На борту корабля.

Торжественно вручив поводья своих коней в руки стражника и выслушав ни к чему не обязывающие заверения, что «как только, так сразу» их лошади будут с оказией доставлены обратно в Генгер (сиё означало «как только кому-то понадобится туда отправиться» и не исключало, что если такими темпами дело пойдёт и дальше, то им в скором времени могут достаться обратно их же лошади), они отправились на посадочную площадку – дожидаться отправления воздушного корабля, о котором стыдливо упомянул кто-то из стражи. Конечно, даже при всём желании нельзя было достичь лучшего – даже если изобрести на ходу предлог, чтобы затребовать его – и уж, конечно, и речи не могло быть о том, чтобы взять с собой лошадей – на попутном грузовом кораблике «Боевая перчатка», курсирующем между Кратасом и промышленными цехами Тораса и Дайлма (о разновидностях перевозимого на нём груза можно было догадываться), и перевозящем, на взгляд неискушенного пассажира, больше накладных, чем, так сказать образцов, едва хватило места ещё для четверых человек, по крайней мере, один из которых дожидался отправки корабля с большим нетерпением, хотя старался не подавать виду – мысленно он был уже там, в Кратасе, и даже дальше, по своему маршруту. Он не замечал ни тесноты, ни не совсем ровного хода корабля, на автомате отвечал на приветствия команды, отмалчивался в ответ на осторожно заданные ему вопросы о том, что случилось, или давал неопределённые ответы – и только когда корабль стал, наконец, снижаться, принц почувствовал, как напряжение отпускает его. Задним числом он сообразил, что у команды корабля могло возникнуть ложное представление, будто они четверо – это как раз то, что осталось от некогда большого отряда – однако не спешил развеивать это заблуждение. Только ещё раз перед высадкой повторил, что в последнее время участились нападения драгун и что они должны смотреть в оба, и, не вдаваясь в подробности относительно «имперского следа», притянул к этому нападение на тэлийский поезд, и заключил, что время становится слишком беспокойным, чтобы можно было позволить себе какую-либо беспечность.
Возможно, насчёт драгун это было преувеличение. «Однако лишняя осторожность ещё никому не повредила», – думал он, выслушивая ответные заверения седоусого старшего помощника, что они никогда не спускают глаз с окружающего воздушного пространства и держат пушки заряженными, а порох – сухим. Вопреки своему старанию казаться бывалыми небесными волками, эти ребята таковыми не выглядели, и было бы очень хорошо, если бы они сумели вовремя проявить бдительность, уйти в сторону и избежать опасности.
У него не было надежды, что отец будет лично присматривать за приёмкой груза – в конце-концов, это был заурядный рейс, один из многих – но он рассчитывал, что тот, кто будет заниматься приёмкой, сможет указать ему нужное направление.

Порт.

В конце концов, так оно и оказалось, когда принц представил друг другу Тедора Вон Мэшема, отошедшего от службы по состоянию здоровья и теперь занимающегося хозяйственной частью – в настоящий момент наблюдающего за разгрузкой «Боевой перчатки», и своих спутников, причём маг казался смущённым и обескураженным знакомством и старался выглядеть как можно более маленьким и незаметным. Мэшем сказал, где можно найти отца – оказалось, тот сейчас в форте, куда мог надеяться попасть только Руфус, но в скором времени обещал закончить со всеми делами и встретиться с Мэшемом – и вернулся своему занятию: сличал при свете осветительного кристалла инвентарные номера на привезённом оружии и в накладных, не затягивая излишне этот процесс, но и не обращая видимого внимания на поторапливающие взгляды команды корабля, уже мечтающей об отдыхе и горячем ужине.
Руфус тоже ждал окончания разгрузки – однако совсем по другой причине.
Наконец с разгрузкой было закончено, все концы – найдены, и едва скрывая облегчение, команда «Боевой перчатки» направилась куда-то по своим делам, куда – Руфус не видел: сейчас ему было не до пустого любопытствования. Мэшем перехватил бумаги поудобнее и приглашающе махнул рукой, мол, если хотите – следуйте за мной. Руфус не возражал следовать.

Гондола.

Вместе с Мэшемом и парой крепких плечистых молодых ребят в тэлийской военной форме, уже успевших навьючиться частью привезённых «образцов» (тех, что не были упакованы в ящики с пломбами, которые сейчас уносили к подъёмнику другие ребята, а проходили по списку в качестве демонстрационных), отличающихся друг от друга только по внешнему виду захваченных трофеев и в настоящий момент с любопытством разглядывающих их друг на друге – точь-в-точь словно барышни в примерочной магазина – они проследовали к площадке городской канатной дороги, поднялись на борт гондолы и чинно расселись по лавочкам. Руфус только успел отметить, что, оказавшись в замкнутом пространстве кабинки, маг казался куда более спокойным – то ли приобвыкся, то ли это на него присутствие ребят в форме действовало таким образом – как сила тяжести заметно уменьшилась: это означало, что гондола начала скользить вниз по тросу.
– П-пр-рос-стите, мы, кажется, падаем? – вцепившись мёртвой хваткой в сиденье, выдохнул из себя гость с юга.
Один из парней подтолкнул другого локтём и показал головой в сторону мага, однако, не успел тот заулыбаться, как Мэшем сердито одёрнул их и напомнил, что весь груз до последнего ящика необходимо доставить сейчас в Военную Академию и сдать по описи дежурному прапорщику, а удовлетворять своё любопытство в отношении новинок вооружения они могут и на уроке.

==> Городская канатная дорога

На борту корабля.

