Пират своеобычно фамильярничал, но как-то вяло, словно отмороженная рыба, и Руфус понял, что маскировка ему удалась. Похоже было на то, что Крейн ещё не догадался, кто стоит перед ним, и потому осторожничал, стараясь не сказать лишнего, покуда не определятся уязвимые места незнакомца. Также не следовало списывать со счетов, что глаза пирата могли быть подвёргнуты воздействию раздражающего газа – тогда несколько позже, когда вампир проморгается и его зрение восстановится в полном объеме, Крейна могли посетить и более удачные идеи относительно как своего положения, так и путей улучшения его пиратским проверенным методом «за чужой счёт».
Руфус передал приказание держать курс в том же направлении, в котором летели и перевозящие клеть драгуны, подумал, взглянул на шторм, поморщился и приказал забрать несколько влево, чтобы миновать грозу по правому флангу. Стратегически выгоднее было предоставить драгунам самим разбираться с грозами – авось хоть снизятся – самим же не связываться с непогодой и быть на подхвате, в ожидании, когда предоставится какой-либо удобный момент для атаки. Правда, с таким подходом оставалось только одно «но»: что, если крылатые решат не снижаться, а наоборот, подняться ещё выше и обойти грозу поверху.
– У тебя есть какие-либо предположения? – задал он вопрос Крейну. – Куда они могли вас везти? Почему драгуны вообще вздумали вас похитить?
Корабль слегка покачнулся, беря курс на юг, чтобы затем, держа между собой и грозой безопасное расстояние, идти параллельным курсом – однако не станет ли то расстояние роковым для одинокого человека, летящего под грозой, сквозь снег и молнии, в обычной металлической клетке, не бросят ли её драгуны, лишь бы только спастись самим?..
Руфус почувствовал, что внутри у него всё похолодело – словно в горле застрял большой кусок льда, из-за которого было трудно разговаривать.
– И я советую тебе соображать как можно более быстро и чётко, – про себя принц решил, что немного угроз вампиру не повредит, и хотя голос его на первых порах прозвучал несколько сдавленно, из-за сказываемого беспокойства, ещё несколько слов спустя он окреп и в нём отчётливо зазвучали холодные металлические нотки. – Ведь ты же, надеюсь, не думаешь, что мы бы пошли на конфликт с драгунами исключительно ради тебя самого?
– Он, наверное, думает, что он переодетый исфирский принц, и что потому все обязаны мчаться, спешить на помощь этому искуснику, – недобрым смехом рассмеялся кто-то из помогавших ломать драгунскую клетку. – Пират.
Неожиданно вдруг откуда-то сбоку раздался громкий шлепок, так что принц на мгновение удивлённо обернулся от неожиданности. Однако опасности не было. Просто Честер стоял столбом, уже второй раз за полёт схватившись за щеку, а Лушла, уперев руки в боки, возмущённо выговаривала ему, что эту «дочь Леса» она поддержит и обогреет сама, а сам Джек Оцелот, если уж ему так невтерпёж совершить какое-либо полезное дело, пусть мигом сгоняет за её плащом, не видит, что ли, какой поднимается ветер, охальник хвостатый.

Амброзий отвечать не спешил исключительно из-за того, что промерзшие мозги отказывались соображать быстро, вопреки всяким угрозам, а ситуация между тем требовала срочнейшего осмысления. Ему уже было ясно, что этот воздушный корабль оказался здесь совсем не случайно вовсе не из-за него, - что лишь подтвердилось ехидным замечанием, прилетевшим со стороны, на что Крейн не преминул ответить злобным взглядом, - более того, эти люди прекрасно осведомлены о том, кем является Оливер, а также о роде занятий самого Крейна. Чем и воспользовались, похоже, нарочито замаскировавшись соответствующим образом и создав видимость, будто пришли именно за ним. Однако, раз уж их истинной целью был Оливер... пират мысленно выругался. Это миссия по спасению тэлийского принца, похищенного драгунами, а эти терранцы, по всей видимости — тэлийские военные. Должно быть, драгуны не стали мешкать и отправили письмо с требованием выкупа еще вчера... а эти и не собирались выполнять никаких требований, а вместо того вырядились пиратами и решили отбить парнишку силой, дабы не провоцировать международного конфликта. Вот только не ожидали они, что вместо принца выловят пирата и полуэльфийку...
На душе стало тоскливо, перед мысленным взором как-то само собой возникло видение петли, мерно покачивающейся на фоне унылого серого неба. Амброзий бросил короткий взгляд по сторонам в тщетной надежде хоть на какой-то выход, однако единственный таковой маячил в виде корабельного борта — прыгнуть и разбиться, только бы не давать этим воякам учинить над собой расправу в соответствии с их протоколами. Единственное благоприятное зрелище во всем этом являл вид полуэльфийки, которую уже приняла под свое покровительство девчонка-некеор, та самая, что в паре со своим сородичем выступала в этой миссии в роли рыболовного крючка для рыбки-клетки, - вот уж кому свезло, так свезло, попасть в такую переделку и выбраться благодаря совершенно случайному стечению обстоятельств... по крайней мере ей виселица не грозит.
- Теперь не думаю, — наконец, нагло осклабился Крейн; положусь на удачу, решил он, авось подвернется подходящий случай, и можно будет улизнуть, или же с кораблем что-нибудь случится в такую погоду. - Как я понимаю, вам нужен Олли, принц тэлийский. А это все — маскировка.
«Да, братцы, тут вы маленько промахнулись,» - мелькнуло в голове, и Амброзий не смог сдержать хитрой ухмылки. Выступить под пиратским флагом для этих ребят, если он не ошибся на их счет, - деяние весьма и весьма щекотливое. Вряд ли оно получило широкую огласку, скорее всего, решение было принято в узком кругу, и предполагалось, что дело будет провернуто тихо. Без свидетелей. А свидетели, увы, есть, и значит, от них придется как-то избавляться. Ножом по горлу и за борт им не позволит пресловутое благородство, а вот притянуть какие-нибудь грешки и вздернуть на городской площади — это самое то. Ну, девчонку, может, посадят пожизненно, чтобы не распускала язык.
«Но если удача мне улыбнется, и я выберусь живым, будьте спокойны, братцы, уж я вытрясу из вас все возможное и невозможное за свое молчание.»
От таких мыслей на душе даже немного полегчало. Амброзий небрежно улыбнулся предводителю и пожал плечами.
- Я не знаю, куда нас везли. Драгуны обещали скормить нас демонам, хм, должно быть, мы были нужны им для какого-то религиозного ритуала. С жертвоприношениями.
Сказал — и задумался. В самом деле, если драгуны собирались получить выкуп за принца, то куда тащили всех троих? А если не собирались, то как тэлийцы узнали о похищении? Ведь Оливер был на дороге совсем один, когда Крейн повстречался с ним, и свидетелей самого похищения не было. Тогда как тэлийцы так быстро узнали, что принц пропал?
«Руфи отправил его в эту сторону, вот что,» - вспомнил он встречу с младшим з'Аввазетом; хоть тот прямо и не упоминал о каком-либо поручении от брата, однако из многих его слов и действий выходило именно это. И разумеется, когда Оливер не вернулся вовремя, старшенький всполошился, отрядил своих подручных на поиски, те прошли по следам...
Амброзий остро оглядел предводителя с ног до головы. Ростом и комплекцией тот вроде вполне соответствовал, да и голос... Неужто Руфи собственной персоной? Тогда понятно, откуда ихний «Джек Оцелот» столько про Крейна знает, и понятно, откуда эти вояки вообще знают о нем и почему организовали эту миссию именно под пиратским флагом...
«И если старший братец возглавляет все это дело... подумать только, принц северной страны промышляет под сенью Крылатого Джека! Да за такую тайну я до конца жизни в золоте купаться буду!»
Хотя конец ее, скорее всего, наступит очень скоро, по прибытию в ближайший воздушный порт, опомнился Крейн и сник, а спустя мгновенье уже начал подумывать, не было бы лучшим исходом, если б драгуны донесли их клетку до места назначения.

Империал отвёл взор от бесчувственного драгуна, которого уже опутывали прочным тросом, и взглянул на клетку, с которой как раз сбили замки. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы осознать: их усилия были частично напрасными. Узников клетки оказалось всего двое, и ни один из них, по извечному закону подлости, не был сэром Оливером. Помимо Крейна в клетке присутствовала ещё одна пленница – молоденькая и худощавая девчушка с взъерошенной и припорошенной снегом ярко-рыжей шевелюрой, тонкими чертами лица и большими жёлтыми глазищами, созерцавшая спасителей с искренним восторгом… однако и с настороженностью тоже. Ну разумеется, та самая Ганн, о которой рассказывал бандит в застенках милиции. Что ж, то, что она теперь в безопасности, само по себе хорошо: но где, в таком случае, сэр Оливер? И куда несли драгуны этих двоих?
«Проклятье, если принц по-прежнему в лапах этих крылатых уродов… Неужто придётся всё-таки идти штурмом на драгуний город? Ох, как не хотелось бы: сейчас всё вроде прошло гладко, но кто знает, справимся ли мы с сотнями крылатых противников… У нас всего один корабль, и шансы невелики: а возвращаться, чтобы заручиться поддержкой ещё нескольких судов – во-первых, чересчур долго, а во-вторых, перечеркивает всю секретность миссии. Ну кто поверит, что целая флотилия пиратских кораблей невесть зачем напала на драгунью цитадель? Пойдут слухи, подозрения… и если информация выплывет наружу, это будет провал. Причём такой, какого тэлийская армия уже наверняка лет сто не знала… Ладно, для начала стоит выслушать спасённых: а потом, разумеется, пленного допросить – зря, что ли, он к нам на палубу свалился, не иначе как подарок судьбы».
Сэр Руфус меж тем подступил вплотную к Крейну: лица рыцаря Тачиро не мог разглядеть под маской и очками – но не сомневался, что сейчас оно воплощает собой маску опустошённости. Наверняка рыцарь-Дракон уже успел предположить худшее, не обнаружив в клетке своего брата: впрочем, на его месте империал тоже предположил бы подобное… Остаётся надеяться, что всё сложилось лучше, чем они думают. Ситуация слишком неопределённая, чтобы сразу предаваться панике: и не помешало бы для начала вообще определиться, куда драгуны несли пленников. Ну-ка…
Империал оглянулся в поисках какого-либо ориентира: конечно, самым лучшим вариантом было бы наведаться в капитанскую рубку и свериться с показаниями компаса, но оставлять сэра Руфуса наедине с Крейном (ну, пусть и не наедине – но остальные вряд ли подозревают, насколько опасен этот тип, и могут не успеть среагировать) не хотелось. Впрочем, Тачиро улыбнулась удача: неподалёку от себя он заметил парня в чёрной кожаной куртке, правое предплечье которого охватывал широкий кожаный наруч с вделанным в него компасом. Подобные штуки обычно носили на корабле офицеры-навигаторы, чтобы всегда иметь возможность определить курс.
– Эй, брат, ну-ка позволь, – вполголоса произнёс Тачиро, тронув навигатора за локоть: поколебавшись, офицер протянул ему руку. Империал уставился на подрагивающую стрелку компаса, жало которой указывало в снежную мглу по правому борту в направлении приблизительно меж правой бортовой мачтой и полуютом: затем перевёл взгляд на нос судна. Разум его воскресил в памяти познания в области корабельной навигации и призвал на помощь логику. Так: вряд ли драгуны стали бы маневрировать на своём пути – в такую погоду и при таком ветре груз надлежало бы донести до места назначения как можно быстрее. Если предположить, что пленников они несли со стороны Дунгиля – опять же так и должно быть, вряд ли в горах у драгунов понастроено ещё с десяток крепостей, иначе об этом было бы известно тэлийским войскам – а также принять во внимание, что корабль курса не менял и они продолжают следовать маршрутом драгунов – значит, их цель лежала в юго-юго-западном направлении от горы Дунгиль. А если припомнить карту и прикинуть, какой ближайший населённый пункт лежит в этом направлении…
Ну да, точно!
Тачиро вновь обернулся к сэру Руфусу, отрывисто допрашивавшему Крейна. Девушку-эльфийку уже успела взять под свою опёку Лушла Шепард: империал про себя мимоходом отметил, что стоит держаться поближе к этой Ганн. Конечно, сейчас она наверняка преисполнена благодарности по отношению ко всем… но не стоит забывать, как окрестил её бандит. «Воровка». Эти криминальные элементы – довольно непредсказуемый люд, и сложно представить, что может прийти ей на ум, когда она сообразит, на каком корабле оказалась: чего доброго, пырнёт госпожу Шепард в бок спрятанной в рукаве заточкой, а сама затаится в машинном отделении до самого прибытия в порт, где и сбежит. Крейн меж тем понемногу оттаивал, и одновременно к нему возвращалась его наглость: вот в его речи уже прозвучало пошлое сокращение «Олли», вот он нахально осклабился… И Тачиро вздрогнул. Что за дьявол? Вместо острых вампирских клыков во рту Крейна в два ряда красовались самые обычные зубы. К тому же его глаза, сейчас нахально сощурившиеся на сэра Руфуса, лишены были обычного для вампиров красноватого ободка вокруг зрачка.
«Ничего не понимаю. Он что, съёмные вампирские зубы носит, чтобы народ дурить? Или в самом деле владеет какими-нибудь «сфирическими искусствами», будь они неладны? Сроду не слышал об исцелении от вампиризма! Ох, ладно, с этим позже разберёмся…». Когда прозвучала фраза Крейна о «жертвоприношении демонам», империал подался вперёд и положил руку сэру Руфусу на плечо, не дожидаясь реакции со стороны рыцаря.
– Командир… – вполголоса проговорил он, на случай, если Крейн их не узнал. – Я тут успел кое-что рассчитать: не спешите тревожиться. Не знаю, каким там демонам поклоняются эти драконьи пасынки, сроду о таком не слышал – но если их и сэра Оливера несли в одном направлении, а со слов Крейна всё так и выходит… То единственный возможный пункт назначения, куда их могли нести – Генгер. – Он сделал широкий жест рукой в сторону бушприта. – Прямо по курсу Генгер, и если мы не изменим курс, то пройдём прямо над ним: хотя в таких-то тучах сомневаюсь, что нас заметят. – Что было правдой: к тому же, по всей видимости, назревала гроза.
– Похоже, тот Йохо не врал, когда говорил о том, что мы найдём там «ответы на вопросы», – продолжил он. – Я ничего не могу знать точно… но предполагаю, что требования о выкупе или чём-то таком всё же были доставлены туда, и кто-то добился освобождения пленников. А значит, принца несут в город, а возможно, уже и доставили. Вряд ли у драгунов принято приносить пленников «в жертву демонам» посреди степей Эвейлинга, скорее ради такой цели их увели бы в недра горы. И кстати… – Тачиро обернулся к эльфийке.
– Госпожа Ганн, насколько я понимаю? – мягко произнёс он. – Вижу, вы озябли: быть может, хотите получить назад свой плащ? Если вы, леди Лушла, намерены послать за тёплой одеждой, то плащ госпожи Ганн как раз в нашей каюте.

«Маскировка?.. Ну, если ты такой умный, будь тогда умным до конца и сообрази, что будет с твоим языком, если не будешь хранить его в надёжном месте... да, кстати, что случилось с твоими клыками, Крейн? Втягиваются, подобно когтям?.. Не хочешь зря провоцировать команду?.. Или выбили на память драгуны?..»
Следующая фраза поглотила его, нахлынувши тёмной и холодной волной, что предвещала приход безумия, разрушительной ярости – тем более разрушительной, что ей не позволялось прорываться наружу. «Скормить... демонам?!.. Жертвоприношение?!.. Смерть, смерть всем драгунам, что осмелились пойти на такое!»
И гнев и отчаянье прорывались откуда-то с самых тёмных глубин его натуры, словно исподволь, поднималось чёрное-пречёрное бешенство. «Что, если они уже опоздали?.. Что, если драгуны уже начали свой жестокий, нечеловеческий ритуал, и отсутствие более чем половины непосредственных его участников ничем не облегчит участь того из пленников, которого команда псевдо-пиратского корабля перехватить не успела.
Его брата. Оливера. Его брата, который ни разу в жизни ещё никому не сделал зла!..»

Тачиро вмешался вовремя (возможно, ему не мешали думать родственные чувства), и по его словам выходило, что драгуны держали курс не абы куда, а именно в Генгер – возможно, уже условившись о выкупе. И, что бы ни затребовали в обмен на жизнь принца и двух его случайных знакомых крылатые разбойники – оставалось только порадоваться, что свои условия сделки они теперь не могли выполнить в полном объёме, и положиться на сообразительность тэлийских переговорщиков, положиться, что у них окажется достаточно ума, чтобы выторговать что-нибудь в пользу Тэлойи, если условия предыдущего договора были слишком кабальными для страны.
Однако теперь совершенно необходимо было сберечь в тайне настоящие имена всех участников налёта. И не в последнюю очередь необходимо было узнать намерения того беловолосого авантюриста, у которого даже в такую погоду было такое выражение лица, как будто он только что вышел сухим из воды.
– Теперь пора решать, Крейн, – произнёс принц ледяным голосом, крепко беря пирата за единственный имеющийся у того в наличии локоть обеими руками, – будешь ли ты с нами или же против нас? – сбоку раздался резкий щелчок – это кто-то уже взводил арбалет, заряжённый «болтами» с серебряными наконечниками. – Если с нами, то ты тут же получишь сухую одежду, еду и чего-нибудь горячительного. В обмен на это... кстати, не забывай, что ты всё ещё обязан мне отчётом. Насколько я понимаю, тебе всё же как-то удалось пройти мимо охранников. Вот с этого самого момента и до сегодняшнего дня. Справишься? В противном случае... – он намеренно не договорил, подпустив себе в голос угрожающие нотки и повернув голову в сторону связанного по рукам и ногам драгуна, которого уже волокли в трюм, чтобы быть уверенными, что тот не увидит и не услышит ничего лишнего. Пока крылатый человеко-ящер был без сознания, однако кто мог поручиться, в какую минуту он придёт в себя, если о нём все позабудут.
– Вы же не волнуйтесь, сударыня, – более мягким тоном добавил он, поворачиваясь к полуэльфийке. – В любом случае вы находитесь под нашей защитой, и мы уже нагнали и покарали ваших обидчиков. Кереус просил передать, что очень раскаивается, – это было явным преувеличением, но кто поручится, что за прошедшее время тот тип не прочувствовал своё положение и не раскаялся, что помыслил причинить вред хрупкой и беззащитной несовершеннолетней остроухой девчонке. Или хотя бы раскаялся, что вообще чёрт дёрнул его связаться с такой, как эта эльфийка.
– Может быть, хватит разговоров? – немного нетерпеливо спросила Лушла, от избытка энергии покачиваясь на своих красивых ногах из стороны в сторону (хвост её при этом сплетался и расплетался в неподражаемые вензеля, недвусмысленно показывая, чувства какого рода она испытывала). – Вы можете решать свои дела, где вам вздумается, я же собираюсь отвести эту бедняжку переодеться и покормить её. Ну что, малышка, пошли? Ты их не бойся, они только с виду такие сердитые. Вот выручат своего – так сразу и успокоятся.
И она с расчётливым женско-кошачьим коварством хлестанула хвостом Честера по лицу.
– А что? – взбеленился кот. – Почему чуть что, так сразу я виноват?

Амброзий все более укреплялся в мысли, что взявший его в оборот мнимый пиратский предводитель никто иной как принц Руфус собственной персоной; требование же об отчете убедило его окончательно. Уже крепко прихваченный под белу ручку, Крейн быстро зыркнул по сторонам: если Руфус здесь, то вот тот тип, подходивший к нему с какими-то словами, - что именно тот говорил, Амброзий не услышал ввиду все усиливавшегося штормового ветра, завывавшего в снастях, - вполне может оказаться его телохранителем, империалом Тачиро, которого наверняка и следует поблагодарить при подходящем случае за то, что теперь и принц, и куча народу осведомлена насчет ремесла Крейна. Его проницательность пират успел отметить еще при первой встрече.
- Ты не оставляешь мне никакого выбора, — криво усмехнулся Амброзий; звуки взводимых арбалетов основательно пошатнули его веру в собственное светлое будущее; он с трудом заставил мышцы расслабиться, - не приведи судьба, принц почувствует и решит, что он собирается сопротивляться. Похоже, шутки кончились, военные настроены серьезно и спуску ему не дадут. Впрочем, особой досады он не испытывал, - рано или поздно его жизнь должна была закончиться, не этим, так в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом. А тут напоследок даже предлагают тепло и жратву... значит, все уже решено, приговор ему подписан, а эти последние поблажки смертнику не более чем дань их пресловутому благородству.
- Ладно, дружище, ты меня поймал, — улыбнулся Амброзий шире, насмешливо сощурив глаза в тщетной попытке угадать выражение лица принца, по прежнему скрытого под маской и очками, как и у всех вокруг. - Я теперь весь твой, с потрохами. Расскажу как на духу все, что знаю, где был, что видел...
«Ага, держи карман шире,» - мысленно фыркнул он при этом. - «Там было слишком много всего интересного. Я на этом озолочусь, когда выберусь отсюда.»
Если выберусь, тут же поправил он себя. С другой стороны, чем судьба не шутит, вдруг Руфи расщедрится на пожизненное, если сообщить ему то, что он хочет услышать? Может быть, рыцарю всего-то и надо, что узнать, каким именно образом Крейн проник на охраняемые шахты, чтобы организовать их дальнейшую защиту соответствующим образом. Что ж, это вполне можно скормить ему под видом чистосердечного признания.
- Веди уж, куда надо, — покорно вздохнул он, с легкой завистью взглянув в сторону полуэльфийки; похоже, о той заботились вполне искренне.

