за ужином и на приемах. Вид у него был задумчивый, но, похоже, он совершенно не нервничал, хотя это было бы странно, если бы было иначе. Кристофер никогда не отличался особым интересом к политике и дворцовым проблемам, он вообще старался здесь появляться как можно реже, так что происходящее его если и волновало, то исключительно в плане выгод для собственной персоны и страны.
«А уж чьими руками будет создаваться выгодная ситуация – не так уж и важно, не так ли?» - задав вопрос в никуда, Рейн скользнул взглядом по жене Кристофера, которая в отличие от него воспринимала окружающую ее ситуацию и людей крайне серьезно, что отображалось на ее лице. На мгновение их взгляды встретились и в ее глазах Келлум увидел какой-то огонек поддержки, который скользнул, казалось, даже в жесте слегка сжатых губ. Чуть прикрыв глаза, а затем моргнув, словно заменяя этим легкий кивок, принц вдохнул и посмотрел на стул, перед которым остановился Соурс, на котором ранее сидел Калеб Де Уаэлби.
С того дня, как Рейн сам созвал здесь Совет в зале ничего не изменилось – стулья стояли на своих прежних местах, только отныне центральный, на котором сидел отец Маркуса, был обращен в сторону трона. Когда принц вошел, все присутствующие в зале встали, помимо дяди, так и оставшимся сидеть на троне, что заставило Рейна нахмуриться еще на входе. Этот жест был как будто знаком того, что дядя уже подсознательно не ставит принца выше себя. Теперь же, когда он дал всем знак сесть еще до того как сам Келлум опустился на стул в центре, куда ему указал Соурс, уверенность в это лишь укрепилась.
Сев на стул, глубоко вдохнув, глядя на возвышающийся впереди трон и дядю, сидящего на нем, Келлум медленно и почти беззвучно выдохнул через чуть приоткрытый рот. Волнение все же имело место быть, однако выражалось оно лишь в чуть недовольном выражении лица. Теперь все что он мог – просто сидеть и слушать, в ожидании решения Совета.
- Итак, - вдруг начал дядя, отрывая голову от руки и выпрямляясь на троне и кладя руки на подлокотники. – Без лишних вступлений предлагаю начать второй официальный Совет по рассмотрению ситуации скоропостижной смерти Его Величества Короля Гаала. На прошлом Совете мы с вами приняли во внимание все факты, а также моменты, касающиеся этого дела. В виду того, что ситуация крайне неоднозначная и мы не можем принять четкого решения в связи с неполной базой данных, на которые можно опираться, Советом было решено, что данная ситуация – достаточно уважительная, чтобы нарушить закон о неприкасаемости наследника королевской крови и его знаний. Дабы пролить хоть какой-то свет на все происходящее, - дядя посмотрел на Рейна, принц же в ответ чуть нахмурил брови и моргнул, - было решено воспользоваться возможностью обхода имеющихся правил и провести телепатическое сканирование Его Высочества принца Рейниона Келлума, с целью выявления его роли во всем происходящем. Все здесь присутствующие собраны на Совете в качестве не только непосредственных участников, но и свидетелей.
Принц опустил взгляд и глубоко вдохнул через нос, скосив взгляд влево, на Дагвура Дагарта. Их взгляды встретились на мгновение, ровно до того, как дядя продолжил, заставив принца вновь посмотреть в свою сторону:
- В виду причин, по которым на наследника трона накладываются определенные защитные меры и с целью сохранения королевских тайн, был приглашен… - взгляд Ринмара словно заметно охладел, - специалист. Смертник.
«Что?! - глаза принца расширились, а до ушей тут же долетел шепот членов Совета и ближайших родственников. – Ты пошел даже на это?»
- Для тех, кто мало об этом знает, - принцу показалось, что дядя стрельнул взглядом куда-то в сторону, где стояла семья Де Уаэлби, вероятно, он имел в виду Вилию, как самую юную из королевской семьи, состоящую в Ордене Черных Рыцарей, - я объясню. Специалисты-смертники – специализируются на контроле телепатов, сдерживая их в случае если они начинают собирать ту информацию, которую их не просили. Как следствие – специалисты видят то, что должны были бы видеть телепаты, а значит, получают эту информацию вместо них, тем самым, становятся опасными для королевского рода. По завершению работы они обязаны отдать свою жизнь, дабы обеспечить сохранность королевских тайн. Каждый специалист-смертник добровольно становится Хранителем таких секретов. До сих пор прибегать к их услугам приходилось крайне редко.
Рейн поджал губы и хмуро уставился на дядю. Он никак не мог понять – действительно ли он хочет пролить свет на всю эту ситуацию и заботится о сохранности тайн королевской семьи… или же продолжает проворачивать какую-то свою игру? Могло ли быть так, что Хранитель, получив информацию от которой оградит Соурса, не успеет передать ее? Могло ли быть так, что за Хранителем бы вел наблюдение другой телепат, сканируя полученные Хранителем данные еще до того, как его лишат жизни? Конечно, к Хранителям действительно приходилось прибегать во время правления деда Рейна, а также то ли два, то ли три раза при правлении его ныне покойного отца, и казалось бы, все верно, пусть Рейн и слабо верил в то, что Соурс может оказаться предателем, пусть сейчас вообще не стоило опираться на личные представления о ком-либо, вся эта ситуация ему не нравилась.
Неожиданно раздался голос Дагвура Дагарта, словно прочитавшего мысли Келлума и озвучившего то, о чем он сам хотел попросить Совет:
- А мы можем рассчитывать на то, что на Хранителе будет защита от телепатического воздействия?
- Считаете, кто-то может сканировать Хранителя именно в момент проведения… - дядя не успел закончить, как колдун, во всей своей манере, перебил его:
- Ну да, - пожав плечами, он скрестил руки на груди. Рейн перевел взгляд с него на дядю. Тот, прекрасно знающий об особенности поведения колдуна лишь раздраженно нахмурился, как человек очень раздражительный, когда дело касалось таких моментов. – А вы, Ваше Высочество, так не считаете?
- Я не столь дальновиден, - хмыкнул Ринмар, после чего посмотрел на седовласого мужчину в одежде Рыцаря-Мага, который все это время молча стоял чуть в стороне от всех, практически у самой стены слева, затем скользнул взглядом по племяннику, а после перевел взгляд на колдуна. – Что ж, раз вы предлагаете, Дагарт, полагаю, вы можете обеспечить нас этой защитой?
- Без проблем, - приподняв бровь, сказал колдун, а после приглашающего жеста рукой от Ринмара, двинулся в сторону Хранителя. Подойдя к нему он стал о чем-то с ним переговариваться, по отголоскам, похоже, объяснял, как и что будет делать и что ему для этого необходимо. Спустя примерно минут пять на лбу у Хранителя был изображен витиеватый узор, напоминающий отдаленно то ли цветок, то ли звезду; точно такие же были на тыльных сторонах ладоней.
- Я закончил, - чуть разведя руками на всякий случай оповестил Дагарт, занимая свое место. Хранитель же остановился между креслами и троном, выжидающе посмотрев на инфанта. Рейн почувствовал, как ему стало немного спокойнее и обратил благодарный взгляд на Дагарта, тот же в свою очередь без тени улыбки, но крайне хитро, слегка подмигнул ему и с подозрительным прищуром уставился на инфанта и его Хранителя.
- Отлично, тогда я попрошу сэра Соурса начать, - небрежно-ленивый взмах рукой вызвал в Рейне какое-то чувство раздражения, словно он только что увидел перед собой образ короля, которого меньше всего бы хотел видеть на троне Блеймру. Но взгляд пришлось перевести на Соурса, который подошел к Рейну, позволив ему увидеть в его глазах какую-то вину, вперемешку с извинениями. Через мгновение приблизился и Хранитель. Оба мужчин встали по бокам от кресла принца, который сделал тяжелый вздох, словно перед решающим боем на арене.