Спешившись, империал одернул на плечах плащ и поправил лямки своего вещмешка. Протянув руку – на сей раз правую – он потрепал кобылу по бархатистой морде, словно в знак прощания. Лошадь тихо фыркнула и ткнулась носом в ладонь человека: империал усмехнулся. Было немного жаль оставлять её тут: при других обстоятельствах империал был бы рад обзавестись такой лошадью. Хорошая, покладистая, без излишнего норова, к тому же не шарахавшаяся от его перчатки – такая многого стоила. Тачиро знал цену хорошей лошади, и будь у него столь полезное животное – он бы вне всякого сомнения уделял ей должное внимание, ухаживал бы за ней и даже при своих порой скудных сбережениях не отказывал бы ни в торбе овса, ни в тёплой попоне зимой. В конце концов, лошадь – отличное средство передвижения: не нужно тратиться на дилижансы и экипажи (и уж тем более эти поезда). Жаль, что нельзя взять лошадей на борт: быть может, если всё сложится успешно, впоследствии удалось бы попросить её себе в качестве награды… А так – вряд ли: скорее всего, несмотря на заверения стража, в Генгер лошадей доставят нескоро, а именно туда им предстояло вернуться сегодня ночью. И, если всё пойдёт по плану – уже на палубе военного корабля, ощетинившегося пушками…
…раздобыть который, судя по всему, им предстояло уже в Кратасе: судно, к которому они направлялись, на роль достойного боевого корабля подходило мало – небольшой грузовой кораблик с пузатыми обводами, явно лишённый как тяжёлого вооружения, так и мало-мальски приличной скорости и маневренности. Впрочем, на нём им предстояло добраться лишь до военной столицы королевства, а потому особая скорость вряд ли требовалась.
Поднимаясь по трапу на борт корабля, Тачиро бросил взгляд на название судна, выведенное на борту белой краской – и едва не споткнулся. Корабль носил название «Боевая перчатка». Что за ирония судьбы: из всех судов воздушного флота Тэлойи ему предстояло взойти на борт корабля именно с этим названием – и вдобавок менее всего походившего на что-либо действительно боевое.
Ступив на палубу, империал огляделся – и едва не улыбнулся, представив за штурвалом этого корабля себя самого. Да уж, прямо-таки живая насмешка. «Если бы я в самом деле был капитаном корабля с таким названием – скорее всего, это было бы какое-нибудь пиратское судно: никто кроме пиратов корабли в честь себя не называет. А меня, будь я пиратом, возможно, так бы и прозвали: капитан Тачиро Боевая Перчатка, или Тачиро Стальная Клешня… Тьфу, мерзость!».
Империал с трудом удержался от того, чтобы сплюнуть на палубу, настолько гадко оказалось представить себя в роли пирата даже на секунду: настроение у него испортилось мгновенно. Ненависть к пиратам, впитанная за годы службы в воздушном флоте, по-прежнему была сильна в сердце бывшего лейтенанта: уж больно много гадостных пиратских деяний он повидал за свою жизнь. Перед глазами на миг встали картины минувших дней. Вот его первый воздушный бой, схватка «Огненного лотоса» и «Ночного ангела» с пиратским кораблём «Распутница»: он, ещё никакой не лейтенант, а безусый парнишка-сержант, стоит у фальшборта среди таких же облачённых в мундиры вчерашних кадетов, ощущая в руке тяжесть абордажной сабли – и сквозь разделяющую корабли небесную пропасть вглядывается в искажённые ужасом и отчаянием бледные лица заложников, женщин и детей, выстроенных у борта пиратского судна: подонок-капитан намеренно приказал выгнать их на палубу, чтобы имперские корабли не решились открыть огонь. Вот завершающие моменты битвы на палубе «Распутницы»: настил залит кровью доблестных имперских солдат и пиратских подонков, помертвевшие от страха освобождённые заложники сгрудились на носу, стараясь не смотреть в сторону солдат, добивающих последних пиратов… И мастер-сержант Чжао, поднявшись по ступеням из люка на нижнюю палубу, передаёт Тачиро с рук на руки мертвенно-бледную девушку в изорванном жёлтом платье, с растрёпанными волосами и испятнанной синяками и ссадинами кожей, найденную в капитанской каюте: над бедняжкой склоняется лекарь – а она тянется к Тачиро дрожащей рукой и осипшим от рыданий голосом еле слышно просит подарить ей смерть и избавить от пережитого позора. А вот и «комната развлечений» капитана – пропахшая кровью и гарью каюта, увешанная орудиями пытки, место истязания беззащитных жертв, ставших игрушками в руках пиратского ублюдка…
«Мрази!» Руки Тачиро невольно сжались в кулаки в карманах куртки. Как же он ненавидел пиратское отродье, этих шакалов небесных просторов, которых идиоты из числа писак и бардов незаслуженно наделили дурацким романтическим ореолом «благородных разбойников» и «кавалеров удачи»! Этим пустобрёхам в жизни не доводилось ни стоять на палубе корабля с тесаком наперевес, ни глохнуть от пушечной канонады, ни вдыхать запахи крови и пороха. И уж точно им было не понять той глубокой и ледяной ненависти, которая охватывала Тачиро при виде трепыхающегося на мачте «Крылатого Джека» – чёрного пиратского флага с ухмыляющимся белым крылатым черепом…
Мрачные раздумья оставили Тачиро лишь тогда, когда хриплый голос капитана возвестил об отправке и воздух за бортом задрожал от рокота паровых турбин. Империал на какой-то миг даже позабыл о своих спутниках: сердце вздрогнуло от того самого, хорошо знакомого, но уже немного подзабытого чувства предвкушения. Когда палуба под ногами вздрогнула и каменная площадь порта с фигурками рабочих и стражников медленно пошла вниз, Тачиро даже прикрыл глаза от нахлынувших эмоций. В ту секунду все те проблемы, что легли на их плечи, показались ему несущественными и пустяковыми.
Потому что с каждой секундой бренная земная твердь всё сильнее отдалялась от них – и вокруг расстилалось лишь небо, лишённое границ и условностей. Одно лишь небо.

Полёт предстоял недолгий, и потому Тачиро предпочёл не спускаться в трюм, оставшись на палубе: опершись на фальшборт, он принялся созерцать проплывающий внизу ландшафт предгорий. Заснеженные просторы перемежались черными перелесками: один раз корабль прошёл над руслом замёрзшей реки – вода меж заснеженных каменистых берегов была стянута мутным льдом, из которого вдоль берегов кое-где торчали пучки замёрзшей осоки. Вдалеке над снежной равниной курились дымки далёких деревень, кажущихся странно одинокими посреди этих бескрайних белых просторов. Горизонт был затянут вечерними сумерками.
Но вот прямо по курсу наконец-то проступили из ранних зимних сумерек очертания дымовых труб, курящихся чёрным заводским дымом – пожалуй, главная отличительная черта любого мало-мальски уважающего себя тэлийского города. Вот уже под килем корабля проплыли окружающие город двойным кольцом стены и потянулись крыши домов: вот показалась прорезавшая городские кварталы колея железной дороги и освещённое фонарями мрачноватое здание вокзала… И наконец корабль плавно пошёл на снижение, приближаясь к порту: на широком уступе уже суетились фигурки рабочих, готовых принять швартовые.

Порт.