Менее всего нынешняя ситуация напоминала встречу приятелей. Ганнаев прекрасно подслушала интонации в голосе собеседника Амброзия, и они ей, откровенно говоря, нравились с каждой секундой всё меньше. Хотя нет. Не так. Они ей с самого начала не понравились. Казалось, что ещё немного, и терпение их спасителя кончится. Что ознаменует бравый полёт Дылды за борт. И хорошо если его одного. Впрочем, она бы предпочла не видеть и этого. Тем временем (в течение которого Ганн пыталась одновременно подслушивать и не влезть в разговор) её попытались обогреть. Точнее предложить оное. Очень странным способом. Вольготным, прямо скажем. Но, увы и ура, не удачным. Красноречивым, и до боли обидным. По крайней мере именно это явно читалось на понурой физиономии некеора, держащегося за щеку. Защитник Чести Куницы, воплотился в лице сногсшибательно красивой девушки, сородича побитого дамского угодника. Полуэльфа улыбнулась карательнице, не упуская, тем не менее, ни слова из чужой беседы. Розий наглел Это было слышно. Нотки, насмешливые и немного глумливые под густым соусом серьёзности, с каждым уроненным словом грозили стать последними. Ганн понимала, что так же считает и Амброзий, но отчего продолжал играть в глотателя шпаг, не ясно.
«Не заметно чтобы спасители спешили радоваться нашему избавлению от драгунов. Впрочем, они явно ожидали увидеть Оли, пусть даже в такой сомнительной компании.»
В значении «сомнительная», она подразумевала не только себя. Куница сильно сомневалась в благородстве Дылды. Ну не похож! А вот на её «коллег», очень даже. А вот собеседник…
-…юте? – Она честно попыталась не подпрыгнуть. И знаете что? У неё получилось! Какможно спокойнее, девушка повернула голову к источнику голоса. Источник оказался таким же длинным как и Розий, отчего Ганн почувствовала себя карликом. Она уже не раз жалела о том, что не обладает ростом телийцев, и…
И этот телийцем не был. Зато был имперцем. Да. В гильдии тоже был такой. Состоял на милой должности уничтожителя болтунов. Да проговорившихся не удачников. Так то. А уж облик: шрам через всё лицо и бельмо на правом глазу и вовсе заставляло молодых воров обходить своеобразного инквизитора «Расок» по широкой дуге. Хотя в нынешнем случае дело обстояло куда лучше. По крайней мере внешне. А судя по голосу, её пока летать не отправят. Посему, подавив в себе, трусиху, Ганнаев смело улыбнулась. Вообще сейчас она представляла из себя довольно комичное зрелище: скособочена влево, откуда доносились голоса Дылы и оппонента, приплясывает на месте, в потугах согреться, и пытается изобразить из себя внимательного слушателя. Её способность подслушивать и говорить одновременно немало удивляла сокланавцев. А уж о пользе и говорить нечего.
- Озябла? Н..нет, что вы. Я уже носа не чувствую. – Чистая правда. Да и отвергать очевидную несправедливость погоды глупо как-то. Интересно другое.. - Мой плащ? - Тем временем Амброзий договорил, и под присмотром арбалетов, да именно, отошел в сторону, вместе с…
Сейчас Ганн смогла внимательнее рассмотреть второго мужчину. И было в его чертах нечто,очень знакомое. Словно видела недавно…
«Оливер?!»
Если бы тот был чуть старше, чуток выше, и суровее, то получился бы тот, кто сейчас «конвоировал» Розия. Ганнаев медленно выдохнула. О неё начинало потихоньку доходить. И если догадки верны, то…Самый лучший выход, сбежать отсюда как только они приземлятся в ближайшем порту. И надо было им к этим её открытиям добавить ещё оно имя!
- Кереус? А вы познакомились? - Теперь решение побега крепло с каждой секундой. – А..- Но договорить ей не дали. Лушла, та самая бойкая некеор, восхитившая Ганн в первые минуты (и благодаря которой Куница со вздохом вспомнила что у нормальных женщин есть грудь. И не только.), потянула полуэльфу в сторону, видимо к той самой «нашей» каюте. Бросив быстрый взгляд на Клыка, Лиска весело улыбнулась его собеседнику:
- Вы Дылду не обижайте! Он хороший, просто дурной немного! - Подмигнула имперцу, и поспешила за Лу, невзначай задев её приятеля. Уже нагнав свою покровительницу, легонько тронула крепкое плечо:
- Передашь, хм, Оцелоту? – И с самым невинным видом, протянула добротный нож, рукояткой вперёд. – Он обронил. – Не моргнув глазом соврала эльфа. На самом деле был соблазн себе оставить, но повторно стащить труда не составит.

Принц почувствовал, как рука пирата на мгновение напряглась – наверняка Амброзий уже раздумывал, как бы половчее слинять, не рассчитавшись со спасателями – однако почти сразу же беловолосый расслабился – надо полагать, в ожидании более подходящего момента. Руфус тоже расслабился – взвесив всё, принц решил, что предположение империала было правильным, и скомандовал разворачиваться и лететь на юг, пролагая фальшивый след для возможных драгунских преследователей – в самом деле, не могли же они появиться в Генгере и согласно легенде начать делать то, что обычно творили пираты в подобных случаях. А вести себя согласно правилам тэлийских военных означало навлечь подозрения на всю их операцию и напрасно рисковать хоть шатким, но всё-таки мирным положением. И ради чего?
Как ни хотел он своими глазами увидеть освобождение Оливера, однако всё же надо было уходить, завершать свой рейс... и постараться извлечь как можно больше из открывшихся пред ним возможностей.
– Свои потроха можешь оставить себе, мне нужна только информация, – заметил он успокаивающим тоном, потянув Крейна за руку в сторону трюма, подальше от корабельного борта – а то и впрямь, упаси Единый, вообразит, будто он умеет летать, от отчаянья-то.
Впрочем, даже в таком подозрительном типе, как Амброзий, что-то хорошее всё-таки оставалось. Абсолютно плохой терранец не заслужил бы от этой худенькой эльфийской малышки с большими странными глазами цвета янтаря ни заботы о своей дальнейшей судьбе, ни всего остального. Даже этого забавного прозвища «дылда». Похоже, что Крейн и в самом деле служил поддержкой и опорой для девочки, когда они вместе ждали смерти в плену у драгунов.
– Не беспокойтесь, мадемуазель, не обидим, – серьёзным тоном пообещал он маленькой эльфийской леди, – если «Дылда» ваш и впрямь не станет дурить. Я могу даже сказать, что он сейчас думает Он думает сбежать отсюда при первой же возможности. И тем самым сделает очень большую ошибку в жизни. – обращался он к эльфийке, но слова предназначались для Крейна. – Потому что драгуны этого так не оставят, они будут искать его – и когда найдут, то второй раз нас поблизости уже не окажется. И даже если ему удастся сбежать в другую страну... то судите сами – драгуны встречаются не только возле Генгерских гор, из них многие нанимаются наёмниками на разные воздушные корабли... а внешность у вашего друга весьма и весьма приметная. Между тем, если «Дылда» решит сотрудничать с нами, то вместе мы сможем выяснить, по какой причине так окрысились на него драгуны, и решить, что нужно делать, чтобы снять его с крючка у крылатого народа. Надеюсь, что это предложение его заинтересует, – на последних словах принц не удержался и взглянул на Крейна, чтобы как-то оценить его реакцию.

А Крейн, заломив левую бровь и наморщив лоб, с видом крайней задумчивости отрешённо созерцал некую точку где-то за затылком принца. Тэлиец обрисовал ситуацию с такой стороны, с которой сам пират начал бы рассматривать лишь тогда, когда по-настоящему запахло бы жареным. Первые мгновения он был обескуражен настолько, что даже почти принял все слова за чистую монету и едва не подумал, будто принц в самом деле предлагает честную сделку: информация в обмен на прикрытие от драгунов. Однако спустя секунду морок развеялся, - порыв холодного ветра, осыпавший всех на палубе ледяной крупой, немало этому способствовал, - и Амброзий сосредоточил на лице принца, скрытом маской, полный скепсиса взгляд.
В самом деле, с чего ему вообще предлагать сделку, если необходимое можно получить пытками? Сейчас, в присутствии команды и перед девчонкой можно сколько угодно разводить и обещать, но ведь и наикруглейшему дураку понятно, что все это только слова. С другой стороны, конечно, хорошо, если принц ввиду врожденного благородства не допускает и мысли о том, чтобы вырвать желаемые сведения силой, - вот уж чего Амброзий совершенно не мог понять при всем желании, - и поэтому решил опутать словесными доводами для начала... хотя не признать их резонность тоже было нельзя. Другое дело, что Руфус не знал об истинном положении дел, а похоже, просто подозревал, что Крейн разнюхал в шахтах нечто интересное, однако никак нельзя было подавать вида, что он на верном пути. Возможно, удастся выторговать что-нибудь действительно значимое и полезное. Пусть, например, велит изъять и уничтожить все бумаги из дел тэлийских хранителей правопорядка, имеющие хоть какое-то отношение к Амброзию. Впридачу к полной свободе, конечно же. И к кораблю с оружием. А с драгунами он уж как-нибудь сам разберется.
- В таком виде — не заинтересует, — выдал, наконец, пират результат своих раздумий и тонко улыбнулся. -Надо детали перетереть. Идем-ка, дружище, туда, где потеплее, и не продувает. Поговорим.
И поговорить следовало как можно быстрее и результативнее. Судя по тому, что Руфус отдал приказ изменить курс, от идеи преследовать драгунов, несущих клетку с Оливером, он отказался... и, похоже, уверен, что брату ничто не угрожает. Интересно, что сказал ему тот человек, предположительно, Тачиро? Впрочем, хоть и интересно, но сейчас не особо важно; видимо, корабль лег на обратный курс, и поэтому надо было прийти к какому-нибудь соглашению до того, как он прибудет в порт. Хотя... Амброзий не верил в то, что хоть что-нибудь из соглашения, ежели таковое будет заключено, принц выполнит. Ну, хотя бы в тепле посидеть.
- Не боись за меня, Синица, все будет в порядке. Я себя в обиду не дам, и ты себя не давай. Я тебе ещё «Дыдлу» припомнить должен, — улыбнулся он между делом рыжульке вослед, после чего повелительно взглянул на принца (которому тоже мысленно пообещал припомнить дурацкое обращение, употребленное с легкой руки полуэльфийки):
- Ну, веди, что ль, дружище.
И ещё неизвестно, куда поведёт этот «дружище». Сам Крейн был бы совсем не прочь оказаться в каюте, однако, видя, что с прицела арбалетов его пока никто не велел снимать, сильно подозревал, что переговоры будут проходить в каком-нибудь местном застенке в трюме — корабль-то военный, тут точно не только карцер должен быть, чтоб хватило места, где содержать пойманных пиратов или проштрафившуюся матросню.

«Не заинтересует?» – принц собирался было удивлённо приподнять брови, однако в этой маске выразительная мимика почему-то оказалась сильно урезанной. Очки мешали. – «Если я правильно понял, к чему ты клонишь, то насчёт дури эта Синица попала в самую точку.»
– Тогда я советую тебе подумать и о такой детали: я собираюсь сдержать своё слово, если запрошенное тобой будет лежать в пределах моих возможностей и не причинит вреда ни мне, ни моей стране. Однако если ты рассчитываешь за свою информацию заполучить ключ от королевской сокровищницы, руку и сердце... мг-г-гм... коллеги по Ордену и уши нашего «Оцелота», то рискуешь остаться на бобах, а необходимую мне информацию я добуду тогда другим способом. Не думаю, что он тебе понравится. – «Я не угрожаю, я пока просто предупреждаю. Чётко, ясно и недвусмысленно. Чтобы этот странный «недавно-я-был-вампир» не питал никаких иллюзий о своём положении и не хорохорился понапрасну.» – Кроме того, полагаю, не ты один владеешь информацией о собственных приключениях.
Если б на палубе оставался драгун, можно было бы для примера многозначительно взглянуть и на него, однако того уже унесли... и вот, кстати, они уже и подошли к ступенькам, ведущим в трюм.

В миле над землёй, в трех милях к югу от Генгера. Трюм. Небольшое помещение.

Внизу было теплее, и ветер не заглядывал сюда самым бесцеремонным образом, словно малолетний проказник в запрещённые для него двери. Руфус, продолжая крепко держать пирата под руку, подтолкнул того в намеченное помещение неподалёку от спуска в трюм. Почти всё невеликое пространство этой комнатки было занято небольшим, крепко сколоченным деревянным столом, надёжно привинченным к полу на случай качки, и двумя – нет, четырьмя: нужно ещё было учесть и верхние – широкими лавками по бокам стола. На лавках можно было как сидеть, так и худо-бедно вытянуться в длину – впрочем, пирату всё равно пришлось бы подогнуть ноги. На столе лежали хлеб, ломоть сыра, и стояла кружка с горячим чаем.
Руфус не стал садиться, он выжидающе посмотрел на Крейна, неприкрыто интересуясь его реакцией.
– Ну как, что надумал? – спросил он в тот момент, когда реакция пирата наконец-таки определилась.

Амброзий ответил крайне хмурым взглядом исподлобья. Этот Руфус, хоть и был принцем, однако вовсе не дурачком и простачком, каковым пират посчитал его поначалу. Торговаться он умел, также, как и поворачивать ситуацию таким образом, чтобы обеспечить себе несколько выходов в случае провала одного из них. Похоже, и впрямь следовало начать делиться тем, что есть, пока он не обратился... к конкурентам с более качественным товаром. Принц не выглядел терранцем, склонным к блефу ради блефа, похоже, слова у него с делами далеко не расходились. Впрочем, в такие понятия как честность и верность слову Крейн не верил вот уже лет как двадцать.
- Ну... знаешь, Руфи, сначала я хотел потребовать себе генеральский чин в вашем воздушном флоте и соответствующее довольствование... но я терранец не алчный. Всего лишь за свободу и десять тысяч аданов я расскажу тебе о том, что видел в шахтах, — протянул он, глубокомысленно глядя на яства на столе, в особенности на кружку, над которой поднимался парок. За время полета в клетке Амброзий продрог настолько, что даже сейчас, в непродуваемом и относительно теплом по сравнению с тем, что творилось снаружи, помещении, его по-прежнему ощутимо морозило. Надо было поскорее погреться и изнутри. Крейн сглотнул и высокомерно посмотрел на принца.
- А если ты сдержишь слово да впридачу подкинешь еще пару тысчонок, я расскажу тебе, что творится в сопредельной Сфирии.
Пожалуй, это тоже должно его заинтересовать, решил пират. Судя по тому, в чем ему самому пришлось принять участие, дела там творились непростые, кто знает, во что они могут вылиться, в особенности если выйдут за пределы страны. Две тысячи аданов за небольшое предупреждение — не такая уж большая цена, решил он.
- Поверь, оно того стоит, — при этих словах Амброзий постарался скроить дружелюбную ухмылку, в то время как помыслы все настойчивее крутились вокруг кружки с чем-то горячим и пищи на столе; он с тоской вспомнил, что последний раз харчевался более суток назад в домике лесников.

Руфус еле слышно фыркнул от смеха. Вряд ли Амброзий когда-нибудь держал в своих руках сумму, большую чем несколько сотен аданов, да и те наверняка умудрялся в скором времени прокутить, так что они у него долго не задерживались. И даже навряд ли Крейн точно представлял себе, как выглядит такая сумма, сколько занимает места и сколько весит. С точно таким же успехом пират мог запросить и миллион – результат оказался бы тот же самый. В смысле, нулевой результат.
Возможно, кто-то менее чистоплотный на руку умудрился бы пообещать запрашиваемое пиратом – и даже, на свой лад, сдержать это обещание. Вздёрнул бы злодея на самом высоком суку – ибо кто может быть более свободен от всего земного, чем сам покойник, а при похоронах вложил бы в его гроб долговую расписку на всю требуемую сумму. Как уж говорится: «Спи спокойным сном, дорогой товарищ. Свои денежки ты сможешь получить в любой удобный для тебя момент...»
– В самом деле, ты на удивление бескорыстный терранец, «Дылда», – сказал он насмешливо-язвительным тоном, умышленно продолжая величать Амброзия «дылдой», чтобы отплатить за «Руфи». «И тебе того же, причём такой же монетой.» – Скажи, а то, что мы вытащили тебя от драгунов, ты во сколько оцениваешь? Думаешь одним «спасибо» отделаться?
Принц сделал паузу, давая пирату возможность обдумать свои доводы, а затем продолжил:
– Хочу предупредить сразу, что покупать «некеора в мешке» я не собираюсь. Да стоит ли такую сумму твоя информация? Сдается мне, ты даже не сможешь объяснить, что ты видел, и чтобы получить объяснение, мне придётся влезать в дополнительные расходы. Так не лучше ли обратиться сразу к тому, кто может предоставить эти объяснения?
После этих слов принц демонстративно обратился к одному из своих людей:
– Генрих, я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что. Для начала узнай, не приходил ли в сознание драгун, а затем найди и приведи сюда прибывшего вместе со мной южанина – он один на корабле такой маленький, ты не ошибёшься. Скажи ему, что я догадался, каким образом он заставил раскаяться и написать чистосердечное признание того бандита в Дайлме, и хочу, чтобы он сегодня совершил это чудо ещё один раз... или два, – добавил он, смерив оценивающим взглядом Амброзия.
– Не беспокойтесь, я видел его, легко узнаю, – ответил парень чуть постарше переносящих оружие курсантов, и отправился быстрым шагом на поиски того и другого из фигурантов дела.
– Ну что ты стоишь, присаживайся, угощайся, – чуть более мягким тоном обратился он к Крейну. – Не бойся, не отравлено. И если ты действительно хочешь есть, то советую тебе поторопиться: если Вилли не позавтракал, то перекусить этим тебе уже не удастся.
Кто-то из сопровождающих еле слышно хихикнул – завидный здоровый аппетит их мага-целителя уже начал входить в поговорку.

По мере слов принца эмоции Амброзия плавно менялись одна за другой. Сначала это была злость на прозвище, но за это сейчас отплатить было нечем, кроме как взаимной язвительностью. Потом пришла досада от того, что тэлиец оказался слишком уж здравомыслящим, прямо аж ненормально для терранца с такой властью, положением и происхождением, - а пират-то всех подобных всегда полагал непроходимыми тупицами, коих легко обмануть и запутать. Потом Крейн испытал некоторое облегчение пополам с удивлением — первое от того, что принц оказался таким же, как и все терранцы, и торговаться не собирался с самого начала, а значит, будут пытки, потом тюремный застенок, а потом виселица, - второе же от того, что этот пресловутый Вилли-южанин, если Руфус имел ввиду именно того Вилли, который возился с побитыми Крейном стражниками в сторожке на прииске, ну никак не походил на мастера заплечных дел. Впрочем, кто их там разберет. В любом случае, кажется, он в этот раз влип, и влип крепко.
- Спасение я не оценю и в ломаный медяк, — с мрачной усмешкой произнес Амброзий, тяжело усаживаясь на лавку. - Это была случайность, думаю, ты сам это понимаешь, Руфи. Попадись вместо нас твой братец, и вы в тот же миг поворотили бы назад.
Он обвел присутствующих полным холодной злобы взглядом, после чего придвинул к себе кружку и снедь поближе и с жадностью принялся за еду.
- И да, можешь обращаться к другим, — пробурчал Амброзий с набитым ртом, посреди фразы сделав долгий хлюпающий глоток из кружки. - Получить информацию — это твоя забота, вот и изыскивай пути. А мне даром делиться невыгодно.
И он издевательски зачавкал, выражая тем самым свое отношение ко всем присутствующим и их позиции. В самом деле, если им чего-то от него нужно, значит, это их забота пойти ему на уступки и заключить договор. А ежели принцу всего-то и надо, что прояснить пару деталей, так пусть попробует традиционные методы вроде каленого железа хотя бы. Сам Амброзий считал, что увиденное им стоит чрезвычайно дорого, и был готов выдержать многое, но не выдавать того, что знал, задарма. Пусть попотеют. Кроме того, лучше умереть и унести знания с собой, нежели рассказать и потом остаток жизни провести за решеткой, - вряд ли их благородство настолько велико, чтобы дать сколько-нибудь большую поблажку.
Окончательно озлобившись, Амброзий уже поглядывал исподлобья по сторонам с вызовом и упрямством, всем своим видом стараясь дать понять, что разговор окончен, и ни на какие уступки со своей стороны он идти не намерен, чем бы это для него не обернулось.