- Я постараюсь сделать все побыстрее, - тихо сказал принцу колдун, после чего положил обе руки принцу на макушку. Сверху его рук легли руки Хранителя. – Закройте глаза, Ваше Высочество.
Еще раз глубоко вздохнув, Рейн послушался и когда перед глазами расплылась лишь тьма, вдруг как будто почувствовал волну, пробежавшую по телу сверху вниз, а затем обратно. Стало как-то немного нехорошо, резко появилось чувство тошноты, но пока что терпимой. Сглотнув, принц постарался успокоиться, зная, что Соурсу так работать будет проще. И ему самому так будет значительно проще…
Волны ходили по его телу некоторое время, с каждым разом словно становясь сильнее, казалось, что его на кресле швыряло из стороны в сторону, но принц сидел спокойно, погрузившись в какой-то медитативный сон.
Он даже не заметил как Соурс проник в самые глубины сознания, как перед глазами начали появляться картинки из прошлого. Они расплывались словно это были изображения под прозрачной водой, голоса, фразы и смех из детства – все это доносилось как будто издалека, с сильным эхом, но чем дальше шли изображения и чем старше был на них сам Рейн, тем ближе был и звук. Задней мыслью принц отметил, что видит моменты из жизни, которые для него стали наиболее значительными, запоминающимися – это были моменты как хорошие, так и плохие. Даже те, которые он думал он запомнил достаточно хорошо, теперь вспоминались и представали перед глазами немного иными, отличающимися от тех, что остались в его памяти. Рейн слегка дернулся, когда впервые появился образ Августы, а затем ее образы появлялись едва ли не в каждом последующем. То, как она смеялась, как грустила, как они разговаривали, как проводили вместе вечера и ночи, он слышал ее голос на фоне ночных звезд и хлопания тонкого летнего одеяла…
Келлум нахмурил брови и чуть дернул головой в сторону. Он не хотел этого видеть, не хотел этого вспоминать. Даже несмотря на то, что уже прошло достаточно времени и он заставил себя смириться с решением отца, он не стремился вспоминать о том, что так долго старался забыть. Но Августа появлялась в образах еще какое-то время и пропала после того, где принц разглядел ее улыбающееся лицо в слезах. Следующие же образы как будто потеряли насыщенность, стали бледнее. В них он видел события достаточно недавние, содержащие в себе обычную светскую жизнь, тренировки с Видаром, выезды на охоту, турниры, разговоры с отцом на тему объединения с северянами, обсуждение принцессы Шэрилэй с Франчесом… а затем пошли совсем свежие события. События последнего месяца. Они были настолько яркими, что Келлум сперва даже подумал, что очнулся от кошмара и вернулся в мир обычный, но то, что время сменялось слишком быстро и все было также расплывчато, пусть и заметно ярче, напомнило о том, что это лишь образы из памяти.
- Я ничего такого не вижу, - донесся до принца голос Соурса. – Никаких связей с людьми, которых можно было бы приписать к противникам короны… даже с теми, с кем была обнаружена связь у мистера Де Уаэлби. Все… достаточно… чисто… думаю, можно зак…
И едва принц почувствовал, что словно медленно поднимается на поверхность со дна океана, как его словно изнутри чем-то ударило. Словно накрыло гигантской волной, прибив ко дну и не позволяя даже шелохнуться.
- Что с ним? – казалось, это говорил дядя.
Принц почувствовал, как кто-то положил ему руки на плечи и приподнял. Похоже, он чуть подался вперед, ослабнув. Вновь появилось чувство тошноты, а потому Келлум заставил себя открыть глаза. Впереди все плыло, но стремительно приобретало очертания. Перед ним было лицо Хранителя, сосредоточенное и даже слишком.
- Вы в порядке, принц Рейн? – подняв голову и выпрямившись, чувствуя какую-то слабость во всем теле, словно после недельного сна, принц посмотрел на задавшего ему вопрос Соурса. Казалось, он был чем-то обеспокоен. Хранитель же разогнулся и повернулся полубоком к Ринмару.
- Что-то обнаружили? – потирая подбородок, осведомился он. Келлум же, сидя в кресле, чувствуя на плече ладонь Соурса, сглатывал каждый второй вздох, чувствуя себя так, словно его слишком долго держали под водой. Соурс тихо шепнул:
- Извините, Ваше Высочество, видимо, я работал слишком быстро, не стоило так торопиться, - явно видя, что принцу дурно, извинился он, на что Рейн лишь покачал головой и чуть махнул рукой. Но ему было действительно нехорошо.
- Нет, Ваше Высочество, ничего, что касалось бы связи принца Рейниона со смертью Его Величества или его косвенной причастности к этому, - после этих слов по залу прокатился вздох всеобщего облегчения, однако Хранитель не закончил: - Тем не менее, я, как специалист по печатям, в том числе телепатическим, могу с уверенностью сказать, что на принце Рейне лежит одна из таковых печатей, а поверх нее стоит иная.
Вздох облегчения сменился напряженной тишиной. Принц же, слыша, о чем говорят дядя и Хранитель, заметно напрягся, чуть сжав руки в кулаки и чувствуя, как Соурс сжал его плечо сильнее, чем до этого. Рейн облизал губы и сделал медленный глубокий вдох.
- Две печати? И при этом вторая неизвестной природы, как я понимаю? – взгляд сощуренных глаз обратился к племяннику, а затем скользнул по всем членам Совета.
- Именно так.
- Вы можете снять эти печати, сэр Алласт?
- Не уверен, но я сделаю все, что в моих силах.
- Не думаю, - вдруг раздался голос Дагарта, который встал с кресла, - что это хорошая идея.
- Отчего же? – обратился к нему Ринмар, повернувшись на троне и чуть склонив голову. – Мы ведь хотим убедиться, что принц Рейн не причастен к смерти короля… и будет замечательно, если эти печати не стоят на моем племяннике с целью сокрыть его вину. Или вы знаете что-то, чего не знаю я, Дагарт?
- Вовсе нет, однако снимать данные печати без присутствия королевы – недопустимо, - хмуро ответил колдун.
- Ее Величество Королева Маргарет сама отвергла просьбу посетить Тронный зал и принять участие в проведении данного Совета. А потому, в данной ситуации в ее присутствии мы не нуждаемся.
Рейн хмуро, с чем-то особенным в глазах, с тем же, что было и в глазах колдуна, когда их взгляды встретились, чуть помотал головой. «Бесполезно, Дагарт. Они уже не отцепятся…»
- Что-нибудь еще, Дагарт?
- …Нет.
- Тогда, если никто больше не против, будет замечательно снять эти печати и убедиться в невиновности принца. Сэр Алласт, приступайте пожалуйста, - дядя обратился к Соурсу, параллельно отведя руку в сторону, - а вы, сэр Соурс, займите свое место, будьте любезны.
Почувствовав, как напоследок колдун сжал его плечо, Рейн проводил его взглядом. Подошедший Хранитель попросил встать, что Рейн и сделал.
- Расстегните рубашку, пожалуйста, Ваше Высочество, - нахмурившись на данную просьбу, но понимая, что все равно придется это сделать, Рейн молча повиновался. Хранитель же быстро достал откуда-то из кармашков склянку, похожую на чернильницу, открыл и макнув в нее палец, стал чертить «чернилами» на груди у принца неизвестную ему руну. Жидкость была холодной, а потому даже несмотря на то, что в зале было немного душновато, по спине и рукам пробежали мурашки. Напряженная тишина давила не хуже, если бы Рейн был гвоздем, поставленным на магнит. Его словно пригибало к земле, в теле все еще была слабость после манипуляций Соурса с его подсознанием и тошнота все еще давала о себе знать, пусть состояние уже и было получше. Но сейчас Рейн больше всего надеялся на то, что это липкое чувство обреченности не оправдается, как и подозрения о плохом исходе Совета лично для него, и Хранитель не сможет открыть две мощные печати. И вся проблема была бы даже не в том, что их открыли бы… а в том, как бы все отреагировали на то, что последовало бы сразу после них…
Когда Хранитель закончил чертить руны и стал вычерчивать в воздухе руками руны, похожие на те, что начертил на груди, но как-то вразнобой, словно делая из каждой линии отдельную руну, испещренную иными линиями, Рейн меньше всего ожидал, что по окончании этих манипуляций Хранитель изо всех сил ударит его в грудь ладонью.