Вслед за сэром Руфусом и своими спутниками империал сошёл по трапу, вновь ступив на земную твердь. Оглядевшись по сторонам, он одобрительно хмыкнул: воздушный порт Кратаса по всем характеристикам превосходил дайлмский. И более всего остального уважение внушала исполинская крепость, возведённая на широком уступе скалы к северу от порта. Тачиро пару раз доводилось слышать про легендарный кратасский Форт Дракона, устрашающий оборонный рубеж военной столицы королевства, но теперь он узрел его воочию. От этого воплощения тэлийского инженерного искусства поневоле делалось не по себе: стоило лишь приблизительно подсчитать число бойниц в ступенчатых стенах форта, закрытых броневыми заслонками и, несомненно, скрывающих в себе устрашающие орудия… Да, пожалуй, с таким количеством пушек этот форт мог десятком-другим залпов разнести в щепу добрую половину военно-воздушного флота Империи Син, не потратив при этом и трети боеприпасов.
Похоже, здесь их не ждали: однако сэр Руфус уже успел вступить в разговор с официального вида мужчиной, явно имевшим отношение к здешнему начальству. Перекинувшись парой общих фраз, рыцарь представил своего собеседника спутникам: как выяснилось, мужчина звался Тедором вон Мэшемом и состоял на должности заместителя коменданта по хозяйственной части – своего рода суперкарго, только не на борту, а на суше. Тачиро кратко поклонился в знак приветствия, приложив ладонь к груди: сэр Виллем же выглядел весьма смущённым, явно чувствуя себя неловко в присутствии тэлийских официальных лиц. Между тем команда «Боевой перчатки» приступила к разгрузке трюма: матросы попарно спускали по трапу тяжёлые дощатые ящики, помеченные государственным гербом Тэлойи. Господин вон Мэшем с деловым видом приступил к проверке привезённого груза: когда он откинул крышку первого ящика, в свете кристаллической лампы блеснули уложенные ровными рядами стальные клинки – и Тачиро благоразумно отвернулся, сообразив, что корабль доставил в Кратас оружие и пялиться на него по меньшей мере неблагоразумно – чего доброго, уличат в излишнем любопытстве и примут за шпиона. Тут даже заступничество сэра Руфуса вряд ли поможет… Так что империал просто отступил на пару шагов в сторону края уступа и принялся любоваться простирающимися внизу улицами города, на которых кое-где уже зажглись первые фонари.
Наконец проверка груза завершилась. Из нескольких реплик сэра Тедора Тачиро уяснил, что дальше им предстоит увидеться с отцом сэра Руфуса, самим Дэбраном з`Аввазэтом, который в настоящий момент пребывал в форте. Нечего было и надеяться, что империала туда пустят: а потому он уже приготовился к тому, что придётся подождать, пока молодой рыцарь сам объяснится с отцом по поводу пропажи брата. Что ж, по крайней мере это избавит его от лицезрения семейной драмы…

Гондола.

Сэр Тедор провёл рыцаря со спутниками к вагончику канатной дороги, зависшему на туго натянутом наклонном тросе над краем уступа. Империал с уважением смерил взглядом ещё одно чудо тэлийской техники, после чего покосился на двоих солдат в мундирах, сопровождавших их: те успели экипироваться частью новых образцов оружия, отобранных из привезённого груза с дозволения вон Мэшема – и теперь выглядели как какие-нибудь приспешники тэлийского злодея-изобретателя из бульварных романов про отважного детектива Франсиска де Люпена.
Империал продолжил украдкой разглядывать обоих бойцов даже когда все они вошли в вагончик (именуемый здесь, как полушёпотом пояснил ему сэр Рихтер, «гондолой»): по его мнению, такое оружие следовало доставлять куда-либо в закрытых ящиках, а не навешивать на себя. Изощрённость тэлийского гения поражала воображение: даже металлическая труба длиной в руку с деревянным прикладом наподобие арбалетного, висящая на ремне за плечом одного из бойцов (скорее всего, то самое знаменитое ружьё) не слишком впечатлила Тачиро в сравнении с другими экземплярами. У одного солдата за спиной красовался арбалет с удлинённым массивным ложем: он был снабжён сразу двумя парами рабочих «плечей» одна над другой, над казённой частью был закреплён ребристый металлический цилиндр с дырчатыми торцами длиной примерно в локоть, а натяжной механизм был поразительно сложным и снабжён был сбоку ручкой, как у кофемолки. У другого на перевязи был подвешен жуткого вида меч с массивным клинком: рукоять меча была длинной как у двуручника, вместо эфеса – механизм наподобие часового с внушительной заводной пружиной и парой торчащих рычажков, а вдоль кромки клинка тянулась пропущенная через механизм стальная цепь с острыми зубьями. Ещё на поясе солдата с ружьём была прицеплена пара усаженных шипами шаров из толстого стекла с кулак величиной, внутри которых клубилось что-то слабо светящееся и мутно-зелёное… Тачиро стоило больших усилий не пялиться на дивное оружие в открытую. Многое бы он отдал за то, чтобы завладеть чем-нибудь из этого великолепного арсенала: какую пользу бы принесло это оружие в руках охотника на нежить…
Внезапно гондола слегка вздрогнула – и сперва медленно, а затем быстрее заскользила вниз по тросу. Империала на миг даже пробрало холодом – ощущение падения ему как бывшему офицеру воздушного флота было не слишком-то приятно. Сэр Виллем вообще вцепился в лавку, перепугавшись, что они падают: это вызвало несколько смешков со стороны солдат. Впрочем, через пару секунд целитель и империал успокоились, осознав, что они не падают, а просто съезжают вниз, навстречу высокой каменной башне, к которой сходились тросы от порта и крепости на уступе.

==> Городская канатная дорога

Гондола

Спустя небольшой промежуток времени Лорэйн прибыла в порт, до этого вдоволь насмотревшись на Кратас сверху. Поездка для нее оказалась более чем приятной. Да и попутчиков не было, что несказанно радовало. Других желающих посетить порт в вечернее время не нашлось. За что Лорэйн возблагодарила Единого.

Порт

Положительно, в этот город она была просто влюблена и с удовольствием осталась бы в нем жить. И тут была Академия... Девушка чувствовала себя, как ребенок, которому дали в руки вожделенную игрушку, а потом самым возмутительным образом оторвали, даже не дав насладиться как следует.
Порт тоже впечатлял. Ангары, нависали над пропастью и, кажется, готовы были в любой момент сорваться в пропасть. Нет, умом Рэйна понимала, что есть конструкции, которые удерживают ангары, кто же будет рисковать кораблями и обслуживающими их людьми...
Девушка задрала голову и с интересом уставилась вершину маяка, где должен был гореть фонарь.

Возле ангаров.

