Осевая улица. Недалеко от конюшен.

Возможно, что человеку без воображения могло показаться странным, что экспедиция, призванная расследовать таинственные происшествия в шахтах Генгера, тратит свое время на выяснение причин, каким образом трое упавших на снег путников ухитрились исчезнуть без единого следа, словно растворились в воздухе. Одним из ключевых моментов здесь было место действия – обе «зоны аномалий» разделяло расстояние не больше двух десятков километров, так что их можно смело было объединять в одно дело, вторым аргументом являлось смутное, подспудно пробивающееся словно тонкий росток через слишком плотную почву предчувствие, что оба случившихся эпизода представляет собой если не явления одного порядка, то, по крайней мере, две стороны одной и той же монеты, и находится между собой во взаимосвязи. Так, потянув за одну из торчащих нитей, постепенно можно распутать и другой из запутанных клубков – а в том, что взаимосвязь между ними имеется, Руфус даже не сомневался.
Двое хищников, живущих на одном и том же охотничьем участке, не смогут проигнорировать присутствие друг друга, принадлежи они хоть к одному и тому же виду, хоть к разным.
Когда до конюшен оставалось совсем немного, в одном из отходящих в сторону боковых переулков принц заметил мужчину довольно-таки бандитской наружности, державшего за повода двух коней, стоявший справа от него (справа – если смотреть со стороны Руфуса) рослый жеребец периодически всхрапывал и мотал головой, как будто пытался освободиться от нежелательного соседства с этим неприятным, держащим его за уздцы человеком.
– Хороший конь, – начал Руфус, только чтобы завязать разговор, показывая левой рукой в сторону жеребца. – Как вы его зовёте?
Предстояло сделать не очень приятную вещь – спросить у мужчины лихого и, можно было сказать, разбойничьего вида, не видел ли тот отряд из шестерых таких же, и причём так, чтобы не спровоцировать его ни на какую дерзость или глупость. «Да, положеньице!..»
– У... Умница, – неприветливо ответил мужчина, и Руфусу показалось, что он врёт – уж что-что, но на послушливую умницу жеребец абсолютно не походил... или же у его хозяина просто было такое извращенное чувство юмора.
Однако делать нечего – нужно было ковать железо, пока оно горячее. Руфус облизнул губы – пить хотелось страшно – и как бы ненароком положил скрытую туловищем правую руку на рукоять меча.
– Хорошее имя. А вы не подскажете... – напряженные до отказа органы чувств уловили с другой стороны какое-то движение, он обернулся – с противоположного переулка выходили ещё трое, обернулся обратно – за мужчиной бандитской наружности нарисовались ещё двое. «Итого шестеро... Пятеро...» Мужчина с двумя конями был шестым. «Вот, значит, как? На ловца и скалс бежит? Что ж, посмотрим.» – Я расследую дело... – «Ах, вот, значит, как! Расследуешь? А кто тебя на это уполномочил? Я сам себя уполномочил!» – ...о пропаже троих людей на тракте между Генгером и Дайлмом. Двое наших и девушка – эльфийка или некеор. Что вы можете мне об этом сообщить?
Нужно было держаться уверенно – так, чтобы можно было предположить, что у него там за углом имеется целый взвод, а не отряд всего лишь из четырёх человек – считая его самого – двое из которых являлись типичными гражданскими, а значит, могли повести себя совершенно непредсказуемо, если б дело дошло бы до поединка.
И, как назло, на улице никого не было, кроме них. «Где же эта ваша хвалёная милиция, дайлмовцы?»
– Чего? – ещё более неприветливо переспросил мужчина. – Не было ничего такого. Не было никакой пропажи, ничего не было, – и у него невольно вырвалось, несколько тише. – Оговорить-таки решила, с-стерва малолетняя!
– Правильно, и нас там не было. Совершенно, – подал голос ещё один из стоящих рядом.
Оставалось только прибегнуть к последнему средству.
– Меня зовут Руфус Зигмунд зан Аввазэт и вам придётся ответить на мои вопросы, – непререкаемым тоном произнёс он, надеясь, что это подействует и у наёмников наконец-то развяжутся языки и он получит необходимую информацию. В конце концов, против них не было обвинений, по следам было установлено, что они могли быть свидетелями таинственного исчезновения, однако не были в состоянии совершить это самостоятельно.
Несколько долгих секунд ему казалось, что всё теперь будет хорошо и рассказ тех шестерых прояснит, что же там случилось на тракте. Но не тут то было. Мужчина с двумя конями выпустил из правой руки поводья другой, смирно стоящей лошади, молниеносное движение... и Руфус едва успел увернуться от того, что оцарапало ему щеку. И не было времени разбираться, насколько серьёзной могла оказаться эта царапина.
Нож с глухим звяканьем упал на мостовую.
Заученным движением выдергивая меч из ножен, он спрыгнул с коня, хлопнул его по боку, чтобы посторонился и не загораживал обзор, и – уже из-за лошади – успел заметить что-то и мстительно улыбнулся. Умница – «Действительно, Умница!» – поднялся на дыбы и хорошенько приложил своего ненавистного хозяина ногами в грудь. Тот, понятное дело, не стал спокойно дожидаться удара, а попытался увернуться, так что удар получился скользящим – однако и его было достаточно, чтобы у человека перехватило дыхание и тот упал на землю без чувств. Умница же, обретя долгожданную свободу, сверкая копытами, прорысил назад – мимо спешно отпрыгнувших в разные стороны двух других наёмников – и с ехидным ржанием скрылся в переулке.
Теперь у них оставалось только пятеро противников.

Осевая улица. Недалеко от конюшни.