Возможно, рыжеволосая эльфийка Ганн (которая при упоминании её имени, а также реплик касательно плаща и Кереуса, мигом приобрела настороженный вид и уставилась на Тачиро и на Руфуса с явным недоверием) и заслуживала того, чтобы за ней проследить – но по здравом размышлении империал решил не следовать за ней, когда леди Шепард решительно взяла спасённую под своё покровительство и увлекла за собой. Сейчас его больше занимал куда более опасный персонаж сей жизненной драмы – Амброзий Крейн: тот, судя по всему, уже полностью оправился от пережитого потрясения, и на лицо его вернулась широкая и наглая ухмылка. Должно быть, пират уже успел догадаться, что оказался отнюдь не в руках собратьев по гнусному ремеслу – и уже прикидывал, какую выгоду можно извлечь из создавшейся ситуации. А выгода, если прикинуть, могла быть немалой: за своё молчание пират мог потребовать очень, очень много. Хотя в его ситуации разумней было бы забыть о корысти и молиться о том, чтобы после допроса ему просто сохранили жизнь… Если подумать, при таких обстоятельствах это было бы неслыханной милостью: тех, кто обладает подобными сведениями, не принято оставлять в живых, тем более если это такие болтливые мерзавцы как Крейн.
«Или, может, прикажете поверить тому, что единственно из чувства благодарности за спасение этот тип поклянётся хранить тайну до самого смертного одра?». Охотник едко усмехнулся под маской: она по-прежнему прикрывала нижнюю часть его лица, хотя очки он сдвинул на лоб – драгуна уже уволокли, а перед Крейном скрывать своё лицо не было смысла. «Не смешите меня. Такие, как этот Крейн, не знают ни благодарности, ни сочувствия, ни милосердия. Спорю, сейчас он уже прикидывает, кому можно выгодно продать сведения о том, что тэлийские войска провели операцию против союзного народа, прикрываясь личиной пиратов».
Тачиро с превеликой охотой взял бы Крейна за грудки и с размаху вышвырнул бы за борт, в туманное марево – однако, невзирая на наглое поведение пирата, позволить себе такое удовольствие не мог. Им ещё предстояло многое выпытать у пирата: в первую очередь, подробности того, что с ним произошло в шахтах и как он умудрился оттуда выбраться, а также за что угодил в когти к драгунам и о каком «жертвоприношении демонам» шла речь. «Да, и не помешало бы ещё разузнать, что это приключилось с его вампирской сущностью… Ну ладно, я бы мог допустить, что он носит вставные клыки – но как ему удалось бы подделать вампирскую расцветку глаз, если б он не был настоящим упырём? Нет, я готов поклясться, что позавчера передо мной был подлинный вампир – а сейчас он каким-то образом исцелился. Что-то мне подсказывает, что это имеет отношение к тому, с чем он встретился в шахтах…».
Сэр Руфус, несколькими репликами утешивший встревожившуюся было по поводу судьбы «Дылды» эльфийку (хм, в сравнении с ней Крейн впрямь выглядел дылдой), меж тем крепко взял пирата под руку и увлёк за собой в сторону ступенек, ведущих в трюм. Империал неслышно устремился следом за обоими: своё присутствие на допросе он счёл необходимым. Вампир этот Крейн или нет, но на подлость он способен в любом состоянии.

В миле над землёй, в трех милях к югу от Генгера. Трюм. Небольшое помещение.

Спустившись по ступеням и пройдя коротким коридором, все трое – принц, пират и охотник – вступили в небольшую каюту, вся обстановка которой была представлена привинченным к полу столиком и двумя парами широких лежанок в два яруса. Если пират рассчитывал на разговор в комфортной обстановке – в какой-нибудь капитанской каюте с обитыми красным в золотую сетку бархатом стенами, кожаными диванами и креслами, тигриной шкурой на полу и застеклённым баром с бутылками в специальных креплениях – то ему вряд ли стоило на такое рассчитывать. «Наёмница» была военным кораблём, а на таких судах всё выдержано в духе суровой практичности, и всяческие удобства сведены к минимуму. Горячая вода – только из бортового котла и без всяких душей-ванн, спальные места – только в виде жестких двухъярусных коек и подвесных гамаков, отопление – только от проведённых через переборки паропроводов, о питании и говорить нечего. Вот и сейчас, дожидавшийся пирата на столешнице завтрак состоял исключительно из ломтя хлеба с сыром и кружки чая. По меркам военного судна, это ещё был не просто приличный, а очень приличный завтрак: Тачиро вспомнилась служба на «Огненном лотосе» и дальние рейсы на северо-восток, когда на обратном пути у них иссякали припасы и приходилось по нескольку дней напролёт довольствоваться каменно-чёрствыми галетами из третьесортной муки… Вообще, на воздушных кораблях «старого» образца на винтовой тяге без газовых баллонов основную часть груза всегда составляли вода для котлов и топливо для горелок, а не припасы: лучше поголодать несколько дней, чем лишиться хода и рухнуть где-нибудь в лесах. Уже позже, с открытием летучего газа и возможностей его использования, конструкция кораблей претерпела существенные изменения.
Крейн между тем успел оценить обстановку и с нахальной ухмылкой заявил о своих условиях: его реплика едва не заставила империала неприязненно поморщиться. Ну конечно, пират был в своём репертуаре: за свои слова он требовал не только свободы, но и денег – причём денег немалых. Тачиро в своё время получил десятую часть подобной суммы от одного барона, за устранение одной крайне мерзкой твари, заведшейся в башне старинного родового замка: и на сегодняшний день это был едва ли не крупнейший его заработок. Впрочем, при его образе жизни деньги утекали быстро: вечные расходы на оружие и амуницию, на зелья и препараты, на услуги информаторов и колдунов… Между тем Крейн, явно привыкший к лёгкой наживе, нагло ощерившись, требовал с рыцаря прямо-таки сказочную сумму. На вполне разумное напоминание о том, что они всё же спасли его от драгунов, прозвучавшее из уст сэра Руфуса, пират высокомерно возразил, что спасение не считается, поскольку оно бы не состоялось, если б экипажу корабля в ходе спасательной операции достался бы сэр Оливер. Похоже, он не намерен был идти на уступки и твёрдо вознамерился наложить лапу на тэлийское золото. Правую, естественно – левой судьба его уже успела лишить, жаль, что это пирата ничему не научило…
Минутку!
Империал вперился взором в культю Крейна: воспоминание сверкнуло в его мозгу… и на лице охотника медленно проступила странная усмешка. Кажется, он знал, что можно предложить пирату. Дождавшись, пока тот заявит, что делиться информацией задаром ему невыгодно и с независимым видом запихнёт в рот предложенную еду, Тачиро тронул сэра Руфуса за локоть.
– Сэр Руфус, – бесстрастно произнёс он. – Вы уже переговорили с нашим… хм, другом: позвольте-ка мне теперь с ним поговорить. – С этими словами он молча приблизился к столу – и, как только пират поставил на стол кружку, резким движением вцепился ему в правое запястье и рывком прижал его руку к столешнице. Левая ладонь Тачиро многозначительно легла на рукоять меча. Несколько секунд он неотрывно смотрел в глаза Крейну: в его взоре нельзя было прочесть ни гнева, ни злорадства – лишь ожидание.
– Знаешь, Крейн, если бы хоть немного чтил Устав небесного флота и иные законы, – негромко проговорил он, – то знал бы, что твоё первоначальное требование в любом случае было бы обречено на провал. Потому что такого чина, как «генерал флота», нет. – Он слегка улыбнулся. – «Адмирал флота» есть, «генерал-адмирал» есть, а вот простого генерала – нет. Упразднен в Тэлойе более двух веков назад, в связи с расширением северного военно-воздушного флота. Впрочем, насколько я понимаю, о званиях честного, законопослушного флота – того, который ты с таким удовольствием грабил – ты вообще маловато знаешь…капитан сфирийского грузовоза! – Последняя реплика прозвучала несколько насмешливо. В самом деле, по всем законам флота, назваться «капитаном грузовоза» – всё равно, что назваться «генералом бригады мусорщиков».
– Ты тут, капитан Амброзий, предлагаешь свои услуги в обмен на десять… даже больше десяти тысяч аданов, – продолжил он. – А знаешь, у меня есть идея получше. Думаешь, самым худшим исходом в случае отказа для тебя будет казнь? В таком случае ты ошибаешься. Ты, возможно, знаешь, что в прежние времена тэлийские законы были не в пример более суровы, чем сейчас: о всяких там адвокатах и оправдательных переговорах даже речи не шло, суд вершили на месте. И по сей день особо гнусных преступников до сих пор наказывают по старым традициям, в назидание народу. Так вот, по закону всяким ворам, разбойникам и пиратам в наказание за воровство… – он резко придавил Крейну руку к столешнице ещё сильнее прежнего, – …рубили руку. Улавливаешь мысль?
Он выдержал небольшую паузу, разглядывая Крейна изучающим взором.
– Так что у меня к тебе есть лучшее предложение, – промолвил наконец Тачиро. – Ты рассказываешь нам всё о твоих приключениях в шахте, о конфликте с драгунами и вообще обо всём, что сэр Руфус пожелает услышать – а взамен тебе сохраняют не только жизнь, но и твою последнюю хваталку. И избавляют тебя от участи до конца дней своих клянчить в трущобах милостыню и ловить медяки ртом, потому как больше нечем. Ну так что, будем дальше корчить из себя эпически крутого пирата – или поговорим как нормальные взрослые и разумные люди? – Он наконец-то выпустил запястье Крейна и бесстрастно сложил руки на груди.
– Но есть ещё кое-что, Амброзий, – негромко добавил он. – Если ты согласишься на наше предложение, ты можешь получить ещё одно. Ты тут говорил о деньгах, о титулах – а хочешь ли ты получить… – империал выразительно поднял брови – новую руку?

Амброзий слушал Тачиро, вперив в него полный лютой злобы взгляд; ладонь сжалась в кулак с такой силой, что побелели костяшки пальцев; лицо и шея пирата покрылись красными пятнами, а под кожей ходили желваки, - однако он не делал попыток сопротивляться, прекрасно оценивая свои шансы, а также понимая, что империал, решился на такой маневр только потому, что просек, что вампирьих сил Крейн каким-то образом лишился. О, да, иначе они все разговаривали бы совсем по-другому, с ненавистью подумалось ему. Впрочем, наверное, это было трудно не заметить — за время пребывания на этом корабле он успел наулыбаться на целый день вперед.
На рассуждения о чинах и званиях он чуть не расхохотался или же едва не плюнул империалу в лицо — оба желания были одинаково сильны. Неужели империал и впрямь думает, будто это настолько важно — знать, как кто правильно называется? Или он всерьёз решил, будто Крейну действительно вздумалось вступить в тэлийский воздушный флот? Обменять насыщенную свободную жизнь, в которой он сам себе хозяин, на собачью службу? Пожалуй, такое не могло бы прийти в голову Крейна и в самом фееричном бреду, о чем пират и хотел заявить, но сдержался, с кривой ухмылкой продолжая внимать речи Тачиро.
То, что Амброзий услышал дальше, его просто взбесило. Ухмылка мигом переродилась в привычный, но уже не столь эффектный ввиду отсутствия острых вампирьих клыков оскал; в следующее мгновение пират вскочил бы с места, если бы не почувствовал, как в жилах кровь начала словно бы закипать, а сердце заколотилось быстрее, - совсем как в таинственной пещере, когда он был уверен, что его вот-вот хватит удар. Амброзий несколько растерянно сморгнул, - вспышка! - и его вновь окружает свет озера, свивающийся вокруг переливающимися жгутами и прядями. Видение длилось всего лишь миг, - и вот вокруг снова стены корабельной каюты, над ним с бесстрастным выражением лица стоит Тачиро, а где-то на самой грани сознания тают слова «эксперимент» и «в живых» и смутный образ сфирийца с серо-голубыми глазами, загадочно улыбающегося с экрана.
Все ещё злобно скалясь, Амброзий прищурился, пытаясь угадать по выражению глаз империала, заметил ли тот что-нибудь, - к счастью, кажется, нет. Тогда пират попытался немного расслабиться, - сердце по-прежнему колотилось, а в голове шумела кровь, - отвёл от Тачиро взгляд, покосившись на Руфуса, - а тот не заметил ли чего лишнего? - после чего опустил голову и задумался. Что там они ему предлагают? Новую руку? Но это же чушь собачья, как можно восстановить утраченную конечность? Хотя... принцесса тоже намекала на это... при расставании у храма. Значит ли это, что наука уже зашла так далеко? Впрочем, размышлять на эту тему дальше он не смог, - образ Курадо выплыл из памяти, помаячил перед мысленным взором и растаял облачком, оставив после себя лишь чувство беспросветной тоски, потому что глаза принцессы смотрели на него безразлично.
Амброзий поднял взгляд на империала и улыбнулся одними уголками губ.
- Ты не знаешь, что для меня является худшим исходом, — произнес он. - Ты не угадал, Тачи.
Тут только он заметил, что Тачиро уже давно не держит его за руку, и разжал кулак; кровь по-прежнему пульсировала в жилах, - он чувствовал это биение особенно сильно в руке, - так что пальцы даже слегка подрагивали. Амброзий взялся за кружку, чтобы этого не было так уж заметно, - ещё чего доброго, подумают, будто он испугался.
- Не нужна мне новая рука. Зачем она, если через пять минут после того мне отрубят голову или повесят? Даже в сказках не бывает так, чтобы пирата подлатали да отпустили на все четыре стороны с миром.
Он испытующе посмотрел сначала на одного, потом на другого. Вообще, неужели им настолько важно вызнать об увиденном в шахтах, что они готовы обещать даже такие фантастические вещи? Неужели им недостаточно просто избавиться от него, чтобы сохранить тайну его похождений и их миссии под пиратским флагом?
- К чему все эти формальности? — Амброзий с деланным удивлением чуть приподнял левую бровь; взгляд его стал серьезным. - И я, и вы знаем, что все эти разговоры лишь для того, чтобы удовлетворить ваши чувства законности и благородства. Я могу выдвигать какие угодно требования, но мы все понимаем, что это просто игра, потешный балаган. Но все же, зачем? Никаких переговоров с пиратами — разве не это принцип тэлийского флота? И уж всяко никаких слов никто сдерживать не будет, это и младенцу ясно. У вас есть драгун, - живой, я видел, как его связывали цельным тросом, - уж он всяко сможет объяснить, что деется в ваших шахтах. Так к чему это представление? Право, ради меня не стоит так стараться. Разве что... мне бы хотелось воспользоваться правом на последнюю просьбу перед приведением приговора в исполнение.
Амброзий приподнял кружку, чуть кивнул Руфусу, потом подмигнул Тачиро.
- Ваше здоровье, — улыбнулся он, после чего залпом допил уже слегка подостывший чай и удовлетворенно рыгнул.

Империал выслушал Крейна с непроницаемым лицом – хотя когда пират в очередной раз назвал его «Тачи», уголок его рта слегка дёрнулся. В душе Тачиро уже ненавидел этого лицемерного скользкого типа: а более всего его приводил в ярость тот факт, что оный тип в упор не желал понимать, в каком положении он оказался. Похоже, выдавать им информацию пират не собирался – его напускная бравада и слова о том, что им следовало бы допросить пленного драгуна, вряд ли были искренними: он прекрасно понимал, что ни драгун, ни эльфийка не расскажут им того, что мог бы рассказать он. И потому держал рот на замке, понимая, что пока он им нужен, он будет жить. Жаль, что он при этом отказывался понимать, что ему пока что предлагают самый лучший вариант – не только сохранить жизнь, но и заиметь с этого некоторую выгоду… На всём протяжении речи Тачиро физиономия белобрысого пирата то и дело искажалась неприязненной гримасой: однако когда империал упомянул о новой руке, глаза Крейна явственно расширились и сверкнули изумлением, и он несколько раз изумлённо моргнул, словно пытаясь понять, не ослышался ли он. В свете этого последующие слова пирата можно было расценивать как ложь. О нет, новая рука была ему не безразлична – как и его собственная шкура…
– Врёшь, – с мрачным удовлетворением констатировал охотник, после демонстративной Крейновой отрыжки с трудом удержавшийся от того, чтобы со всего маху врезать пирату в морду – да так, чтобы тот затылком о стену каюты приложился. – Врёшь, Крейн: ни за что не поверю, что тебе наплевать на свою жизнь и ты готов взойти на эшафот. Ты боишься смерти, пират…
«Как и все пираты, если подумать» мысленно добавил он. В эту минуту ему многое, очень многое хотелось бы бросить в лицо Крейну, и лишь природная сдержанность не позволяла ему высказать всё напрямую: ни жестом, ни взглядом, ни голосом он не выдал своих чувств. «Вы с радостью убиваете и грабите мирных людей, пытаете детей и женщин, отрезаете заложникам пальцы и уши и присылаете их родным с требованиями о выкупе… но в руках палачей рыдаете и молите о пощаде. Просто потому, что вы, пираты – трусы. Вы прикрываетесь лживыми словечками о «свободной жизни», «праве сильного», «романтике пиратской жизни» и прочим бредом, годным лишь для тупоголовых малолетних идиотов, не знающих этого мира – а на самом деле вы просто сонм подлецов, которые с радостью грабят мирные корабли, убивают беззащитных людей и скрываются от настоящих солдат. Вы не осмеливаетесь нападать на военные корабли, а если осмеливаетесь – не иначе как стаей в три-четыре корабля: на один захваченный вами вооружённый корабль приходится полсотни гражданских. Мне доводилось слышать, как вы называете тех, кто служит в военном флоте: «цепные псы»… Да, это так – и этим можно лишь гордиться! Лучше быть псом, преданно служащим своему хозяину и готовым вцепиться в глотку врагу, чем трусливым шакалом-падальщиком, прячущимся от сильного зверя и охотящимся на слабую и больную добычу. А вы, пираты, не заслуживаете иного названия, кроме шакалов. Невзирая на то, что сами себя гордо называете «волками»… хотя какие вы волки. Волк, конечно, не самый благородный зверь, но у него хотя бы хватает смелости нападать на сильную добычу – не в пример вам, жалким трусам».
– Сдаётся мне, Крейн, мы на разных языках говорим, – бесстрастно произнёс он. – Тебе предлагают жизнь, да ещё и руку взамен утерянной – а ты тут ломаешься, как избалованный дворянский сынок перед воинской присягой. Видите ли, «тэлийский флот не ведет никаких переговоров с пиратами»… Очень даже ведет, кстати, и не только тэлийский – из-за столь любимой вами поганой традиции брать заложников и прикрываться ими как живым щитом. – На устах Тачиро проступила легкая улыбка, но глаза его были холодны, как заиндевевшая на северном ветру сталь клинка. – Ты разве не понимаешь, что с тобой договариваются по-хорошему? Или хочешь, чтобы потом другие люди, не столь «законные и благородные», поговорили с тобой по-плохому? – Империал даже не стал выделять это «по-плохому» голосом, словно подчеркивая, что он не угрожает, а лишь констатирует факт.
– А ведь в их руках ты всё равно расскажешь всё, Крейн, – промолвил он. – Ты думаешь, тебе дадут умереть? Возведут на плаху, на которую ты взойдёшь с гордо поднятой головой, и бла-бла-бла вся прочая чушь из романов для сентиментальных дурочек? А ничего подобного. Если ты не станешь говорить по-хорошему, тебя будут пытать. А ты не знаешь, как умеют пытать в тюрьмах, Крейн: по глазам вижу, не знаешь… потому что оба глаза у тебя на месте. И уж поверь, им ты выложишь всё: когда тебе забивают меж зубов деревянный кляп, чтоб не откусил язык, и растягивают на дыбе – это, знаешь ли, располагает к искренности. Ну а после того, как из тебя выбьют всё – то, что от тебя останется, выкинут в выгребную яму. И не будет никакого гордого восхождения на эшафот, и предсмертных пафосных слов с петлёй на шее, и никакой «последней просьбы» тебе уж точно не позволят. Тебе что, больше по душе такой вариант? – Всё это он излагал прежним бесстрастным голосом.
– Хотя даже если ты ничего им не скажешь, невелика беда, – добавил он. – Ты сам знаешь, тэлийцы не особо жалуют магию: и в любой тэлийской тюрьме всегда отыщется пара-другая колдунов. И с тобой вполне могут поступить так, как поступают с особо упёртыми преступниками: вытащат из камеры какого-нибудь некроманта и пообещают скосить ему срок, если он окажет им услугу. И после того, как тебя запытают до смерти – а это обязательное условие ритуала, чтобы боль покрепче связала душу с бренным телом – этот тип разговорит твою отрубленную башку, а уж она-то им всё скажет. Мёртвые не лгут. Хороша перспективка, правда?
Тачиро несколько секунд молча разглядывал Крейна: когда же он вновь заговорил, голос его стал почти участливым.
– И если хочешь убедить нас в том, что не станешь с нами сотрудничать из-за своих «принципов» и «верности законам пиратского братства» – лучше не надо, – промолвил он. – Только пару минут назад ты готов был за пару тысяч аданов выложить нам секреты сопредельной Сфирии – твоих же, если бы мы поверили твоим словам про «сфирийский грузовоз», бывших нанимателей. Посмотри на себя, Крейн: ну о чём ты ещё можешь говорить в своём положении? Предпочитаешь умереть как последний дурак? Что ж, милости просим – но я предупредил тебя, что это будет по-настоящему мучительно и ты сам успеешь раз десять в этом раскаяться. Во имя чего ты упрямишься – во имя «пиратской свободы»? Взгляни, во что превратила тебя твоя «свобода», в нищего однорукого калеку. Во имя «пиратской чести»? Да ведь ваши законы чести тому и учат, что за любую выгоду надо хвататься ногтями и зубами. Говоришь, в сказках не бывает, чтобы пирата отпускали в благодарность за сотрудничество? – Империал мрачно усмехнулся. – Это в сказках, а в реальности короли не гнушаются даже подкупать пиратов, чтобы те грабили корабли соседних держав и платили долю короне – простите уж за прямоту, сэр Руфус… Тебе предлагают жизнь и возмещение увечья – а ты ещё упираешься?
Тачиро негромко вздохнул.
– Решать тебе, Крейн, – проронил он, словно подводя итог. – Если хочешь знать, насчёт руки я не лгал. Подумай сам: жизнь, да ещё и новая рука… Такого куша ты не отхватишь больше никогда: согласись, с ним не сравнится даже захват корабля, нагруженного золотом и наложницами!