Погреться им удалось в Драконьем Форте, где благодаря высокому званию сопровождающего новоявленным «пиратам» удалось всё же выделить наименее секретный уголок. Но – недолго, к видимому сожалению южанина, очень недолго. Только на то время, пока шёл отбор добровольцев, которых оказалось немало – всё-таки Оливера любили товарищи по оружию. И выбирать приходилось уже тех из них, кто не склонен, к слову говоря, к опрометчивому безрассудству и согласен на время сменить свой плащ на простой, ради успеха маскировки. То же самое сделал и Руфус – чтобы не разрушать идею неудачным исполнением.
И, конечно же, без расхождений с планом не обошлось. Когда, пройдя через несколько подземных туннелей, они наконец-то вышли около ангаров на поверхность, один из охранников порта – седоусый, потёртый жизнью, невысокий и похожий как манерами, так внешностью, на большую старую раску – как раз-таки решился доложить об одном таком происшествии.
– Дело сделано – посторонних на территории порта почти не находится.
– То есть... Как это – «почти»?
– Ну, барышня только одна осталась. Я пытался эдак... так это... намекнуть со всей уместной случаю деликатностью, что приличной молодой барышне не подобает находиться здесь в такой поздний час... Так никак... Не уходят-с... Не слышат-с...
Судя по отсутствию видимой реакции со стороны барышни, намекал стеснительный охранник исключительно шепотом, и причём с приличного расстояния.
– А где это... Где остальные?..
– Трое на вышке, – стражник махнул рукой в сторону маяка, – а остальные подготавливают корабль. А меня тут оставили, за порядком следить, значитьца...
– Ладно, – Руфус поднял на лицо маску (так было теплее, хотя и голос из-под неё звучал глухо. Надо привыкать). – Когда отважишься намекнуть ещё раз... А впрочем, попроси лучше, чтобы тебя больше одного не оставляли. Пусть дадут в пару кого-нибудь... побойчее и поязыкастее...
Стражник довольно закивал, восприняв это как знак признания его заслуг.
А Руфус?.. Руфус начал было уже обдумывать, кого бы, не ставя при этом под угрозу интересы дела, подослать к девушке, чтобы выяснил так... ненавязчиво, где живёт она, и проводил бы её домой. А то и в самом деле похолодало, не дело для молодой барышни проводить эту ночь на улице.
Что-то в её фигуре показалось ему знакомым. Хотя, возможно, все девушки могут показаться знакомыми, в особенности ночью и с такого большого расстояния.
Возможно, ему показалось...

Возле ангаров

Мужчина действительно оказался высок. И лицо его было закрыто маской.
«Тем лучше. Я никогда не узнаю, перед кем мне должно быть стыдно».
Девушка коротко поклонилась.
- Прошу прощения, я, кажется, помешала вам. Можете не волноваться. Я сейчас же покину порт и я никого не видела и вообще вечером тут не находилась, - отрапортовала Рэйна, неосознанно подражая отцовской манере выражаться и его же тону. – И примите пожелание удачи.
Еще раз поклонившись, мадемуазель фон Вульф резко повернулась на каблуках, потопала в сторону выхода.
Лорэйн уходила не оглядываясь. Хотя очень сильно хотелось. Но если уж заявила, что уходит и не путается под ногами и военных – значит, так и надо делать.

Гондола
Только усевшись в гондолу, она с завистью посмотрела на явно готовящийся к отлету корабль. И почему вдруг кому-то вздумалось на ночь глядя куда-то отправляться и портить девушке вечер. В любом случае, оставаться в порту более было невозможно, поэтому Рэйна решила направиться в гостиницу отсыпаться… А дальше… Даже Единому не ведомо, куда может понести на следующий день девушку, успевшую хлебнуть воздуха свободы.

==> Военный город Кратас, Постоялый двор "Аввазэтский наездник"

Возле ангаров.

На то, чтобы собрать «штурмовую команду», которой предстояло наряду с сэром Руфусом и компанией участвовать в освобождении заложников, ушло некоторое время: к немалой радости сэра Виллема (да и Тачиро, по правде сказать), это время рыцарь-Дракон со спутниками провели в тепле: а если точнее – в стенах форта Дракона, куда их доставила гондола канатной дороги. Разумеется, при иных обстоятельствах подозрительных личностей (а в особенности, империала, по уже понятным причинам) не пропустили бы в святая святых кратасской воздушной обороны: однако на то последовало личное распоряжение лорда Дэбрана, противиться которому было невозможно. Впрочем, увидеть что-нибудь запретное или секретное им всё равно не удалось бы: всех четверых провели узким коридором двое стражей в пластинчатых доспехах и шлемах с глухими забралами, больше похожих на какие-то самодвижущиеся механизмы, чем на живых людей. При надлежащем воображении легко было представить, что из прорезей шлемов смотрят не людские глаза, а выпуклые стеклянные линзы, и за забралами вращаются сложные системы зубчатых колёсиков и ходят ходуном миниатюрные паровые поршни… Впрочем, при всём могуществе тэлийской инженерной мысли такое было маловероятно. Империал мимоходом покосился на сэра Рихтера и с трудом сдержал улыбку: ему в голову пришла довольно интересная мысль. Хотелось бы знать, как отреагирует на такое настоящий тэлийский инженер, один из тех, кого за рубежом почитают как магов металла и пара?
– Сэр Рихтер! – полушёпотом окликнул он инженера. – Скажите, а в вашей стране когда-нибудь пробовали механических людей строить? Ну, в смысле – такие самодвижущиеся механизмы, шагающие, чтоб на человека с виду похожи были?
– Людей? – Инженер уставился на него с непониманием. – А-а… Да нет, конечно. Раньше пробовали, вроде слухи ходят, у кого-то даже получалось – но только никто ничего доказать не смог. В принципе, сам механизм сладить, чтоб движения рук и ног копировал – вполне возможно: да только чем его в движение потом приводить? Пар бесполезен: для такой штуки достаточно компактного парового котла не сделаешь, да и топка маловата будет, нужного жара не обеспечит. Даже такой двигатель, что в этих гондолах используется, не пойдёт: всё равно чересчур велик. Так что – никак. – Инженер с важным видом кивнул, однако уже спустя пару секунд лицо его тронула гримаса сомнения.
– Хотя-а-а… – задумчиво протянул он, потирая двумя пальцами подбородок. – Хотя вообще-то… если котёл и топка будут нужного размера, как у паровоза… а саму машину при этом сделать крупнее, в пропорции один к десяти… нет, к пятнадцати… нет, к десяти… – Он отвёл взор, явно позабыв об империале: новая идея всецело захватила его. Тачиро только головой покачал. Ему в последнее время начинало казаться, что если бы удалось поставить на службу Империи Син хотя бы одного такого вот Рихтера и направить его поразительные таланты в военное русло – Империя бы уже покорила полмира.
Для обогрева и отдыха им отвели небольшой закуток с кирпичными стенами, вдоль которых тянулись деревянные скамьи, и зарешеченным светильником над входом. Может и не самые роскошные апартаменты, но зато здесь в самом деле можно было согреться: под потолком тянулись бронзовые трубы парового отопления, от которых по помещению разливалось одуряющее приятное тепло. Сэр Виллем в столь комфортной обстановке прямо-таки разомлел, и даже зажмурился: сэр Рихтер, напротив, был неспокоен. Минуту-другую просидев с уставившимся в одну точку взором, он добыл из кармана монету и ребром её принялся выцарапывать на стене еле заметные линии, явно складывающиеся в какой-то чертёж. Слуха охотника пару раз коснулось его бормотание: «Так, значит, пункт управления – в шлеме… и ещё два в грудной клетке, для механиков… а вот здесь – система подачи и распределения пара в поршни плечевого пояса...». Понять смысл отдельных высказываний было просто, однако империал вынужден был признать, что, даже будь он на самом деле имперским шпионом, эти знания ничуть ему не помогли бы: Империя в области развития механики не дотягивала до Тэлойи даже на четверть.
Наконец спустя некоторое время появившийся на пороге помещения стражник пригласил их «на выход»: похоже, команда была собрана и корабль был готов к отбытию.

