В очередной раз выяснять отношения, которых, в общем-то и не было по сути, не хотелось, хотя бы потому, что Сквайр чувствовал вялую усталость. От однообразия поездки или прочих деталей – не суть, просто им в очередной раз овладело отчужденное безразличие. Аскер утомляла его эмоционально, слишком много и часто менялось его настроение рядом с ней. Наверное, хорошо, что они разойдутся через какое-то время. Инсид слишком привык быть один.
- Ты что ли знаешь о том, чего я хочу? – усмехнулась девушка, и империал устало закрыл глаза. Нет, пожалуй, он не знал, да и не хотел знать. Любопытство не входило у Сквайра в привычку, разве что этого требовали обстоятельства. Как, например, будет, если Сабато Нага попадется ему в руки. Но не здесь и не сейчас. Империал просто хотел оставить в себе хоть немного человечности, на всякий случай. Каково это – прислушиваться к чужим желаниям? Пытаться понять кого-то, вникнуть в суть испытываемых чувств… Сложно. Поэтому Инсид за это и не брался. Это личное дело Аскер. Если ей понравилось с ним, то почему не может точно так же понравиться с другим? В Эвэй много народу, которые с радостью откликнуться на предложение составить компанию привлекательной девушке. По крайней мере, сам он не станет думать о ней больше, понимая, что лишний раз связывает с ней хорошие моменты своей жизни.
Сквайр нахмурился, нехотя открывая глаза и снова глядя в окно. До деревни оставалось совсем немного, считанные минуты. Этой передышки он ждал еще и потому, что сможет немного развеяться, отвлечься от мыслей о некеор. Или, по крайней мере, поразмыслить о происходящем трезво, не ощущая её рядом с собой. Мысли текли медленно, как в застоявшемся водоеме, да еще духота в нагретом солнцем помещении. Империал снова провел языком по губам и сглотнул, слегка приоткрывая рот. Ему действительно надо выспаться перед завтрашним днем. Но можно ли доверять Аскер настолько, чтобы впадать в искусственный беспробудный сон?
Наконец за окном все замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Сквайр потянулся за рубашкой и оделся, быстро застегнув все пуговицы. Окончательно приводить себя в человеческий вид придется уже на земле - в дилижансе было не слишком много места. Аскер уже выскочила наружу, и империал, взяв в руки дорожную сумку, вышел следом, чувствуя, как разгоняется кровь по венам.

==> Деревня Хаора

Восточнее деревни Хаора. В дилижансе.

Аскер сразу же уткнулась в стенку и незаметно для Инсида уснула. То, что она по крайней мере дремлет, он понял по ровному дыханию и отсутствию движения со стороны Шэс. Из деревни они уже выехали, а значит, самое время принимать окончательное решение. Бросить затею с Эвэй означало почти наверняка ошибиться, ехать в Генгер - ткнуть пальцем в небо. Один шанс, что Сабато действительно подался в горы. Но попытаться можно, к чему-то они обязательно придут... Неожиданное изменение в планах повлечет за собой некоторые неудобства, конечно, но это мелочь, когда дело касается Дома.
Сквайр приподнялся и негромко постучал в стенку напротив, спиной к ней сидел извозчик. Лошади замедлили ход и перешли на шаг, следом за чем империал приоткрыл дверь со своей стороны и высунулся наружу.
- Едем в Генгер, - коротко оповестил Инсид о своем решении.
- В Генгер! - отозвался тэлиец и щелкнул поводьями. Оба города находились на примерно одинаковом расстоянии от Хаоры, разве что немного севернее, а потому ему не было ровным счетом никакой разницы, куда направлять лошадей. Вновь оказавшись в закрытом помещении, Сквайр вернулся в исходную позу, оперевшись локтем об окно и задумчиво коснувшись указательным пальцем переносицы. Там будет прохладно, и он понадеялся, что у некеор есть, что одеть.
Да и как ему искать-то этого агента? Что в Эвэй, что в горах, в горах так вообще пропащее дело! На минуту отдавшись охватившему его бессилию, Сквайр устало спрятал лицо в ладонях, нагнувшись и уперевшись локтями в колени, и выдохнул. Ему все сильнее казалось, что он гоняется за тенью в вечерний час, вот-вот, и она исчезнет, а он останется в дураках. И ни единой подсказки, ничего, что могло бы указать на верность или неверность выбранного пути.
Просидев так какое-то время и чувствуя, что от скуки начинает медленно, но верно засыпать, империал поднял глаза на девушку. Не померла ли она там тихонько, пока никто не видит? Да вроде нет, дыхание как будто есть. Сквайр задумчиво кашлянул, смотря не столько на саму Аскер, сколько на её плечо, скрытое под накидкой. Наверняка она ничего ему не скажет, если он примется расспрашивать, раз лишний раз старалась даже не показывать. Так почему бы не проверить, чтобы хотя бы знать, чего ожидать по прибытию? Может быть, она и руки не сможет поднять в случае чего.
Придвинувшись поближе, Инсид опустился на колено и, аккуратно приподняв волчью шкуру, спустил её пониже, открывая своему взору темное пятно на плече Шэс. Его глаза удивленно расширились и тут же прищурились, стоило как следует разглядеть причину её болей. Пятно стало если не чернее, то страшнее - точно, сочилось кровью и гноем, словно вокруг шрама тело медленно мертвело, как вглубь, так, похоже, и вширь. Не надо было быть медиком, чтобы понимать, чем это может обернуться для некеор. И она ходила с этим, даже не обработав как следует, без перевязки, совсем плюнув на заражение и все прочее. А ведь она была нужна ему, еще как минимум неделю, нельзя, чтобы она загнулась слишком быстро.
- Аскер, - серьезным голосом позвал он Шэс, потрепав по руке подальше от больного места и вновь садясь на свое место. - Думаю, твое плечо лучше перевязать. Мы можем вернуться и купить, если нет, чем, тебе рука еще понадобится, раз ты решила работать.