Крейн внимал доводам империала с видом снисходительным и слегка скучающим; ему было непонятно, зачем Тачиро так упорствует и что пытается до него донести, ведь ясно же, что все эти обещания — только для того, чтобы пират начал говорить, но как только выложит всю нужную им информацию, его тут же велят повесить. Только упоминание о неких некромантах, способных разговорить мертвого, слегка поколебало его самоуверенность. Нехорошо будет, если они прибегнут к подобным услугам, ведь тогда получится, что он и впрямь упрямится зря... с другой стороны, какая разница — не рассказать и умереть или же рассказать — и все равно умереть? Разве что во втором случае смерть будет менее мучительной. С другой стороны...
- Кончай заливать, Тачи, — холодно произнес Амброзий. - Зачем ты мне все это расписываешь? Я, чай, не первый день живу, сам все расклады знаю. Знаю и то, что светит таким, как я. Ваши обещания — ложь от первого и до последнего слова. Итог один — смерть.
Крейн чуть подался вперед и злобно сощурился.
- И ладно бы просто смерть. Отрубили бы голову да вызвали своего некро...неркоманта, пусть бы допрашивал... Но нет, вы ж не вы будете, если не подвергнете пирата пыткам.
Он с раздраженным стуком поставил кружку на стол, однако не отпустил ее; пальцы дрожали по-прежнему, болезненная пульсация крови не прекращалась, а даже будто бы усилилась, отчего появилось ощущение дурноты, подступившей к самому горлу и готовой вот-вот вырваться наружу. Неужели его так укачало в клетке? Или это сыр ему подсунули несвежий, или подсыпали что-то в чай? А может, в пещерах у драгунов подхватил что? Не хватало еще опозориться, как какому-нибудь юнцу, впервые оказавшемуся в воздухе на корабле.
- Так что оставьте свои обещания для наивных пейзан, — почти прорычал он. - А я не дурачок какой-нибудь, меня этим не проведешь. Я в этом котле с младенчества варюсь, знаю, что почем. В этой жизни ничего не дается даром. А то ишь что удумали. Получается, я своей шкурой рисковал и теперь должен вам все выложить за здорово живешь, - а как же иначе, когда все ваши обещания что свинячий пук? Утраченную руку вернуть невозможно. А если и так — то только наивный дурачок поверит, будто после этого вы меня отпустите. Слыхано ли, чтобы охотники отпустили волка? И не надо заливать мне про сделки с пиратами, здесь не тот случай, здесь нет никакой доли вашему королю. Так что вам придется раскошелиться, уж хотя бы на услуги своих ныркоманов. Даром-то только сельские девки на сеновале дают.
Амброзий коротко вздохнул, надеясь таким образом унять дурноту, после чего хмуро и серьезно сказал:
- А и горазды вы трепаться, я это еще на прииске заметил. Вместо того давно бы уж пытать начали. Избавили бы и меня, и самих вас от необходимости корчить из себя невесть что. И почему вы простыми путями-то не пользуетесь? — он с символической улыбкой вопросительно взглянул на принца, потом на империала, после чего вновь посерьезнел. - Будь у меня уверенность в том, что отпустите хотя бы с тем, что есть, по прибытии, и преследовать не будете хотя бы пару дней, я б вам кое-что и рассказал бы. А так, уж не обессудьте, но разбирайтесь-ка своими силами. Пытайте, глумитесь, живьем жарьте. Только сулить ничего не нужно — пустое оно все, ложь. Разве вам самим не противно?

Похоже, Крейн сам вознамерился затянуть потуже петлю на своей же собственной шее. А кроме того на культе, на других целых конечностях, а также на всём остальном... лишь бы только попротивнее досадить господам военным, на которых у него определённо завёлся зуб в каком-то бою. Это было неудивительно: грабишь корабли – так не впадай в истерику, что тебя за это не начинают гладить по головке. Гладить и приговаривать: «Ай-яй-яй, что у тебя за жизнь нехорошая такая!.. Что она с тобой сделала?..» Или не «с тобой», а «из тебя» – всё равно результат получался неприглядный. Вот как сейчас.
Сначала пират с деланным равнодушием к ожидающей его судьбе пожирал оставленный ему провиант, хлюпая и причавкивая, как будто для него сейчас не было важнее дела, нежели умереть с полным желудком (или, может быть, надеялся вытошнить всё это на кого-нибудь из допрашивающих, как только разбирательство перейдёт к аргументам покрепче и посущественнее, чем уговоры).
Когда же вмешавшийся в разговор Тачиро попробовал пристыдить Амброзия (и принц был с ним полностью согласен, и даже вспомнил, что слышал что-то про искусственную руку, что была создана в Куполе для одного из добровольцев в порядке эксперимента (рассказавший об этом Рихтер тогда с воодушевлением говорил, что ещё чуть-чуть – и начнут даже делать искусственные головы) – и на лице принца при этом отразилось понимание и знакомство с предметом разговора, он даже несколько, расслабился, помыслив, что у них теперь найдётся что предложить Амброзию), от деланного равнодушия пирата не осталось и следа (как оказалось, надеялись зря), Крейн вдруг весь покрылся красными пятнами от злобы и ненависти, а на лице его проступило выражение, как будто у пойманного в капкан зверя (причём только что обнаружившего, что он попался, в этот самый момент). Похоже, пират сам пытался себя убедить, будто в жизни ему больше ничего не светит, и продолжал напускать на себя эту неуместную браваду с отчаяньем приговорённого, чтобы выглядеть героем хотя бы в своих собственных глазах (и Руфус тогда подумал, что не хватало только, чтоб это видела спасенная ими девчонка-полуэльф, у которой, по сути, впереди ещё целая жизнь, так что не надо было без особой нужды омрачать её всякими непотребствами).
– Распорядись, чтобы сюда никого не пускали, – сказал он тихо одному из своих людей, в то время как империал продолжал вести воспитательную беседу с пиратом (хотя ввиду неадекватного настроения последнего толку от этой беседы было ни на один адан, ни даже на одну понюшку табака, и ни на что остальное). Похоже, когда с ним пытались договариваться по хорошему, экс-вампир считал это признаком слабости, а когда вдруг внезапно осознавал, что это была вовсе не слабость, ложное чувство гордости не позволяло ему признаться в этом – нет, уж лучше настаивать, что благородные господа сами замышляли супротив его вероломство, он лишь только из чувства самозащиты полез на рожон, исключительно по принципу «не мне – так никому!».
– Ты не прав, Крейн, – сказал он сурово. – Свой конец ты определяешь сам. Ты с самого начала переговоров попытался откусить больше, чем тебе полагается по праву, и чем ты в состоянии удержать. Да и сейчас наверняка раздумываешь о том, как бы удрать от нас, а затем попытаться как можно больше выжать за узнанное. Между тем, если бы ты был честным терранцем... так что, когда из тебя будут вытягивать информацию экстренными методами, подумай о том, что у тебя был шанс начать новую жизнь по своему желанию, лишь бы только подальше отсюда. Где-нибудь в Сфирии... или на Дильестре... ты же ведь не знаешь исфирского языка, правильно? Ты же отказался сотрудничать и тем самым упустил этот шанс. И даже если ты теперь передумаешь, – голос принца стал ещё более жестким, чем обычно, – ты уже показал нам своё истинное лицо, поэтому прежней веры тебе не будет. Даже если удастся договориться, то всё равно не сможем пойти на риск и выпустить тебя до тех пор, пока проклятье с гор не будет снято, а демоны не успокоятся. Ты сам себе враг, Крейн. Никто не может больше навредить тебе, чем ты сам...
В коридоре послышался какой-то шум, и судя по звукам доносившихся шагов, сюда приближались два человека – один высокий, другой наоборот. Похоже, что данное Генриху поручение было выполнено, и он возвращался, чтобы доложить об этом.
– Драгун приходит в себя, – доложил парень. – Уже клял нашего «Оцелота» и пытался вырваться... хорошо хоть ребята его так плотно опутали, что у него совсем не досталось пространства для маневра. Ваш пытальщик доставлен... только не возьму в толк, откуда он будет доставать свои инструменты?
– Я! Не! Пытальщик! – выкрикнул возмущенно маленький южанин (вид у него был просто цветущий, по сравнению со вчерашним). – Это вы все варвары со своими инструментами, а мы такими методами не пользуемся! Мы просто накладываем на него заклинание – и он уже сам начинает рассказывать о том, что у него на душе! Понимания он хочет, понимания, не понимаете, что ли?..
– Извините за недоразумение, сэр Виллем, никто и не ожидал от вас, что вы станете пользоваться такими методами. Если можно попробовать что-то более прогрессивное...
– Конечно. Я за гуманизм, поэтому и решил стать магом, – похоже, что их «творец чудес» успокоился и решил переменить гнев на милость. – Это хорошо, что вы решили сначала предоставить шанс мне, применить ваши методы вы всегда успеете. Мне сказали – у вас два подопытных. С кого начнем?
И, в застенчивости почесав свой нос, он добавил:
– И никакого ордена за мое усердие мне не нужно – я вообще-то и на медаль согласен.

На слова Руфуса Амброзий лишь пренебрежительно фыркнул. Принц может говорить что угодно, и внешне все это даже звучит вполне разумно, однако пират был непоколебимо уверен, что все это — просто часть их опутанной формальностями, протоколами и уставами жизни, все это просто должно было быть произнесено, потому что так написано в какой-то из их бесчисленных бумажек. В общем, никто из них на самом деле не думал того, о чем говорил.
Появление маленького блеймрийца вкупе с вопросом от приведшего его воина вызвало легкое любопытство — а и в самом деле, где же все пыточные инструменты? Или он и есть пресловутый некромант? Амброзий сурово нахмурился и поерзал на месте, намереваясь ни в коем случае не сдаваться и слабины не давать, но...

...Если бы кто его спросил, с чего он вдруг проникся таким доверием к этому человечку, что разговорился, будто пьяный, не обращая внимания на остальных присутствующих, Крейн ни за что не смог бы ответить, как не смог вспомнить и того момента, когда это произошло. Он не только доверительно изложил о своем путешествии под землей, шаг за шагом описывая продвижение, в деталях расписав спуск и самое озеро, поведал, как бухнулся в него и как после очнулся в лесу, а также повстречался с Оливером и Ганн, не только рассказал о злоключениях в Сфирии, о том, как тамошние безумные ученые похищают наследниц престола, впрочем, на радостях от того, что нашелся чловек, готовый его искренне выслушать, слегка преувеличив события и сказав, будто сфирийцы не только своих сородичей, но и всех людей хотят использовать на свои таинственные эксперименты, но и поведал о том, что занимало большую часть его мыслей в последнее время.
- Люблю ее, дурочку сфирийскую, как безумец! — всего-то через час допроса Амброзий, ни мало не стесняясь, безудержно рыдал на плече блеймрийца. - Да разве ж я ей такой нужен? Принцесса, душенька моя, на меня и не взглянет, письма от меня не возьмет! А я жить не могу без нее, каждую минуту думаю! Уж коли не мил, так хоть умереть бы за нее!
Впрочем, еще через полчаса его слегка отпустило, а потом и вовсе прошло, но Амброзий был настолько шокирован и опустошен произошедшим, что уткнулся лбом в столешницу, накрыл голову рукой и сидел тихо, не шевелясь. Он не мог поверить, что выболтал столько всего совершенно чужому человеку, даром, да добровольно, да еще и самое сокровенное, чему и слов-то подобрать в другой какой ситуации не смог бы. Чувства от всего это были наигадчайшие — последний раз подобное он испытал в четырнадцать, когда нанимался на корабль, и помощник капитана, охотчий до странного, попытался притиснуть его в трюме - только вампирьи способности и спасли. Хотя нет, пожалуй, сейчас было даже хуже; дальнейшая судьба стала вдруг совершенно безразличной, а уж физическое состояние, - ни дурнота, ни сердцебиение никуда не делись, - не волновало и подавно.

Руфус и сам не разобрался, в какой момент вдруг пирата прорвало, он просто понял, что происходит нечто неординарное, когда Крейн вдруг принялся выкладывать их магу, что их больше всего интересовало – и даже свыше того. Нет, он раньше даже представить себе не мог, что бывают вот такая судьба и такие страсти.
Это было слишком... личное, что ли, намного более личное, чем когда кто-то при тебе вдруг начал переодеваться. Чувство было такое, словно на него вдруг сверху выплеснули ушат холодной воды, и он на время потерял контроль над своим лицом, уже больше не мог поклясться, что на лице его не проступило растерянное выражение... Похоже было, что Генрих, как более молодой, расчувствовался ещё больше, и временами молодой человек вдруг делал нервные движения руками, то сжимая, то снова разжимая пальцы, как будто пытаясь удержать себя в руках.
А вот блеймриец, похоже, чувствовал себя как рыба в воде – во всяком случае, он спокойно позволял Амброзию рыдать у себя на плече, периодически поддакивая в наиболее острых повествовательных моментах, во всем соглашаясь с ним и рассеянно поглаживая пухлыми пальцами спутанные белёсые лохмы – точь-в-точь будто заботливая мамочка, для которой её великовозрастное дитятко всегда и во всём оказывается правым, а виноваты всегда будут те, другие, свистушки малолетние и невоспитанная шантрапа, которые не поняли её сокровище, не прониклись и не оценили...
Самообладание мага было поколеблено только в одном случае – когда Крейн, описывая свои передвижения по туннелю, несколько раз упомянул о странных подземных толчках и последовавшем за ними обвале, Виллем несколько удивленно и даже растерянно переспросил, уверен ли тот, что всегда повторялась последовательность – подземные толчки, затем сразу же после них обвал, а когда пират снова принялся повторять эту часть по второму кругу, поминутно возвращаясь к рассказу о своих чувствах к прекрасной и бессердечной, пробормотал что-то вроде «волна земли», «волнистая земля» или «землистая волна», напрягся и несколько отстранился от пирата, явно что-то обдумывая, покусывая губы.
Когда же поток слов иссяк, южанин решительно высвободился (на плече у него при этом темнело и красовалось большое и расплывчатое мокрое пятно), проскользнул под рукой Генриха, который выглядел слишком растерянным, чтобы преградить ему дорогу, и как пухлый колобок уверенно покатился по коридору, как будто чувствовал себя, как у себя дома. Впрочем, особой беды в том не было, наверное, отправился переодеться, или что там обычно полагалось делать магам, когда у них заканчивалось действие заклинания. «Эх, спросить бы его, что означают те загадочные слова...»
Впрочем, пока принц обдумывал услышанное, сэр Виллем появился снова, с большой жестяной кружкой, которую нес торжественно, словно чьи-то регалии или символ веры.
– Вот, молодой человек, выпейте, вам сейчас это совершенно необходимо, – требовательно сказал он, обращаясь к пирату. – Я тут в счет своих будущих заслуг позаимствовал капельку у ихнего корабельного медика, пока тот занимался другим делом, так представляете, еле нашел, пока искал, да разбавил чаем, чтобы все было нормальной крепости. И вот возьмите, чтобы занюхать, честное слово, прямо от сердца отрываю.
От сердца оторван оказался (точнее, был вытащен откуда-то из-за пазухи) завернутый в газетный лист и несколько помявшийся пирожок не то с капустой, не то с картошкой, и пододвинув всё это добро под единственную руку пребывавшего в прострации Крейна с добродушной, но несколько глуповатой шуткой-советом смотреть на это как исповедь и отпущение грехов, маг принялся обрабатывать самого Руфуса. К счастью, не магически, нет, просто он сбивчиво начал уговаривать принца, что само по себе присутствие известных заклинаний (не ему, не ему, разве он не говорил, что земля не его стихия), и наверняка тех, кто их произносил, ещё не доказывает ничего плохого, может быть, они даже, наоборот, сдерживали распространение этой странной штуки, которая наверняка может не только человека из вампира сделать, а обычный человек, попав в неё, наоборот, оклыкастится, или что ещё похуже вырастет, как у демонов.
– Так вы думаете, что причина заключается в этом? – наконец спросил принц. – В этом светящемся озере? Что пропавшие шахтеры сходили с ума, потому что оказывались поблизости от него? Что же это такое тогда, как вы думаете?
– Я бы предположил, что это что-то наподобие недавно образовавшейся Точки Жизни, вот только процесс её образования по какой-то неизвестной причине пошёл несколько... м-м-м... извращенно. Одно лечим, другое калечим, как делают некоторые малограмотные доктора. Нашему подопечному повезло, – маг заботливо взглянул на Крейна, – он мог потерять и рассудок, как те шахтеры, а не только свои клыки.
– Так вот значит как? – Руфус задумался. – А вы что считаете, сэр Тачиро?
В магии он не разбирался, и поэтому надеялся, что империал может дать ему более понятный совет.

Если первую реплику Крейна, прозвучавшую в ответ на его речь, Тачиро выслушал спокойно, то к концу пиратского монолога его буквально пробирала дрожь. Возможно, в другое время он смог бы смирить свои эмоции и сохранить свою обычную бесстрастную маску – но сейчас эмоции прямо-таки клокотали в его сердце, грозясь выплеснуться приступом неконтролируемой ярости. Редко кому удавалось по-настоящему разгневать обычно спокойного и рассудительного империала: Крейн с этой задачей справился блестяще. Срывающиеся с его уст одна за другой фразы едва ли не заставляли Тачиро всякий раз передёргиваться от гнева. «Наши обещания – ложь от первого и до последнего слова? И это нам говоришь ты, лживый подонок, авантюрист поганый? Ты, который готов врать и изгаляться как угодно и перед кем угодно, лишь бы это в конечном итоге к твоей паршивой выгоде?!? «Рисковал своей шкурой», видите ли! И ты ещё ставишь себе в заслугу то, что без чьей-либо инициативы по собственной тупости и жадности подставил под угрозу свою никчёмную шкуру, которая кроме как на книжный переплёт ни на что и не годна? Да вдобавок мы ещё и «трепаться горазды»?!? А не напомнить ли тебе, как ты сам в одной нам обоим знакомой таверне заливал целой толпе про свои «тайные сфирийские искусства», притом даже не озаботившись предварительно заучить хоть пару настоящих сфирийских слов? И после всего этого, извольте видеть, он ещё осмеливается выискивать недостатки в нас и обвинять нас в лицемерии! Да, никто из нас не святой: но клянусь, если он прямо сейчас не заткнётся, я воистину поступлю как грешник…».
Когда пират в довершение своей речи нагло ощерился, да ещё и осмелился поинтересоваться, «не противно ли им самим», империал на миг прикрыл глаза. В ушах у него зашумело: гулкий шум крови, пульсирующей в висках, приглушил голос сэра Руфуса, что-то строго выговаривавшего пирату… И сквозь ритмичный гул пульса, сквозь отдалённые отзвуки звучавших в каюте голосов – империалу всё отчетливей слышался мерный, звучащий в такт ударам сердца, нарастающий и крепнущий призыв: «Убей. Убей. Убей! Убей! УБЕЙ!».
Тачиро резко вздохнул: лицо его на миг исказила судорога. Охотнику в этот момент казалось, что под его чертами проступила чья-то чужая личина, нечеловеческая и страшная, норовящая прорезаться сквозь плоть и обернуться его подлинным лицом. Гулкий набат пульса, напоминавший бьющийся о прибрежные скалы прибой, немного поутих – но теперь империал ощутил, как пульсирующее ощущение возникло в тыльной стороне его левой ладони, скрытой под кожаной перчаткой. Кристалл, оправленный в сфирийскую сталь, бился в одном ритме с сердцем: и Тачиро буквально ощущал, как его окутывает тьма, беспросветная и неумолимая, как где-то внутри, под сердцем, медленно разгорается неугасимый пламень ненависти. Как же он раньше не понимал этого: ведь это так просто – убить. Вцепиться в глотку этого подонка, одним рывком прижать его к стене – и сжать пальцы мёртвой хваткой, и не отпускать, пока вздувшееся лицо не нальётся синевой, а язык не вывалится из распяленного в отчаянной попытке глотнуть воздуха рта… И только потом выпустить труп пирата, чтобы тот рухнул на пол как куль с дерьмом. Да, именно так надо было поступить: причём ещё позавчера, у шахт – скольких неприятностей это помогло бы избежать… Так что же мешает ему сделать это сейчас? Всего-то делов – выбросить вперёд руку и сомкнуть на тощем кадыке пирата стальные пальцы левой руки…
«Эй, секундочку. Левой?»
Империал слегка вздрогнул и открыл глаза. Взгляд его упал на левую руку, скрытую кожаной перчаткой… и глаза Тачиро вновь недобро сузились. Он медленно, с присвистом вздохнул, после чего резким движением отвернулся от Крейна.
– Сэр Руфус, позвольте, я на секунду выйду… – каким-то не своим голосом произнёс он, не глядя на рыцаря. И стремительным шагом покинул каюту, едва не налетев на только что вошедшего сэра Виллема (целитель отпрянул с дороги и проводил его недоумевающим и немного обиженным взором, но империал даже не заметил этого).
Оказавшись в коридоре и отойдя на пару метров от двери, империал резко привалился к стене и откинул голову, прикрыв глаза и тяжело дыша. Биение крови в висках понемногу затихало. Выждав с полминуты, охотник медленно поднял левую руку, стянул с неё кожаную перчатку – и лишь после этого взглянул на свою кисть, облачённую в пластинчатый металл. Камень в тыльной стороне ладони был налит мертвенно-красным, слабо пульсирующим сиянием: и в глубине его по-прежнему клубилась чёрная дымка. Теперь она словно бы стала гуще, заполнив собой внутреннее пространство кристалла – и лишь грани были налиты кровавым светом. Казалось, будто камень вырезан из застывшей и остекленевшей крови…
Перед глазами вновь возник призрак ухмыляющейся физиономии Крейна, в ушах прозвучал его наглый голос: «Разве вам самим не противно?».
«Противно?!? Мне противно лишь одно: что такая тварь, как ты, пират, до сих пор жива и дышит!». Империал стиснул зубы, с трудом сдержав мучительный стон: и всё же сквозь зубы прорвался некий звук, больше напоминавший звериный рык, чем человеческий голос. Рука его опустилась – и стальные пальцы, медленно сжавшись в кулак, скребнули по переборке. На миг тишину коридора огласил слабый потрескивающий звук, с каким трескаются угли в костре: нос империала учуял слабый запах гари. Немного отдышавшись, он медленно отступил от переборки и бросил на неё взгляд. Примерно на уровне его бедра на переборке красовались четыре глубоких обугленных царапины, словно некий мистический огненный зверь решил поточить об неё когти. Империал вновь перевёл взгляд на свою левую руку.
«Значит, вот как? Думаешь, я позволю тебе забрать ещё одну жизнь, дрянь? Решил воспользоваться минутой слабости? Ну уж нет, не надейся. Как бы ни была черна душа этого подонка, ты не получишь даже её. Слишком много зла ты уже принёс в этот мир, и я не позволю принести его ещё больше…». Тачиро вновь натянул на руку кожаную перчатку. Ощущение глухой, чёрной ярости немного отпустило его, на душе полегчало. Сделав над собой усилие, он напомнил себе о своих обязанностях. Как бы ни было для него мерзко видеть и слышать Крейна, сейчас следовало вернуться в каюту, где сэр Виллем уже наверняка начал допрос. Возможно, магу удастся добиться того, что не удалось им, и вытянуть из пирата хотя бы минимум необходимой им информации.
Империал вступил в каюту как раз тогда, когда целитель сложил руки на груди и с выжидающим видом уставился на пирата: под его взором Крейн как-то поблек, словно бы вся его мерзкая бравада отчего-то истаяла, а затем наконец разомкнул уста – и уже не для очередной дерзости. На сей раз его первые слова прозвучали вполне дельно. Сложив на груди руки по примеру сэра Виллема и прислонившись к косяку, империал навострил уши. Сейчас следовало быть особо внимательным: похоже, блеймрийцу удалось-таки подобрать ключ к пирату…