Форт они покинули не посредством канатной дороги, а через систему тоннелей, вырубленных в скале. Узкие каменные коридоры с арочными сводами произвели на Тачиро гнетущее впечатление: ему вновь припомнились жуткие подземелья и фигуры в рясах. Впрочем, в скором времени они наконец миновали последний тоннель, выйдя под ясное ночное небо, озарённое светом мерцающих звёзд.
Они вновь были на уступе порта: неподалёку громоздились тёмные туши ангаров. На выходе сэра Руфуса встретил пожилой усатый военный чин, с весьма пугливым видом доложивший рыцарю о том, что с территории порта удалены все посторонние – за исключением некоей «барышни», упорно игнорировавшей намёки доблестного ветерана на то, что следовало бы покинуть порт. (Впрочем, судя по манерам старичка, при таких повадках шансов у него было не больше, чем у лекаря-диетолога, читающего лекцию о здоровом питании горному троллю).
Империал по примеру сэра Руфуса натянул на лицо защитную маску: к тому времени он уже успел различить поодаль стройную девичью фигурку, словно бы ожидавшую кого-то: её силуэт явственно выделялся в ореоле одного из фонарей, освещающих территорию порта. Когда отряд приблизился, охотник смог разглядеть незнакомку несколько подробней: то была темноволосая девушка, ростом выше среднего, сплошь облачённая в коричневую кожу, в сером плаще. При виде плаща империал на какой-то миг заподозрил, что перед ним окажется ещё одна леди из числа рыцарей-Драконов: однако затем с некоторым облегчением разглядел, что характерной форменной пряжки на плаще нет. Хотелось бы знать, что этой особе понадобилось здесь, в порту, да ещё в такой час…
Впрочем, при виде нескольких мужчин в масках (сэру Виллему маска досталась на размер больше, чем нужно было, и верхним краем едва ли не лезла ему в глаза, из-за чего он слегка щурился, что придавало ему вид скорее комичный, чем суровый) девушка отвесила им краткий поклон и, не дожидаясь чьей-либо реплики, довольно резко и сухо принесла им извинения и уверила в том, что немедленно покинет порт: после чего действительно развернулась и направилась в сторону подъёмника. Проводив девушку взглядом («Странная особа, и чего ей тут надо было, спрашивается…»), Тачиро повернулся к сэру Руфусу.
– Я когда услышал о "барышне", уже грешным делом подумал, что это вновь леди Дигерни по наши души явилась, сэр Руфус, – вполголоса сообщил он. – Ну что, который из здешних кораблей наш?

«Вот тебе и раз!» – Руфус смог только несколько раз с удивлением кивнуть в ответ на уверенные тон и слова незнакомки, преодолевая замешательство и медленно собираясь с мыслями. – «Мало того, что эта барышня сразу сообразила, что в порту что-то намечается, так она ещё и дала это понять, и причём таким способом, который одновременно показывал её находчивость и быстроту реакции... хорошо хоть удачи пожелала, не то что некоторые... не будем уточнять кто... Может быть, она – Видящая?..»
Память подсказывала ему, что эту девушку он видел совершенно в другой обстановке, но где и когда – пока думал, барышни и след простыл. Почему-то вспоминалась красавица Лана – любительница лэорнов – затем, наконец, он вспомнил, понял причину возникновения такой ассоциации, и мысленно поразился: «О, Единый, неужели все наши фрейлины такие? А по лютне и не подумаешь...»

– К счастью, это не леди Дигерни, – ответил он на предположение империала, – случись это, я бы начал подозревать, что у Единого плоское чувство юмора, или, ещё хуже, что мы с вами являемся героями какого-либо бульварного романа, ну, знаете, где про нас пишут, будто мы, северяне, изобрели какие-то разрезающие напополам человека «лучи смерти» или что-либо ещё в этом роде, – в голосе явственно слышалась горькая ирония – сказывались тревога и усталость, причём большую часть составляла тревога, – и где за внешней экзотикой, частыми батальными схватками, «белыми гарабинтами в кустах» и постоянной сменой декораций автор скрывает своё полное отсутствие смысла и логики в сюжете. Если бы мы были персонажами такого романа, я бы мог предсказать нашу судьбу на сотню страниц вперёд. Для начала мы бы допустили элементарную небрежность, которую никто не совершил бы, будучи в здравом уме – и в результате драгуны захватили бы нас без излишних шума и пыли. Очнувшись, мы бы обнаружили себя в тюремной пещере по соседству с похищенными ранее, затем драгуны вывели бы нас всех «поговорить», нам пришлось бы выслушать затянутую и излишне пафосную историю существования мирового заговора против драгунов (или драгунов против демонов и колдунов – всё равно через десяток-другой страниц появится какой-нибудь третий заговор), проливающую заодно капельку света и на причину возникновения неприятностей с шахтами. После чего нам бы позволили убежать... кх-хм-м... вернее, думать, будто мы убегаем совершенно без посторонней помощи, либо бы просто отпустили – и автор мотивировал бы этот поступок драгунов тем, что мы достигли с ними согласия и взаимопонимания, слепо поверив бы в их историю, в которую не поверил бы ни один читающий эту книгу. Не знаю уж, какие бы политические последствия вызвала наша идея притвориться пиратами. Возможно, что никаких, а возможно, что крайне неприятные – это зависит уже от того, какая страна будет платить автору гонорар.
Руфус ещё собирался было пошутить, что Тачиро бы автор сделал, как наиболее внушающего к себе доверие, самым опасным шпионом и террористом, – а что? любимый приём, – сделав его магически усиливающую перчатку вопреки прозвучавшему уже подтверждению Виллема на самом деле не имеющей к магии никакого отношения – вместо того в ней бы находилось не имеющее аналогов по всей Терре «ружие» невероятной убойной мощи и скорострельности, стреляющее очередями по 47 пуль каждая (леди Дигерни оказалась бы в его романе агентом драгунов, имеющим задание отобрать и обезвредить это оружие на благо всего Террилиума – то-то она так подозрительно цеплялась к перчатке – не иначе как рассчитывала, что от удара «ружие» самопроизвольно выстрелит и тем самым разоблачит себя).
Однако принц промолчал – вовсе не стоило шутить так с союзниками, а империалу бы Руфус продолжал доверять даже в том случае, если бы перчатка... да и не могло быть изобретено ничего такого. И потом: почему именно 47 пуль, а не 48 или 49? «И не читайте перед едой бульварных романов, это вредно для вашего же здоровья»
Он почувствовал, что ему полегчало после того, как он выговорился, во всяком случае, большая часть напряжения прошла и не заставляла его видеть притаившегося драгуна за каждым же подходящим по размеру камнем или поворотом туннеля
– Извините, – после паузы сказал Руфус, – но меня уже так достало постоянное ожидание появления этой крайне неприятной леди со своими непонятными придирками, и ещё более непонятными целями. Наш корабль вон там, слева. Называется на самом деле «Стремительный», ныне же на несколько часов будет носить название «Удалая наёмница», – и, чтобы не было никаких сомнений, показал рукой в сторону корабля. Возле ангара собралась уже большая часть команды, за исключением их самих, и среди воинов отчётливо выделялись две хвостатые гибкие фигурки следопытов – кажется, одна из них была девичьей. – Всё-таки пошли... – на всякий случай решил пояснить принц. – Похоже, что они смотрят на это как на очень интересное приключение. Скажите, Тачиро, у вас ведь остался ещё с собой плащ той девушки-эльфийки?