…Тачиро не раз за последние годы приходилось бывать в тэлийских городах и селениях: и он уже успел привыкнуть к тому, что природа в окрестностях некоторых из этих городов, как правило, необратимо осквернена. Что поделать, развитие технического прогресса неуклонно влечёт за собой ущерб окружающей среде. Загрязнённые реки, задымленные улицы, отравленная почва, чахлые деревья, облетевшие леса… Ему, как охотнику на чудовищ, доводилось слышать немало баек про всяких жутких созданий, появлявшихся в запрудах фабричных сливов Тораса и на городских свалках Тэндории: и хотя девяносто девять из ста рассказанных баек были чистым вымыслом, сотая вполне могла оказаться правдой. Однако сейчас он вынужден был признать, что Дайлм по части осквернения природы превзошёл другие города в несколько раз.
По сторонам длиннющей центральной улицы, явно пронизывавшей весь город с юга на север, тянулись нагромождения невзрачных и угрюмых строений из потемневшего дерева и закопченного кирпича. Большинство зданий были крыты жестью, местами проржавевшей. Над крышами большинства строений вздымались закопченные трубы, из которых тянулся дым. В воздухе кружились редкие мелкие хлопья сажи, оседая на мостовую словно чёрный снег. Прохожие, то и дело попадавшиеся навстречу, были преимущественно облачены в грубую рабочую одежду: лица их скрывали матерчатые повязки – вполне разумная предосторожность при подобных условиях. Воздух над улицами полнился запахом гари и калёного железа.
Империал уже несколько раз заходился кашлем, прикрывая лицо рукавом, когда налетевший ветер приносил с собой очередную волну фабричного дыма, наползающую из-за крыш и просачивающуюся меж домами. Было похоже, что сразу в нескольких частях города полыхают пожары, но никто не торопится их тушить. Временами Тачиро оглядывался по сторонам в смутной надежде узреть хоть чахлое деревце, хоть кустик, хоть редкую траву, пробившуюся сквозь камень мостовой… Ничего – только каменные стены и брусчатка, да ещё фонари на высоких столбах, тянущиеся вдоль тротуаров.
Из числа его спутников подобные чувства, похоже, испытывал сэр Виллем: блеймриец держался в седле неестественно прямо, то и дело озираясь, и на его лице было написано выражение, схожее с отвращением и испугом одновременно. А вот сэр Рихтер явно чувствовал себя как дома, и при виде какой-нибудь пристроенной к стене здания рокочущей паровой машины или вырывающегося из трубы клуба пламени лишь цокал языком и слегка качал головой, словно оценивая что-то. Самому же империалу на здешних улицах было на редкость неуютно: всё вокруг прямо-таки дышало суровой неживой силой, словно подвижные внутренности каких-нибудь гигантских часов, внутрь которых случилось заползти муравью…
Невзирая на мрачные размышления, Тачиро не утратил внимания: и в какой-то момент перехватил взгляд сэра Руфуса, направленный в ближайший переулок. За углом обнаружился неприметно одетый тип с довольно угрюмым лицом, словно бы дожидавшийся кого-то. Под уздцы он держал двух коней, один из которых вёл себя неспокойно, время от времени всхрапывая и мотая головой. Кажется, рядом с этим человеком ему было неспокойно, что указывало на то, что хозяином ему мрачный тип явно не приходится. Второй жеребец стоял смирно. Как и следовало ожидать, подобный факт не прошёл мимо внимания сэра Руфуса: придержав коня, он непринуждённо обратился к мрачному, словно бы желая узнать, какую кличку тот собрался дать коню.
– У... Умница, – напряжённым тоном отозвался незнакомец, явно не желая вступать в разговор. Судя по тому, как он напрягся, он явно не ожидал встретить на здешних улицах кого-то в рыцарском плаще, да к тому же с сопровождающими. Тачиро покосился на спутников. Сэр Рихтер, мигом приняв весьма решительный вид, положил руку на рукоять притороченного к седлу топора, словно собираясь немедленно вступить в драку: сэр Виллем напряжённо уставился куда-то через плечо империала. Обернувшись в ту сторону, Тачиро напрягся и сам: из противоположного переулка показались трое мужчин, одетых по-походному. У двоих на поясе виднелись мечи в ножнах, а у одного – сразу два, в ножнах за спиной. Оба явно имели отношение к незнакомцу в переулке: тем более, что за спиной того как раз показались ещё двое вооружённых типов… Империал медленно положил руку на эфес меча, не отводя взгляда от незнакомцев – явно тех самых наёмников, интересно только, куда они лошадей дели…
Между тем сэр Руфус представился первому наёмнику и заявил, что они обязаны будут ответить на его вопросы. Реакцию хмурого несложно было предугадать – с того самого момента, когда Тачиро заметил у того на груди широкую кожаную перевязь, из которой выглядывали слегка изогнутые рукояти ножей… Империал рывком выхватил меч из ножен – но мерзавец уже выпустил поводья одного из коней и взмахнул рукой. Свистнувший в воздухе нож чиркнул рыцаря по щеке и звякнул о мостовую.
Всё! С этого момента любые разговоры утратили смысл. Сэр Руфус выхватил из ножен меч и спрыгнул с седла: меж тем утративший бдительность бандит был вознаграждён резким ударом копытами, которым его наградил строптивый жеребец по кличке «Умница», вскинувшийся на дыбы. Мерзавец рухнул на мостовую: если после такого удара он и выжил, сломанные рёбра ему были обеспечены…
– Парни, в атаку! – заорал Тачиро, соскользнув с седла на мостовую. Трое солдат как раз рванулись к всадникам, явно желая ухватить лошадей за поводья: двое из них, изменив направление бега, бросились навстречу империалу, на ходу выхватывая из ножен мечи. Один, помоложе, вырвался вперёд – и с набега замахнулся, явно намереваясь снести империалу голову одним взмахом своего короткого широкого клинка.