Однако этот удар нельзя было назвать обычным, он был колдовским. Словно луч полный энергии прошел сквозь тело и что-то твердое в районе солнечного сплетения. Сила удара была настолько мощной, что Келлум со скрипом подошв проскользил по полу зала не меньше чем на полметра назад. Тяжело выдохнув и чуть согнувшись, как после хорошего удара под дых, принц шумно выдохнул через сжатые зубы и поднял тяжелый взгляд на Хранителя.
- Ничего не вышло, - он обернулся к Ринмару.
- Продолжайте, - внимательно глядя на племянника, произнес тот, видя, как Келлум сощурил глаза и чуть приоткрыл рот, скривив при этом губы. Вдруг он подал знак кому-то за его спиной. Обернувшись, принц увидел, что к ним спешат два Рыцаря-Мага. – Помогите принцу.
- Что за… - только и успел выдать Рейн, когда двое мужчин, которых он вроде даже когда-то видел во дворце, пусть и не знал их имен, взяли его под руки так, чтобы он не смог сбежать, если бы захотел, буквально за мгновение до того, как Хранитель вновь нанес свой удар.
Принц зашипел сквозь зубы от боли, дернувшись в руках рыцарей.
- Нет, она не хочет, - пробормотал Хранитель. И вновь последовал удар, затем еще раз и еще раз. С каждым разом удары словно становились сильнее, хотя ладонь колдуна едва касалась груди принца. Но каждый раз его словно пронзали насквозь мечом с мелкими зазубринами. После очередного удара Рейн не сдержался и вскрикнул, эхо от его крика пролетело по Тронному залу, а сам он чувствовал себя неспособным прямо стоять на ногах. Грудь разрывало на части изнутри, но что-то в нем все еще крепко сжималось, отчего эта боль лишь усиливалась, собираясь вокруг этого места.
- Ради всего Святого! – послышался крик Изабеллы, жены старшего кузена. – Разве не видно, что это все просто бесполезно, вы же его так убьете!
- Еще никто не умирал от открытия печатей, - почти рявкнул на нее свекр, а затем взмахнул рукой в сторону принца, который тяжело дыша, мелко моргал, почти повиснув на руках магов, чтобы усилить четкость каменных плит под ногами, которые уже начали расплываться. – Продолжайте, сэр Алласт!
- При всем моем уважении, Ваше Высочество, но это… - донесся голос Соурса, но дядя перебил его.
- Если вы будете препятствовать данной процедуре, я запру вас за решетку по подозрению в сокрытии возможного убийцы, сэр Соурс! Сядьте на место! Я найду того, кто убил короля, даже если убийцей окажется мой собственный племянник, - в голосе дяде слышалась угроза и злоба, каких Рейн не слышал с того момента, когда отец оповестил об объединении с северянами. Но сейчас эта мысль пролетела где-то совсем далеко в подсознании. В ушах стоял стук собственного сердца и тяжелое дыхание. Рейн чувствовал, что тело покрылось испариной.
- Угх! – сжав зубы до боли в челюсти, Рейн вскинул голову уже в который раз, когда грудь словно разорвало в разные стороны.
- ДА! И еще… РАЗ! – все вокруг заполонил крик Хранителя, даже стук сердца, отдающий эхом в ушах словно исчез, когда после очередного удара Рейн закричал и все вокруг вспыхнуло, словно от яркой вспышки. И не успела она померкнуть, как до ушей долетели шепотки и тревожные возгласы.
- Да! Черт бы тебя побрал, ублюдок! – раздался крик дяди, а затем послышались чьи-то стремительные шаги и в грудь словно что-то ударило. Принц, едва приоткрывший глаза увидел как перед взором проносится фигура дяди, толкнувшего его ногой, а затем потолок и вот перед глазами уже вдалеке были чьи-то сапоги, а сам он лежал на полу.
- Вот он! Настоящий! Тот, кто называл себя принцем Рейнионом! Убийца короля! Шпион и предатель! Все это видят?!
Перед глазами все плыло, но Рейн нашел в себе силы приподняться на локте и оглядеть присутствующих. Но он не успел этого сделать как следует, потому как понял, что ему на глаза падает темная челка. Глаза резко расширились, в них мелькнул страх, но лишь на мгновение. Рука дернулась к голове и нащупала неровные жесткие волосы.
Взгляд медленно поднялся на тех, кто стоял чуть впереди. Вилия с ошарашенным и потерянным выражением на лице, Дагарт-старший смотревший на него с виной, сожалением и досадой одновременно, хмурый Маркус и его мать, на лице которой читался практически ужас, а костяшки пальцев, которыми она вцепилась в руку сына стали мертвецки бледными, Энни, с расширившимися от непонимания и растерянности глазами… и Соурс, на лице которого читалась дикая вина, качающий головой и даже осевший на колени у своего кресла.
«Они сняли печати… Я теперь… не принц».
| |
|
| |
| |
|
Энни |
Среда, 07 Сентября 2011, 19:33 | Сообщение # 67 |
|
|
<== Покои первой принцессы
22 инлания 771 года Эпохи Солнца
"Единый, ну что я опять сделала не так?!! "– Энелин на секунду прикрыла глаза, в жалкой попытке спрятаться от этого мира. Ну, она же пыталась быть хорошей, делала, что ей велят, ни во что не вмешивалась, ничего не планировала… и вот теперь полтора дня стараний коту под хвост!
«Если я действительно тебе дорог – не делай ничего» - брат просил ее об этом, и она пообещала. И вчера это было даже легко, так как Совет пришел к замечательному выводу залезть в мозги брата. Что, конечно же, гнусно и противно, но что еще ждать от людей?
Но зато Рейна должны были сегодня оправдать, и она уже начала думать, как они с братом это отпразднуют.
И вот на тебе!
А ведь опять-таки, как все хорошо начиналось. Идею убить магика-Хранителя Энни одобрила сразу же, хотя для полного спокойствия Соурс тоже должен был вызваться добровольцем-смертником.
"Ай, хотя Единый с ним! Пусть живет."
Когда тот прикладывал руки-крюки к голове брата, принцесса закусила губу, но смотрела во все глаза, пусть Рейну и было неприятно - это было видно – но зато вот они, долгожданные слова магика: «Я ничего такого не вижу.»
Но маги не были б магами, если бы все не испортили.
Костяшки ее пальцев побелели, так она вцепилась в стул-кресло, наблюдая, как из её брата выбивают какую-то печать. Наверняка просто придуманную мерзким Хранителем, чтоб убить Рейна.
И только принцесса собралась вскочить, чтоб прекратить это безобразие, как произошло что-то невероятное.
"Рейни?!!"
Энни сорвалась со своего места, намереваясь закрыть его собой от дяди.
- Не смей к нему прикасаться!!! Вы чуть не убили его! – а дядя, конечно, молодец. Сначала заявил, что он не компетентен в области мозгочитства, а потом, что от снятия печати еще никто не умирал. Но, во-первых, откуда ему знать? Во-вторых, почему это «еще»? И, в-третьих, это же получается покушение на кронпринца! Если дядя сейчас же не отойдет от… "А вот кстати." - А ты… где мой брат?! Что ты с ним сделал? Соурс, залезь сейчас же к нему в голову и узнай, где мой брат!!!
Исправил(а) Энни - Четверг, 15 Сентября 2011, 21:33
| |
|
| |
| |
|
Эстль |
Среда, 07 Сентября 2011, 23:23 | Сообщение # 68 |
|
|
«Хранитель?» – сложив руки на груди, Эстль заметно нахмурился.