Упоминание о ситуации в контексте бульварного романа, прозвучавшее из уст сэра Руфуса, заставило Тачиро невольно улыбнуться. Конечно, он прекрасно понимал, что подобное высказывание вызвано исключительно усталостью и раздражением, снедавшими рыцаря-Дракона после пережитых ими запутанных событий последних суток – которые, казалось, в самом деле вместили в себя все элементы классического авантюрного романа: таинственные события в шахтах, интриги и противостояние тайных организаций, загадочных незнакомцев, необъяснимые похищения и даже зловещее колдовство и самих не менее зловещих колдунов (в количестве аж целых двух, если брать в расчёт сэра Виллема). Однако рыцарь во многом был прав: ситуация была в самый раз для какого-нибудь чтива из числа тех книг с броскими обложками и кричащими названиями, что продаются во всех без исключения книжных лавках Террилиума и сопредельных земель: и в букинистических магазинчиках Блеймру, и в книжных лавках Тэлойи и Империи Син, и в торговых павильонах Сфирии… Тачиро подозревал, что даже в джунглях Дильестры непременно отыщется какой-нибудь прилавок, выстроенный из бамбука и крытый пальмовыми листьями, за которым чернокожий торговец с татуированными плечами и ритуальными шрамами на лице любезно предложит клиенту десяток-другой книжек подобного сорта.
На секунду охотник представил себе забавную картину – иллюстрацию на обложке подобной книги, изображающую всю их компанию в классических обличьях персонажей бульварного чтива. Сэр Руфус непременно был бы изображён в чёрном плаще и надвинутой на нос широкополой шляпе, с мечом за спиной и двумя короткоствольными «ружиями» в чехлах на поясе – почему-то именно так обычно представляют себе своих героев писаки. Сэр Оливер, ясное дело, был бы облачён в чёрные брюки и белую кружевную рубашку, со шпагой на поясе и выражением безрассудной отваги на лице – классический образ отважного кавалера, любимый типаж мечтательных девочек-читательниц, млеющих над романами про храбрых рыцарей или загадочно-обольстительных вампиров (вот уж воистину полнейшая глупость). Леди Дигерни на обложке романа представала облачённой в облегающее алое платье до самого пола с глубоким вырезом на спине, с зажатой в пальцах сигаретой на длинном мундштуке и с насмешливой холодной улыбкой на лице – натуральная леди-шпионка, хладнокровная и чарующая прелестница, способная с такой же улыбкой на лице перерезать на ложе любви горло любовнику. Сэр Рихтер непременно был бы изображён в белом халате и кожаном фартуке, с всклокоченными волосами и безумным взором, в каких-нибудь нелепых очках с немыслимо сложной механической оправой, с рулоном крайне секретных чертежей под мышкой и колбой в руке. Целитель Виллем выглядел бы куда более подобающе магу – в подпоясанном кушаком балахоне с вышитыми по подолу рунами, с увитым плющом посохом в руках и ветхой колдовской книгой под мышкой. Сам Тачиро наверняка воплощал бы собой образ бессердечного и страшного главаря имперской организованной преступности – в чёрном шёлковом халате с вышитыми золотыми драконами и деревянных сандалиях, с собранными в тугой узел волосами, с изогнутым мечом в ножнах на поясе и с ледяным взором убийцы-садиста. Ну а Амброзий Крейн, скорее всего, выглядел бы как «благородный пират», воплощение романтических фантазий малолетних дурочек – в облегающих брюках и распахнутой на груди чёрной жилетке, с перетянутыми алым головным платком волосами и с абордажной саблей в ножнах… и с каким-нибудь паровым механическим протезом вместо утраченной руки (наверняка, собранным тем же «безумным учёным» сэром Рихтером: ну не объяснишь же недалёкому читателю, что протез не может быть паровым).
Тачиро мысленно вдохнул. Да, в романах всё гораздо проще. Вне всякого сомнения, на страницах такого чтива также состоялось бы похищение сэра Оливера – но на сей раз Крейном, который прежде похитил бы сэра Рихтера, возжелав присвоить себе его гениальные изобретения и с их помощью создать собственное пиратское королевство. (И первым из созданных инженером для пирата изобретений, несомненно, был бы механический протез – снабжённый вдобавок всякими неприятными устройствами вроде выкидного клинка, миниатюрного огнемёта или даже многозарядного портативного «ружия»). Сам Тачиро, с начала романа притворявшийся союзником сэра Руфуса, несомненно, оказался бы злобным главарём имперской мафии, также желающей завладеть изобретениями инженера в своих целях – а леди Дигерни оказалась бы шпионкой, завербованной либо блеймрийским, либо имперским правительством с той же целью. Подобные сюжеты в таких книгах были не редкостью. Вне всякого сомнения, в минуту кульминации романа главных героев – Руфуса и Оливера – спасла бы от гибели не кто иная как сама леди Дигерни, на протяжении первой половины романа успевшая беззаветно влюбиться в главного героя: втроём им удалось бы спастись из охваченной пламенем и сотрясаемой взрывами крепости злодеев-пиратов, непременно выстроенной над пропастью и начинённой различными механизмами и техническими устройствами – сами же Крейн и Тачиро неминуемо погибли бы во время финального взрыва крепости, в миг ожесточённой схватки на верхней площадке какой-нибудь башни. И завершающей сценой романа непременно было бы зрелище прекрасного воздушного корабля на белых парусах, величественно проплывающего над затянутыми предрассветным туманом долинами и уносящего троицу доблестных героев прочь от объятых огнём башен твердыни, навстречу восходящему в нежной утренней дымке солнцу…
Вот о воздушном корабле сейчас и следовало подумать. Империал проследил за указующей рукой сэра Руфуса и одобрительно покачал головой. Силуэт корабля, вырисовывавшийся в портовом освещении в воротах ангара, внушал расположение. Возле борта уже собралась будущая «спасательная команда», коей предстояло участвовать в операции. Тачиро одобрительно кивнул: однако упоминание о леди Дигерни заставило его слегка приподнять брови. Конечно, эта барышня доставила им немало нравственных проблем, однако империал всегда знавал за собой одну весьма назойливую привычку – всегда судить людей по справедливости.
– Вы в своём праве, сэр Руфус, – негромко, совершенно без осуждения, своим обычным бесстрастным тоном промолвил он. – Однако знаете, я всё же не был бы столь категоричен. За минувшие сутки я успел немного обдумать нашу беседу с ней… Знаете, она, конечно, придирчива и крайне требовательна к соблюдению всех правил – но при этом она кто угодно, только не канцелярская крыса. Вы помните эти шрамы на лице: не знаю, с кем ей довелось воевать, только не с кабинетными тараканами. Такие ровные, симметричные следы не оставляют случайные удары меча: подобные шрамы бывают, если человека кто-то нарочно резал… Пытал. – Тачиро негромко вздохнул и слегка притронулся пальцами к своему собственному шраму. – Для женщины подобные отметины хуже смерти самой: это нас шрамы, если верить поговорке, «украшают», а женское лицо они обезображивают. Мне кажется, что когда-то из-за чьей-то халатности или пренебрежения правилами она пережила большую беду. Возможно, потеряла кого-нибудь… и уж точно пострадала сама. – Империал ненадолго умолк, глядя в сторону. – Может, именно поэтому она так сурова и с такой нетерпимостью относится к авантюристам и подозрительным персонам… вроде Крейна и меня.
Он выдержал небольшую паузу, словно позволив себе ненадолго предаться собственным размышлениям.
– Плащ той девушки? – переспросил он наконец. – Полагаю, для следопытов-некеоров, чтобы «взяли след»… Конечно, возьмите. – Скинув с плеча свой рюкзак, он отстегнул плащ, свёрнутый и пристёгнутый поверх вещмешка, и протянул рыцарю.