Плохо же он был знаком с искусством боя, в особенности – с абордажным стилем фехтования, коему империала научило флотское прошлое. Тачиро подался слегка в сторону, поймав клинок наёмника на свой клинок, не разрывая соприкосновения, плавным движением отклонил его траекторию в сторону, резко крутанул запястьем – и меч, вырванный силой инерции из руки бандита, отлетел в сторону и зазвенел по мостовой. Не успел парень понять, что случилось, как империал возвратным движением рубанул клинком по его всё ещё вскинутой руке.
Вопль разнёсся над улицей: наёмник отпрянул на пару шагов, с диким ужасом уставившись на свою правую кисть. Большого, указательного и половины среднего пальцев больше не было – они были срезаны острым клинком: из раны толчками выплёскивалась кровь. Парень замешкался – и это стало его второй ошибкой: резким выпадом Тачиро нанёс второй удар. С новым, ещё более громким воплем, наёмник шарахнулся в сторону, схватившись здоровой рукой за голову: рана была не смертельной, но болезненной и очень кровавой – меч Тачиро отсёк наёмнику половину левого уха. С этой секунды бандита можно было считать выбывшим из строя: ни одно из двух ранений смертельным не было, но с такими ранами человек теряет над собой контроль от боли и ужаса. Империал мигом забыл о противнике: перед ним очутился другой – смуглый брюнет с щетинистыми усишками и холодным взором убийцы. С яростным шипением он выхватил из заплечных ножен оба клинка – и империал вскинул свой, отражая удар. Сталь зазвенела о сталь: похоже, этот противник был более серьёзным бойцом. «Проклятье, надеюсь, сэр Руфус и остальные сами справятся… Сюда бы городскую стражу!».

Один противник выбыл из строя, но... на Руфуса уже надвигались двое других, как раз к тому времени успевших опомниться после столкновения с четвероногим «Умницей» и готовых, судя по напряженным лицам, на всё, включая убийство – лишь бы только прорваться и не угодить за решетку. Первый из них был также вооружен каким-то длинным мечом, по внешнему виду, скорее, бастардом, однако точнее определить было затруднительно, поскольку меч он держал направленным на Руфуса остриём – где уж там было судить о длине – и явно намеревался нанести им колющий удар, как будто шпагой. Вслед за тем, ему нельзя было отказать и в разумной доле осторожности – это был не таранный удар с разбега по принципу «попадёт либо нет», который можно было пропустить, просто отскочив в сторону и воспользовавшись моментом, пока тот разворачивался после неудачной атаки.
Руфус отбил этот меч в сторону – резким коротким ударом с дожимом и доворотом, преодолевая его сопротивление и набранную им скорость, под аккомпанемент скрежещущего металла, когда лезвие одного меча, подчиняясь закону инерции, скользило вдоль по мечу другого – и на последнем этапе разворачиваясь всем корпусом так, чтобы удержать в поле зрения обоих противников, потому что второй вздумал было подойти к нему с фланга, и пара длинных кинжалов в его руках – настолько длинных, что они уже были сравнимы с короткими мечами – недвусмысленно свидетельствовала о том, с насколько «дружелюбными» намерениями осуществлялся этот подход. Но аналогичный колющий выпад в адрес мерзавца, в то время как первый снова поднимал свой меч для замаха, также не увенчался успехом – тот держался настороже и проворно отпрыгнул в сторону, разминувшись с верхней частью меча на несколько решающих сантиметров, и даже имел наглость крикнуть напарнику с полуторником, чтобы тот поторапливался и отвлек рыцаря, пока он... сделает своё черное дело, по всей вероятности. Однако его самого отвлёк своим топором Найт, и хотя вряд ли можно было рассчитывать, что тот сумеет долго продержаться супротив двухкинжальщика, однако кое-какую передышку во времени это давало – и грех было ей не воспользоваться.
И снова удар, и снова парирование, и бесполезно было пытаться убедить наёмника, что всё кончится хорошо, стоит только тому бросить на землю своё оружие и достаточно полно и обстоятельно ответить на все вопросы принца. Потому что всё это было неправдой. Как минимум неправдой. С того самого момента, как эта шестёрка обнажила своё оружие. А его рыцарский статус не позволял ему давать столь невыполнимые обещания... да и выполнять их, если на то пошло. И похоже, что это было известно не только ему.
Перехватывая свой меч там, где необходимо было быстро остановить или перенаправить его движение, за незаточенный участок перед гардой – о, великое правило рычага! что бы мы без тебя делали? – и быстро возвращая руку в исходное положение на рукояти, пока она не повстречалась с лезвием чужого меча, он по максимуму использовал все преимущества своего, более тяжелого и более длинного, с норовом, к которому было необходимо привыкнуть, чтоб хорошо и эффективно управлять его движениями; противник бился с яростью отчаянья и несколько выполненных им сильных ударов, от которых на короткое время занемевали пальцы – впрочем, Руфус был уверен, что тому приходилось ещё хуже, учитывая разницу в габаритах – не спасали положение (точнее говоря, не отягощали, всё зависело от выбранной исходной точки зрения и того, кому мог сочувствовать потенциальный наблюдатель поединка). Выбрав удобный момент, когда противник отпустил левую руку с «яблока», Руфус, подняв меч как бы для вертикального удара и разворачивая уже в движении плоскость удара, со всей силы ударил горизонтальным ударом справа налево (со стороны противника всё, естественно, выглядело совершенно наоборот), так что тот не успел схватить меч левой рукой – и удержать одной правой также не смог, так что меч выпал на мостовую, а рука повисла, как будто вывернутая. Положение укреплял возвратный удар в голову – «яблоком» на навершии рукояти.