В иной раз одно лишь это слово вызвало бы едва ли не хищный интерес у колдуна, заставляя ладони невольно тереться друг о друга в предвкушении занятного зрелища, а глаза не моргая взирать на действо. Видано ли – дозволение использование такого редкого акта! Пару раз в поколение – уже было событием особым. А все новое, неизвестное, а главное – запретное всегда будоражили в Эстле чувства, сродни охоте за сокровищами. В знании – сила. А разве может быть что-то более наглядным, чем личное наблюдение за работой мага-Хранителя?
Обидно, что самок интересное и захватывающее происходит именно в тот момент, когда ты к этому не готов: неподходящая одежда, не та компания, изменившаяся атмосфера. Сегодняшний допрос в тронном зале оказался именно тем случаем, когда горячо желаемое невольно ускользает из рук, растворяясь сизой дымкой.
Судя по тому, что Советом был прибегнут этот последний инструмент, расследование зашло в тупик, а положение кронпринца оказалось патовым. Но что-то ведь двигало Ринмаром, когда он санкционировал сканирование памяти наследника престола: охота до власти, личная неприязнь к своему племяннику… ну уж не горькое желание отомстить за почившего короля же. И, похоже, что даже Главный колдун Блеймру был не в силах отменить данное решение.
Но когда Дагвур Дагарт задал крайне неприятный вопрос о сохранности тайн принца уже в голове у Хранителя, уголки губ Эстля едва заметно сжались – его отец был так же уверен в небезопасности королевской резиденции, несмотря на крепкие стены, верных мужей, поклявшихся охранять незыблемость короны, и целый Орден воинов и магов, готовых выполнить любой приказ государя. И очень возможно, что таинственная угроза скрывается намного ближе.
Эстль не стал говорить что-то вслух, пытаться хотя бы переглянуться с отцом, не шевельнув и мускулом даже в тот момент, когда седой рыцарь-маг, которому была уготована участь стать смертником, и колдун-телепат Соурс принялись за дело. Разве что на лице едва-едва читались чувства, сходные с отвращением и неприязнью. Собственные мысли и память были святая-святых любого колдуна. А совершенная память Эстля, позволяющая обходиться без нужды в записях и составления личных гримуаров заставляли молодого колдуна ценить свой разум безгранично.
И лишь когда «дознавателями» был обнаружен барьер в голове у принца, Эстль впервые повернулся к отцу. Добродушности, так привычной каждому студенту, которому посчастливилось встретиться с этим волшебником, искрящихся глаз и рассеянной улыбки не было – лишь сосредоточенность, хмурость, серьезность и лед во взгляде.
«Показываем свое истинное лицо, батюшка?» – подумал Эстль, бросив на отца секундный взгляд, с большой неохотой признавая факт того, насколько сильно они бывают похожими – даже эмоции, крошечные черты лица в моменты серьезности.
Удар по печати. Второй. Третий. И каждый Эстль словно ощущал на себе, чувствуя, как волнуется Магический поток. «Остановите это безумие!» – собирался было выкрикнуть колдун, не зная к кому адресуя это требование: к Ринмару, Хранителю или… Но вот, когда взгляд вновь упал на Дагарта, эти слова так и застряли внутри, оставив после себя лишь громкий «Клац» зубами –Дагвур Дагарт в лице не менялся.
Но все изменилось, когда случилось это.
Эстлю бы ликовать – ведь его безумная теория, так лихо и легко сорвавшаяся с уст день назад, хоть частично, но подтвердилась. Но не было ликования, не было радостных оваций и самодовольной ухмылки, кричащей всему миру: «А я ведь знал!».
Сжав кулаки, чувствуя, как в нем бурлит смесь из разных чувств, Эстль смотрел на того, кем был кронпринц.
– Ты ведь знал, – одними губами, так, чтобы его мог слышать только отец, прошептал он, – знал это или подозревал.
Сложно сказать, что сейчас читалось в лазурных глазах Эстля Дагарта. Но, вероятнее всего – печаль и тоска.
Золотая краска сползла с древа, открыв ее настоящий цвет.
- Сделай одолжение - помолчи, - хмуро отозвался отец. - А лучше молчи, пока я не разрешу говорить.
Эстль просто пожал плечами, весьма "красноречиво" давай понять: "Как прикажете, Ваша Светлость". Когда на доске выступают старшие фигуры, пешки просто молчат.
Исправил(а) Эстль - Среда, 07 Сентября 2011, 23:46
| |
|
| |
| |
|
Маркус |
Четверг, 08 Сентября 2011, 01:15 | Сообщение # 69 |
|
|
Четверг, 21 инлания 771 года Эпохи Солнца.
Тронный зал.
- …И вот уж созван вновь Совет
И королевства высший свет,
Великих предков чтя завет,
Суд праведный готовит.
Там-пам-парам, тирьям-пам-пам…
Да, как-нибудь так. Привязчивый мотив, впервые пристав позавчера, никак не шёл из головы, поневоле принуждая подбирать всё новые и новые сочетания рифм и нанизывать на нить мелодии бусины-строки. Расположившись на своём месте и созерцая с безучастным видом трон, принц Маркус Де Уаэлби время от времени беззвучно шевелил губами, так что со стороны могло показаться, что он репетирует свою грядущую речь перед Советом, который в ближайшие минуты должен был открыть новое заседание. На самом же деле никакой такой речи у принца заготовлено не было – да и вообще, он был почти уверен, что на сегодняшнем заседании его мнение никому не понадобится, поскольку сыграть решающую роль в судьбе кронпринца и королевства ему всё равно не суждено. Конечно, хотелось бы верить в обратное: однако события последних двух суток заставили Маркуса убедиться в том, что все они оказались вовлечены в игру чересчур грязную и запутанную для того, чтобы сорвать замыслы её устроителей за каких-то пару дней, толком во всём не разобравшись. Заговорщицкие планы магического сообщества, назревающий раскол Серебряного Сада и грозящая последовать за ним гражданская война, таинственное исчезновение Рейновой невесты со всей её свитой, убийство короля и непонятные планы кузена Рейна – всё это складывалось в некую исполинскую схему, разобраться в которой было чрезвычайно трудно, поскольку большинство её составляющих являлись переменными величинами. Временами принцу, ни на минуту не оставлявшему раздумий касательно этого вопроса, начинало казаться, что вся эта ситуация продиктована чьей-то высшей волей, озабоченной не столько причинно-следственной связью событий и их логическим обоснованием, сколько стремлением ввести наибольшее количество участников в крайнюю степень заблуждения и меняющей правила игры буквально на ходу, по воле сиюминутного каприза, и всё во имя ведомой только этой силе единой цели. Тут поневоле уверуешь во всяческие бульварные истории о тайных организациях, на протяжении веков играющих судьбами династий и государств…
Вчера вечером ему так и не удалось побеседовать с сестрой и обсудить некоторые вопросы, представлявшиеся ему самому чрезвычайно важными: в последнее время принц всё чаще ловил себя на том, что ему постоянно не хватает времени. Проклятые интриги совершенно не оставляли возможности вплотную заняться собственными делами, которые между прочим не терпели отлагательства: в ближайшие двое суток все предпринятые им в течение последнего полугода мероприятия должны были наконец-то принести желанные плоды. Впрочем, будь его воля, он охотно отложил бы всё это ради того, чтобы провести больше времени с родными и близкими, разлучаться с которыми сейчас было опасно: он уже совершил ошибку, позволив себе на пару суток задержаться в поместье… А в результате кузен успел спровадить его сестру в смертельно опасную экспедицию в стан врага, в ходе которой она чуть не погибла. Впрочем, ладно бы всё этим и ограничилось – однако теперь Рейну пришло в голову вновь отправить принцессу тем же печальным путём, присовокупив к ней ещё и брата – как будто в этом был хоть какой-то смысл. У Маркуса, как обычно, имелось собственное мнение по этому вопросу, однако озвучивать его вчера в разговоре с кузеном (а затем и с сестрой) он намеренно не стал. Давно уже принц убедился в нехитрой истине: если хочешь сделать что-то правильно и разумно – делай это молча, ни с кем не советуясь и никому не сообщая, пока дело не будет завершено. Так что Рейну, вдобавок не имеющему никакого влияния на кузена и не способного командовать им из-за решётки, вовсе необязательно было знать о маркусовых планах.