Восточнее деревни Хаора. В дилижансе.

Сосущая темнота буквально поглотил Аскер, едва она закрыла глаза, затянула куда-то на дно ее сознания, в почве которого были похоронены самые тяжелые воспоминания, которые никто и никогда не видел, не знал, о которых не слышал и даже не имел представления. Даже ей самой они иногда казались лишь одним сплошным большим кошмаром, которого никогда не было наяву, который она лишь выдумала неясно по какой причине и с какой целью. Каждый образ этих воспоминаний резал сознание не хуже бритвы, причиняя куда большую боль, чем порез настоящей бритвы. В этой тьме, совсем близко от своих кошмаров, некеор сама не знала почему ее так тянет к ним, почему с каждым мгновением она словно становится ближе к ним, почему тянет к ним руки. Ведь ей не приносило это ни радости, ни облегчения, а мучить себя она и вовсе не желала. Тогда почему? Почему руки упорно тянулись к этому, а едва дотянулись, словно погрузились в огонь, из-за чего пришлось их одернуть назад. Что-то мешало ей, не пускало дальше, утягивало назад, словно отрывало от этого, в то время как она пыталась наоборот удержаться на месте, притянуться ближе. Но ей не хватало сил и с каждой секундой она все отдалялась, пусть и увидеть этого нельзя было – словно она оставалась на месте в этой беспроглядной тьме, до тех пор, пока где-то вдалеке не забрезжил тонкий луч света, затем вспыхнувший горизонтальной полосой и озаривший все вокруг…
…Несколько раз моргнув, Аскер потребовалось несколько секунд, чтобы понять, вспомнить, что она находится в повозке. По всей видимости, она заснула. Неужели так быстро? Даже странно. Пошевелившись, Шэс вдруг поняла, что под левой ладонью, что до этого придерживала накидка, ее больше нет и уже готова была дернутся на месте, подхватить ее, как едва сделав движение услышала слова Блау. Она слушала их замерев в напряжении, смотря куда-то вправо, как будто желая разглядеть его не оборачиваясь, а после того как он замолчал, даже почти расслабилась, шумно выдохнув. Сев на сидении, она развернулась к нему, откинув накидку в угол и прислонившись к жесткой спинке, дотронулась левой рукой до шрама. Черные отметины уже были влажными, а на пальцах осталась тонкая пленка крови и черного гноя. Скрывать это от Каила смысла больше не имело, видимо его любопытство пересилило его и пока она спала, все-таки посмотрел на ее рану. Ну что с ним делать…
- Не нужно, все в порядке, - сказала Тит, доставая из сумки, что играла роль подушки, пусть и очень большой, платок и флягу с водой, которую она купила еще в деревне и сохранила. – Ничего со мной не будет, а перевязь роли и вовсе не сыграет – если ты не заметил, это не простая рана.
Сделав глоток и смочив платок, приложила его к гнойной ране. Пришло почти облегчение и это явно отразилось на ее лице. Держа левую ладонь с платком на ране, а в правой, у ноги, флягу с водой, Аскер посмотрела на Блау.
- Я могу трезво оценивать ситуацию и если я говорю, что ничего страшного, значит ничего страшного. По крайней мере пока ничего ведь плохого не случилось? А это, - она скосила взгляд вниз, - просто неприятного вида выделения. У каждого аллергия проявляется по-своему.
В общем-то она догадывалась, что империал давно может не верить, что это аллергия и эта мысль уже не раз приходила ей в голову, но отступать от этой версии значит подтвердить возможную ложь обо всем этом. А даже если он и думает что-то иное - его право, пусть думает что хочет, главное, что он ничего об этом не говорит и не пристает к ней с расспросами.