Только тогда он огляделся. Двухкинжальщик – вероятно, поскользнувшись – уже лежал на спине на мостовой и пытался убедить Рихтера в своей безобидности, тот вполне обоснованно не верил ему и быстро перемещал туда-сюда лезвие топора, не давая ему подняться. Один из нападавших, не в силах уже стоять на ногах, рухнул неподалёку от Тачиро на колени, с тоскливым воем прижимая здоровой рукой к груди перепачканную чем-то красным другую руку, сам же империал сошёлся в поединке с другим – и исход этой схватки казался уже очевидным – а маленький плотный блеймриец, сложив странным образом руки в каком-то, вероятно, магическом жесте, выкрикивал в адрес третьего что-то пафосное – до Руфуса донеслось окончание фразы с требованием прозреть и увидеть иную явь (за точность услышанных слов принц не ручался, только за общий смысл) – из-за чего бросившийся на него рослый русоволосый детина с наивным и глуповатым лицом, на котором можно было без труда прочесть следующее: «И-зачем-только я-покинул-родную-деревню?», неожиданно сложился напополам и с суеверным воплем ужаса, в котором просил отпущения собственных грехов, рухнул на мостовую, обхватив голову руками – как будто увидел занесённую над собой гигантскую карающую длань самого Единого. Блеймриец смотрел на него с чувством удовлетворения, очевидно, гордясь собой и довольный тем, что удалось без сучка и без задоринки выполнить невероятно сложное заклинание. Воистину, магия была великая вещь, а сэр Виллем был великим из магов, если сумел обезоружить противника совершенно без применения оружия.
– Сдавайтесь – вам не на что больше рассчитывать, – сказал Руфус, обращаясь к своему противнику, на искаженном от боли лице которого застыло неопределённое выражение – казалось, тот никак не мог решиться, то ли сражаться до конца, стараясь подороже продать свою жизнь, то ли пуститься в бегство, надеясь, что стража сейчас очень далеко. – Никто из вашего отряда не придёт к вам на помощь. Сдавайтесь и вам оставят жизнь. Вы же знаете – я не могу предложить ничего большего.
Тот неуверенно шагнул в противоположную от валяющегося на мостовой своего меча сторону, пробормотал какое-то ругательство в адрес валявшегося на земле хозяина двух коней, который один и только один, по его словам, виноват был в том, что втравил их во всё это дело, повернулся и уставился на принца таким взглядом, что сразу становилось понятно то, что он не ждёт для себя ничего хорошего. Не ждёт – а значит, до сих пор ещё готов на всё, что угодно, стоит только лишь на секунду ослабить контроль.
И как раз в этот самый момент, оправдывая ходящие о себе слухи, когда схватка подошла к своему фактическому концу, на Осевую улицу, наконец, вступила городская милиция. Руфус на короткое мгновение бросил оценивающий взгляд в сторону приближающихся её представителей – и снова переключил внимание на полуторщика, наконец-таки расслабившегося, покорившегося своей судьбе, и готового теперь принять неизбежное. Надо полагать, дайлмовская стража даже у лихих людей пользовалась авторитетом.

Схватка меж охотником и наёмником с первых секунд завязалась всерьёз: Тачиро сразу осознал, что противник ему попался умелый и ловкий, такого не одолеешь парой заученных приёмов. Конечно, черноволосый не был настоящим виртуозом боя на двух мечах, иначе империал не смог бы выстоять против него с одним лишь клинком в руке: однако своим оружием он владел недурно. В руках мастера мечи вьются в стремительном и смертельном боевом танце: наёмник же наносил резкие и краткие рубящие удары, время от времени перемежая их стремительными выпадами. Тачиро едва успевал вскидывать свой меч, встречая очередной удар, и всякий раз яркие белые искры вспыхивали в той точке, где встречалась сталь мечей. Несколько раз он попробовал повторить прежнюю уловку и выбить один из мечей резким кручёным ударом – но наёмник всякий раз успевал исправить положение, держа противника на расстоянии благодаря второму мечу.
Оба бойца плавно кружили по мостовой, друг напротив друга, то и дело обмениваясь резкими сериями ударов и оглашая улицу лязгом стали. Краем глаза империал успел заметить, что остальным наёмникам не удалось справиться с его спутниками: сэр Руфус уже схватился с одним из негодяев, а сэр Виллем, выставив сплетённые в странном жесте руки в сторону ещё одного из нападавших, звучно декламировал нечто малопонятное, но явно грозное – вероятнее всего, заклинание…. Империал не рассчитывал на чью-либо помощь: когда остальные вовлечены в собственную схватку, нужно обходиться своими силами.
Он едва не пропустил очередной выпад, когда наёмник, сделав обманное движение левым клинком, выбросил вперёд правый, целясь ему в бок. Если бы империал не успел крутануть мечом, отбив оружие – острие вошло бы ему меж рёбер. Разгневавшись, он подался вперёд в ответном броске, и чернявый вынужден был вскинуть перед собой скрещённые клинки, отражая удар империала. Подобное противостояние могло длиться долго – а с ним надо было заканчивать: империал подозревал, что сэру Рихтеру и Виллему может потребоваться помощь. Нужно было лишь улучить подходящий момент…
И этот момент наконец настал. По всей видимости, черноволосый тоже решил закончить поединок одним ударом: подавшись слегка назад, он скрестил перед собой оба клинка – и выбросил их вперёд, целясь скрещёнными лезвиями в горло Тачиро. Подобный приём у северян именовался «ножницами», а на жаргоне имперских солдат назывался «овцерез» – в честь ножниц для стрижки овец. Впрочем, каким бы ни было название, суть приёма от этого не менялась: шея противника захватывалась меж скрещённых лезвий мечей, после чего боец резко сводил вместе рукояти – и клинки рассекали горло до самого хребта, а то и совсем отделяли голову от тела.