Вчерашний вечер прошёл в весьма напряжённой обстановке. После Совета, перехватив кое-чего на дворцовой кухне и наведавшись к сэру Ривиану якобы за пилюлями от головной боли, Маркус всё же нанёс визит родителям: отец по понятным причинам на Совете не присутствовал, и повидаться с ним до сего момента у принца возможности не было. Кроме того, в свете последних событий ему остро хотелось взглянуть в глаза ещё одному человеку, по вине которого в числе прочего он едва не потерял сестру. Разумеется, подобные мысли не пристали почтительному сыну, однако преодолеть свои чувства в данной ситуации Маркус не мог.
Разговор с отцом оставил в душе довольно тягостные ощущения. Только в глупых книгах и слезливых пьесах оступившийся отец, будучи вовлечён в подобную ситуацию, преклоняет колени пред детьми и со слезами на глазах молит простить его за то, что своим поступком он навлёк на них неприятности. Калеб Де Уаэлби, успев раскаяться в своём опрометчивом поступке, всё же не был намерен выслушивать слова укора от родного сына – при том, что Маркус, в свою очередь, дал ему понять, что желает говорить с ним не как мальчишка с отцом, но как мужчина с мужчиной. Одной из проблем, время от времени остро проявляющихся в ходе их общения, был тот факт, что Калеб (как и его супруга, в общем-то) всё ещё не сумел принять до конца тот факт, что его сын давным-давно вырос и имеет право на собственное мнение. В детстве отец слишком редко имел возможность повидаться с сыном, да и дальнейшее их общение чаще всего протекало урывками, и потому в чём-то они оставались друг другу чужими. Теперь же в лице сына он заполучил живое воплощение укоризны, чем был немало возмущён: мог ли он подумать, что когда-нибудь тот самый Маркус, которого он когда-то нянчил на руках и выслушивал его младенческий лепет, однажды станет обвинять его в том, что он поступился своей карьерой и благополучием своих близких во имя призрачных и глупых идеалов кучки мерзавцев, вне всякого сомнения озабоченных ни в коем разе не сохранением магического достояния, но лишь собственными шкурными интересами! Вдобавок под конец разговора в беседу вступила ещё и мать, после недолгих душевных терзаний принявшая сторону мужа, вследствие чего Маркусу пришлось в который раз узнать, какой же он бессердечный и жестокий мерзавец, не принимающий во внимание душевный покой своих родителей. Разумеется, хорошего настроения Марку это не прибавило, и расстались они взаимно недовольные друг другом. Во всяком случае у принца хватило выдержки не упоминать о том, что Вилия едва не погибла по вине отцовских «дружков»: это было бы чересчур тяжким ударом.
После беседы с родителями Маркус планировал заглянуть в покои сестры и поговорить с ней: однако этому не суждено было сбыться. Причиной тому стало то, что по пути из родительских апартаментов принц по какому-то наитию завернул в свои покои, желая проверить, как идут дела в малой комнате лаборатории – и успел буквально чудом. Как оказалось, именно сегодня распределительный клапан шестой питательной трубки принял решение уйти в отставку: его заклинило так, что просвет трубки оказался перекрыт не полностью – вполне достаточно для того, чтобы грибница из основного резервуара успела прорасти в трубку, заполнив её своими нитями до половины. Если бы второй принц опоздал буквально на полчаса, трубка оказалась бы полностью перекрыта, и результаты более чем года напряжённой работы пошли бы насмарку. Более шести часов Маркус провёл в лаборатории, голый по пояс – температуру пришлось поднять до максимума, дабы не допустить денатурации основных компонентов – и вооружённый инструментами. Стоя на коленях в луже мутной жидкости, пахнущей кровью и аммиаком, он дрожащими руками монтировал новый узел системы, собранный из двух старых, устанавливая шунты меж трубками и регулируя показатели давления и температуры до мельчайшей доли единицы, дабы не допустить краха работы. В конечном итоге эксперимент всё же был спасён, однако его работа в лаборатории ещё не была завершена: предстояло наконец использовать добытый материал. Когда принц на подгибающихся ногах взошёл по лестнице в свои покои, оказалось, что за окнами уже стемнело. Наскоро омывшись и добравшись до постели, Маркус провалился в глубокий сон. Однако посреди ночи, проснувшись после некоего сумбурного сновидения, он не смог уснуть опять: поворочавшись пару часов, он поднялся с постели и вновь спустился в лабораторию, где и провёл оставшееся время до самого утра. Поэтому сейчас вид у второго принца был довольно хмурый: пускай он и был умыт, причёсан и выбрит – лицо его выглядело осунувшимся, а под глазами залегли тени.
Члены Совета уже собрались почти полностью: в числе прочих в тронный зал явилась Ингрид Де Уаэлби, заметно нервничающая в предчувствии кардинальных перемен в судьбе племянника. С Маркусом она обменялась коротким сердитым приветствием, после чего вполголоса выразила своё сочувствие Рейну – и вновь укорила Марка, заявив, что тот мог бы проявить больше сострадания по отношению к кузену. Краткий ответ второго принца касательно того, что он и проявляет, её не удовлетворил. Помимо всех остальных, уже виденных на вчерашнем заседании, на Совете присутствовал – вот уж сюрприз – сам Дагвур Дагарт, выглядевший несколько утомлённым и весьма сердитым: похоже, ему уже успели донести о подвигах его достойнейшего сына. Со вторым принцем он, впрочем, поздоровался достаточно тёплым тоном: меж старым магом и юным алхимиком никогда не было особо доверительных отношений – но и особых разногласий тоже не было. Кроме того, иногда Маркусу казалось, что в душе Дагарт-старший рад тому, что у его сына при всей несносности его характера есть хотя бы один настоящий друг.
Ринмар Де Ла Блестимор, разумеется, тоже имелся в наличии – и не где-нибудь, а на престоле: он восседал на нём в весьма нелепой позе, склонив голову набок и подперев висок пальцами. Маркус едва не хмыкнул, когда ему вспомнилось, где он видел подобную позицию доселе: господин инфант, чтоб ему неладно было, практически в точности скопировал позу, в которой кузен Рейн был изображён на портрете в собственных покоях. Для полного сходства ему оставалось только нацепить на лицо скучающе-томное выражение и сделать отсутствующий взгляд, словно бы он пребывал не на Совете, а в весёлом доме и вкушал в приватных покоях ласки горячих девичьих уст. Но его присутствие, пожалуй, было даже не самым огорчительным: куда хуже было то, что в тронный зал всё же приползла… точнее, явилась дражайшая кузина Энни, нежный цветочек королевского двора и любящая сестрица осуждённого наследника. Вид у кузины был весьма и весьма встревоженный: похоже, исхода Совета она ждала с нетерпением, отнюдь не будучи уверена в его благополучном исходе. Маркусу на миг припомнилось её личико на позавчерашнем заседании, когда разбиралось дело его отца – самодовольное, преисполненное злорадства и хищного ожидания приговора: можно представить, с каким удовольствием она явилась на то заседание, в глубине своей маленькой душонки наверняка надеясь на то, что вскрывшиеся обстоятельства позволят приговорить к смерти не только Калеба, но и Марка с Вилией…
«Что, змейка, уже не рада? Неужто самому тревожиться за чью-то участь не так сладко, как наблюдать за чужим судом со стороны? Не иначе думала, что всё это безопасная забава, направленная исключительно на твоё увеселение…». Вопреки подобным мыслям, злорадства Маркус не ощущал. Похоже, он слишком устал от всего этого: кроме того, сам побывав в подобном положении, он не мог радоваться тревоге и душевным терзаниям другого человека за судьбу близкого. Пусть даже это была Энелин.