Аскер не стала отвечать сразу, неторопливо усаживаясь и проверяя гноящееся ранение. Империал быстро глянул в окно. Уже совсем стемнело, небо было темно-синим, почти черным. Он не знал, что в этом случае в порядке, а что не в порядке, но если некеор утверждает, что при такой картине волноваться не о чем, сложно было представить момент, когда надо будет начинать. Может быть, ей уже было и все равно, но ему самому нужен бы абсолютно здоровый спутник, способный сделать все, как надо. А вот это… Отличная новость в середине пути.
Если бы пятна так и остались пятнами, на это еще можно было бы закрыть глаза, тем более, что и сама Тит не была против отвести внимание от этой своей неприятности. Но эта её аллергия, которая ни черта не была аллергией, по всей видимости, усугублялась со страшной скоростью - только сутки назад на её плече был только шрам. Разумеется, расспрашивать её о происхождении самого шрама бесполезно - ничего не скажет, как обычно, да и толку не будет, он не врач и не сможет ничего сделать, даже зная, в чем проблема.
- Заметил, - ядовито бросил Сквайр, скрестив руки на груди и поглубже усевшись на сидении. Разве она не понимает, что продолжая делать вид, что ничего особенного не происходит, она ставит палки в колеса не только себе, но и ему? Вроде неглупая девчонка, откуда такая безответственность? Поездить по стране хочется?
- Не делай из меня дурака, - силком придавая голосу и лицу спокойно-прохладное выражение, империал выпрямился и слегка подался вперед. - Ты прекрасно знаешь, что это, не понимаю только, почему молчишь. Я не выкидываю тебя сейчас на дорогу, заплачу деньги, это обстоятельство никак не влияет на уговор. Но мне надо знать, насколько на тебя рассчитывать. По тебе не скажешь, что это, - он кивнул на плечо Шэс. - не причиняет неприятностей.
Если бы она сказала об этом в Хаоре, они еще бы могли найти что-нибудь, чем можно обработать рану. Поселение недалеко от Тораса, там должны были уметь оказать медицинскую помощь. И эта девушка еще что-то говорила о его нежелании лечиться в Куполе?

Она знала это. Вот как чувствовала, что в этот раз Блау что-нибудь да спросит. И пусть он не совсем то спросил, скорее даже утвердил правду о том, что пятна эти и не аллергия вовсе, что явно дало понять, что он все-таки так думает, она предвидела подобную реакцию. Да и кто бы не предвидел на ее-то месте? Эта глупая отговорка об якобы аллергии, которая казалась правдоподобной лишь в первый и второй раз, сейчас вообще казалась тотальным бредом – ну что за аллергия вызывает подобную реакцию тела? Даже Тит, будучи не самой образованной знала, что нет таких аллергий. Если исключить один вариант, о котором Блау как раз сейчас и не знал, в отличие от нее. Надавить на свою возможную неосведомленность в подобных делах, списав на аллергию можно бы было, на случай, если подобные и правда есть, только в редких случаях, если бы оно прошло в этом случае. Каил ясно дал понять, что в эту байку он не верит и похоже злился по тому поводу, что она продолжает давить на эту версию. Да нет, даже не «похоже», а точно злился.
Тит нахмурилась на его слова, как будто виновато опустив взгляд. Платок под левой ладонью уже не был холодным от воды, даже нагрелся от жара ее собственного тела. В общем-то, она понимала реакцию Блау на ее вранье, такое явное, понимала и то, что ему хочется чтобы она была полезной ему, для чего он ее и нанимал. Возможно, она подвела его? Хотя нет, она еще не сделала ничего, чтобы можно было утверждать то. Они даже не доехали до нужного города, так что ее работа даже не началась. Так чего он злится? Просто потому, что не знает что с ней и его бесит это незнание? Или то, что она не хочет ему рассказывать?
- Слушай, не начинай, - закрыв глаза и слегка покачав головой, сказала Аскер, после чего подняла темный взгляд на империала. – Ну да, я знаю что это, и что с того, тебе от этого легче? По поводу работы я сказала, что до города я доеду и отработаю что должна - я от своих слов не отказываюсь. Думаешь, если бы я знала, что с этим могут быть проблемы, я бы согласилась продолжить все это и поехать в город? Я не идиотка, Блау, если уж кто кого здесь таким и считает, так это ты меня. А это… - некеор подняла руку с раны и посмотрела на почерневший платок, в то время как рану обдало прохладой, - причиняет лишь боль и все. Если ее много, к ней привыкаешь. Просто не думай об этом и все, работу я свою выполню, так что успокойся.
Замолчав, Шэс сложила платок вдвое, вновь смочила и вернула на рану. Странное дело, черный гной, едва впитавшись в платок, как будто почти высох, словно на платок опрокинули чернила, а не что-то вроде этой черной массы. Ну, оно и к лучшему, не так противно будет вновь пользоваться платком при промывании раны, раз предыдущей грязи на нем чувствоваться не будет.

Ну что ж, по крайней мере, она не стала отнекиваться, подтвердив его слова. Что до уверения в том, что работа будет выполнена как следует - Аскер вряд ли могла знать наверняка. Вряд ли она рассчитывала на такое развитие событий, иначе не стала бы браться. Сквайр надеялся, по крайней мере, что в ней осталось благоразумие. Как ни жаль, но приходилось полагаться на счастливый случай. Уже во второй раз за последние пару часов.
Вновь отклонившись назад, так, что лунный свет не попадал на его лицо, империал молча следил за действиями Шэс. Человек, в общем-то, имеет свойство привыкать вообще ко всему, и Инсид прекрасно это знал. Но даже случайность может стоить ему жизни, а кто знает, что может случиться с Аскер при таком повреждении. Высокий болевой порог тоже может подвести в ответственный момент.
И он до сих пор не мог понять той логики, которой следовала Тит, умалчивая о своем ухудшившемся состоянии. Сквайр бы хорошо понимал её, будь дело её личным, показывать слабость не любил и он сам. Но сейчас она работала с ним в паре, не в одиночку. Империал, выполняя задания, не любил подключать кого-то еще, даже напарников из Син, по той самой причине, что самому себе он доверял куда больше, чем кому-либо другому. В большинстве случаев на спутника положиться нельзя и, похоже, Аскер не стала исключением. Но ничего не поделаешь, наличие телохранителя и собственная анонимность были одними из главных условий задания.
Ничего не отвечая, Сквайр прикрыл глаза, одновременно не давая себе заснуть, вновь погружаясь в размышления о дальнейших действиях и словах, услышанных от тэлийца в Хаоре. Вновь и вновь воспроизводя в памяти то его отдельные фразы, то строчки письма из Империи, он пытался вынести что-то еще, то, что, может быть, не заметил и что могло бы навести его на верную мысль.