Тачиро перехватил меч обеими руками, вскинув его перед собой острием вверх, и перекрестье мечей с лязгом напоролось на клинок. Империал напряг мышцы и сцепил зубы, сдерживая напор врага: тот тоже подался вперёд, налегая на свои мечи и вперившись в лицо противника взором, исполненным ненависти. Секунда, другая… и империал резко крутанул мечом, отклоняя клинки врага в сторону. На пару секунд наёмник утратил равновесие, шатнувшись вправо: неожиданно утратив сопротивление, мечи рванулись навстречу друг другу, заставив его по инерции скрестить руки. И этой пары секунд империалу хватило, чтобы выбросить вперёд руку с мечом и нанести два стремительных колющих удара.
Проще всего было бы убить противника: один удар в горло – и всё было бы кончено. Однако Тачиро не мог позволить себе этого, помня, что любой из этих типов может оказаться ценным свидетелем: и потому наёмника нужно было обезвредить, не убивая. Первый удар пришёлся в левое плечо: клинок пропорол куртку наёмника, погрузившись в мышцы и немного не дойдя до кости. Вторым ударом Тачиро полоснул бандита поперёк лба – острие меча взрезало кожу и рассекло одну бровь. Хрипло взвыв от боли, чернявый наконец выпрямился – и с яростью кинулся на империала.
Но теперь его шансы на победу падали с каждой секундой. Боль в раненом плече не позволяла наёмнику орудовать левой рукой с прежней лёгкостью. Вдобавок стекающая по лбу кровь постоянно попадала ему в глаза: наёмник то и дело морщился, встряхивая головой и пытаясь проморгаться. Теперь уже он вынужден был отражать удары Тачиро, не в силах перейти в наступление. Наконец в какой-то момент он с нечленораздельной бранью отпрянул назад, беспорядочно тыча перед собой мечом и судорожно пытаясь утереть рукавом лицо: кровь залила ему глаза, окончательно лишив зрения.
Тачиро не упустил момента. Легко уклонившись от нанесённого наугад удара он в два стелющихся шага оказался рядом с наёмником – и со всего маха заехал ему левой рукой под дых. Стальной кулак в кожаной перчатке мигом вышиб из бандита дыхание. Когда тот согнулся пополам, империал от души отвесил ему подзатыльника, одновременно пнув под колено тяжёлым солдатским ботинком. Не удержавшись на ногах, наёмник рухнул лицом на мостовую и скорчился на брусчатке, судорожно подёргивая ногами. Оба меча со звоном упали на мостовую: повернувшись, Тачиро двумя пинками отшвырнул их подальше. Похоже, с этим противником было покончено.
Выждав пару секунд, империал наконец перевёл дух и, оглядевшись, убрал меч в ножны. Сэр Руфус и остальные не подвели: все наёмники были повержены, в прямом и переносном смыслах. Тот парень, который схватился с рыцарем, как раз отступил назад с подавленным видом: меча в его руках больше не было – видимо, сэр Руфус выбил его из рук наёмника. Что ж, предположения Тачиро подтвердились – рыцарь-Дракон оказался достойным бойцом. Как ни странно, отличился и сэр Рихтер: в данный момент он с угрожающим видом возвышался над наёмником, распростёртым на мостовой и что-то испуганно лепечущим в своё оправдание, и грозно поводил боевым топором в своих руках. Сэр Виллем оглядывал окружающих с горделивым видом – а тот верзила, которому вздумалось броситься на него, теперь стоял на коленях посреди улицы и, обхватив склонённую голову руками, тихо подвывал от ужаса. По всей видимости, заклинание мага возымело действие… Что до метателя ножей, поверженного наземь героическим скакуном, то тот безвольно распростёрся на земле: второй конь, возвышаясь над ним, тревожно переступал копытами и прядал ушами. Наёмник, которого Тачиро лишил пальцев, скорчился на мостовой и с тихим поскуливанием баюкал кровоточащую руку. Что ж… Похоже, они победили.
Он хотел было обратиться к сэру Руфусу, но краем глаза углядел некое движение справа и повернул голову. Так и есть: рассредоточившись на всю ширину улицы, к месту битвы приближался отряд стражи. Более десятка стражей весьма внушительного вида, облачённых в кольчуги и алые плащи, в полукруглых шлемах с надвинутыми на глаза забралами. Несколько стражей были вооружены пиками, другие с многозначительным видом взвешивали в руках окованные металлом дубинки в кожаных чехлах, у двоих в руках виднелись арбалеты – и почти у всех на поясе было пристегнуто по мечу. Конечно, всё в лучших традициях городской стражи, которая всегда выглядит грозно и любит кичиться своей экипировкой и выучкой, но притом чаще всего опаздывает на место преступления.
– Городская милиция! – внушительным тоном провозгласил один из стражей, усатый субъект с серебряной застёжкой на плаще. – Никому не двигаться с места. Что здесь произошло? – Он испытующе уставился на сэра Руфуса, почуяв в нём главного, затем обежал взором всех остальных, с особым подозрением взглянув на Тачиро. Империал ответил ему спокойным взором.
– Вы вовремя, офицер. – произнёс он негромко. – Если желаете знать, здесь произошло вооружённое нападение. - Империал выразительно кивнул в сторону распростёртых на земле наёмников. Комментировать ситуацию далее он не стал, полагая, что стражник скорее захочет обратиться к командиру, то есть сэру Руфусу.

Городская милиция... И пускай они несколько запоздали с появлением, хорошо было то, что они вообще соизволили показаться на месте схватки. Заодно на месте решался вопрос: «чем вязать?».
А вот предысторию конфликта следовало бы изложить поподробней. Должен же кто-то ввести их хвалёную дайлмовскую милицию в курс того, что случилось этим утром неподалёку от Дайлма.
– Всё началось гораздо раньше, – заметил он, продолжая начатое империалом повествование. – Сегодня утром на дороге между Генгером и Дайлмом – можно даже сказать, что около Дайлма – таинственным образом исчезли три человека. Мы проследовали по следу этой шестёрки, полагая, что они могли оказаться свидетелями этого исчезновения...