…Ближе к концу Крейновой исповеди, когда пират уже рыдал в три ручья на плече у сэра Виллема, империал наконец позволил себе расслабиться: последние полчаса он прилагал немалые усилия, чтобы не дать своей челюсти отвиснуть до уровня пряжки ремня. За свою жизнь ему довелось выслушать немало невероятных историй, многие из которых впоследствии, как ни странно, оказывались правдой – но эта, пожалуй, была чересчур невероятна даже для авантюрного романа в десяти томах. И даже не по объёму: скорее в ней сочетались сюжеты нескольких совершенно разных по своему содержанию историй, посвящённых самым различным темам. Здесь было всё: погони и преследования, битвы воздушных кораблей и сражения в переулках, пушечные обстрелы и бомбардировка, похищения и спасения, безумные учёные и зловещие научные эксперименты, таинственные подземелья и мистические события, предательство… и любовь, разумеется. Похоже, пират не лгал и не разыгрывал перед ними сопливую драму, повествуя о своей пылкой любви к сфирийской принцессе, некоей Курадо. А именно она, похоже, имела несчастье не вовремя попасться пирату на глаза, в результате чего нежданно обзавелась таким вот, с позволения сказать, воздыхателем. В целом суть изложенной Крейном истории можно было выразить одним словом из лексикона славного капрала Дзигена: «Чозаматьтвоюзаногу?!?»
Тачиро попытался суммировать в уме всё услышанное и вычленить из пиратской исповеди мало-мальски важные факты. Если верить Амброзию, то в сопредельной Сфирии дела обстояли в высшей степени странно. Похоже, в королевстве исфири назревал ни много ни мало серьёзный раскол, если не настоящая гражданская война: иначе никак нельзя было оправдать явно противозаконную деятельность неких оснащённых по последнему слову техники личностей, вдобавок пошедших на такой чудовищный шаг, как бомбардировка кварталов города Тумультуозус, да ещё и похищение сфирийской принцессы. Ещё меньше Тачиро понравилось упоминание о неких таинственных опытах, проводимых на живых людях (и не только людях, но и исфири) неким зловещим учёным. Выслушав эту часть рассказа, империал на миг нахмурился – в душе у него зародилось жуткое подозрение. Перед его взором на миг проступил образ единственного знакомого ему безумного учёного-исфири: точёные черты юношеского лица, обрамлённого инеисто-белыми прядями вьющихся волос, безразличный и немного скучающий взор льдисто-голубых глаз… Охотник едва не скрипнул зубами. Однако, судя по дальнейшим описаниям Крейна, в этом деле вряд ли был замешан старый (и, хочется надеяться, ныне покойный) знакомый Тачиро. Главным было то, что над Крейном всё же провели некий эксперимент, последствия которого до сего момента оставались неясными – однако, если судить по обстоятельствам, поистине попирали законы природы. От описаний того, что произошло с пиратом, делалось не по себе: сначала таинственное воскрешение на дне озера, затем не менее таинственное превращение из вампира в человека после омовения… в другом озере. «Чего доброго, он в скором времени вместо оторванной руки себе какую-нибудь гигантскую лапу богомола отрастит – с ядовитыми шипами впридачу! То-то нам радости будет». Другое озеро, хм…
Вот это «другое озеро» также заслуживало отдельного внимания. То, с чем столкнулся Амброзий Крейн в глубинах генгерских шахт, не походило ни на что доселе виденное империалом. Поразительные свойства неведомого подземного озера не укладывались в рамки здравого смысла: и уж тем более оставалось непонятным, как это необычайное явление могло служить источником бедствий в шахте. Судя по всему, Крейну в самом деле пришлось многое пережить. Сейчас, выложившись до последнего, он нимало не напоминал себя-прежнего – насмешливого, жестокого и циничного: ссутулившийся на своей лавке, как политзаключённый на нарах в камере в ожидании виселицы, он выглядел выжатым досуха, как промокший под дождём половик.
Кто-нибудь другой, возможно, в этой ситуации пожалел бы Крейна: тот же сэр Виллем, к примеру – блеймриец уже успел предложить своему «пациенту» кружку согревающего питья и припасённый за пазухой пирожок. Сам же Тачиро, признаться, отнюдь не был «тронут до глубины души» красочным описанием злоключений пирата на земле, в воздухе, под водой и под землёй. Конечно, колдовство сэра Виллема затронуло не только Крейна – империал подозревал, что за время допроса не он один также испытывал настоятельное желание излить перед кем-то душу и высказать всё наболевшее. Однако рассудительность была присуща Тачиро не меньше, чем уравновешенность: и по здравом размышлении он вполне закономерно пришёл к выводу, что никаких «смягчающих обстоятельств» история пирата не предоставляла. Его дерзкая вылазка в шахты, впоследствии повлекшая за собой неприятности для сэра Оливера и госпожи Ганн, была предпринята не по распоряжению сэра Руфуса и не с целью выручить из беды Крейнову ненаглядную принцессу Курадо, но лишь во имя неправедного обогащения и духа авантюризма (явно свербевшего у неугомонного пирата в кормовой части). Сам же факт того, что Крейн, оказывается, был способен на любовь, и более того – был трепетно влюблён не в кого-то там, а в саму принцессу Сфирии… в конечном итоге ничего не менял. Разве от этого Крейн переставал быть убийцей и грабителем? Разве тот факт, что в душе пирата не угасла искорка любви, мог чем-нибудь помочь? В самом деле, способна ли одна искорка развеять черноту этой души…
К тому же империал сильно подозревал, что принцесса, столь глубоко запавшая в душу пирату, отнюдь не желала заполучить себе такого вот «ухажёра» в спутники жизни. Ну ей-богу, смешно было бы даже предполагать, что леди Курадо, принцесса Сфирийская (будь мысли Тачиро изложены письменным текстом, после этих слов следовало бы поставить в скобках большой восклицательный знак) – девушка без сомнения утончённая и нежная, как розовый с белым цветок шёлковой камелии, воспитанная на вековых традициях восточного престола и законах придворного этикета – проникнется какими-либо чувствами к Амброзию Крейну с его вульгарными манерами и милой привычкой бессовестно лгать по поводу и без оного. Вдобавок, судя по отдельным обмолвкам в речи Крейна, пиратская манера ухаживать за девушками была, мягко говоря, совершенно никакой. Чего стоила одна угроза «выпороть её крапивой». «Бог ты мой! Сфирийскую! Принцессу! Крапивой! Крейн, да по сравнению с тобой даже тролль выглядел бы галантным кавалером! Я знал, конечно, что ты абсолютно не соображаешь, кому и что говоришь – но не до такой же степени. И после этого ты ещё на какую-то там «взаимность» рассчитываешь?». Хотя… пират в общем-то правильно обмолвился: зачем он такой нужен был сфирийской принцессе… Особой жалости к нему, впрочем, империал не испытывал. Чего-чего, а жалости пират не заслуживал совершенно – тем более, что в силу своего характера не способен был ответить на неё иначе как издевкой.
По мнению охотника, с любимой девушкой следовало вести себя более подобающим образом: а столь беспардонное обращение больше подошло бы какой-нибудь независимой и своенравной девчонке с большими амбициями и хорошим чувством юмора, способной на шутку ответить шуткой. Самому Тачиро эта история невольно напомнила один эпизод из его прошлого: тогда его нанял один богатый тэндорийский ремесленник, выходец из Империи Син и земляк охотника, которому потребовался охранник для единственной дочери – бедняжку преследовал некий престарелый и похотливый вампир, возжелавший на старости лет сладкой девичьей крови (а возможно, и плоти). Дочь – миловидная шестнадцатилетняя девушка, носившая имя Юки – на поверку оказалась на редкость взбалмошной и капризной особой, отличавшейся редким своенравием и уверенной в том, что сама способна постоять за свою честь и не нуждается в опеке со стороны чужих взрослых мужиков. Две недели Тачиро не отходил от неё, следуя за ней повсюду, словно тень – а сама девушка, которую это жутко раздражало, постоянно устраивала ему сцены, осыпала обвинениями и пару раз даже пробовала надавать ему подзатыльников своими маленькими крепкими кулачками. Империал сносил все нападки с ледяной невозмутимостью и спокойной вежливостью, лишь изредка позволяя себе резкий ответ – в результате чего на восьмой или девятый день девчонка наконец осознала тщетность своих попыток и весь вечер прорыдала у Тачиро на плече. А спустя ещё несколько дней заказ наконец был выполнен: вампир при попытке пробраться в девичий будуар угодил в устроенную охотником ловушку (в конструкцию которой входили кожаный мех со святой водой, полсотни серебряных гвоздей, пригоршня пороха, свеча и натянутая поперёк ступеней лестницы бечёвка). С Юки они расстались почти друзьями, если такое понятие вообще применимо в отношениях меж мужчиной и женщиной.
Предаваться воспоминаниям о славном прошлом империалу долго не пришлось: выслушав гипотезу сэра Виллема о подземном озере как переродившейся неким загадочным образом Точке Жизни, сэр Руфус обратился к нему, желая узнать его мнение. Мысленно перебрав несколько неубедительных вариантов, Тачиро пожал плечами.
– Мне с таким сталкиваться не приходилось, сэр Руфус, – промолвил он. – Что бы это ни было, если оно в самом деле является причиной происшествий в шахтах – оно наверняка обладает собственной волей: и желает, чтобы его оставили в покое. Возможно, оно служит неким источником неуправляемой энергии, магической силы, которая теперь воплощается в различных… проявлениях, вроде тех голосов в тоннелях или разрушения каменных стен. Похоже, шахтёры невольно пробудили нечто, что прежде находилось в спячке… и теперь оно считает шахты своими владениями. Ничего более определённого я вам сказать не могу. – Он бросил мимолётный взгляд на опустошённого Крейна, словно прикидывая, не мог ли пират чего утаить от них: затем подался поближе к своим спутникам и понизил голос, так, чтобы пират не смог их услышать. Теперь-то ему вряд ли это удалось бы: острый вампирский слух для него остался в прошлом.
– Возможно, мы выясним что-то более полезное, если допросим другого нашего пленника… я имею в виду драгуна, а не леди Ганн, разумеется. Надеюсь, вы, сэр Виллем, сумеете его разговорить... – Империал сделал краткую паузу, что-то прикидывая. – Правда, в этом случае придётся после стереть ему часть памяти, чтобы он забыл об этом допросе: а затем, полагаю, нам придётся его отпустить. Потому как если после допроса избавиться от него, – Тачиро выразительно провёл большим пальцем по горлу, изобразив классический пиратский жест «бритвой по горлу и в гальюн», – мести со стороны всего его рода нам потом не миновать. У драгунов с этим строго. Ну, и про маски забывать, разумеется, не следует. – Он выжидающе взглянул на рыцаря. – Как полагаете, что сперва стоит проделать, сэр Руфус: навестить госпожу Ганн или драгуна?

«Нечто неизвестное, что хочет, чтобы оставили его в покое?.. И никто не знает, что с ним делать... Или, всё-таки, знает?..» – судя по всему, выходило, что им всё же придется допросить того захваченного драгуна.
– Сэр Виллем, вы как? Справитесь? – очень хотелось надеяться, что их целитель не переутомился, выслушивая крейновские жалобы на судьбу и на жизнь.
– Надеюсь, что справлюсь, – отозвался южанин. – Мне только нужно немного отдохнуть и собраться с силами. Мне понадобится заклинание иллюзии, чтобы изменить внешность, – это было и понятно: никому не хотелось представать перед драгуном в своем естественном виде, – затем ещё одно заклинание, чтобы он думал о нас, как о своих друзьях... Это очень сложное заклинание, и я не рискую пользоваться им часто, однако могу обещать, что у драгуна будет провал в памяти на время действия заклинания. Полностью стереть ему всю память, к сожалению, невозможно – так что если он до этого увидит что-то ему неположенное, то проще будет его устранить, свалив все... ну, вам лучше знать на кого. И наконец, само заклинание, что развязывает язык...
Их прервал шум, корабль дернулся, как если б перестал висеть над одним местом в ожидании решения, принятого после окончания результатов допроса. Кто-то стукнул рукой в стенку переборки.
– За нами погоня, – послышался голос одного из команды. – На горизонте стая драгунов. Готовимся к бою.
– Это за ним. Меченый он теперь, – сказал слышавший «исповедь» Крейна и потому более осведомленный Генрих. – Везде отыщут.
Да, по всему выходило, что Крылатые должны были лететь теперь по следу Крейна, словно мотыльки на луч маяка. И теперь становилось совершенно необходимым допросить захваченного ими драгуна, чтобы узнать, как именно происходит обнаружение.
– Тогда сторожи его. Чтобы не сбежал и опять не наделал глупостей, – вскочив, коротко приказал Руфус и направился к выходу на палубу, чтобы своими глазами увидеть картину происходившего боя. За спиной он услышал щелчок уже взводимого арбалета – это Генрих приступал к своим обязанностям охранника.

В миле над землей, в двадцати семи милях к югу от Генгера. Палуба «Наемницы».

Видимость здесь была лучше – похоже было, что из грозового фронта они давно выбрались, и хотя небо было покрыто серо-белыми облаками, тёмные фигуры драгунов на их фоне были хорошо различимыми. Команда сработала оперативно – орудия корабельных пушек и баллист уже были развернуты в сторону вожделеющих реванша драгунов и канониры уже выцеливали машущие большими крыльями и приближающиеся к ним цели, в ожидании, когда те приблизятся на расстояние, возможное для выстрела. В такой ситуации как-то не хотелось подвергать ненужному риску своих людей, настаивая, чтобы те использовали только временно обезвреживающее драгунов оружие. В конце концов, те сами напросились, когда занялись преследованием их корабля... нет, еще раньше, когда занялись похищением и скармливанием в жертву демонам других невинных людей – таких, как его брат и та эльфийская девушка!
Похоже, что драгуны тоже почуяли, что к их встрече готовятся вовсе не с хлебом-солью, ибо с их стороны уже начали доноситься гневные, подбадривающие друг друга вскрики, и летели они теперь к кораблю зигзагами, как будто надеясь, что если лететь к кораблю не по прямой линии, в них не попадут. Хорошо хоть копьями при полете не потрясали, иначе картина выглядела бы уже совсем комичной. Группа пчел в гневе размахивает в воздухе жалами, а в качестве украденного у них мёда выступает такая темная и подозрительная личность, как Амброзий.

Узнав о том, что лишить драгуна памяти о допросе целитель, к сожалению, не способен, Тачиро не особо огорчился. В конце концов, вряд ли стоило ожидать, что драгун опознает в них экипаж военного корабля: они должным образом позаботились о маскировке, и даже внешний вид «Наёмницы» после замены такелажа должен был перемениться до неузнаваемости. Да и маски вкупе с очками, головными повязками и прочей атрибутикой должны были сыграть им на руку. Хотя от осознания того, что им приходится скрываться под личиной пиратов, охотник до сих пор чувствовал себя мрачно – он не мог не признать, что данная тактика оказалась наилучшей.
Успех проведённой операции несколько омрачал тот факт, что спасённых, если подумать, можно было и не спасать – раз уж драгуны всё равно несли их в Генгер (а больше и некуда: охотник сильно сомневался, что в том направлении есть ещё что-либо, заслуживающее внимания, а в окрестностях города на ближайшие полсотни миль наверняка не было никаких древних капищ и прочего мрачного наследия тёмных веков – иначе об этом несомненно знали бы горожане, да вон тот же Рихтер хотя бы). Впрочем, версия со спасением капитана Крейна из драгуньих когтей выглядела вполне убедительно: пираты, скорее всего, свободно пошли бы на такую дерзость – разумеется, не из товарищеских чувств, но исключительно ради того, чтобы вместе с капитаном не пропали сведения о каком-нибудь тайнике с сокровищами… Жажда наживы у «небесных волков» всегда господствовала над прочими чувствами и инстинктами.
Сэр Виллем между тем расписывал нюансы грядущего допроса крылатого пленника, и Тачиро уже мысленно настроился на предстоящую беседу с драгуном… однако у судьбы, известной насмешницы, явно были на них другие планы. Палуба под ногами внезапно резко вздрогнула, всех присутствующих слегка шатнуло: кружка с остатками питья на столе опрокинулась, покатилась по столешнице и брякнулась на пол. Тачиро напрягся: это ему было знакомо. Корабль запустил воздушные винты, словно с мостика поступил приказ резко прибавить ходу. Что-то произошло… Спустя миг через переборку раздался стук, прозвучавший из соседнего отсека. Напряжённым голосом кто-то из команды доложил о том, что к кораблю приближается стая драгунов.
Тачиро с трудом сдержал грязную брань, которая едва не сорвалась с его уст – хотя стесняться здесь было некого: ни леди Лушлы Шепард, ни Ганн в каюте не было. Проклятые ящерицы! Похоже, крылатые горцы не намерены были оставлять добычу похитителям: бог весть для чего им сдался этот Крейн (вероятнее всего, во имя исполнения условий сделки – наверняка ведь от них потребовали выдачи всех троих пленных, а не одного Оливера), но выпускать его из лап они явно не желали. Вдобавок слетевшая с уст солдат по имени Генрих фраза подтвердила подозрения Тачиро: похоже, драгуны выследили их как раз потому, что на борту у них был пират – метка неведомой силы, коей теперь был помечен пират, влекла их к себе, словно запах крови – морских акул.
Сэр Руфус, по всему видно, быстро сориентировался в ситуации: вскочив со своего места, он отрывисто приказал Генриху остаться здесь и сторожить пирата, после чего стремительно покинул каюту. За ним устремился сэр Виллем, чей врачебный долг явно оказался сильнее природной робости – судя по всему, им предстоял бой, и помощь целителя могла оказаться незаменимой. (Впрочем, Тачиро вполне разумно полагал, что целитель предпочтёт переждать бой где-нибудь вблизи лестницы, ведущей на палубу: такого ценного специалиста, как он, надлежало поберечь). Сам империал, прежде чем последовать за командиром, на секунду задержался, смерив пристальным взглядом Крейна. В тот миг у него возникло острое желание как следует врезать пирату, чтобы тот лишился чувств: возможно, метка действует лишь тогда, когда Крейн в сознании и воспринимает окружающую реальность… Однако после секундного размышления Тачиро махнул рукой и стремительным шагом направился за рыцарем-Драконом, на ходу натянув на лицо маску и надвинув на глаза очки...

В миле над землей, в двадцати семи милях к югу от Генгера. Палуба «Наемницы».