==> Шахтерский город Генгер, окрестности Генгера

Радовало, что Блау вроде как успокоился и больше не намеревался задавать вопросов и допытываться, а даже если и не успокоился, все равно молчал. Тит на какое-то время задумалась, почему, даже в случае ее отказа работать, он бы дал ей денег? За какие собственно говоря услуги? Или так, просто, как за сам факт того, что она отправилась с ним и заехала так далеко? Или это у него так вежливость проявляется, а может просто желание помочь ей материально? Он думает, что она так в этом нуждается, что и сама не может заработать себе на жизнь? Очень походило на то. Конечно, может он еще и считает ее малолетней дурочкой, которая слишком много задается, правда его возраст она и не знала, но почему-то предполагала, что он старше ее самой – не выглядел он на двадцать лет, ну никак. Как-то от этих размышлений стало не по себе и вообще неприятно, а потому Шэс решила думать о чем-нибудь другом.
Смотреть в окно не хотелось, вообще ничего не хотелось, а потому еще какое-то время подержав мокрый платок на плече, она убрала флягу в сумку, при этом платок оставив на месте, и прислонившись правым плечом к сумке, постаралась заснуть. Медленно, но верно, звук поскрипывающих колес и стука копыт лошадей все же сделали свое и некеор стала засыпать, периодически чуть больше возвращаясь в реальность, когда уши ловили какие-то более громкие звуки. В эти моменты она поглядывала на Блау, прикидывая, спит он или нет и думая о том, что совсем забыла о том, чтобы дать ему усыпляющий порошок. Правда сам он не попросил ее, может ему и не нужно было, а может природная упертость не позволяла. Как бы там ни было, она не стала предлагать ему его даже когда вспомнила, решив, что лучше лишний раз не трогать империала, не нарываться на ненужные разговоры о состоянии здоровья каждого. Почему-то ей показалось, что в этот момент их отношения стали как-то прохладнее, как будто они оба выстраивали перед друг другом стену, а потому она получалась в два раза толще чем обычная. С этими мыслями Аскер и заснула, напоследок напомнив себе не забыть убрать в сумку склянку с мазью, которая все еще была забита в угол сидения империала.

==> Шахтерский город Генгер, окрестности Генгера

Виллем Блэкферст

Первые десять километров к востоку от столицы.

Небо постепенно светлело, так что, когда, спустя примерно три четверти часа после отправления, мимо них медленно проплыли очертания какого-то странного металлического сооружения, чрезвычайно напоминавшего увеличенную в сотни раз, утащенную и в суматохе оброненную какой-то гигантской кошкой связку сосисок, видимостью Виллем уже вполне был удовлетворён. Чего не скажешь о слышимости, потому что навязанные ему попутчики заметно посапывали, а слева так вообще раздавался звонкий, раскатистый храп – дай каждому, Единый, такую глотку! В довершение ко всем неудобствам, сосед слева отобрал у него пол-одеяла, и Виллем, какое-то время обдумывающий план мести, решил использовать его плечо вместо подушки – всё равно, покуда спит, тот возражать не будет. Облокотившись о горбуна, он начал возносить истовую мольбу Единому, чтобы не оставил его без помощи, одного, со всеми этими варварами, в этой совершенно дикой стране с её совершенно дикими санита... неквалифицированными медицинскими работниками, защищающими самодуршу-диктаторшу. На родине с ним бы так не обращались, там он был всеми почитаемым и уважаемым человеком...
Эта страна явно нуждалась в том, чтобы объяснить ей все преимущества магии.
Когда примерно через четверть часа в окне кареты промелькнула водяная гладь, Виллем, уже успевший мысленно покарать словами и кулаками всех своих обидчиков, заметно успокоился. Через некоторое время уснул и он.

Говорят, что когда человеку снятся воспоминания из детства, это признак отсутствия забот на душе, а также необходимая составляющая хорошего настроения. Однако бывают и такие случаи, которые подтверждают это правило с точностью до наоборот... и Руфусу почему-то необычайно везло на подобные исключения из правил. Такие же, как и сегодняшнее.