– А когда мы их нашли и начали задавать вопросы, – подхватил Рихтер, засовывая топор обратно за пояс – его противник не выказал никакой видимой реакции на его действия, и даже закрыл глаза, предпочитая прикидываться, что пострадал намного серьёзней, чем было на самом деле, – их предводитель – тот негодяй, который валяется сейчас там, на земле, зашибленный украденной им и вырвавшейся на свободу лошадью кого-то из похищенной тройки – запустил в нашего метательным кинжалом...
– И тогда нам ничего не оставалось, как попытаться обезвредить их своими силами, – мягко, с какой-то даже нарочитой скромностью добавил Виллем, обходя своего «заколдованного» и приближаясь к оставленному без пальцев раненому. – Пальцы я вам, конечно, на место не приращу, но кровотечение смогу остановить. Остальное будет зависеть от вашего благоразумного поведения. – При этом он сиял, словно до блеска начищенная монетка в пять аданов, и Руфус, не особо заморачиваясь, решил, что этот плотный миролюбивый дядечка просто гордится своим дебютным выступлением на поприще брани.
– Я скажу, я всё скажу... – брызжа во все стороны слюной, заговорил раненый, позволяя магу взять себя за изувеченную руку. – Это он во всем виноват, он, Кереус... хоть бы черти уволокли в ад его душу!..
А оставленный без присмотра «крестник» Виллема вдруг всплеснул руками, бросился к суровому на вид усачу, повалился, не добегая до него несколько метров, на мостовую и, запинаясь и тараторя, поминутно величая милицию «небесным воинством» и умоляя не карать его, а даровать ему время на отпущение грехов, начал изливать свою душу о том, как они, в общем-то законопослушные люди, преследовали одну золотоглазую малолетнюю воровку... то есть он, конечно, теперь понимает, что никакая она не воровка, это Кереус её оговорил – из-за того, что оскорбить не получилось... Но тогда – тогда-то они были совершенно в этом уверены, и подстерегали её исключительно ради того, чтобы сдать её властям, потому что Кереус сказал, что ловкой девчонке удалось вскружить, заморочить головы и перетянуть на свою сторону юного рыцаря и его наставника – настоящего ветерана, как явствовало по его седине и ранению – а потому желательно было бы заручиться поддержкой властей, а то и того лучше – подкараулить момент и застать языкастую эльфу одну, без них... В первый момент усач от неожиданности отшатнулся, а сопровождавшие его милиционеры вскинули арбалеты, выставили вперёд мечи, явно приняв это за попытку нападения. Однако он жестом остановил их и вслушивался в излияния детины с выражением брезгливого любопытства.
А Руфус вслушивался и ничего не понимал, и на лице его мало-помалу проступало озадаченное выражение. Если молодым рыцарем был принц Оливер – на него, кстати, подобное поведение было вполне похоже – то кто же тогда сопровождал его, почему брат взял с собой только одного человека – вряд ли тот, каким бы ветераном он ни был, смог бы заменить собою целый отряд, и наконец – как же им удалось так быстро обернуться, если считать, что они уже возвращались из Кратаса?
– А что за ветеран был? – спросил он, вплотную пришагнув к обезоруженному им человеку, выслушивающему словоизлияния впавшего в религиозный экстаз подельника со скептицически-сочувственно-брезгливым выражением на лице. То ли потому, что речь зашла не об участнике его шайки, то ли ещё по какой причине, но тот ответил, угрюмо и недружелюбно процедив сквозь зубы требуемую информацию.
– Ну, высокий такой... распоряжался рыцарем – явно выше его рангом, хоть и одет в штатское... седина во всю шевелюру... и без руки...
Руфус что-то не припоминал, чтобы в Кратасе был кто-либо с похожими приметами, однако получающийся образ казался ему знакомым – и даже очень знакомым, пусть хоть ему было и обидно за брата, и дико думать, что при таком раскладе тот получался совершенно слепой, словно наивная раска, и непонятно было, как вампир сумел ускользнуть из шахт, уж коли на него была устроена такая плотная облава, как говорилось. В воздухе отчётливо запахло тайными сфирийскими искусствами, которые только и объясняли это необъяснимое – и ещё много-много всего необъяснимого на свете.
– Правая рука отсутствовала? – спросил Руфус, в надежде, что наёмник ответит ему, да, правая, и значит, это окажется не Крейн, а какой-то незнакомый, случайно угодивший в эту неразбериху чужой человек, игрушка судьбы, невинная жертва... Предположениям относительно личности молодого рыцаря он пока ещё не позволял залезть себе в голову. Пока не позволял.
Однако его надеждам не суждено было сбыться.
– Левая, – лаконично и односложно ответил наёмник, после того, как сморщившись от боли, вправил себе на место кисть своей и, словно баюкая, прижал её к груди – и шансы неизвестного незнакомца поползли вниз, обращаясь в пыль перед шансами уже знакомого упыря, который явно умел выбирать, кому можно удачно запудрить голову.
– А странного вы ничего не заметили? – спросил он, в то время как сэр Виллем, закончив с оказанием первой помощи первому раненому, перебрался ко второму – его сопровождали двое милиционеров, надо полагать, на случай эксцессов, если кто-либо из пострадавших наёмников решит, что маг – это самое слабое из звеньев, прорвав которое, можно будет вырваться из окружения, а незадействованная в деле милиция (точнее надо будет сказать – задействованная и выполняющая самую главную часть работы: оцепление места происшествия, чтобы оно никуда не убежало) с интересом прислушивалась, как кающийся детина начинал ругать себя, что позволил себя подпоить и уговорить Кереусу, по второму кругу.
– Странного? – переспросил наёмник. – Да ничего... вот разве что поплохело нам... после того, как уже оставили девчонку, ветерана и рыцаря... но ненадолго – почти никто с коней не успел свалиться.