Взбежав по лестнице и оказавшись на палубе (целитель, как и ожидалось, высунулся наружу, стрельнул взглядом туда-сюда и благоразумно нырнул обратно), Тачиро огляделся по сторонам, оценивая обстановку. Вокруг них полным ходом шли приготовления к бою: на расчехленных баллистах уже взводили вороты, готовясь к первым выстрелам, а из люков пушечных портов уже выглядывали угрожающе чёрные жерла пушек. Команда уже успела натянуть маски и обнажить оружие. Лучники и арбалетчики вновь выстраивались вдоль бортов, занимая позиции на квартердеке: некоторые карабкались наверх по железным перекладинам крепёжных конструкций, намереваясь занять место на узких мостках, опоясывающих баллон в нижней трети его ширины – в их задачу входило защитить корабль от атаки сверху. Пускай баллон судна и был скрыт аплантиевой броней, о его защите всё равно стоило позаботиться.
Империал бросил взгляд за корму. Похоже, они оставили позади грозовые тучи: небо вокруг по-прежнему было затянуто облаками, но теперь они зияли широкими просветами, да и мерзкое промозглое марево больше не застилало обзор. То и дело туман под килем расступался, позволяя узреть простиравшийся под ними заснеженный простор. Корабль шёл среди нагромождений облаков – а за кормой вдали виднелись мерно взмахивающие чёрными крыльями силуэты. Драгуны.
Тачиро прищурил глаза, считая противников: пять, семь, девять… Пятнадцать. Полтора десятка драгунов. С такого расстояния уже можно было различить копья в руках у большинства крылатых воинов: у некоторых на поясе виднелись парные кривые мечи в ножнах. Все драгуны были облачены в свои традиционные доспехи – кожаную сбрую, обшитую металлическими пластинами. Ни у кого в руках не было видно луков: это обнадёживало, но не слишком – даже без метательного оружия крылатые опасны в бою… Корабль набирал ход, но не отставали и преследователи. Империал быстро прикинул в уме расстояние, разделявшее стаю и корабль: похоже, минут через семь-восемь им предстояло вступить в бой.
На какой-то миг Тачиро вновь ощутил себя прежним офицером воздушного флота великой Империи. Под ногами он вновь ощутил палубу «Огненного лотоса», а над головой его поднялись высокие, увитые снастями призрачные мачты, распустившие гроздья белоснежных парусов. Охотника окружали уже не тэлийские воины в разномастном облачении и в защитных масках, но солдаты его взвода – скуластые и раскосые парни, облачённые в темно-серую с синим воинскую форму. И вновь, как много лет назад, пиратские наёмники-драгуны один за другим выныривали из облаков, и неотвратимые взмахи крыльев несли их навстречу корабельным пушкам и баллистам…
Империал нахмурился, отгоняя воспоминания. Крылатые выглядели в высшей степени воинственно, и как-то сразу становилось ясно, что о мирных переговорах и речи быть не может. Предстоял бой, причём серьёзный: Тачиро прекрасно понимал, сколько проблем может доставить стая драгунов одному воздушному кораблю. И что обиднее всего, империал даже не видел мало-мальски значимого повода для поединка. Ну да, они перехватили у драгунов двоих пленников – но право слово, неужто им так важен был этот Крейн, что ради него они были готовы идти на смерть? А ведь этого не миновать: как только драгуны приблизятся на должное расстояние, канониры дадут первый залп, а уклониться от кромсающей воздух картечи невозможно. Тачиро никогда не испытывал особой симпатии к драгунам, и в этой ситуации они кругом были виноваты – в конце концов, сами ступили на путь похищения людей. Но лишний раз проливать кровь тоже особо не хотелось: в конце концов, они были не на войне, как раз наоборот – эти драконьи пасынки были союзниками тэлийцев. И искренне верили, что идут в бой против мерзавцев-пиратов, своим дерзким поступком бросивших им вызов. Если бы только можно было обезвредить часть крылатых до того, как они ввяжутся в бой… Но кроме бомб с перечным газом иных средств для этого на корабле явно не было. Ну разве что…
Империал сморгнул от неожиданности – столь необычной была идея, пришедшая ему в голову. На первый взгляд совершенно неуместно… но, если подумать, могло сработать! Пару лет назад он с успехом применил подобный способ борьбы с летающими противниками – в схватке с той тварью, что обжила чердак заброшенного и полуразваленного замка в чаще леса. Тачиро вновь вспомнилась та ночь: как чудовище, пробив своим жилистым телом ветхую черепичную крышу башни, воспарило на своих обтрёпанных перепончатых крыльях в озарённые полной луной небеса – и оттуда пало на охотника, распялив в диком вопле клыкастую морду, напоминавшую ушастый череп с горящими жёлтым глазницами: и как он сам вскинул к плечу тяжёлый арбалет-метатель, сконструированный по спецзаказу, и нажал на спуск… Да! Вот оно!
– Сэр Руфус, у меня, кажется, есть идея… – негромко бросил он рыцарю, после чего повернулся к ближайшему солдату – невысокому парнишке, вроде бы принадлежавшему к числу друзей сэра Оливера. – Эй, слушай! Мне нужна помощь. Раздобудь по-быстрому бухту тонкого троса, и ещё полсотни гаек в машинном отделении – таких, знаешь, здоровых. – Он показал пальцами примерный размер гайки. – Сделаешь?
– Э? – Парень в замешательстве воззрился на него сквозь стёкла очков: оказавшиеся неподалёку Честер Оден и Лушла Шепард (по случаю предстоящего сражения явно оставившая свою подопечную) тоже недоумённо взглянули на империала. – Ну, можно… а зачем?
– Не рассуждай, тащи живее что говорят! – Империал невольно повысил голос, подпустив в него своих прежних командирских интонаций. Похоже, он ещё не разучился быть убедительным: парень, намеревавшийся было возмутиться, проглотил заготовленную фразу, кивнул – и, повернувшись, ринулся вниз по лестнице на нижнюю палубу. В ожидании искомого Тачиро напряжённо воззрился в сторону кормы: драгунья стая уже перестраивалась в атакующую позицию. Знакомая схема «Крылья сокола»: в центре – «клюв», клин из пяти бойцов, по сторонам – два развёрнутых «крыла». Лишь бы успеть…
Запыхавшийся солдат, посланный за необходимыми материалами, подоспел примерно минуту спустя. Через плечо у него был перекинут моток троса: одной рукой он прижимал к телу перевёрнутый солдатский шлем, наполненный тяжёлыми крупнокалиберными гайками.
– Отлично! – Сдёрнув с плеча парня бухту троса, Тачиро стремительно отмотал конец и обнажил кинжал. – Теперь смотри: сперва нарезаем вот на такие куски, метров по шесть примерно каждый… – отмерив на глаз нужную длину, он несколькими движениями перерезал трос. – Дальше по четыре куска связываем вместе, посредине: и на каждый конец навязываем по гайке. Давай, помогай!
– Ну, а зачем…
– Сам увидишь. Выполнять!
Размотав трос на всю длину, охотник и солдат принялись в спешном порядке нарезать его на примерно равные части, которые надлежало увязывать вместе. Лушла Шепард несколько секунд недоумённо созерцала сей труд, а затем лицо её прояснилось: она пихнула Честера локтём, словно привлекая его внимание, и без спросу присоединилась к общему труду. Чед, явно осознавший смысл работы секундой позднее, подключился следом. Вчетвером они лихорадочно связывали верёвки по четыре, продевали концы троса в отверстия гаек, навязывали узлы. Завершив первое изделие, Тачиро спешно принялся сматывать его особым образом: проследив за его действиями, то же самое проделали некеоры. Потратив на всё три минуты, они получили четыре плотных клубка. Тачиро вновь бросил взгляд в сторону кормы: расстояние меж ними и драгунами сократилось больше чем наполовину, уже можно было различить суровые драгуньи лица, и ветер доносил до корабля гортанные боевые кличи…
Прижимая к груди по два мотка, некеоры бегом устремились в разные стороны, в направлении носовой и кормовой баллист. Канонир на квартердеке поначалу воззрился на Лушлу с недоумением: но после пары кратких пояснительных фраз понимающе кивнул. Снаряды заняли своё место попарно в ложах кормовой баллисты: носовую тем временем развернули на поворотной станине под максимальным углом, так, что теперь она была нацелена назад и наискось, в правый фланг драгуньей стаи. Тачиро невольно закусил губу, выжидая. Секунда, другая… и обе баллисты разом дали залп.
Драгуны ожидали атаки со стороны людей: разглядев, как на корме заряжают баллисту, они заранее приготовились в нужный момент уклониться – и как только был дан залп, прянули в стороны, намереваясь пропустить снаряды сквозь стаю. Вот только они никак не могли ожидать, что каждый снаряд внезапно распустится в воздухе, раскрутившись мельницей: четыре бешено вращающихся разлапистых снасти, каждая из восьми верёвок с тяжёлыми грузилами на концах, врезались в их строй!
Тачиро не смог сдержать торжествующего вскрика. Ловчие приспособления, известные в имперском воздушном флоте как «летучий невод», сработали как нельзя лучше. Пять или шесть драгунов мгновенно оказались спутаны по рукам и ногам: верёвки с грузилами захлёстывались вокруг тел, опутывая конечности, захлёстывая крылья. Спеленатые бойцы, не в силах больше держаться в воздухе, сорвались вниз: несколько их товарищей, сложив крылья, камнем спикировали следом и канули в облака, надеясь поймать и удержать соратников прежде, чем те достигнут земли. В один миг значительная часть драгунов оказалась выведена из боя, даже не успев обнажить оружие.
Впрочем, с полдюжины драгунов благополучно избежали пленения – и теперь, при виде поражения своих соратников, просто озверели. Воздух разорвали яростные, рвущие глотку вопли – вскинув свои копья, драгуны ринулись на корабль с двух бортов. Лучники на палубе разом вскинули оружие, готовясь по команде дать залп. Настало время для боя.

И снова идея Тачиро оказалась удачной – значительная часть драгунов оказалась выведена из строя ещё до начала боя. Вопрос был только в том, надолго ли? Если только Крейн не перестанет привлекать на себя их внимание. Ясно было, что экс-вампир служил манком для драгунов вовсе не по своему желанию (и вообще список его желаний выглядел ещё проще, чем у Честера), только вот от его желания или нежелания усложнять жизнь и себе, и окружающим, ничего не зависело. Судя по рассказу пирата, он неизбежно попадал из одной неприятности в другую, двигаясь в промежутках между ними с грацией и неотвратимостью выпавшего из окна самого большого гаечного ключа...
Впрочем, то была лирика, им же предстояло сейчас отвоевать себе небольшую передышку, чтобы получить возможность выяснить, насколько опасен пират, в смысле, на каком расстоянии он может служить маяком.
Руфус протер рукой лоб, проверяя, на месте ли очки и не сбилась ли маска, и взял арбалет, готовый выстрелить в подходящую цель и тут же взяться за меч, поскольку перезаряжать его выходило слишком долго. С оглушающим грохотом рявкнули сразу две или три кормовые корабельные пушки, однако серьёзно ранен оказался только лишь один из драгунов, второй почти увернулся, но повредил крыло (поверхностное отравление тяжёлыми металлами типа картечи) и, словно гигантский лист, штопором закрутился вниз, пытаясь с помощью того, что осталось, как-то замедлить падение. Удалось это ему или нет, но он скрылся в тумане и на ближайшее время оказался потерян из виду.
Да, большие мишени. Но отнюдь не безобидные: остальным удалось прорваться, и – Руфус уверен – многие не сдержали сейчас крик досады. О, будь корабль сейчас повёрнут к ним бортом, где больше пушек, чем на корме!..
Пустили залп лучники и арбалетчики, однако драгуны, несмотря на то, что не все стрелы и болты были отражены их открытой аплантиевой броней, нападали с неистовством (ощущая, возможно, что цель уже близко). Вот один из них, весьма крупный драгун более чем в два метра ростом, с синеватой кожей и заплетенными во множество мелких кос тёмно-зелеными волосами, болтавшимися вкруг огромных витых рогов, словно увлекаемые течением водоросли вокруг коряги, уже ступил на палубу и испустил дикий клич, показывая рукой в сторону трюма. В щеку его тут же вонзилась стрела, однако кипящего праведным негодованием драгуна это обеспокоило настолько, словно обычного воина – укус комара, он лишь слегка замешкался, поджидая остальных, а затем быстро построившийся клин из оставшихся четырех драгунов бросился к трюму, сметая всё на своём пути, словно импровизированный живой бронеход, и если бы численное соотношение нападавших и обороняющихся не оказалось настолько не в пользу драгунов, то шансы Амброзия дожить до суда людей оказались бы практически нулевыми. Оставшаяся четверка, рискуя жизнями и жертвуя собою, чтобы до цели добрался хотя бы один из них, пыталась то ли привести в исполнение уже вынесенный переговор, то ли похитить Крейна обратно, вероятно, надеявшись, что пираты не станут стрелять, чтобы не зацепить настолько необходимого им своего главаря... а впрочем, возможно, что проблемы жизни и смерти не интересовали их до такой степени, и они действовали из каких-то своих побуждений, неизвестных людям.
Однако атака захлебнулась, наткнувшись на численное преимущество северян, и...Руфус и сам не успел понять, как именно и на каком этапе это произошло, и не была ли у драгунов на самом деле возможность исполнить задуманное. Не более, чем несколько секунд назад они атаковали Крылатых с флангов, бросаясь на одного драгуна по несколько человек и следуя волоком за ними, повиснув на своих мечах (уже отстрелянный, а потому бесполезный на сей момент арбалет был отброшен в сторону за ненадобностью), и едва успевая переставлять ноги, замедляя передвижение фланговых. Два центральных драгуна – зеленоволосый и ещё кто-то, кого принц не успел рассмотреть – заметно вырвались вперед, однако судя по доносившимся звукам, их вскоре постигла та же самая проблема. Возможно, что если б с ними был кто-то ещё, то центр образовавшегося таким способом многоступенчатого клина сумел бы достичь единственного настоящего пирата на борту «Наемницы»..., возможно, они могли ещё прорваться и сейчас... а между тем, принц не имел возможности как-то повлиять на происходящее: драгун, под мышкой которого находился в настоящий момент меч Руфуса, начал как-то странно заваливаться на бок – и по закону подлости, вовсе не на тот, на какой следовало. Принц отступил, остался без меча, получил ещё несколько ударов хвостом по ногам – и наконец-то получил возможность оглядеть их текущее положение.
Зеленоволосый драгун лежал, растянувшись на животе, свесив свою рогатую голову с верхней ступеньки лестницы, что вела в трюм, а на спине у него находился Джек Оце... то есть, Чед, контуженный падением, но живой, а следы глубоких царапин на крыльях драгуна показывали, что некеор не терял даром времени... а на нижней ступеньке лестницы, с обнаженным мечом в руках, стоял Генрих, бледный, но исполненный решимости не пропустить... а за спиной у него стоял южанин со схожим выражением на лице. И никто из драгунов – мёртвый или раненый – не находился на ногах, впрочем, некоторые их солдаты тоже попадали, и судя по доносившимся со всех сторон проклятиям и стонам становилось ясно, что сэру Виллему придётся в этот день не только выслушивать исповеди.
Первую волну атакующих они отбили, однако в данный момент он затруднялся сказать, не последует ли в скором времени нападение драгунов, сумевших высвободиться из ловушки с тросами.
«С этим надо что-то делать. Чёртов Крейн!..»
А тут ещё их маг, как назло, вздумал подговаривать команду к бунту. Нет, принц, конечно, не сомневался, что тот действовал исключительно из благородных побуждений и заботился, чтобы его сил хватило на самое главное. Однако предложить при всём честном народе сделать выбор между своими людьми и драгунами: либо оставить одних без лечения, поскольку у мага там какие-то проблемы со стихиями и их перенапряжениями, и сразу всё не получится, либо избавляться от второго после допроса самостоятельно, тем более, что тел – вон их сколько (с этими словами маг показал на палубу), и одно лишнее драгунье тело погоды не сделает... Конечно, Руфус вынужден был согласиться с его доводами, более того, долг советовал ему выбирать лечение своих людей – просто его несколько смущала сама форма, в которой было сделано предложение выбора. Списать это на незнание южанином всех тонкостей военной дисциплины, а после, улучив удобный момент, поговорить с ним, чтобы тот больше не ставил принца в неловкое положение, заставляя его чувствовать себя предателем доверившихся ему людей?.. И, чёрт возьми, за что же следует браться в первую очередь?
– Хорошо, – сказал он, – займитесь пока теми, кому требуется неотложная помощь. Мы сами придумаем, куда девать драгуна после допроса.
Маг просиял лицом и принялся предлагать хорошенько стукнуть драгуна по голове, ибо потеря памяти может случиться и без помощи магии.

Тем временем Амброзий, по-прежнему сидевший без единого движения на своем месте и не реагировавший ни на что вокруг, в который уже раз прокручивал в голове то, что успел наговорить, а после — и всю свою жизнь, и в конце концов присущим ему витиеватым образом пришел к выводам, заставившим содрогнуться его и без того практически разрушенную личность. Он никогда и никого не любил, даже свою родную мать. Она растила его, кормила, защищала — он что-то испытывал к ней за все это, но разве такие чувства можно было назвать любовью? Нет, это была обычная корысть, также, как и во всем остальном, также, как и везде. И потом, когда она потеряла все и просто спилась — он ведь в самом деле хотел, чтобы она избавила его от своего присутствия, чтобы умерла, - стоило признаться себе в этом с самого начала. То же самое было и потом — ему давали тепло, пищу, кров, он отвечал какой-то взаимностью, но разве это не то же самое взаимоотношение «ты — мне, я — тебе», что и в любой торговле? А принцесса... разве желание занять место в чужой жизни, завладеть всеми помыслами другого терранца, иными словами, сделать все, чтобы этот терранец принадлежал только тебе, не спрашивая, хочет он того или нет, — разве ж это любовь? Опять та же самая алчность, корысть, выгода. Нет, он прекрасно знал, что другие терранцы взаимодействуют между собой именно на этих основах, со временем вполне притерпелся к этому и научился успешно выискивать алчную подоплеку любых отношений и ситуаций, но считал, что уж с самим собою всегда был честен... ан нет. Оказывается, он бесплоден не только физически, но и морально, и вообще пуст и бессмысленен, как прохудившийся кошелек. Впору задаться вопросом, для чего он вообще нужен в этом мире, такой ущербный. Уж не для того ли, чтобы беззаботно заниматься своим ремеслом, не будучи обремененным никакими чувствами? Но тогда откуда эта беспросветная тоска и черная боль, рвущая душу? Может быть, от сожаления, что он не догадался обо всем этом раньше и не смог устроить свою жизнь соответствующим образом, теряя время и силы в попытках быть тем, кем быть не может по самой своей природе? И откуда тогда этот протест, лютое нежелание смириться с тем, что уготовлено было ему судьбой с самого начала? Откуда это смутное, но устойчивое ощущение неправильности всего, о чем он все это время думал? Или именно так сходят с ума?
Амброзий медленно поднял голову. В помещении, где он находился, больше никого не было. На столе рядом с ним лежал забытый кем-то пирожок, стояла кружка, из которой явственно тянуло хмельным, другая кружка мерно перекатывалась по полу помещения туда-сюда. Только сейчас Крейн ощутил, что корабль движется, и услышал знакомый шум, доносящийся сверху, - не иначе как там происходила какая-то заварушка. Можно было воспользоваться тем, что за ним никто не следит, и все заняты, и покончить со всем разом — и со всеми бесчисленными вопросами, вертевшимися в голове, и с душевной болью, и с бессмысленной жизнью тоже. Один прыжок за борт избавит от всех проблем.

В миле над землей, в тридцати пяти милях к югу от Генгера. Воздушный корабль «Наемница», палуба.

Правда, выскочить из трюма и с разбегу махнуть через борт корабля ему не удалось. Самый выход перегородили аж двое — молодой тэлиец из подручных принца и коротышка-блеймриец, некромант Вилли. При виде последнего Амброзий едва не поддался порыву с плачем вернуться обратно в помещение, в котором его допрашивали, - страшный человек этот некромант, страшной силой обладает, раз сумел с легкостью вытащить на поверхность столько крейновских демонов. Впрочем, теперь ему уже вряд ли под силу сделать пирату хуже, чем есть теперь. Амброзий остался на месте, раздумывая, как бы ему протиснуться мимо, не привлекая чужого внимания, которое все было направлено на борьбу, происходившую на палубе — по звону оружия и возгласам об этом было не трудно догадаться даже в столь сумрачном состоянии. Но, пока он думал, там уже все прекратилось. Крейн следом за парочкой принцевых подручных получил, наконец, возможность хотя бы выглянуть из трюма, чем и воспользовался, рассчитывая оценить обстановку и то, каким образом можно будет пробраться к борту... вид поверженных драгунов пробудил в нем мрачную надежду.
- Почему бы просто не дать им то, что они хотят? — подал он голос, все еще стоя на верхних ступенях трапа, ведущего в трюм. - Отдайте им меня, и все закончится! ...Или убейте уже сами наконец! Ведь все так просто!
Но такое дело лучше брать в свои руки, подумалось ему; Крейн прицельно зыркнул по сторонам, решил, что вот сейчас самое время, и ринулся вперед, намереваясь прорваться на палубу, - а там уж пара прыжков, и вот он, вожделенный борт, и свобода от всего за ним.