Была самая обыденная затяжная поздняя тэлийская весна, и мамина любимица, молодая рыжая кобылка Мэгги, которую кроме ежеутренней и ежевечерней прогулок пока ещё ничем не нагружали, ввиду нежного возраста, дорвалась однажды до молодой ранней весенней травки, ещё слишком сырой и влажной от множества разных причин, чтобы её можно было безнаказанно употреблять в пищу в больших количествах.
Вслед за этим довольно скоро последовало то, что и должно было произойти – и предотвратить наступление этого не могло даже то, что мальчишка – помощник конюха – буквально рвал на себе волосы, как только узнал, в чём заключалась его ошибка. Хотя прогноз ветеринара, скорее, был благоприятным – слишком сильно обожраться Мэгги просто не успела. Да и затруднительно-то это было, с такой весной, как у них.
– Руфи, как ты думаешь, мамина лошадка поправится? – Олль с самым серьёзным видом уцепился за его руку, на лице – не соответствующее возрасту задумчивое выражение. И ничего больше не оставалось делать, кроме как кивнуть молча, дабы успокоить братишку. Несмотря на то, что сам он в то время в таких вопросах разбирался только лишь приблизительно...

Он проснулся и некоторое время гадал – К чему этот сон? – пока не додумался сопоставить его с некоторыми вчерашними... скорее, нет, уже сегодняшними событиями. Действительно, если Цимбал съел нечто неподобающее ещё в городе, первые симптомы должны были проявиться намного скорее. Хотя такой конь, если захочет, везде может найти для себя проблемы.
Руфус прогнал малодушную мысль вернуться и посмотреть, что и как там творится дома, и, чтобы уж совсем успокоиться, начал разглядывать вызвавшегося к ним добровольцем медика – «большого специалиста играть с огнём... то есть, по ожогам», как буквально несколько часов назад охарактеризовал его Эрик, словно верный паладин, вступившийся за честь дамы – даже если эта дама была доктором Бридж и защищать, скорее, следовало уже от неё. Несмотря на свою фобию по отношению к вполне определённой леди-в-белом-халате, Руфус чувствовал нечто наподобие белой зависти в адрес действующего без сомнений и оглядки на общественное мнение санитара. Вполне возможно, что это даже было его Поступком, с большой буквы. Не говоря о том, что далеко не каждый способен заставить себя встать в такую рань, чтобы проконтролировать отправку, если ему не было приказано это сделать. Так что, хотя в своей крутости парень, возможно, и перегнул палку, трудно было удержаться, чтобы не начать симпатизировать ему.
Возмутитель спокойствия всея медицинской части Купола имел круглое, благодушное – по крайней мере, во время сна – лицо: посмотришь на него – и не поверишь, чтобы такой тюфяк мог сказать какую-нибудь гадость в лицо доктору Бридж. Хотя вполне вероятно, что это могло получиться у него случайно. Курносый нос в веснушках, уже начинающие редеть на висках волосы цвета мокрого кварцевого песка, полные губы... несколько оттопыренная нижняя придавала лицу довольно капризное выражение
Цвет волос выдавал в незнакомце иностранца, и Руфус закономерно вспомнил слова венценосного дядюшки о блеймрисских магах-целителях, согласно договору, направленных в распоряжение Купола. «Так вот что ты за птица? Только дипломатических осложнений нам ещё и не хватало...»
Однако делать нечего – нужно было добиваться успеха с теми помощниками, которые есть.

Около десяти утра. На подъезде к Нур.

Покачивающее, мерное, убаюкивающее движение прекратилось, его нахально отпихнули к своей стороне сиденья, где тут же начало нагло бить в лицо своими тёплыми лучами солнце. Однако Виллем, вопреки ожидаемому накануне, не утратил бодрое расположение духа – он чувствовал, что во сне на него снизошла благодать Единого, что то, что ранее казалось ему непреодолимой проблемой, на самом деле является лишь испытанием, что эта поездка на самом деле должна оказаться его счастливым случаем... да, кстати, не мешало бы получше разузнать о ней. А уж потом... «А потом, когда будете докладывать о результатах своему начальству, я заставлю вас доложить, голубчики, что без моей помощи ваша задача оказалась бы невыполнимой. Железяками махаться в ваших краях может... да кто угодно... – Виллем с сомнением взглянул на горбуна, как на возможного конкурента: не оказалось бы так, что тот тоже владеет каким-то уникальным умением, иначе с чего бы им брать человека с физическими недостатками. – А вот лечить вас от последствий вашего геройства под силу только мне, и ваши провинциальные знахари мне здесь не соперники...»
Виллем понял, что сидящий напротив него военный не спит, и поспешил напустить на своё лицо благожелательное выражение.
– Вы не знаете, а почему мы стоим? – мягким тоном спросил он. – Что случилось?

По лицу незнакомца скользнуло неприятное выражение... впрочем, довольно сразу оно пропало и, возможно, вовсе не означало ничего плохого. Возможно, ему просто приснился дурной сон.
– Вы не знаете, а почему мы стоим? – задал вопрос новоявленный целитель поневоле. Хороший вопрос. В яблочко. Пришлось открыть дверцу дилижанса и перефразировать его стоящему рядом с одной из лошадей вознице.
– Солнце взошло, милорд, – отозвался возница – немолодой крепко сколоченный мужчина с нечёсаной коричнево-рыжей шевелюрой, буйно торчащей во все стороны, словно какая-нибудь пакля или мочалка. – Кони вспотели. Надобно их обтереть, а то простынут – беды не обойдёшься.
И потом, не обращая никакого внимания на любопытствующих пассажиров, принялся обихаживать другую лошадь, запряженную перед первой.
– Как видите, вынужденная обстановка... – Руфус повернулся к сидящему напротив него мужчине. Тот едва заметно кивнул, то ли тоже уловив, в чём дело, и соглашаясь – то ли просто соглашаясь, на всякий случай. – И, раз уж нам суждено какое-то время находиться в одной команде, давайте познакомимся. Меня зовут Зигмунд.