– Как поплохело?
– А так. Завоняло какой-то неизвестной травой, как в аптеке, а потом – темнота. И ничего не помню. А пришли в себя только после того, как вон тот дубок, – он кивнул головой в сторону кающегося, – упал с коня в снег и начал звать свою маму. Кони, кстати, тоже решили прилечь вздремнуть – еле растолкали. Иначе и не поймали бы этого злого как черт жеребца, который пришиб Кереуса.
– А что, вас правда этот Кереус во всё втянул? – спросил Руфус, несколько удивлённый от обилия информации и прикидывающий, о чём бы ещё спросить, пока можно воспользоваться моментом откровенности.
Это было ошибкой. Пережатая пружина всегда либо ломается, либо распрямляется, нежели сжимается ещё хотя бы на миллиметр. Наёмник демонстративно, как бы подводя черту в разговоре, сплюнул на мостовую, после чего заявил, что не было у них такого с Руфусом уговора, чтобы наговаривать на своих, затем замкнулся в гордом молчании, и стало ясно, что больше от него уже ничего не добьёшься, хоть сули ему золотые горы, хоть стращай его тюрьмой или казнью. Пришлось отступиться.
Более того – дополнительную информацию не удалось вытянуть даже приставшему к наёмнику под предлогом снятия боли сэру Виллему: подозревая какой-то подвох или боясь, что ему сейчас начнут жать на совесть, недоверчивый полуторщик почему-то упорно отворачивал лицо, не желая даже ради своего лечения посмотреть в глаза магу, того такое отношение даже задевало... Но, впрочем, не сильно – блеймриец не скрывал своей радости, что его предположение подтвердилось и похищение прошло без помощи магии... эх, знать бы только, кто распылил эту траву в воздухе? Или же не траву, а что-то другое, наподобие газа?..
Сердце при мысли об этом закололо тревогой, однако он заставил себя подавить это чувство, повторяя про себя, что наличие однорукого пока ещё ничего не доказывает. Ничего – кроме присутствия самого однорукого. С ним мог быть вообще кто угодно.
Однако их ещё не отпускали: доблестная стража, к сожалению, весьма поверхностно вникнув в причину конфликта – исчезновение троих человек (а может, просто не хотели связываться с тем, что выходило за рамки их обыденных, подетально задекларированных уставами представлений), не успокоилась, пока подробным образом, по нескольку раз не допросила каждого о деталях его развития: кто где стоял в тот момент, когда зачинщик метнул кинжалом, кто сделал что после этого – и даже жалобы кого-то из местных о неконтролируемой, оставленной без присмотра лошади отвлекли на себя внимание лишь немногих – хотелось надеяться, тех, кто хорошо разбирался в лошадиной психологии и действительно способен был успокоить коня, а не подвигнуть его на что-либо ещё более хулиганское.
Наконец – попутно выяснилось и с лошадями, в целях экономии средств привязанными наёмниками недалеко от конюшни, а не оставленными внутри, как делают все обеспеченные граждане – доблестная милиция выяснила всё, что интересовало её представителей, и – надо полагать, из чувства человеколюбия – по-государственному мудро приняла решение забрать вместе с собой пострадавших и не очень пострадавших наёмников, и обеспечить их – несмотря на неуверенные протесты некоторых из благодетельствуемых – пропитанием и крышей над головой на ближайшие несколько суток. Отряд принца оставили на произвол судьбы, вероятнее всего, посчитав, что те и сами в состоянии самостоятельно о себе позаботиться.
Был здесь, в этой логике, какой-то подвох – иначе с чего бы протестовал тот, оказавшийся почти здоровым (за исключением нескольких ушибов и растяжения связок на лодыжке) парень с двумя изъятыми на сохранение кинжалами («А шоб ны потырялись» – наставительно сказанул тогда, пряча их себе за пояс и выразительно поигрывая окованной бронзой дубинкой, сердитый кряжистый темноволосый страж порядка без знаков отличия на плаще). Однако спорить с милицией почему-то не хотелось, и небольшой отряд поспешил убраться из вида и пределов её досягаемости.
А потом, избавясь от докучливых чужих глаз (которых, если что, можно было легко пригласить обратно), ещё раз хорошенько подумать об услышанном. На этот раз – без излишнего оптимизма.

==> Улицы Восточного пояса

Как и предполагал Тачиро, внимание офицера переключилось на сэра Руфуса. Впрочем, рыцарю не пришлось утруждать себя долгими объяснениями: он лишь упомянул о том, что с утра они направлялись в Дайлм и обнаружили следы исчезновения троих человек на дороге, вслед за чем отправились по следам шести всадников. Сразу после инициативу перехватили сэр Рихтер и сэр Виллем: последний между делом подошёл к искалеченному наёмнику, которого удар Тачиро оставил без пальцев, явно собираясь заняться его ранами. Что ж, похоже, сэр Виллем как всякий врач или целитель был верен старинной медицинской клятве, известной как клятва Лазаруса и содержащей в числе прочего наставление «не отказывать в помощи никому из живущих, буде тот не в силах помочь себе сам, и облегчить его страдания по мере сил и умения».
Далее в дело вступили бандиты. Сразу двое – беспалый наёмник и зачарованный Виллемом верзила – явно решили не испытывать судьбу и наперебой принялись выкладываться перед офицером, за какую-то минуту буквально засыпав того показаниями. Тачиро слегка подался вперёд, внимательно прислушиваясь и стараясь не упустить ни слова.