– Возможно, вы и правы, – медленно проговорил Руфус, при высказывании империала о шрамах прикоснувшийся машинально к своей щеке, где сейчас находилась длинная свежая царапина – недостаточно быстро отклонился от кинжала Кереуса. «Уже зажило.» – Однако правила сочиняются людьми, которые возвели свой личный опыт в ранг абсолюта – вне зависимости от того, насколько правомерным является это обобщение. Если всё было действительно так, как вы предполагаете, то тогда мне очень жаль леди Дигерни... – на последней фразе голос принца смягчился: в самом деле, было куда приятнее думать о том, что леди-драконесса не ставила своей задачей куда-либо заманить и каким-то образом скомпрометировать или вообще погубить их отряд, а её непрошенное вмешательство и придирки просто были подобны тому, как сказал бы их ценящий мелкие жизненные радости в виде хорошей еды маг-целитель, «как если б, обварившись собственным горячим супом, начала бы без спроса дуть в чужие тарелки – так что брызги веером летят во все стороны» – бесцеремонно, неприятно, противно, раздражает – но зато хотя бы без подлого умысла. В таком случае леди Дигерни – как и все, кто что-либо потерял на войне и таким образом стал, физически или психологически, ущербным в чём-либо – действительно заслуживала жалости, а не подозрений. Никогда не следует обижаться на хронически больных за то, что они считают себя вправе раздраженно поучать здоровых, отбирая, к примеру, кружку с кофе, вредным при их состоянии, однако столь необходимым стимуляторе для совершенно здорового тебя в период напряжённой умственной работы, и подсовывая вместо неё что-то успокоительное – это от переизбытка непродуманной, излишней и неуместной заботы, а вовсе не от желания, чтобы ты провалил экзамен.
Однако спустя какое-то время он уже продолжал уверенным твёрдым тоном.
– И всё-таки я не думаю, что мы должны воспринимать её личный опыт как непогрешимую истину... Получается, что если кто-то, пренебрегши правилами, очень сильно подвёл её, из-за чего она сильно пострадала – то тогда от того же самого непременно должны будут пострадать и все остальные, сделавшие ту же ошибку, если она не вмешается и не принудит их исправить её – иначе будет просто несправедливо, что от этого пострадала только она одна, и мир рухнет... Я очень сильно сомневаюсь, будто справедливость именно такова, и я предпочитаю больше доверять своему опыту, чем хватать по верхам чужой. И я заявляю, что я не перестану считать своим другом «такого авантюриста как вы» только потому, что это противоречит правилам, исповедуемым леди Дигерни, что это вызывает её огорчение, беспокойство, или ещё что-либо в этом роде. Даже если в вашей руке на самом деле скрыто вовсе не то, что вы рассказывали... – «К примеру, какое-нибудь портативное кристаллическое многозарядное ружие-лучемёт...»
О Крейне он благоразумно не упомянул. Беловолосый пират был той самой неизвестной величиной, которая могла быть полезна только в том исключительном случае, если постоянно не спускать с него глаз – что было весьма и весьма затруднительно, если постоянно отвлекаться на споры о методах с коллегой по Ордену, чей подход к делу настолько отличался от твоего собственного, что постоянное вмешательство и поучения с её стороны даже начинали мешать работе. Теперь-то он понимал (или, по крайней мере, думал, что понимает), почему она так поступает, и уже не держал на неё такого зла, как раньше. Однако проблема всё равно оставалась. К счастью, отдалённая проблема, в отличие от той, что стояла сейчас перед ними.
– Ну что, пошли? – спросил он, показывая рукой в сторону корабля.