Около десяти утра. На подъезде к Нур.

«Ха, видали мы таких военных! Нет бы сразу сказать, что и сам не знает, а этот гусь выкрутился – воспользовался случаем, чтобы переадресовать заданный ему вопрос на другого.»
Виллем поёрзал на сиденье. Нет, этот бардак в Тэлойе не мог не вызывать у него чувства собственного превосходства и гордости за свою страну. Прежде всего – неразбериха с титулами. Кем бы ни был и кем бы себя не мнил сидящий напротив него военный, на «милорда» он был ничуть не похож, не хватало блеску, шика. В крайнем случае, «лорд» – возница, скорее всего, просто ошибся.
– Виллем, – кратко ответил он, стараясь скрыть обуревающие его чувства. – Собственно говоря, меня намеревались назвать Вильямом, но тот парень, который выписывал свидетельства о рождении, просто ошибся.
«Вот так. И побольше малозначительных, но придающих правдоподобие рассказу подробностей. Пускай они считают тебя безвредным чудаком – в твоей ситуации это самое безопасное...»
– Я детский врач, – начал он придуманную им и почти не отклоняющуюся от действительности легенду. Не то, чтобы это не было правдой – просто это было ещё не всем, чем он в действительности являлся, а всего лишь фасадом той многогранной личности, которая носила единственное и неповторимое имя Виллема Блэкферста. – В особенности предпочитаю работать с детьми с дефектами слуха и речи, даже выучил специальный язык жестов для общения с ними, – как бы задумавшись, как бы машинально Виллем продемонстрировал несколько простейших, легко узнаваемых жестов, таких как показываемый двумя пальцами глагол «идти». – Понимаете, они не всегда могут рассказать, где у них болит... да и у некоторых взрослых тоже существует такая проблема...
«Вот так. И побольше о своей благородной миссии, это располагает...»
– Теперь вы понимаете, почему я так удивился, когда мне объявили о том, что я еду с вами. Если что-то я и наговорил лишнего, так поверьте, это только потому, что я был выбит из колеи. На самом деле маг я неплохой, ещё никто не жаловался, вы уж поверьте мне.
«Попробовал бы не поверить...» Натренированные пальцы Виллема сами собою сложились в нужный знак и тут же, почти без паузы, он произнёс короткое заклинание, вызывающее у объекта прилив симпатии по отношению к заклинателю. «Теперь ты тоже подумаешь, до чего же я хороший человек...»
– Я сильно извиняюсь, что решился побеспокоить вашу милость таким вопросом, – начал он по привычке, чтобы проверить действие заклинания. В случае успеха отказать такому милому человеку, как он, было просто невозможно. – Однако сейчас я не отказался бы от хорошего завтрака.
«И, разумеется, ничего платить за это не собираюсь. Вы втянули меня в это дело – следовательно, вы и обязаны кормить меня на всём протяжении этого путешествия. Оплата за мои услуги, разумеется, пойдёт отдельно...»

«Стало быть, детский врач... И как же это тебя угораздило втянуться в такое большое и серьёзное дело, если уж даже мы испытываем сомненья в его исходе?..
Наверно, судьба...»
Руфус чувствовал неловкость, что позволил себе втянуть в своё предприятие этого, вне всякого сомнения, достойного человека, явно привыкшего к другой, более тихой, размеренной и спокойной жизни.
Момента, когда его отношение к попутчику изменилось в лучшую сторону, он как-то не заметил – и даже если бы кто-то и указал бы ему, что такой момент непременно должен существовать, так всё равно не поверил бы и даже начал бы отрицать сам факт таковой перемены и утверждать, будто с самого начала понял, что его новый знакомый – это очень хороший человек. Ну и что, что такое поведение для него не типично? Он так чувствует.
В молчании они сжевали по паре бутербродов, по очереди утолили жажду питьём из крышки от фляжки с чаем. Возница, кажется, тоже куда-то отлучался, потому что когда он появился – спустя несколько более обещанного часа – от него навязчиво тянуло запахом жареных мясных пирожков, жареного чеснока и жареного же мяса со специями, а на щеке красовались свежие царапины. Свою отлучку он никак не объяснил, сказал лишь только, отряхивая мокрую, явно залитую водой рубашку:
– Мы теперь не так быстро поедем. Прибавим только где-то после трёх, когда солнце на убыль отправится.
И карета тронулась, но теперь уже в более спокойном темпе, чем раньше. Разговор непонятно по какой причине не клеился и, дипломатически-вежливо повращавшись некоторое время вокруг фраз «И давно вы в нашей стране?», «Как вам здесь нравится?», и, наконец, споткнувшись на фразе: «Как вам нравится в Куполе?», тоже заразился дремотным настроением, царящим в окрестностях дилижанса, и, сонно зевнув, свернулся в клубочек на коленях у путешественников и заснул за компанию вместе с ними.

В тридцати восьми километрах от Тораса.