Постепенно ситуация начала проясняться. Как оказалось, шестеро наёмников, под предводительством некоего Кереуса – именно так звали того бандита, который сейчас валялся на земле, сражённый конскими копытами, и только-только начал понемногу шевелить шевелиться – до недавнего времени охотились за некоей малолетней преступницей, причём принадлежавшей к эльфийской расе. Тачиро мысленно констатировал, что не ошибся насчёт девчонки в чаще: она и впрямь не была человеком. Сегодня утром они настигли её на тракте и пустились за ней в погоню, когда та рванула напрямую через лес, бросив коня. Однако когда Кереус с компанией всё же настигли воровку, то схватить её не смогли, поскольку у преступницы эльфийской национальности невесть откуда появились защитники – двое воинов, явно встреченных ими на тракте. Одного из путников наёмник охарактеризовал как «молодого рыцаря», второго поименовал «наставником» оного рыцаря. Должно быть, именно рыцарский титул первого и стал причиной того, что перед лицом столь грозной силы численностью аж в два бойца шестеро вооружённых наёмников спасовали и отступили.
Империал слегка нахмурил брови. Рыцарь и его наставник? Касательно наставника никаких идей не было, а вот что до рыцаря… империал покосился на сэра Руфуса и тяжело вздохнул. У него были серьёзные подозрения касательно того, что этим рыцарем был сэр Оливер. Слишком уж много совпадений: юный рыцарь по непонятным причинам задерживается в пути, затем на тракте им встречаются следы непонятного исчезновения троих человек – а теперь оказывается, что из этих троих один вдобавок был рыцарем! Причём, надо полагать, наёмники сумели безошибочно распознать его принадлежность к рыцарскому сословию: а что может послужить знаком, отличающим рыцаря от простого латника? Надо полагать, орденский герб. Тачиро взглянул на плащ сэра Руфуса, украшенный изображением грозного Красного Дракона, скреплённый пряжкой с тем же гербом. Да, такое трудно не заметить.
«Неужто и впрямь сэр Оливер? А какой тогда «наставник» у него объявился? Что, он сумел привести с собой из Кратаса всего одного ветерана? Да уж, если так, то дар убеждения у парнишки явно не на уровне».
Сэр Руфус меж тем обратился к тому наёмнику, которого не так давно обезоружил своим ударом. Тот оказался менее разговорчивым, но всё же вынужден был с неохотой отвечать на вопросы. По крайней мере, он смог относительно подробно описать таинственного «наставника». Услышав из уст бандита описание его облика, Тачиро вздёрнул брови кверху: в его взгляде сверкнуло изумление пополам с гневом.
Крейн?!? Быть того не может! Как мог этот мерзавец оказаться на тракте в нескольких милях от Генгера, если только вчера он ушёл в шахты и не покидал их? Однако все факты говорили в пользу того, что то и впрямь был пират. «Проклятье, у этого парня, похоже, какая-то мания – встревать во все наши дела и причинять побольше неприятностей. Куда ни плюнь – всюду Крейн». И теперь этот пройдоха каким-то образом сумел встретиться на тракте с сэром Оливером, если конечно неизвестный рыцарь и впрямь был таковым, и с воровкой-эльфийкой, а потом… А что, собственно, произошло «потом»?
Ответы наёмника отнюдь не пролили свет на эту загадку: в лучшем случае, уронили одинокий пыльный лучик. Как поведал им наёмник, вскоре после того, как они убрались с тракта, всех их внезапно сразило невесть чем вызванное забытье. Уже потом они наткнулись на тракте на бесхозного коня, явно принадлежавшего рыцарю, и забрали его себе, впридачу к скакуну воровки, «конфискованному в интересах революции». (Эту фразу Тачиро некогда вычитал в одном из исторических трактатов: принадлежала она одному бунтарю прошлого века, довольно-таки гадкому типу по имени Джордж Браун, некогда устроившему беспорядки в южном шахтёрском городке). Наёмник также припомнил, что перед тем, как лишиться сознания, все они внезапно почувствовали какой-то неприятный, словно бы аптечный запах. Речь явно шла о каком-нибудь химикате: нечто вроде усыпляющего газа или порошка. Должно быть, его распылили над трактом, а ветер снёс облако в сторону всадников.
Всё говорило о том, что в данном случае было совершено преднамеренное похищение. Провернуть подобную операцию было не так сложно: достаточно было, например, сбросить сверху керамическую бомбу с усыпляющей начинкой, чтобы лишить всех троих возможности сопротивляться. Если бы не недавно полученные сведения, Тачиро бы твёрдо решил, что во всём виновен Крейн, решивший выручить выкуп за рыцаря-Дракона и захвативший его с помощью своих дружков-пиратов, которых он навёл на цель. Если бы… если бы не одно «но»: для такой операции нужен был бы воздушный корабль, а никакого корабля над трактом не появлялось. А это значило, что в распоряжении охотника осталась всего одна версия.
Между тем допрос «на скорую руку» завершился. Стража деловито принялась вязать руки наёмникам, включая приведённого в чувство несколькими пощёчинами Кереуса: тот уже стоял на ногах, но всё ещё пошатывался и время от времени заходился кашлем, морщась от боли. Офицер и ещё пара стражников повторно задавали сэру Руфусу и остальным одни и те же вопросы, восстанавливая картину событий. Наконец с утомительным допросом было покончено. Похоже, теперь их отряд был предоставлен самому себе.
С точки зрения Тачиро, сейчас было бы неплохо наведаться в гарнизон, куда стражники должны были отконвоировать пленных. Документы сэра Руфуса скорее всего предоставили бы им такую возможность: а там, на допросе с пристрастием, им, возможно, удалось бы выяснить черты внешности того самого молодого рыцаря с тракта и установить, действительно ли это сам сэр Оливер. К тому же, быть может, они смогли бы разжиться каким-нибудь оружием из арсенала стражи. Впрочем, как обычно, всё пока что зависело от воли командира – которого, судя по выражению лица, снедали мрачные мысли. «Интересно, он тоже подумал про сэра Оливера?»

==> Улицы Верхнего пояса