Перед самым началом Совета в зал явились сестра Вилия и – кто бы мог подумать – Эстль Дагарт. Последний имел весьма потрёпанный вид: куда только подевалась его извечная ухоженность и лоск. Похоже, его как и большинство остальных, тяготила некая дума. Впрочем, переговорить с обоими Маркус всё равно бы не успел, и потому ограничился тем, что поприветствовал их кратким кивком. Уже спустя минуту двери в зал отворились, и под своды королевской резиденции под конвоем Чёрных Рыцарей вступил Рейнион Гаал Келлум Де Ла Блестимор.
От Маркуса не укрылось то, каким пристальным взором кузен смерил дядюшку, восседавшего на троне и при появлении принца даже не соизволившего оторвать от мягкого сиденья свою высочайшую задницу. Похоже, в мыслях этот скользкий тип уже вступил во все права венценосца и своим поведением подчёркивал свой божественный статус – притом, что церемония коронации ещё отнюдь не состоялась, и ещё никто не возложил короны на его тронутое сединой и уже отмеченное тщательно скрываемыми залысинами чело. У Маркуса подобный жест вызвал глухое раздражение, однако выразить своё мнение он, естественно, был не вправе. Что до Рейна, то последний никак не мог быть доволен присутствием на троне означенной дядиной задницы вкупе с остальным дядюшкой – да ещё и тем, как Ринмар (сознательно или безотчётно) спародировал самого кронпринца: и пусть внешне кузен сохранил спокойствие, второй принц подозревал, что в душе его тревога соседствует с гневом.
Между тем его инфанчество, даже не потрудившись почтить собравшихся коротеньким приветствием, предложило открыть новое заседание Совета, посвящённое грядущей процедуре вскрытия Рейнова сознания. С этого момента Маркус весь превратился в слух и во взор, не желая упустить ни единой подробности происходящего – и потому не пропустил и того момента, когда прозвучало слово «печать»…
«Печать? О святой Николас Фламелиус и двенадцать его святых ассистентов, этого ещё не хватало!». Маркус слегка подался вперёд, вцепившись пальцами в подлокотники стула. Если речь шла о какой-то там «печати» в сознании, то ситуация сама по себе была серьёзней, чем представлялось вначале. Потому что наличие означенной печати могло подразумевать всё, что угодно. По мнению самого Маркуса, если сильным королевства сего вздумалось снять наложенную кем-то метку, то делать это надлежало отнюдь не в тронном зале, а где-нибудь за пределами переполненного людьми дворца.
Между тем атмосфера в зале ощутимо сгущалась. Маги, включая явившегося на Совет Хранителя (носившего довольно-таки нелепое и старомодное имя «сэр Алласт», в сознании Маркуса ассоциирующееся то ли с балластом, то ли с тюленьим ластом), завершили последние приготовления и подступили к кузену: тот с мрачным видом расстегнул на груди рубашку, и обречённый на заклание маг принялся вычерчивать на его коже некие руны. Маркус тщетно пытался усмотреть среди рунических хитросплетений что-то знакомое: на его глазах вершилась высшая магия, к которой он касательства не имел, в своё время предпочтя ей алхимию. После этого, слегка подавшись назад, Хранитель принялся вычерчивать в воздухе опять же незнакомые узорчатые сплетения рун – по завершении чего, отведя руку назад, с размаху нанёс удар Рейниону в грудь. Сила удара была такова, что Рейна оттолкнуло на добрый шаг назад, и удивительно, что при этом он умудрился устоять на ногах.
Второй принц слегка содрогнулся, ощутив каким-то потаённым чувством пронёсшуюся по залу волну магической силы, раскатившуюся из эпицентра, коим являлась напряжённая фигура Рейна: как будто энергия, направленная на разрушение печати, не сумела пробить колдовскую структуру и отхлынула во все стороны. Получив приказ Ринмара продолжать действо, колдун обернулся к Рейну (которого уже успели подхватить под локти двое рыцарей, дабы при повторном ударе его не сбило с ног) – и вновь нанёс удар, уже без прелюдии: похоже теперь дело оставалось лишь за последним воздействием.
Размахнувшись в третий раз, Хранитель вновь припечатал ладонь с полусогнутыми пальцами к груди Рейна, затем – ещё раз и ещё. Удары посыпались почти безостановочно. Лицо кузена исказила гримаса боли, с каждым новым ударом сжимавшаяся новым мышечным спазмом: Хранитель тяжело дышал, на лбу его выступили бисеринки пота – похоже, протекающая через него энергия с каждым разом всё сильнее истощала его, забирая с собой частичку жизненной силы. Маркус до боли закусил губу: в ушах у него стоял давящий звон, с каждым новым ударом взрывавшийся оглушительным аккордом, от которого перед глазами начинали плясать мушки – магическая энергия, бьющая ключом в эпицентре ритуала, уже перехлёстывала через край. Он едва расслышал истошные женские крики – кажется, то был голос Изабеллы, супруги Рейнова кузена Кристофера («Эту-то бабу за каким гомункулусом на Совет притащили? Женских эмоций нам тут мало, что ли? Энни за троих жару даст, если нужно будет!») и яростное шипение поганца Ринмара, явно воспылавшего желанием если не «распечатать» племянника, так хоть убить его – и тот, и тот варианты в равной степени были бы приемлемы для вероломного инфанта, явно не желавшего покидать трона. Удары обрушивались на грудь Рейна, словно тэлийский паровой таран с неистовой механической яростью крушил ворота крепости, и вот…
…в какой-то момент…
…после очередного удара, сопровождавшегося слитным вскриком Хранителя и Рейна…
…Маркус весь содрогнулся от внезапно накатившей «волны», на миг заставившей мир померкнуть перед его глазами – и тут же, взяв себя в руки, воззрился на результат стараний колдуна. Не успел он вглядеться в фигуру обмякшего в рыцарских руках кузена, как лорд Ринмар с пронзительным воплем вскинулся с трона – и неожиданно для всех с силой пихнул Рейна ногой в грудь так, что тот шатнулся назад и обрушился на паркет. Все присутствующие дружно повскакивали с мест, зал огласили испуганные и возмущённые крики… впрочем, почти тут же утихшие и сменившиеся тревожными шепотками. Маркус подался вперёд, невольно разведя руки в стороны и прикрыв Вилию и маму: последняя судорожно вцепилась в его рукав, что-то придушенно выдохнув – в голосе её слышался ужас.
- Вот он! Настоящий! – возопил, нет даже заблажил Ринмар, вскинув руки и обведя присутствующих победно-безумным взором выкаченных глаз. – Тот, кто называл себя принцем Рейнионом! Убийца короля! Шпион и предатель! – Инфант разошёлся сверх всякой меры: голос его срывался, всё более становясь похожим на лай, с распяленных губ срывались брызги слюны – сейчас он походил на буйнопомешанного пророка, вещающего «гласом Господа» перед опешившей паствой. – Все это видят?!
На последних словах он с торжествующим видом ткнул пальцем в принца Рейна, только-только зашевелившегося и приподнявшегося на локте. Разлепив глаза, он обвёл всех присутствующих мутным взором… в котором миг спустя сверкнул ужас: он свёл глаза к переносице, созерцая падающую ему на лицо чёлку. Чёрную, как смоль, чёлку, нимало не напоминавшую волосы прежнего кронпринца.
– Гомункулова кровь… – потрясённо выдохнул Маркус, приглядевшись к ку… к тому, кто всего пару секунд назад был его кузеном. – Чёрная, долбаная, проклятая всеми святыми гомункулова кровь!!! – Других слов он просто не мог найти, хотя и эти адресовались отнюдь не кому-либо из присутствующих, а скорее всей ситуации в целом.