Тачиро отступил на шаг ближе к мачте и обнажил меч, не сводя взора с крылатых фигур, стремительно падающих на корабль с двух сторон. Залп корабельных пушек, сотрясший палубу под ногами, особой пользы не принёс: картечь задела лишь двоих драгунов, и теперь им противостояли четверо. Казалось бы, не так много в сравнении с вооружённой командой «Наёмницы» – но Тачиро уже приходилось прежде иметь дело с драгунами, и он знал, на что они способны в ближнем бою. Даже безоружный драгун втрое опаснее человека: в драке он способен без особого труда оглушить противника хвостом, смести с ног ударом распахнутых крыльев, разодрать острыми когтями, поднять на рога… Сам по себе драгун – живое оружие: именно поэтому в бою предпочтительнее поражать их с дистанции, выстоять против драгуна в одиночку человеку едва ли под силу. Теперь же сразу несколько этих свирепых созданий, охваченных жаждой мщения, настигали корабль с каждым взмахом крыльев, и даже дружный залп стрелков на юте не смог их остановить: драгуны прорвались сквозь рой мельтешащих стрел – череда искристых вспышек полыхнула там, где стрелы отразились от их аплантиевой брони. А уже спустя секунду когти их предводителя – здоровенного драгуна с острыми загнутыми рогами и заплетённой в уйму мелких косичек зелёной шевелюрой – вцепились в палубу: вскинув копьё в призывном жесте, он исторг из своих легких воинственный клич – и точно таким же кличем отозвались его воины, поодиночке пикирующие на палубу. Припадая на одно колено при приземлении, они тотчас выпрямлялись и складывали крылья, беря копья наизготовку. Выпущенная из чьего-то лука стрела, пронзившая щёку предводителя, нимало не сбила с зеленоволосого кураж: он только свирепо сверкнул глазами, словно давая стрелку понять, что когда они до него доберутся, смерть его никто не назовёт лёгкой. Сноровисто выстроившись в подобие клина и выставив перед собой копья, драгуны устремились вперёд, навстречу противникам, едва успевшим сомкнуть ряды.
Тачиро с мечом наперевес выступил вперёд, очутившись плечом к плечу с остальными бойцами – а в следующий миг они с нечленораздельным кличем рванулись вперёд, вскидывая оружие. Драгуны встретили их стремительным выпадом копейных жал: бойцы успели расступиться, уклоняясь от смертоносных наконечников – а дальше всяческое надуманное «изящество» сражения сошло на нет, и закипела традиционно сумбурная битва. Копья драгунов довольно быстро оказались перерублены, однако крылатые бойцы без промедления обнажили клинки: палуба огласилась дробным звоном стали о сталь и яростными выкриками сражающихся. Драгуны изначально были сильнее, парировать их удары было тяжелее, а прорваться сквозь их защиту в первые минуты боя не удавалось никому: кривые клинки с яростным свистом бешено пластали воздух, то и дело настигая живую плоть: пятеро или шестеро солдат уже отпрянули с возгласами боли, зажимая кровоточащие порезы. Однако на стороне людей было численное преимущество: драгуний строй очень быстро распался. Поодиночке крылатые прорывались к люку на нижнюю палубу, отбиваясь от наседающих на них людей – по несколько бойцов наваливались на каждого драгуна, клинками и телами преграждая ему путь на нижние палубы.
Возможно, какой-нибудь отъявленный моралист, никогда не державший в руках меча и не нюхавший крови, назвал бы этот бой «бесчестным»: вполне может быть. Однако рассуждать о чести в данной ситуации не приходилось. Сейчас речь шла уже даже не о восстановлении справедливости, а о сохранении собственных жизней… и инкогнито. Пусть все эти крылатые твари лягут здесь на палубе в лужах собственной крови – даже эта цена не будет чересчур большой за сокрытие подлинной сущности «команды Джека Оцелота».
Тачиро вклинился в ряды сражающихся, пробившись к одному из драгунов – и с ходу вскинул клинок, отражая первый удар. Драгун мастерски орудовал своим мечом, не подпуская к себе противников и то и дело норовя достать кого-нибудь стремительным выпадом: империалу несколько раз приходилось подставлять свой меч под удар, иначе аплантиевый клинок настиг бы его. В какой-то миг один из солдат, удачно (как ему казалось) подгадав момент, прянул на драгуна сбоку, когда тот сделал выпад в противоположную сторону и открылся для атаки: издав краткий торжествующий возглас, парень замахнулся мечом… И ликующий клич перешёл в страшный вопль: выронив клинок, солдат шарахнулся назад, зажимая лицо руками – драгун попросту отмахнулся от него левой рукой, полоснув по лицу когтями: четыре кривых острых когтя взрезали защитную маску, распоров щёку парня на четыре кровавых лоскута. Маска каким-то чудом удержалась на лице, однако толку от солдата уже не было: подвывая и пошатываясь, он отступил за спины товарищей, которым произошедшее словно бы придало ярости. Под их напором драгун невольно отступил на пару шагов: вот он вздрогнул, с шипением втянув воздух сквозь стиснутые клыки – один из солдат в зелёной бандане достал его выпадом тяжёлой шпаги, клинок которой пронзил крылатому плечо. Спустя пару секунд Тачиро также внёс свой вклад, вскользь полоснув драгуна по рёбрам меж ремнями доспехов: порез тотчас налился кровью.
Дальнейшая схватка была делом нескольких минут. Драгун, получивший ещё несколько новых ран, быстро слабел: силы покидали его вместе с кровью из ран. Наконец, издав мучительный стон, он выронил меч и медленно повалился сперва на колени, а затем и на четвереньки, не в силах более держаться на ногах: похоже, бой окончательно вымотал его. Один из солдат пинком отбросил меч драгуна подальше. Тачиро судорожно перевёл дух – и тотчас обернулся, ища глазами своих спутников. Кто знает, быть может, им требуется помощь?
Впрочем, как он быстро убедился, схватка уже подходила к концу. Палуба «Наёмницы» была щедро забрызгана кровью, людской и драгуньей. Со всех сторон доносились приглушённые стоны и проклятия: не менее десятка солдат не убереглись от ранений – сейчас они опирались на фальшборт или придерживались за леера: кто-то сидел, прислонившись спиной к борту и придерживая раненую руку. Наиболее серьёзное ранение, судя по всему, получил солдат с разодранной щекой: он уже успел стащить маску, и его мертвенно-бледное лицо с расширенными и остекленевшими от шока глазами производило жуткое впечатление – левая щека была распорота когтями и вся мокра от крови. Драгуны распростерлись на досках палубы в безвольных позах – то ли уже мёртвые, то ли обессилевшие от потери крови: зеленовласый драгун громоздился у самой лестницы в трюм, а поверх него крест-накрест раскинулся Честер Оден, явно успевший внести свой вклад в битву – крылья верзилы-драгуна были порядком изодраны его когтями. Немудрено, что предводитель крылатых лишился сознания (если вообще не умер): крыльевая перепонка у драгунов очень чувствительна, чтобы улавливать любые изменения температуры воздуха и направления ветра, и потому любое её повреждение способно вызвать болевой шок. Сэр Руфус был среди тех, кто уберёгся от ран: в настоящий момент он как раз вытягивал свой меч из тела очередного драгуна. Сэр Виллем уже склонялся над первыми ранеными, явно решив в первую очередь оказать помощь людям. Впрочем, кто-то из солдат уже стянул с себя рубашку и рвал её на бинты, которые наверняка должны были пойти на перевязку выживших драгунов: ещё пара ценных пленников не повредила бы в любом случае, и если удастся сохранить им жизнь – кто знает, что можно будет выпытать у них…
Империал тяжело вздохнул, утерев лоб перчаткой. Схватка изрядно утомила его, пусть он и не сражался в одиночку. Во всяком случае оставалось надеяться, что обезвреженные посредством ловушек драгуны не увяжутся за ними, выпутавшись из снастей: в конце концов, корабль по-прежнему держал полный ход, и за минувшее время они должны были удалиться на достаточно большое расстояние. Пока драгуны высвободятся из тросов, пока вновь воспарят в воздух и наберут нужную высоту, пока сориентируются в облачном мареве… Словом, по мнению Тачиро, у них были неплохие шансы уйти от преследователей.
Неожиданно внимание империала привлек чей-то оклик со стороны люка. Над палубой звучали голоса солдат и матросов, переговаривающихся меж собой или приглушенно бранящихся – но этот голос показался странно знакомым… «Прах побери, это же Крейн! Какого пса он делает на палубе, если ему велено было сидеть и не высовываться?».
Империал резко развернулся… как раз вовремя, чтобы увидеть, как стоявший на ступенях лестницы пират неожиданно рванулся вперёд, перемахнув прыжком через распростертых перед лестницей драгуна и Чеда, увернулся от растопыренных рук сунувшихся было ему навстречу солдат – и бегом бросился через всю палубу… прямиком к фальшборту.
На какой-то миг империал оцепенел. Он что, свихнулся на почве допроса и позабыл, что они находятся в нескольких сотнях метров над землёй? Или решил таким образом обеспечить себе легкую смерть, избавив себя от тэлийских застенков (каковые ему теперь непременно светили: ведь он отказался от добровольного сотрудничества, обрекая себя на худшую участь)? Эти мысли промелькнули в голове империала за какую-то долю секунды – и сгинули.
– Стой! – что было сил заорал Тачиро, едва не забыв о конспирации, и бросился наперерез пирату. – Стой, капитан! Стой, тварь, бушприт тебе в задницу, не уйдёшь!!! Эй, хватайте его!
В тот миг его всецело захватило одно стремление: не дать Крейну уйти, и неважно, что уходить пирату было некуда – за бортом простиралась лишь облачная пустота. Если этот подонок в очередной раз уйдёт от справедливого возмездия, пусть даже и в смерть… Нет уж, допустить этого было нельзя. Никакой проклятый пират не опередит офицера имперского флота, не дождётесь!
«Не уйдёшь, Крейн!».
Когда Крейн достиг борта, его и империала уже разделяла какая-то пара шагов. На бегу Тачиро подался всем телом вперёд, выбросив перед собой руку со скрюченными пальцами. И он почти вцепился Крейну в ворот… Почти. Потому что безвольно распростёртый на палубе драгун, казавшийся мертвым, внезапно с глухим гортанным рычанием вскинулся на локтях, словно собрав последние силы: его гибкий драконий хвост рывком поднялся в воздух, описав широкий замах… и с силой приложил Тачиро поперёк груди.
Если бы не бронированный жилет и не сковавшая драгуна слабость, империал точно заработал бы перелом ребер: и всё равно, удар был очень силён. Тачиро отшвырнуло на несколько шагов назад и он с маху приложился спиной о железную решетчатую опору. Вытаращив глаза в шоке, империал судорожно хватнул ртом воздуха – удар вышиб всё дыхание из его лёгких – и, не удержавшись, повалился на колени. Сознания он не лишился, но всё вокруг как-то враз отдалилось и словно бы подёрнулось дымкой: сквозь невесть откуда взявшийся звон в ушах он с трудом различил слитные возгласы команды – похоже, Крейн всё же достиг борта и сиганул вниз… Империал зажмурился, борясь с минутным головокружением.

В суматохе боя они совсем забыли про Крейна, и тот, очевидно, сумев как-то пробраться незамеченным мимо своих охранников, толканул речугу и беловолосой молнией метнулся к борту – будто умел летать, или как будто за бортом его поджидал настоящий пиратский корабль. Империал бросился вслед за ним, Генрих тоже, и Руфус надеялся, что тот не вздумает искупить свой недосмотр тем же способом, как собрался искупить свои грехи Крейн. Почти сразу же вслед за Амброзием за борт прыгнула Лушла, однако вслед за ней уже разматывался страховочный трос, с которым она, похоже, почти никогда не расставалась, а следовательно, за неё можно было не волноваться.
По всему кораблю стремительно разнеслось известие в стиле «человек за бортом», и корабль, замедляя ход, начал снижаться. В этот момент кто-то из солдат закричал, показывая рукой в тёмное пятнышко в стороне от корабля, и все, кто в данный момент был свободен от дел и мог позволить себе отвлечься от своего задания, тут же обернулись в ту сторону. Поднимаясь до высоты корабля, пятнышко приближалось, и если бы это только помогло, принц испустил бы скрежет зубовный, ибо это снова были драгуны. Те самые драгуны, что, казалось, были надолго выведены из строя с помощью тросов с гайками. Ничего подобного. Распределившись на три группы (по трое драгунов в каждой), Крылатые зачем-то расположились друг относительно друга в виде перевёрнутых букв «Г»: в каждой группе верхний драгун, интенсивно махая крыльями, как будто за двоих, тащил в своих лапах нижнего, почти не двигающегося, а присоседивщийся к ним сбоку третий драгун делал что-то, о чём на таком расстоянии можно было только догадываться.
Неожиданно в одной из таких троек боковой драгун отпрянул в сторону, нижний взмахнул крыльями и верхний выпустил его из своих лап.
«Вот ведь твари какие умные!» Драгуны вовсе не собирались терять время на распутывание узлов, если были в состоянии перепилить их своим оружием, и большая часть из них уже освободилась из пут и теперь помогала остальным, прежде чем сообща броситься в атаку, жестоко отомстить за остальных и подхватить так опрометчиво бросившегося навстречу им Крейна.
Непонятно было, на что он рассчитывал. Ситуация была слишком запутанной, чтобы быть улаженной одним экс-пиратом и экс-вампиром, решившим искупить все свои грехи в попытке самопожертвования. Начиная с того, что «команда Джека Оцелота» увела из-под драгуньего носа двоих пленников – а следовательно, вряд ли драгуны удовлетворились бы возвращением только одного Амброзия.
Между тем, независимо от того, собирались ли драгуны в выполнение своей части договора возвратить в Генгер и двух других оставшихся пленников или же – что было более вероятно, разве что какой-то неизвестный доброхот и спаситель младшего из принцев пообещал Крылатым за всех троих совершенно уже несуразную цену, так что теперь они из крыльев лезли вперёд, чтобы выполнить условия договора – получили разрешение оставить их себе, чтобы умилостивить демонов подземного озера, отдавать им эльфийку было нельзя.
Можно многое на войне. Можно многое позволить себе по отношению к противнику. Можно пускать в ход любое оружие и любые средства... но не это, демоны подгорные и их светящаяся лужа, только не это!
Нельзя было, словно откуп за спокойное возвращение, отдавать ребёнка – вне зависимости от того, что эльфийка эта, скорее всего, была совершенно одинока и никому не нужна, за исключением поджидающих её на дорогах сомнительных типов, таких как Кереус. Это было против чести. Это казалось самым немыслимым поступком из всех, что только могли были быть.
Нельзя также было отдавать им и Крейна – по крайней мере, живым. Мало ли что мог порассказать – драгунам или неизвестному доброхоту – этот прохвост после того, когда он передумает быть героям. Эта же мысль посетила, по-видимому, и других солдат на корабле, ибо раздался клич, стрельнули баллисты, грохнули пушки, потом другие, достреливая тех, кому посчастливилось вывернуться из-под первого залпа. Кто придумал, будто нехорошо мешать картечь с усыпляющим газом?

Все-таки судьба, видать, в последние минуты жизни решила пирату благоволить - прорыв удался! Крейн благополучно миновал всех, пытавшихся его перехватить, махнул через борт и взмыл в воздух в прыжке, может быть, ничуть не худшем, чем когда был вампиром. На какой-то момент, закрыв глаза, он даже ощутил ликование от свободы полета, от отсутствия какой бы то ни было опоры, от свиста ветра в ушах, - он бы даже раскинул руки, если бы имел таковых полный комплект, но тут его что-то резко дернуло вверх. Крейн распахнул глаза, но едва успел понять, что происходит, как с размаху врезался в бочину воздушного судна. Как оказалось, девка-некеор, до того непосредственно участвовавшая в миссии по захвату клетки, решилась повторить свой трюк и сцапала его прямо в воздухе за развевающийся пустой рукав куртки, - и теперь они оба болтались почти у самого днища корабля на тросе, закрепленном вокруг талии девки. От негодования Амброзий едва не задохнулся; он яростно рявкнул, оттолкнулся ногами от корабля, попытался перекувыркнуться таким образом, чтобы лягнуть некеору... и выскользнул из куртки. Стремительно удалявшееся выражение лица девки ему настолько понравилось, что он даже злорадно расхохотался.
Однако желавших перехватить его оказалось гораздо больше, - Крейн тоже успел заметить драгунов и с досадой скрипнул зубами, увидев, как одна из темных точек явно ринулась перехватить его. В общем-то, пират ничего не имел против смерти от лап этого народа, однако до того еще надо будет дожить, а другая смерть - вот она, почти рядом. Только вот драгуны располагали гораздо более солидными возможностями для маневров в воздухе. Амброзий извернулся, чтобы оценить расстояние до земли, и содрогнулся - твердь Террилиума распахнула свои объятья неожиданно близко, настолько, что уже можно было разглядеть листву каких-то кустарников, обильно покрывавших склоны холмистой местности. В следующую секунду, врезаясь в ветви, бывший вампир зажмурился и рефлекторно вскинул руку в попытке защититься от удара...

На земле, в тридцати пяти милях к югу от Генгенра.

...грохот, страшный, словно бы земная твердь раскололась пополам, состряс все вокруг. Оглушенный, шокированный, едва соображающий Крейн почувствовал, что летит куда-то вверх тормашками вперемешку с ветками, листьями, травой, осколками камней и комьями земли. Стремительно тускнеющим сознанием он еще успел предположить, что это военные решили уж добить пирата наверняка и сбросили бомбу точнехонько ему вслед... но, как ни странно, боли не было. Амброзий с трудом открыл глаза и мутно огляделся - только для того, чтобы понять, что летит над землей по дуге, явно отброшенный взрывом. В следующий миг земля все-таки приняла его в свои объятья: пират грохнулся оземь, прокатился по инерции еще с пару десятков футов и затих. Сверху сыпались камни и песок, поднятые в воздух взрывом, однако Крейн, из которого жесткая посадка все-таки выбила сознание, этого уже не чувствовал.

Тачиро с некоторым трудом поднялся на ноги, цепляясь за решетчатую опору, дабы удержаться на ногах – головокружение пока ещё не прошло: всё же драгун приложил его довольно крепко, да и затылком он об опору ударился изрядно, теперь непременно шишка будет. Впрочем, для драгуна сей подвиг оказался как бы не последним в жизни: явно лишившись последних сил, он вновь ткнулся мордой в окровавленную палубу и более не шевелился. Империал шагнул к борту и, опершись на планширь, свесил голову вниз, желая взглянуть, упал ли на самом деле Крейн…
…как раз вовремя, чтобы узреть леди Лушлу Шепард, повисшую за бортом на страховочном тросе: одной рукой она придерживалась за трос, другой что было сил вцепилась в пустой левый рукав Крейновой куртки. Пират, повисший на рукаве, явно недоволен был сложившимся положением: негодующе рыкнув что-то невнятное, он упёрся ногами в борт судна, резко оттолкнулся, одновременно вскинув ноги кверху, словно желая совершить на своей ненадёжной привязи акробатический финт – и, выскользнув из куртки, стремительно полетел вниз. Девушка-некеор не смогла сдержать изумлённого и раздосадованного вскрика, когда опустевшая куртка затрепыхалась в её руке на ветру, словно флаг. Стремительно уменьшающийся в размерах силуэт пирата канул в облачную пелену: откуда-то снизу прозвучал отголосок удаляющегося торжествующего хохота, тут же снесённый прочь ветром. Тачиро изумлённо покачал головой: похоже, пират в самом деле обезумел… Должно быть, ему самому в эти последние секунды жизни это виделось как превосходное бегство от правосудия, отличный шанс избежать застенков и кандалов. Глупец…
Впрочем, империал тут же выкинул пирата из головы, узрев кое-что куда более заслуживающее внимания – крылатая фигура, стремительно вынырнувшая из облаков и тут же устремившаяся вслед за пиратом. Драгуны всё же настигли их. Обернувшись в сторону кормы, империал едва ли не с ненавистью узрел знакомые крылатые силуэты, пока ещё далёкие на фоне облаков, но вновь стремительно приближавшиеся. От верёвок крылатые избавились довольно быстро: что и говорить, отказать им в сообразительности было нельзя… Впрочем, будь они в самом деле настолько сообразительны, то давно отказались бы от затеи вернуть пленника, осознав, что похитители не желают связываться с ними. Однако, по-видимому, гнев от поражения затуманил драгунам разум, и они стремились во что бы то ни стало покарать похитителей. Если бы империал не сумел вычислить маршрут той группы, что несла пленников, то точно бы решил, что драгуны во что бы то ни стало стремятся заполучить обратно выбранные жертвы, чтобы умилостивить своих подземных демонов или кому они там поклоняются… Однако, поскольку направлялись они в Генгер – а в этом сомневаться не приходилось: даже если бы их ритуальное капище или ещё что-нибудь в этом роде располагалось бы в окрестностях города, они всё равно сделали бы хороший крюк, чтобы не попасться никому на глаза с пленниками в когтях – стоило предположить, что все трое предназначались для того, чтобы умилостивить одного-единственного демона: и имя ему наверняка было леди Дигерни. Кто ещё сумел бы добиться от крылатых выдачи всех троих пленников? Уж никак не Барт Дейкер…
Все эти мысли промелькнули в голове охотника буквально за секунду: а потом палуба под его ногами содрогнулась от пушечного залпа. Секундой ранее дали залп баллисты, выпустив в сторону стаи ещё две пары газовых снарядов: а следом ударили пушки. На этот раз крылатым повезло меньше: под секущий град картечи попали трое, четверо… Империал видел, как раненые крылатые воины внезапно «клевали» всем телом вниз, утрачивая прежнюю грацию полёта, и как ближайшие товарищи мгновенно подхватывали их под руки, не давая упасть. Одного подхватить не удалось, и он канул вниз, судорожными взмахами крыльев пытаясь вернуть себе высоту. Газовое облако, расползшееся за кормой, также сделало своё дело: ослеплённые газом драгуны теряли ориентировку, отклоняясь от курса и сталкиваясь друг с другом. На палубе вновь защёлкали луки, воздух со свистом пронзили стрелы. Похоже, у экипажа «шкипера Джека Оцелота» вновь появились шансы одержать верх в этой схватке. Драгуны ещё даже не успели приблизиться к кораблю, а уже лишились трети боеспособного состава. Тачиро стремительно прикинул соотношение сил. Изначально драгунов было полтора десятка. Четверо сейчас истекали кровью на палубе «Наёмницы»: трое рухнули вниз, раненые картечью; ещё трое, также попавшие под картечь, сейчас держались в воздухе исключительно благодаря поддержке товарищей. Итого против них оставалось всего-то пять боеспособных драгунов: не самая грозная сила, достаточно будет пары залпов, чтобы покончить с ними. И несмотря на это, крылатые с прежним упорством настигали корабль, словно твердо вознамерились дать «пиратам» свой последний бой. Империал даже губу закусил от досады. «Проклятье, драконово вы семя, ну что вам так не терпится умереть?!?».
И в этот момент где-то внизу, за пеленой облаков, полыхнула необычайно яркая вспышка, словно против всех законов мироздания снизу вверх, с земли в небо, сверкнула молния – а миг спустя корабль ощутимо тряхнуло мощной воздушной волной, ударившей в днище. Облака нежданно прянули в стороны, словно разорванные незримым ударом воздуха, открыв простирающуюся внизу холмистую местность, поросшую кустарником… посреди которой вспухало облако дыма и пыли, изнутри озарённое неким странным, необычайно белым сиянием: как будто кто-то рванул в центре этой равнины бомбу неизвестной конструкции. Ничего подобного империалу прежде видеть не доводилось: во всяком случае, это неведомое явление проявило себя не только внешне. Тачиро отчётливо видел, как кустарник вокруг полёг, придавленный к земле раскатившейся во все стороны взрывной волной: как шквал воздуха размёл снег, взвихрив его кольцевидным облаком, стремительно растягивающимся в стороны… Чем бы ни был вызван взрыв, он был весьма силён: пожалуй, таким вполне можно было обрушить крепостную стену.
Ещё больше его удивило поведение драгунов. Более-менее ровный строй, в который успели построиться крылатые для атаки, неожиданно распался: драконовы потомки сумбурно закружили в небе, словно лишившись некоего ориентира и вмиг забыв о преследовании корабля. Пару минут они словно бы пребывали в растерянности, не зная, как поступить: наконец двое сложили крылья и устремились вниз, в направлении взрыва, снижаясь широкими кругами – а остальные, отягощённые ранеными, несколькими взмахами крыльев легли на обратный курс, будто враз оставив идею настигнуть «Наёмницу». Тяжело взмахивая своими могучими черными крылами, драгуны взяли курс на север: по всей видимости, в сторону горы Дунгиль. Налетевший порыв ветра, вновь нагнавший облачную пелену, скрыл от экипажа корабля (часть которого уже успела столпиться у бортов, изумлённо пялясь вниз) картину взрыва.
Лишь после этого Тачиро наконец смог разжать руки и отцепиться от планширя. Увиденное потрясло его до глубины души: чего-чего, а такого поворота событий он никак не ожидал. Казалось бы, удивить его чем-либо после рассказа Крейна было трудно… «Стоп! Крейн! А что, если… В самом деле, если подумать, кроме него с борта нашего судна вроде как ничего не падало. И место взрыва, если прикинуть, вполне соответствует… О Господи. Неужели…». Империала пробрало холодом, когда он представил, ЧТО случилось бы, если б он всё же успел дотянуться до Крейна и удержал его на борту судна. Отвернувшись от борта, он мельком взглянул на вцепившуюся рядом с ним в планширь леди Лушлу, успевшую-таки взобраться по тросу прежде чем корабль тряхнуло (вид у неё был не менее потрясённый, чем у самого империала), окинул взором прочих членов экипажа и остановился на сэре Руфусе.
– Клянусь грудью Великой Матери-Богини и её животворящим лоном… – всё ещё потрясённо промолвил Тачиро. – Похоже, сэр Руфус, нам повезло, что Крейн решил спрыгнуть. Как ни странно, выходит, что он нас вроде как спас…