Насколько ему удалось понять, кучер оказался хозяином для своего слова: они ехали медленнее, раз или два останавливались и двигались потом с черепашьей скоростью – а приоткрыв во время одной из таких остановок дверь и посмотрев вперёд, Виллем увидел кучера, заботливо вытирающего их лошадок, а потом заставляющего двигаться их вперёд в нужном темпе, чтобы не простыли и не запалились. За всё это время Виллем, хоть он и не был сторонником питания всухомятку, потихоньку, всё время оглядываясь на наконец заснувшего военного – Единый, до чего же тот оказался нудным со своими вопросами, как если бы изучал этикет лишь по книжкам и никогда не общался с живыми высокопоставленными лицами – «скурстил» ещё один бутерброд, не отказывая себе, приложился ртом к фляжке с чаем, некоторое время притворялся спящим, пока то же самое делали два других попутчика, некоторое время прислушивался к их разговору, из которого, кроме их имён и предполагаемой сферы деятельности, Виллему также не далось узнать что-либо важное – что лишь раздразнило его любопытство – и наконец, когда лошади вновь «зарысили», снова решился открыть глаза.
– Доброе утро, добрый день или добрый вечер – что вы предпочитаете? – мягко, с обаятельной улыбкой спросил он. Это должно было развеять все возможные сомнения и предубеждения – в самом деле, ну как можно было за что-то сердиться и обижаться на такого лапочку. Видно же, что он только проснулся – стало быть, без спроса ел бутерброды и пил из фляжки уж точно не он. «И утритесь... то есть, я, конечно же, хотел сказать, утритесь пожалуйста... раску вашу за ногу...»
– Судите сами – солнце на юго-западе, – довольно неприветливо ответил сидящий рядом горбатый.
Это было невыгодно. Виллем предпочёл бы, чтобы тот сидел напротив него – чтобы было удобней показывать любимый психологический фокус из серии «Ловкость рук и никакого мошенничества. Только магия».
– К сожалению, мне эта информация ни о чём не говорит... – раздосадованно начал он, даже не стараясь подпустить в голос вкрадчивые или елейные нотки.
И нарвался на непрошенную лекцию из области науки.
Через четверть часа Виллем недолюбливал зануд-техников почти так же, как втянувших его в эту поездку. Через полчаса медики казались ему безгрешными ангелами по сравнению с разглагольствующим рядом умником от инженерии.
Спустя ещё немного он перешёл в наступление, беспощадно докапываясь до сидевшего рядом оппонента, какой вред причиняет живой среде его стремление удовлетворять собственное любопытство. За государственный счёт, между прочим.

– ...Не идя против Творца, мы стараемся постичь то, что он создал для блага наших потомков... – с пафосом процитировал Рихтер и его громкий голос наконец-то вырвал Руфуса из сонного состояния.
– Нет, почему же? Вы уже это мне говорили. И я даже вполне допускаю, что вы сами верите в то, что говорите...
Мягкий голос блеймрийца... кажется Виллема, или... как его там... почему-то вызывал тревожные предчувствия. Как будто бы ещё немного – и неожиданно должен последовать взрыв.
«Наверное, это потому, – внезапно вдруг понял Руфус, – что на моей памяти ещё никто не говорил с Найтом так, как будто он страдает галлюцинациями. Вот выдвинуть какую-нибудь идею, пожонглировать доводами и фактами, а потом выстроить их в единую логическую систему и отринуть всё лишнее – это совсем другое дело...»
– Мы бережём нашу природу. И нам не безразлично, в каком виде мы оставим наши земли нашим детям. Так что если вы рассчитываете, что сумеете прибрать к рукам всё наше сырьё...
– Да ничего подобного! Мы тоже бережём нашу природу. И она у нас не такая... х-холодная... Она также относится к нам с теплом и лаской, как и мы к ней!..
Международный конфликт в масштабах одного отдельно взятого средства передвижения был в самом разгаре. «Когда же они начали, хотелось бы знать?..»
– Найт, который час?
– Четверть пятого. Не беспокойся, скоро доедем, Ваше... Гх-хм-м...
Иностранец навострил уши. Конечно, на самом деле уши его были неподвижными, однако на лице было написано недвусмысленное любопытство.
– А позвольте спросить, куда, на самом деле, мы едем. Я хочу предупредить, что я простой целитель и, как вы, надеюсь, правильно предполагаете, не смогу участвовать в схватке. Дикие звери – это как-то не по мне. – Он выразительно повертел своими маленькими и пухлыми ладошками.
Найт заинтересованно следил за его руками.
– Ух ты... А это какой знак?
– Это... – на мгновение блеймриец, казалось, смутился. – Это означает: в бою я также бесполезен, как оставшийся без рога единорог...
– Ну надо же! Какой простой жест – и какая витиеватая фраза. Можно, и я так попробую?
– Вы рискуете сломать себе пальцы без тренировки.
Виллем казался безмятежным. Казалось даже, что он нарочито безмятежен – а может быть, просто радовался, что разговор опять перешёл на его хобби, после стольких-то минут спора. Он сложил пальцы правой руки в кулак, оставив разогнутыми только указательный и мизинец, и изогнул руку в запястье так, что оба пальца оказались направленными в сторону Рихтера.
– Вот это – карог. Видите, какие у него клыки?
– Ну тогда я пойду охотиться. Ты не видел здесь вилку?
– Не видел. И вообще, хватит дурачиться...
– Я не дурачусь. Я провожу мысленный эксперимент.
– Эксперименты оставим на завтра. Давайте лучше, пока нечего делать, доедим все эти бутерброды – всё равно до завтра испортятся.
– Ну что ж, я не против. Привал – значит привал. – И, слегка повернувшись корпусом вправо: – Прикажете подать вам бутерброд с сыром или с колбасой, ваше целительство?
– С сы... с колбасой. А ваше кофе лучше не надо, оно у вас недостаточно вкусное.
– А откуда вы зна... Ру... Зигмунд, это точно маг! Самый настоящий! Может быть, он и чужие мысли читать умеет? – И, снова повернувшись к Виллему: – А ну угадай: в какой руке у меня находится кусок сахара?