==> Где-то в небе у Дунгильских гор

По-видимому, предположение Тачиро заставило рыцаря хотя бы на миг взглянуть на ситуацию с другой стороны. До сего момента сэра Руфуса явно снедало чувство оскорбленного достоинства, вызванное вчерашним разговором с леди Дигерни. Что ж, империал отчасти мог согласиться с тем, что при всём своём служебном рвении госпожа Ван Кройц могла быть не столь категорична в своих замечаниях – её слова в самом деле могли уязвить честь любого мужчины, столь явственно она демонстрировала своё пренебрежение в отношении методов молодого з`Аввазэта… и отдельных его соратников.
Впрочем, если подумать, трудно было ждать от этой властной и несколько надменной женщины глубокого почтения по отношению к более молодому офицеру Ордена. В данной ситуации извечное недоверие к «новичкам», которым доверили первую серьёзную миссию, дополненное скрытым пренебрежением и уверенностью в том, что кто-нибудь более опытный непременно справился бы лучше, подкреплялось ещё и известной долей женского пренебрежения по отношению к мужскому полу. Известно ведь, что пренебрежительное отношение мужчин к женщинам – чувство вполне себе взаимное: оба пола, прекрасный и сильный, вечно находят друг в друге недостатки. Мужчины полагают женщин излишне эмоциональными, капризными, нелогичными и переменчивыми: женщины мужчин – прямолинейными, твердолобыми, бесчувственными, ограниченными…. Подобные эпитеты можно подбирать бесконечно, если не признать тот нехитрый факт, что «лучшего» и «худшего» пола просто не может существовать – женская и мужская половины человечества взаимно дополняют друг друга, и без этого равновесия невозможно само существование мира. По мнению самого Тачиро, всегда относившегося к женщинам с должным уважением, любой сторонник или сторонница «превосходства одного пола над другим» заслуживал лишь снисходительной усмешки: в этом ему всегда виделось что-то неодолимо детское, как будто под маской взрослого человека проступал образ босого мальчишки-сорванца в обтрёпанной одежде или кудрявой девочки в кружевном платьице, а сквозь фразы поборника неравенства полов пробивался детский голосок: «Все девчонки – плаксы!» или «Все мальчишки – дураки!».
Реплика сэра Руфуса касательно того, что он не перестанет считать его своим другом, даже если перчатка его на самом деле представляет собой вовсе не «усилитель кулачного удара», едва не вызвала у Тачиро тяжёлый вздох. В общем-то, этого следовало ожидать. Рыцарь наверняка подозревает, что странная перчатка его соратника далеко не так проста, как следует из его собственных слов. Интересно, что бы он сказал, если б узнал всю правду? Конечно, сэр Руфус явно был не столь эмоционален, как его брат: но и он, возможно, преисполнился бы если не враждебности, то по крайней мере недоверия к союзнику – вряд ли он как истинный тэлиец, воспитанный на принципах почитания Разума и Логики, смог бы воспринять такой факт. И уж тем более нетрудно представить себе, как отреагировал бы на такое сэр Рихтер.
Впрочем, одно слово, произнесенное сэром Руфусом, всё же немного подняло настроение империала. Надо же, рыцарь уже считает его своим другом… Среди знакомых Тачиро было крайне мало тех, кого он мог назвать своими друзьями. Все его друзья и боевые товарищи остались в прошлом, за много миль отсюда и по ту сторону моря: для них он умер много лет назад. Те же, с кем за эти годы свела его судьба… В основном это были либо многочисленные заказчики (дружба с которыми была маловероятна, поскольку многие из них относились к людям подобной профессии с плохо скрываемым презрением), либо коллеги-охотники (среди которых друзей также не было: в лучшем случае, товарищи, а то и откровенные конкуренты), либо просто враги – родственники и близкие тех, кого забрала Тёмная сторона и кого он вынужден был уничтожить… или же те, кто породил очередное чудовище на горе окружающим. Таковые тоже встречались: порой люди невольно или преднамеренно открывали новому злу дорогу в мир. Алхимик, в попытках создать «совершенную жизнь» сотворивший монстра: монах, из любопытства пробравшийся в замурованный сотни лет назад склеп под монастырём и вскрывший окованный цепями каменный саркофаг: юноша, прибегнувший к тёмным искусствам, чтобы вернуть умершую возлюбленную, и призвавший в мир хищную тварь из бездны…
Но сэр Руфус был чуть ли не единственным, кто первым назвал его другом. И это, как ни странно, не только радовало, но и несколько тяготило. Возможно, империал просто отвык от самого понятия настоящей дружбы.
Между тем они приблизились к ангару, вступив под его своды: в неярком освещении фонарей величественно вырисовывались очертания воздушного корабля. Судно с первого взгляда приглянулось империалу: не слишком крупный, но и не мелкогабаритный корабль нового образца, оснащённый вместительным продолговатым баллоном, по длине почти в два раза превышавшим корпус гондолы, крепившейся к нему посредством канатных растяжек и решетчатых ферм. Углядев металлический блеск обшивки баллона, империал изумлённо покачал головой: однако! Похоже, баллон был надёжно защищён от повреждений вроде случайной стрелы. Стальная обшивка? Да нет, сталь прибавляет веса… значит, аплантий? Ну разумеется, он куда легче и прочнее. Просто поразительно. Впрочем, борта гондолы подобной защиты не имели и были обшиты простым деревом. Из бортов ближе к юту выступали две короткие горизонтальные раздвижные мачты, каждая из которых несла по полному комплекту парусов, а корма была снабжена двумя гребными винтами, вынесенными назад и в стороны на фермах. Что внушало особое доверие, так это тянущиеся в два ряда вдоль борта задраенные люки пушечных портов, а также очертания двух поворотных баллист на баке и на юте.
Вокруг корабля суетились механики и матросы, завершая последние приготовления к отправке: одни карабкались на ванты, другие сматывали отсоединённые от баллона кожаные шланги для подачи летучего газа. Неподалёку от борта выстроились неровной шеренгой бойцы «спасательной команды». Империал мысленно похвалил офицеров, заведовавших подготовкой: все бойцы были одеты и вооружены достаточно разномастно, как и подобает пиратам, сроду не признающим никакой униформы – но притом надёжно и тепло, и без лишних дурацких аксессуаров вроде повязанных под коленями цветных шарфов или пёстрых дригло на плече. Некоторые повязали головы яркими платками, другие обошлись простыми меховыми шапками. И у каждого на шее висело по защитной маске, призванной уберечь от газа. Среди бойцов-людей империал заметил пару грациозных хвостатых фигур: некеоры, конечно же. Эти двое, мужчина и девушка, были облачены подобно остальным и также вооружены на свой вкус.
От созерцания корабля империала оторвал лишь голос сэра Руфуса, призывавший подняться на борт. Тем более, что как раз в этот момент тянущиеся вдоль стен ангара трубы исторгли низкий гул, зашипели приводимые в действие паром механизмы, послышался глухой слитный лязг металла – и крыша ангара начала медленно раскрываться надвое, распахивая над головами присутствующих подёрнутый облаками ночной небосвод.

==> Где-то в небе у Дунгильских гор