Всё же сэр Руфус, судя по всему, был из тех, кто предпочитает видеть в других в первую очередь хорошие качества: и поступок Крейна он явно расценил как некое самопожертвование, вызванное – кто знает, а вдруг – нежданно проснувшимся в душе пирата благородством. Во всяком случае, рыцарь выдвинул предложение снизиться и попробовать отыскать останки Крейна, дабы потом похоронить его по чести.
С одной стороны, идея была в целом правильная: Тачиро и сам полагал, что никому не должно быть отказано в последних почестях в виде достойного погребения, даже отпетым негодяям – какой смысл мстить тем, кто уже мёртв… С другой – империал ни за что не поверил бы в то, что Крейн сам почувствовал приближение губительной реакции в своём организме и благородно решил спасти экипаж корабля и своих пленителей от страшной гибели в горниле взрыва. Скорее уж он в самом деле вознамерился избежать темницы и казни, предпочтя быструю смерть от падения с высоты долгому заключению в сырой тюремной камере. Тот же факт, что благодаря столь безрассудному поступку все они буквально чудом остались живы, ничем кроме как случайностью объяснить было нельзя: уж кто-кто, а Крейн никого не стал бы спасать от гибели – наоборот, зная его характер, можно было предположить, что в такой ситуации он постарался бы утянуть за собой в могилу как можно больше народу. Как бы то ни было, оставалось лишь поблагодарить судьбу за то, что пират поступил именно так – иначе от них остался бы лишь пепел, который холодный северный ветер разнёс бы над равнинами и лесами… И потому в ответ на предложение сэра Руфуса империал кратко кивнул.
– Полагаю, вы правы, сэр Руфус, – промолвил он. – Если нам удастся отыскать какие-нибудь, хм, останки, нельзя допустить, чтобы они достались драгунам. Мало ли, что могло вызвать взрыв: нам ведь неизвестно, что за эксперимент в конечном итоге был проведён над Крейном…
«И не удастся ли обратить найденное на пользу Тэлойе», мысленно добавил он. Кто знает, какими поражающими воображение научными секретами беспринципный сфирийский учёный начинил Крейна: раз уж из пирата получилась такая потрясающая бомба – вполне возможно, что этим задумка сфирийца не исчерпывалась. И потому, если на месте взрыва экипажу корабля удастся отыскать что-нибудь высокотехнологичное, не исключено, что эта находка станет причиной прорыва в тэлийской науке. Чего самому империалу, сказать по правде, никак не хотелось бы: равновесие в мире и без того было чересчур хрупким, а если высокоразвитая Тэлойя с её ружьями и пушками ещё и завладеет сфирийскими технологиями… можно лишь гадать, к каким отрицательным последствиям это приведёт. При самом худшем раскладе – к неизбежной войне с южанами: пусть северяне никогда особо не демонстрировали в открытую своих амбиций, можно было не сомневаться, что они их не лишены, и давно положили глаз на богатые ресурсами южные территории… В этом плане все великие державы одинаковы, и нет смысла делать разницу меж Тэлойей, Империей Син или той же Сфирией: все они готовы заключать с соседями соглашения и договоры – но для всех них наилучшим вариантом было бы, если бы никаких соседей не было вовсе, одна лишь великая империя их народа «от моря до моря», от Внешнего до Большого Левиафанова… Кто не мечтает о мировом господстве, или хотя бы господстве над всем континентом? Разве что Дильестра, да и то потому, что шансов в мировом состязании держав у неё нет совершенно.
Вообще-то сам Тачиро сильно сомневался, что им удастся найти хоть что-нибудь. Если источником взрыва послужило само тело Крейна, превращённое неведомой реакцией во взрывчатый материал – то им, в лучшем случае, достанется обгорелое нижнее бельё, чёрное с вышитыми крылатыми черепами, зацепившееся за куст. С другой стороны, возразить сэру Руфусу он тоже не мог, хотя бы потому, что оглашать свои соображения вслух было бы не слишком разумно. И потому когда корабль пошёл на снижение, он лишь повернулся к борту и напряжённо вперился взглядом в приближающуюся в разрывах облаков равнину, посреди которой всё ещё вздымался столб дыма над чёрным, словно бы запекшимся по краям кратером. При мысли о мощи взрыва империал вновь ощутил, как вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок. Как будто сама смерть бесшумной тенью пронеслась мимо борта корабля на своих распластанных чернопёрых крыльях, овеяв их могильным холодом своего савана…

Под облаками, в тридцати пяти милях к югу от Генгера. Палуба «Наемницы».

Впрочем, куда более реальные обладатели чёрных крыльев уже поджидали их внизу. Точнее, не поджидали: двое драгунов, взмахивая крыльями, кружили над зарослями кустарника, припорошенного снегом и вздыбленной взрывом мёрзлой землёй. Похоже, они углядели в кустах нечто, что привлекло их внимание, однако почему-то не решались снизиться и подхватить это. Империал слегка подался вперёд и прищурился, ожидая увидеть что-нибудь вроде переливающегося голубым свечением кристалла, заключённого в ажурную оправу из стали и серебра, или металлического сердца из саэрилловых пластин с вправленными в них мерцающими линзами и торчащими в разные стороны ребристыми трубками – почему-то слова «сфирийская техника» ассоциировались у него примерно с этим. Однако с такой высоты неведомый объект драгуньего интереса разглядеть было невозможно, вдобавок он был изрядно занесён снегом и землёй пополам с ветками вывороченного из земли кустарника.
На приближение «пиратского» корабля драгуны отреагировали агрессивно, но уже без прежнего запала: похоже, демонстрация сил в виде обстрела попеременно снастями-ловушками и газовыми бомбами, вкупе со сражением на палубе, всё же произвели на них серьёзное впечатление. Во всяком случае, ни один из драгунов не поспешил вознестись в небо и оттуда отважно пасть на корабль в самоубийственной атаке. Воспарив над равниной, они для порядка погрозили своими копьями в сторону команды: один приглушённо проорал несколько бранных слов в адрес шкипера Джека Оцелота, смысл которых сводился к тому, что шкипер неоднократно имел любовную связь с трупами – со стороны драгунов с их принципиальным отвращением к мертвым телам это само по себе отвратительное оскорбление смотрелось ещё хуже. В ответ на палубе щелкнули тетивы луков, и с полдюжины стрел вспороли воздух, не задев драгунов, но притом достаточно ясно выразив мнение команды. Сочтя за лучшее не связываться с целым кораблём, вдобавок вооружённым всерьёз, крылатые пару раз взмахнули крыльями – и, сменив курс, устремились на север, оставив неведомую находку на произвол судьбы. А точнее – «пиратов», корабль которых уже снизился, зависнув над равниной на высоте пары десятков метров.

В тридцати пяти милях к югу от Генгера. Над землёй. Палуба «Наемницы».

С борта корабля полетели вниз якорные тросы: затем по ним соскользнули двое членов экипажа, отобранные для предстоящей миссии – естественно, Лушла и Честер (уже окончательно оклемавшийся от удара драгуна и теперь наверняка чувствовавший себя героем). Закрепив тросы за пару уцелевших под напором взрывной волны деревьев, они споро взялись раскапывать снег и землю.
Между тем палубные матросы уже взялись за уборку палубы, несущей на себе следы побоища. Сэр Виллем на пару с корабельным врачом были заняты перевязкой раненых: четверых драгунов, уже получивших первую помощь в виде перевязок и наскоро заштопанных ран – похоже, смерть оказалась благосклонна к крылатым, не забрав ни одного из них – отволокли в трюм, где им предстояло впоследствии подвергнуться допросу. Зачехлять баллисты и задраивать пушечные порты никто не спешил: драгуны вполне могли нагрянуть ещё раз, с куда большим подкреплением, и тогда лишние секунды, потраченные на подготовку к бою, вполне могли погубить весь корабль. Империал в числе прочих обратил свой взор наверх, напряжённо высматривая среди облаков чёрные точки вражьей стаи: тем, что происходило внизу, он не слишком интересовался, посчитав, что рассмотреть неведомую находку можно будет и на палубе.
Каково же было изумление империала, когда из-под расчищенных снежных заносов был извлечен и при посредстве драгунской клети на тросе поднят на палубу не кто иной, как Амброзий Крейн! Похоже, пират неким непостижимым образом сумел избежать смерти и на этот раз, не разбившись оземь и не обратившись в пепел в горниле взрыва. Правда, сам Тачиро ни в жисть не сумел бы дать ответ, как такое могло произойти и каким образом взрыв, изуродовавший лик равнины шрамом кратера, пощадил пирата. Должно быть, принципы сфирийской науки и техники воистину выходили за пределы здравого смысла. Как бы то ни было, пират по заверениям Лушлы Шепард был жив.
Впрочем, узрев распростёртое на палубе тело Крейна, империал не мог не констатировать, что спасение от смерти далось пройдохе дорогой ценой. Пират был бледен как смерть, одежда на нём была изорвана и грязна, лицо и руки – сплошь в ссадинах, вдобавок левая бровь была рассечена до крови. Глаза пирата были закрыты, дыхание едва прослушивалось, как и пульс. Корабельный врач, осмотрев Крейна, кратко отдал приказ переправить его в трюм и приставить охрану – по его словам, пирату требовался подробный осмотр, сразу после того, как он окажет помощь пленным драгунам. Несколько матросов, подхватив укрытое курткой тело пирата, повлекли его в сторону лестницы, ведущей в трюм. Честер и Лушла меж тем повторно соскользнули вниз по тросам, дабы отцепить якоря. Спустя несколько минут корабль воспарил над равниной, и, набрав высоту, взял курс на юг.
Тачиро не последовал в трюм за сэром Руфусом и остальными, коим предстояло присутствовать на допросе драгунов. Сейчас, когда напряжение боя наконец-то осталось позади, на него накатила странная апатия: сказались бессонная ночь и нервная обстановка последних суток. Хотелось просто спуститься в каюту и вздремнуть пару-тройку часов: однако, поскольку его соратники покамест не спешили поступить подобным образом (а ведь им тоже наверняка не довелось хорошо выспаться в эту тревожную ночь), он предпочёл остаться на палубе. Здесь, по крайней мере, его присутствие могло потребоваться на случай налёта драгунов. Выйдя на корму, империал оперся на фальшборт и бездумно уставился в затянутую облачной дымкой даль.

В небесах, к юго-западу от Кратаса.

…Миновал час, за ним ещё один. Корабль по-прежнему шёл на юг, мимо величаво проплывали облака. Временами судно проходило сквозь настоящие облачные горы, и тогда палубу застилало туманом: империал рассеянно разглядывал изменчивые очертания облаков, плавно перетекающих друг в друга по воле ветра. Впрочем, облачность к этому времени значительно снизилась: похоже, они оставили Дунгильские горы далеко позади. Снег, прежде укрывавший землю, сперва обернулся обширными проталинами, а затем и вовсе сошёл на нет. Теперь под кораблём простиралась лесистая равнина, радующая глаз кудрявой зеленью и травой, идущей рябью от ветра. Да и сам ветер явно стал теплее, и больше не нёс с собой липкую морось. Казалось, что «Наёмница» преодолела некую незримую воздушную границу меж зимой и летом: впрочем, отчасти именно так и было. По всей видимости, они по-прежнему были над территорией Тэлойи: вряд ли капитан решился бы пересечь блеймрийскую границу. Драгунов в небе по-прежнему не наблюдалось: даже если крылатые и привели подкрепление, наверняка они потеряли корабль в облаках.
Наконец позади Тачиро заскрипели ступени лестницы: обернувшись, он увидел, как на палубу поднялись корабельный врач (краем уха он слышал, как один из матросов обратился к нему «сэр Дитрих») и сэр Виллем. У целителя, на ходу стянувшего маску, был на редкость опустошённый вид: он был бледен, слегка пошатывался при ходьбе и утирал рукой лоб. Пройдя к фальшборту, он взялся рукой за леер и с видимым облегчением подставил лицо ветру. Сэр Дитрих, худощавый человек с растрепанными волосами пепельного цвета и глубоко запавшими серыми глазами на обветренном лице (в настоящий момент скрытом очками и маской: работая с пленными, оба профессионала не забыли о конспирации) оперся о фальшборт рядом с империалом. Тачиро вопросительно взглянул на целителя.
– Я… проводил допрос пленных, сэр, – кратко пояснил Виллем, заметив взгляд империала. – Прошу прощения, совсем выбился из сил: сами понимаете, до этого пришлось ещё и пользовать раненых…
– Всё в порядке, сэр Виллем. Как там драгуны?
– Если вас это интересует, живы, хотя и не сказать, чтобы здоровы, – мрачновато вступил в разговор сэр Дитрих. – Мы заштопали им раны и наложили повязки, однако от кровопотери они ослабли: сейчас нам они не противники. Уж что-что, а драться в таком состоянии они точно не смогут, даже если их освободить от пут.
– Вот именно, – утвердительно кивнул сэр Виллем. – Хоть и непорядочно говорить такое, должен признать, что нам повезло: если бы не их ослабленное состояние, мне вряд ли удалось бы склонить их… хм, к откровенности. К тому же у сэра Дитриха в аптечке нашлось достаточное количество обезболивающих средств, которые также подавляют волю. Должен поблагодарить вас ещё раз, коллега… – он взглянул на врача с некоторой иронией, – …хотя не могу не признать, что вашим методам далеко до нашего искусства целительства.
– Вот уж не сказал бы, – повернувшись к коллеге и скрестив руки на груди, холодновато отвествовал тэлиец. – Не спорю, почтенный Виллем, ваше искусство впечатляет: умение остановить кровь и ускорить заживление раны неоценимо… Однако должен заметить, что против размозженной, загрязненной или засоренной осколками раны оно бессильно! Разве магия сумеет иссечь размозженные края, или заставить плоть расступиться и выпустить осколок? Нет, коллега, я со всей ответственностью утверждаю, что магии в ряде случаев не под силу заменить старый добрый скальпель, пинцет, иглу и хирургическую нить!
– Ну, вы в свою очередь недооцениваете возможности магии! – деланно возмутился Виллем, явно позабыв о недавней усталости. – Осмелюсь указать вам на тот факт, что…
Тачиро негромко хмыкнул, отведя взгляд. С этими двоими всё было ясно: теперь им предстояла долгая и увлекательная дискуссия – похоже, каждый нашёл себе в лице коллеги достойного оппонента, сведущего в медицине. Расспрашивать сэра Виллема о результатах допроса было нетактично, раз он сам не счёл нужным поделиться ими: и потому империал не стал прерывать спора.
Спустя ещё полчаса корабль вновь пошёл на снижение: на сей раз им предстояло избавиться от пленных драгунов. «Наёмница» зависла над равниной, неподалёку от опушки леса: в отдалении виднелись крыши какого-то небольшого городка. Здесь драгунам суждено было покинуть борт «пиратского» судна. Кто-нибудь другой, возможно, счёл бы нужным просто прирезать пленников: однако в душе империал был рад, что сэр Руфус не избрал такой способ.
В скором времени матросы спустили за борт на тросах несложную конструкцию: четверых пленных драгунов попросту привязали спиной к прутьям клетки, по одному на каждую сторону. Пятого, самого первого захваченного, заключили внутрь: при этом навешивать на клетку замок не стали, ограничившись тем, что перевязали прутья тросом – разумеется, простым, а не аплантиевым. Четверо подлеченных лекарями драгунов выглядели весьма уныло, но повязки их были чистыми, без следов крови, что говорило о хорошем качестве швов. У зеленоволосого лидера были заштопаны даже израненные крылья: возможно, в будущем ему ещё суждено было подняться в воздух. Но уж точно не в ближайшее время.
Спуск клетки за борт проконтролировали Лушла и Честер, съехавшие следом за ней по тросу. Как только клетка коснулась земли, некеоры отвязали трос. Тачиро одобрительно покачал головой, оценив изящный замысел: драгунов специально связали так, чтобы они могли освободиться сами, но нескоро. За ближайшие полчаса пленник в клетке перережет своими рогами и когтями верёвки товарищей снаружи, которые в свою очередь откроют клетку и освободят его самого: и тогда они смогут добраться до городка, где им наверняка дадут приют, а потом кто-нибудь один сможет отправиться к Дунгилю с известиями… Только вот на это уйдёт время, а корабль к тому времени будет далеко.
На прощание Честер (так и не снявший маски, как и все остальные – ни один из членов экипажа не позволил себе быть узнанным) надменно посоветовал драгунам «никогда не связываться впредь с кавалерами удачи, рыцарями гордого знамени Крылатого Джека». В ответ один из драгунов яростно сплюнул, а зеленоволосый красочно и душевно поведал Честеру, в каком качестве он может употребить «гордое знамя Крылатого Джека», что он думает о моральном облике «кавалеров удачи», и вдобавок подверг серьёзному сомнению целомудрие их матерей. Честер, явно задетый за живое, с явным трудом сдержался от того, чтобы дать пленному пощёчину. Некеоры вскарабкались по тросам на борт, и корабль вновь вознесся ввысь под стрекот винтов.
Лишь спустя пару часов капитан отдал приказ сменить курс и взять направление на Кратас. К тому времени они шли над безлюдными землями, и небо помаленьку начинало меркнуть: солнце склонилось к закату. Когда над миром сгустились сумерки, на борту корабля закипела работа: матросы воспользовались сумраком, чтобы сменить такелаж. Спустя час корабль «Удалая наёмница» перестал существовать, и на смену ему вновь пришло судно тэлийского флота, по всем документам как раз совершавшее сейчас патрульный облет над территорией Белых Земель.
Тачиро пару раз наведывался в трюм, но затем вновь поднимался на борт, желая полюбоваться пейзажами: всё же тоска по небесным полётам ещё не до конца отпустила его. И лишь когда закат уже окрасил западный горизонт, и под килем корабля далеко внизу потянулись огни Кратаса а далеко впереди вспыхнул в сумерках огонёк портового маяка – империал наконец отошёл от фальшборта.

==>