В десяти километрах от Тораса.

На деле инженер оказался сущим хамом – подумать только, предположил, будто он, Виллем, ни на что не годится кроме демонстрирования ярмарочных фокусов. К счастью, в силу своей типично технарской ограниченности этот заполошный фанат карандаша и линейки сам допустил немало ошибок. В частности, не засёк знак, который его целительство Виллем, забывшись, едва не напустил на военного с забавным титулом «гх-хм-м» – судя по всему, на гласные буквы тот ещё не заработал. Присвоенное ему титулование нравилось Виллему намного больше – в частности, из-за вещей, с которыми можно было его рифмовать. Но это было несбыточно: чтобы заработать хотя бы мало-мальски приличный титул, нужно было совершить что-нибудь небывалое, а Виллем не любил долго мечтать о несбыточном.
Зато ему повезло с той странной двухслойной фляжкой, в которой инженер и держал свой самый любимый напиток. Найдя фляжку наполненной наполовину, равно как и небольшую лужицу под ней, тот совершенно ничего не заподозрил – только хлопнул себя по лбу и вскрикнул: «Вот чёрт! Так и знал, что она будет протекать!»
В это время Виллем спокойно ел свой хлеб с маслом и колбасой, вместе с двумя военными – к сожалению, вопреки ожиданиям Виллема, они вовсе не собирались обсуждать между собой детали предстоящей операции – даже хотя бы то, где они остановятся на ночь. Это было, по меньшей мере, возмутительно – не каждому доставляет удовольствие ночевать в чистом поле, где даже приличные кустики не встречаются. Трактир же намного удобнее – да и гигиеничнее. И от горячего супа – за счёт нанимателя – Виллем бы тоже не отказался.
– Вы не подскажете, сколько ещё нам осталось? – спросил он, дожевав последний бутерброд (инженер, отчаянно чертыхаясь, только-только закончил вытирать свою сумку). Более знакомый военный ответил:
– Уже менее часа.
– Какая жалость, – заметил Виллем. – Я хотел сказать, что с приятными попутчиками только ехать и ехать... Там, наверное, холодно, куда мы приедем – не одолжил ли ваша... – «Ваша гх-хм-м...» – милость свой плащ: я боюсь, что распугаю всех, на кого вы охотитесь, своим хлюпающим носом...
Выманить плащ чары Виллема оказались пока бессильны – возможно, он чего-то ещё не учел в характере своего спутника – однако удалось разжиться свитером, который он оставшееся время и надевал под свою в спешке захваченную одежонку.

Он сидел и мысленно ругал себя, что не догадался захватить побольше тёплой одежды. «Вот, южанин уже зябнет. И хотя тот и маг-целитель – кто знает, какие у них могут быть ограничения? Конечно, если простынет, Виллем, скорее всего, сумеет себя вылечить – но кому охота тратить зря свою силу? Или то, чем они там пользуются при сотворении магии...
Хваление Единому, Рихтер, наконец-то решил оставить свою сумку в покое – и теперь старательно запихивал туда всё, что вывалил. Очень жаль, что его попытка получить удерживающий тепло сосуд оказалась неудачной. А Виллем наконец-то ухитрился влезть обеими руками в рукава – и теперь старательно одёргивал свитер, чтобы смог, наконец, застегнуться его пиджак. Оба они при движении сталкивались, потому что упорно старались не смотреть друг на друга. Точно малые дети, ей-же богу!»
Руфус ещё раз пожалел, что не взял вместо этих двух гражданских ещё двух военных, однако отступать было уже поздно. Но мало было шансов надеяться, что «наука» и «магия», в лице этих двух своих представителей, наконец-то поладят друг с другом.
– Кажись, приехали, – откуда-то снаружи послышался голос возчика. – Вон, ворота-то ещё не закры... я хотел сказать, мост-то ещё не подняли, ваше лордство... Не придётся ночевать под открытым небом, ваша милость.
– А что, могли бы? – высунувши голову в дверцу, спросил он. Теперь и Руфус мог видеть приближающиеся мост и ворота: всё было в точности, как описал кучер – ворота закрыты, но мост опущен, стало быть, можно постучаться.
– Трудно сказать. Всё зависит от того, насколько беспокойное сейчас время.
– Ладно, посмотрим. Там видно будет.

==> Торас. Ворота в город и конюшня