Тот, кто вот только что звался кронпринцем Рейнионом, изменился: и эти изменения касались не только цвета волос, резко сменивших цвет на чёрный и приобретших несколько иную фактуру. Фигура его несколько раздалась в плечах и бёдрах, так что прежняя одежда была ему тесновата и ткань вокруг пуговиц и пряжек слегка натянулась. Телосложение прежнего Рейна, сформированное годами балов и тренировок с оружием, не то чтобы сгинуло совсем, но преобразилось: нынешняя фигура бывшего кронпринца скорее пристала бы ремесленнику или крестьянину, взросшему в условиях неустанного труда. Лицо тоже преобразилось: прежние черты сделались словно бы крупнее – ненамного, но достаточно заметно, и выглядели чуть грубее прежних. Кем бы ни был этот незнакомец, прежним Рейном он уже не мог зваться. Пожалуй, так мог бы выглядеть брат-близнец бывшего Рейна, с рождения сосланный из дворца куда-нибудь в провинцию и выросший на лесном хуторе либо в селе.
Не успел второй принц до конца проникнуться осознанием случившегося, как в действие вмешалось ещё одно лицо – точнее, личико, маленькое и искажённое злобой. С яростным воплем принцесса Энелин трепетной бабочкой-убийцей сорвалась со своего места и бросилась на инфанта Ринмара, явно намереваясь выцарапать тому глаза. Впрочем, бросив взгляд на преображённого брата (или кто он ей теперь), она явно вспомнила о некоторых незначительных переменах, произошедших в течение последней минуты – и не менее яростно потребовала от сэра Соурса немедленно внедриться в память «самозванца» и узнать, куда подевался её дражайший братец.
Вид у почтенного колдуна, и без того выбитого из колеи произошедшим, после слов принцессы сделался одновременно виноватый, оскорблённый и глупый: он уставился на маленькую фурию недоумевающим взором, словно запамятовав, кто она и по какому праву обращается к нему на «ты». В эту минуту Маркус внезапно осознал, что если сейчас не вмешаться, то сумасбродную принцессу, чего доброго, ждут серьёзные неприятности. Кто знает, как отреагирует этот черноволосый оборотень на визжащую разъярённую девчонку, тем более, что непонятно, кем она ему доводится и помнит ли он её… И потому, сбросив с рукава пальцы матери, он стронулся с места, в два размашистых шага приблизился к Энни… и, бесцеремонно обхватив её за талию – как и прежде не больно, но решительно – оттащил на пару шагов от черноволосого: пока томуне взбрело в голову, к примеру, вскинуться и броситься на принцессу.
– Энелин! Немедленно прекрати орать и отойди! – рывком развернув принцессу к себе, отрывисто приказал он. Сделав короткий шаг в сторону, он встал меж принцессой и поверженным самозванцем вкупе с возвышавшимся над ним разъярённым Ринмаром. – Подожди в сторонке: здесь надо во всём разобраться… Не обсуждается! – всё так же сурово добавил он, вперившись взглядом в исполненные ярости глаза кузины, явно готовой вырвать ему половину скальпа и коготками спустить кожу со щёк.
Повернувшись к принцессе спиной и заслонив её собой, он встретился взором с… принцем Рейном? Самозванцем? Оборотнем? Бог весть как стоило звать этого человека (хм, человека ли?) теперь. Окинув взглядом разгневанного Ринмара, хмурого Соурса, безмолвных наблюдателей, он выждал ещё секунду, после чего нерешительно шагнул вперёд – и, слегка склонившись, протянул поверженному руку в чёрной кожаной перчатке. Кем бы тот ни был, стоило помочь ему подняться на ноги: валяться на полу в присутствии стольких знатных особ было по меньшей мере несообразно.
| |
|
| |
| |
|
Энсис |
Четверг, 08 Сентября 2011, 10:53 | Сообщение # 70 |
|
|
Рейн приходил в себя постепенно, но достаточно быстро. След от печатей где-то внутри оставался и напоминал о себе болью, но достаточно быстро и хорошо ощутимо таял, пусть сама грудь обещала болеть от магических ударов еще какое-то время. Но по крайней мере теперь Келлум не чувствовал себя так, словно ему запустили в грудь чью-то пятерню и хорошенько там поковырялись. Когда перед глазами все перестало расплываться и стало окончательно четким, как и мутное состояние отошло на задний план, Рейн увидел как Маркус оттаскивает в сторону недавно выбежавшую Энни, которая не удержалась и теперь кричала что было мочи, похоже, готовая броситься на любого, даже теперь и на него, не видя в нем своего брата, чтобы узнать где он.
- Энелин! Немедленно прекрати орать и отойди! – почти дернув принцессу назад, гаркнул на нее принц, чьи крики еще совсем недавно слышал сам Рейн. Надо отметить, ему в какой-то момент даже показалось, что ему послышалось и кричал кто-то другой, но ни за кем принц не помнил использования таких слов, в частности, упоминаний гомункулусов, а потому сделать вывод, что кричал Маркус было не так уж и сложно, тем более что даже при не совсем нормальном состоянии сознания, удалось банально узнать голос. И откровенно говоря, Рейн был даже отчасти удивлен, что кузен неожиданно проявил столь громкую, в прямом смысле, реакцию. Но как следует об этом думать Келлум не собирался, разве что где-то на заднем плане промелькнуло это самое удивление, как будто не очень приятное. Пусть ситуация и располагала, конечно, но Рейн был до конца уверен, что Маркус не будет наравне с сестрой одним из тех, кто будет орать на весь тронный зал – кузен всегда был достаточно сдержан, в отличие от той же Энни.
Чувствуя под собой холодную каменную плитку и испытывая от этого некий дискомфорт, все же руки были оголены, как и грудь, и даже несмотря на лето за окном, принца бил легкий озноб, медленно, но верно отступающий, он начал медленно подниматься. При этом он старался не смотреть на тех, кто его окружал, в частности – на дядю, которого все равно видел боковым зрением, как и его крайне возбужденное состояние. Принц все еще чувствовал в районе груди его сапог и это невероятно злило.
«Этот ублюдок все знал! – уверенно подумал принц. – Он где-то выяснил о том, что на мне лежат печати и оформил их снятие под предлогом необходимости чтения памяти. И при этом ему даже не смогут предъявить хоть какие-то обвинения – ведь вполне логично то, что пришлось прибегнуть к чтению разума в данной ситуации… а печати как будто были найдены случайно. Если бы Хранитель не знал, что искать, он бы даже и не заметил эти печати… наверное. Но откуда дядя узн… мама! – внезапно осенило принца, когда в сознании стали возникать лица всех близких и среди них промелькнуло лицо матери-королевы. – Ее нет на совете… он… если этот…»
Рейна захлестнуло внезапным гневом, который отошел на задний план также резко, как появился, когда перед глазами возникла рука приблизившегося кузена, предлагающего помочь подняться. Рейн чуть сжал губы, с какой-то долей благодарности посмотрев на брата, после чего крепко взялся за его ладонь, сильно опираясь на нее, все еще чувствуя слабость в ногах, поднялся и выпрямился. Отпустив руку Маркуса, Рейн хмуро, с каким-то, пусть и едва заметным сожалением, огляделся.
«Они смотрят на меня так, словно впервые видят… хотя, ведь так и есть», - глядя на лица родственников, Рейн не мог не заметить их шока, вперемешку с непониманием, подозрением и настороженностью. О лице дяде и говорить не стоило – это было лицо человека охваченного холодной яростью. Острое, с колким прищуром глаз и плотно сжатыми губами. В его глазах буквально полыхал холодным пламенем гнев.
Рейн повернул голову, посмотрев на Соурса, который стоял с хмурым видом, словно собираясь что-то сказал, чуть шевеля губами при этом, но никак не начавший.
- Итак… - подал голос дядя, который теперь резал слух своей холодностью посильнее бритвы. – Совету было бы крайне интересно узнать, кем были наложены эти печати, если взять во внимание то, что специалистов в рунной магии у нас единицы на все королевство.
Взгляд дяди переметнулся на Дагвура Дагарта. Все проследили за этим взглядом, сам же колдун заметив, что на него смотрят, в том числе и сам принц, вопросительно изогнул бровь.
