Вечность в темноте и тишине казалась странной. Словно прошло уже очень много времени, но в то же время словно минуло всего несколько минут. Она словно где-то застряла, потеряв счет времени. А может, именно так и выглядит смерть? Ни чувств, ни желаний, ни страха, ни боли… совсем ничего. Но почему-то кроме вопросов. Почему она думает об этом? Разве после смерти можно думать? Или все-таки можно? А что если она теперь будет думать и захочет вернуться обратно, что если это чувство нереальности пропадет, и она начнет сходить с ума от этой бесконечной темноты и тишины? У нее даже не было тела, она не видела свою руку, пусть и не чувствовала, что подняла ее, а просто захотела этого. А она вообще двигалась? Или просто смотрела вперед? А ее глаза, они закрыты или нет? А что если они закрыты, и она сейчас лежит где-нибудь? Но тогда почему она ничего не слышит и не чувствует? Как бы сейчас хотелось посмотреть на себя, хотя бы на руки, даже на те черные пятна. Интересно, после смерти они прошли или нет? И почему не получается ничего сделать, но получается думать обо всем этом? Как-то это не очень правильно. И даже странно, нынешнее положение совершенно не пугало, ну просто совсем. В голову стали лезть мысли о том, что неплохо бы сейчас выпить чего-нибудь покрепче или съесть чего-то. Чувства голода она не чувствовала, но вот как будто знала, что он был или должен бы быть. А съесть… лучше мяса, конечно, а то она уже забыла, какое оно на вкус. Эта мысль заставила нахмуриться, по крайней мере, было такое ощущение, что она это сделала. Действительно, она не помнила вкус мяса… и хлеба тоже не очень припоминала… как и еще много чего. Может быть, после смерти такие вещи забываются, чтобы не искушали вот в такие вот моменты? Ну, может и так, не стоит тогда об этом думать, толку-то никакого, раз даже не знаешь вкус того, о чем мечтаешь. В голову полезли мысли о том, как же она умерла, когда именно и исполнил ли уже Блау ее просьбу с захоронением в лесу. Или она до сих пор лежит в той кровати? Помнится, она изрядно испачкала простынь тем черным гноем, который потек из пятен, перекинувшихся на бок, но она об этом не стала говорить. Она вообще ничего не говорила о своем состоянии, когда приходила в сознание, но помнится, ей было очень больно и плохо, правда самой боли она тоже не помнила. Но это как раз и было к лучшему, потому как помнить боль – не самая лучшая вещь, тем более, если знаешь, что она была настолько сильной, что темнело перед глазами. И все же, где она сейчас? Все еще в гостинице или уже в земле? А может, Блау и вовсе не стал ничего делать, а просто бросил ее там, а ее выбросили на улицу? Кто знает этих северян, а Каил… почему-то ей казалось, что он способен на такое, при этом в данной ситуации все же так поступать не стал бы. И откуда такая почти уверенность? Только потому, что он говорил, что сделает так, как она просит, только потому, что он пообещал? И когда она стала такой доверчивой? Или она просто чувствовала что-то, что давало эту уверенность? Не сейчас, а тогда, когда она еще была жива, а память этого чувства просто сохранилась потому, как сейчас она вообще ничего не чувствовала. Наверное, и хорошо, иначе бы все эти раздумья вызывали бы бурю эмоций, а из этих эмоций выплывали бы новые мысли, порой даже абсурдные… за всем этим Тит не заметила, как темнота вокруг стала гуще, а потом все мысли и чувства разом пропали.

Аскер уже вторую минуту разглядывала белый потолок, продолжая щуриться, как и пару минут назад, когда едва проснулась. Комната выглядела вполне обычно и мало изменилась с прошлого раза: небольшая, с одной кроватью, по обустройству больше напоминала отдельную палату в госпитале, в которую обычно клали каких-нибудь важных персон, чтобы им не приходилось ютиться на лежанке в общем зале. Она уже просыпалась раньше, поэтому вид комнаты на этот раз не вызывал особого внимания к себе. В прошлый раз получилось проснуться, когда рядом была дежурная медсестра, которая тут же осмотрела девушку на наличие адекватности, потому как внешний вид, как она поняла, об этом не очень свидетельствовал. Ее осмотрели, напоили каким-то лекарством, после которого она моментально уснула, а проснулась только сейчас, с мыслью о том, что в прошлый раз с ней обращались так, словно ее и не было там, как будто она была каким-то предметом. Это было неприятно, а потому в этот раз хотелось, чтобы хоть несколько минут можно было полежать без чьего-либо присутствия в комнате. Разглядывание потолка сменилось разглядыванием собственных рук, вернее одной руки, которую удалось достать из-под одеяла. Надо сказать, задача эта была не из легких, потому что тело практически не слушалось и как будто весило несколько тонн, включая ту же руку, которая была очень тяжелой. К тому моменту как удалось ее достать и положить на одеяло, Аскер уже успела устать и сбиться с дыхания, которое и так было слабым. Когда же первая усталость прошла, она заставила себя посмотреть на ладонь, уже готовясь увидеть черные болезненные пятна. «Что?! Их нет?!» - пронеслось в голове, после чего рука рухнула на одеяло, голова закружилась пуще волчка, а сознание мгновенно померкло.