- Хотите приписать мне установку печатей на человека, с целью заменить его на принца Рейниона?
- Отрицаете, Дагарт? – хмуро спросил дядя, в то время как Рейн сощурил глаза, глядя на колдуна, отметив то, что он был необычайно холоден во всей этой ситуации, а на самого принца вообще отказывался смотреть.
- Само собой, я не предатель короны. Я не занимаюсь подменами королевских наследников, у меня и без этого дел по горло.
- Это ложь! – воскликнул вдруг Соурс, подавшись вперед и посмотрев на Дагарта тяжелым взглядом. – Нет никакой подмены, то все – лишь необходимая мера.
- То есть, хотите сказать, что этот человек – и есть принц Рейн? – вдруг подал голос Кристофер, старший кузен, задумчиво потирая носогубную складку и хмурясь не меньше всех остальных. – Звучит откровенно бредово.
- Потому что это полнейшая чушь, - одарив сына «отцовским» взглядом, Ринмар вновь посмотрел на Соурса, который продолжил:
- Но ведь Хранитель видел процесс работы, видел наличие воспоминаний, подтверждающих, что данный человек – принц Рейн.
- С вашего позволения… - вдруг встрял сам Хранитель, - я замечу, что воспоминания могли быть внушены этому человеку. Если удалось создать такие печати, которые столь удачно подменили внешний облик, я бы не удивился такому исходу. Это не похоже ни на одну из существующих иллюзий, лично я никогда не видел руническую магию подобного уровня, даже не знал, что подобное возможно.
- Но я сам накладывал на Его Высочество телепатические барьеры, - развел руками колдун, на что Рейн сжал губы и чуть расширил глаза под сведенными бровями. «Соурс, дурак, молчи! Смерти своей хочешь? Неужели не видишь…»
- …А чем вы, сэр Соурс, - начал дядя, - можете доказать, что не накладывали этот барьер на этого человека, - палец дяди, украшенный перстнем, указал при Келлума, - который подменял принца Рейниона? Чем вы можете доказать, что принц не убит, а этот человек, получив поддержку от кого-то… вашего статуса и положения, к примеру, не был тем, кто избавился сперва от принца, а затем и от короля, намереваясь занять место Его Высочества и установить свои законы во всей стране? Меня терзают сомнения, что кто-то смог бы провернуть подобное без участия отдельных высокопоставленных персон со стороны Магического Сообщества… имеющих отношение к королевскому окружению. Например, вас, Соурс. И вас, Дагарт. Возможно, сэр Соурс, вам стоит исследовать воспоминания Дагвура Дагарта, а затем и этого таинственного человека? Если на сэре Дагарте, конечно, тоже не лежат какие-то… таинственные печати.
Соурс промолчал, как и Дагарт, на что дядя хмыкнул. Рейн бросил короткий взгляд на обоих колдунов, задумавшись, почему Соурс на стал сканировать Дагвура – там действительно было что-то или они просто опасались того, что дядя, прикрываясь ситуацией, приставит Хранителя и к ним, словно пиявку, которая бы высосала для него все сведения? В виду нынешнего положения вполне ведь могло оказаться так, что Хранитель, даже сам того не подозревая, является пешкой во всей этой шахматной партии, которой воспользуются для сдвижения нужных фигур, а затем отдадут на съедение.
- Похоже, вы не хотите помочь следствию. А так как вы сами утверждаете, что этот человек, не имеющий ничего общего с принцем Рейнионом, им является, я могу сделать вывод, что вы знаете гораздо больше обо всем этом, чем говорите. Однако, вы не спешите делиться этими сведениями.
«Он спешит… он точно знал обо всем этом! И что с королевой? Проклятье, если он что-то сделал ей!.. – взгляд метнулся к Дагарту, который хмуро смотрел куда-то в каменную плитку под ногами, а затем пробежался по присутствующим и остановился на дяде. – Так это он убил отца? Наверняка… он вполне мог приложить к этому руку, а Советом воспользовался в своих целях. Ведь это он предложил обыскать мои покои! Проклятье, что еще?»
- …И так как вы не желаете оказать помощь в исследовании данной ситуации, сэр Соурс, - продолжал говорить дядя, убрав согнутые руки за спину и колко глядя на колдуна, - вы будете помещены под стражу вместе с этим шпионом, пока не прибудет другой телепат.
Внезапно Рейна осенило. После снятия печатей дяде нужно было телепатическое вмешательство для несколько иной цели, нежели выяснение того, причастен ли Рейн к смерти короля.
«Он хочет узнать, в чем была необходимость установки печати! Он знает, что я это я, наверняка знает даже то, что я не убивал отца…. но ему нужно это знать! Мама не стала ему этого рассказывать, а попросить Соурса просканировать ее на эти воспоминания он попросту не мог! Все что он мог – своевременно позаботится и наличие Хранителя… специалиста по печатям… который смог бы увидеть печати высокого уровня и оповестил об этом на Совете!»
Картинка в голове складывалась довольно четкая. Кто-то убил короля, после чего Рейн, само собой, начал расследовать это дело. Если отца убил Ринмар, что скорее всего, учитывая все происходящее, дядя прекрасно знал о дальнейших действиях принца. Он воспользовался ходом Совета, чтобы подставить племянника, тем более что было выяснено, что королева боялась за принца, когда дело коснулось проблемы короля и предложенного принцем лечения. Выяснилось же это не без наличия Калеба Де Уаэлби, которому было поручено составить лекарство из ингредиентов, присланных Ривианом, часть которых обеспечил ему сам принц, вообще до этого скрывающий информацию о проблеме короля и своем участии в ее устранении. Ривиан и Калеб были чисты, как показывало сканирование Соурса (в мыслях промелькнуло, что напомни сейчас Соурс о том, что он не может врать о получаемой из воспоминаний информации, дядя бы нашел объяснение и этому, а потому Соурс, похоже, и не стал этого делать), но стрелки перевелись на него, Рейна. Само собой момент с лекарством выглядел достаточно любопытно, особенно если учитывать саму смерть короля и то, что принц был одним из тех, кто был осведомлен о проблеме короля, и в последнее время имел наибольший доступ к общению с Его Величеством, а также скрывал факт наличия проблемы у Его Величества. Затем в его покоях находят склянку с ядом и сажают в темницу, а дядя тем временем планирует новый Совет. Он легко мог в промежутке между ними «побеседовать» с королевой на тему того, что принц может оказаться виновным во всем этом, но вряд ли королева стала бы рассказывать о тайне, которую скрывала. Теперь же вопрос стоял в другом – когда и как именно дядя узнал об установленных печатях – на днях или же недавно, а может быть даже и давно? Но последний вариант отчего-то казался маловероятным, а вот какое-то случайное выяснение данного факта вполне могло иметь место быть. И вполне возможно, что все началось именно тогда, когда дядя выяснил это? И это стало хорошей отправной точкой для него, чтобы начать планировать все это, тем более что все так удачно складывалось, и даже экспедиции принца пришлись почти на то же время, когда должна была прибыть его тэлийская невеста…
«Он мог знать о том, что на мне есть эти печати, все что ему было нужно – это выяснить причину. А для того, чтобы это сделать открыто – нужно было сделать так, чтобы печати были сняты, а после можно было на законных основаниях просканировать меня уже со снятым телепатическим барьером, о котором он всегда знал. А лучший способ это сделать – Совет и явная необходимость, с целью выявления предателя короны и убийцы короля…» - Рейн почувствовал, как по спине пробежал холодок. С каждым разом эта история становилась все сложнее и запутаннее и его это совершенно не радовало.
«А сейчас Соурс наверняка попросту подтвердил его догадки о том, что я это я, когда сказал о том, что воспоминания подтверждают мою личность…» - но соглашаться с этим дядя даже не собирается, он уже получил ту информацию, которая ему была нужна.
| |
|
| |
| |
|
