Около ворот.

К удивлению, на этот раз особо ждать не пришлось. Почти сразу же, как только они подошли к воротам, над одной из башен взвились и поползли вверх два флага – тэлийский и города Дайлма – а ещё несколько минут спустя из-за створок ворот вырвались клубы пара и ворота медленно поползли в разные стороны.
Они вошли внутрь.
Неподалёку от здания гарнизона ко столбам во дворе были привязаны семь лошадей – той, что лягнула главаря шайки и бросалась в глаза своим внешним видом и поведением, среди них ещё не было – надо полагать, с Умницей до сих пор всё ещё пытались договориться. Однако в данный момент у Руфуса совершенно не оставалось времени, чтобы глазеть на лошадей, ибо в этот момент к ним уже направлялись – и прошли более чем половину двора – несколько стражников, одним из которых был уже знакомый усатый субъект с серебряной застежкой на плаще, начавший знакомство с приглашения никому не двигаться с места.
Только похоже было, что на этот раз он настроен несколько более... радушно. (Слово «радушно» просилось на язык за отсутствием более подходящего из эпитетов.)
«А теперь тебе необходимо собраться. Соберись, Руфус, соберись. Возьми себя в руки. Напрямую искажать факты вовсе не обязательно, однако можно просто играть роль. Лицедействовать, как это теперь называется.
Главное только – никому и ни за что не показывать своих чувств. Это... неконструктивно.»
– И ещё раз добрый день, Ваше Высочество, – начал усатый, подойдя на приличествующее случаю расстояние. – Что привело вас сюда? Надеюсь, не жалобы на работу нашей милиции? – За всеми этими словами отчётливо читался невысказанный вопрос: «Откуда на нашу работу вообще могут быть какие-то жалобы?»
– Никаких жалоб нет, – бодро отозвался он, потому что хорошие отношения между силовыми структурами, установка их, на текущий момент казались ему не последним фактором, способствующим в успехе... ну, того дела, из-за которого они и оказались здесь в данный момент. – Вы великолепно разобрались в обстановке и показали высокий профессионализм... – «Правильно, Руфус, правильно. Побольше учёных слов.» И, посмотрев на чуток раскрасневшегося и разулыбавшегося сержанта, который при словах «высокий профессионализм» выставил грудь вперёд и вытянулся во фрунт, разве что только не встал на цыпочки, отвёл глаза в сторону, понадёжней запрятывая самовольно всплывшую было мысль о том, что бы он им устроил, если бы сержант попытался встать на другую сторону в этом конфликте. Наконец неблагонадёжная мысля была затоплена и он снова посмотрел на сержанта. «Кажется, ничего не заметил. Продолжаем охмурять... уппс, то есть, склонять к взаимовыгодному сотрудничеству...» – а посему я хотел бы выразить надежду, что вы не откажетесь поделиться с нами той информацией, что вы, возможно, уже обнаружили, либо можете обнаружить впоследствии в ходе расследования...
– А что конкретно вас интересует? – сержант, похоже, был тоже не так-то прост и также хранил верность исконно тэлийской привычке отвечать вопросом на вопрос. Впрочем, у Руфуса не было желания делать тайну из своего интереса.
– У меня возникли подозрения, что я мог быть знаком с рыцарем, который, к несчастью, оказался одним из троих похищенных. Поэтому я хотел бы получить его словесное описание, чтобы развеять эти подозрения или же превратить их в уверенность...
– А, вот вы о чём. Рыцарь, эльфийская девчонка и ветеран... – зазнавшийся от избытка внимания сержант – похоже, не стоило расточать комплименты на каждую шишку, пока она, упаси Единый, не стала воображать себя кочкой – изобразил приличествующую важной особе задумчивость, после чего продолжил. – Думаю, это можно устроить. Да, кстати, что же там было таинственного, в этом похищении? – в голосе звучали нотки вызова и самодовольства. Упаси Единый, уж не вообразил ли он, что может раскрыть это похищение, не сходя с места, на основе всего лишь того, что расскажут ему они с Тачи?
– Во-первых, их усыпили, вероломно распылив с воздуха усыпляющее средство. По крайней мере, так утверждают ваши задержанные, которые сами почувствовали сонливость и дурноту. Во-вторых, мы, вместе с сэром Тачиро, который является следопытом и многоопытным охотником на всяких тварей, – кивок в сторону империала, усатый сержант почти сразу же вытаращился с напряжённым вниманием в его сторону, – обнаружили место, где те трое упали в снег, и к этому месту вели только их следы, никаких посторонних следов вокруг не было. Похоже было, что их унесли по воздуху. Как установил сэр Виллем, при похищении не использовалась магия, потому что он её не почувствовал, а в отношении воздушных кораблей мы уже спрашивали на воротах. Стража с башен клянётся, что никакого воздушного корабля сегодня они не видели... – пока он рассказывал, сержант всё мрачнел и мрачнел, похоже было, что это его также озадачивало. – Я понимаю, что всё это звучит зловеще и странно, и мне хотелось бы надеяться, что похитители – кто бы они ни были – не посмеют напасть на Дайлм... – нервным кивком сержант выразил свою полную солидарность с принцем в этом вопросе. – И я очень боюсь, что рыцарем, которого похитили, окажется мой брат Оливер, которого я вчера послал в Кратас по одному делу...
– Вы желаете сделать заявление? – деловито, с должной толикой сочувствия переспросил сержант.
Руфус скрипнул зубами. «Вот свинья! Профессионализм у него уже из ушей лезет...»
– Я плёшу плёщения, – слегка картавя из-за наличия не всех зубов, переспросил уже почти пожилой милиционер с обвислыми седыми усами и косым бурым шрамом возле левого угла рта, через всю щеку. – Вы веть из Генгейя сийчас едите, пьйявийна?
– Из Генгера, – с заметным раздражением отрезал сержант, по всей видимости, недовольный тем, что его перебили. – Вы не обращайте на него внимания, милорд, он уже старый, ему на пенсию скоро. Мы его с собой даже в патрули не берём, он только двор метёт. Я как-то не подумал, а он взял и за нами увязался...
– А йа воть не палинилься, пасматьел – у хломой лошадьки на уздечке влоде знакь генгейских канюсен вытлавлен. Все остайные лёшади у лазбойничкав сваи – а эта влёде как гасудайстьвьенная. Непойядок, – с трудом ворочая языком, упрямо гнул свою линию пожилой милиционер. – Не можеть ана быть их лошатью. Эта лыцалская.
– Нам бы взглянуть на неё, – наконец-таки успел вставить слово в диалог и сам Руфус, после того как сержант недовольно прошипел что-то вроде: «Дурень старый! Надо было сначала мне доложить...», и тогда принц подумал, что необходимо поговорить с начальником гарнизона ещё о том, чтобы не в меру ретивый сержант не обижал старика.

Возле входа в здание штаба.

Как оказалось, зрение не подвело старика и захромавшая черная лошадка, чья повреждённая нога была заботливо перевязана тряпицей, оказалась действительно из Генгера – а следовательно, подозрения укреплялись. «Они ещё не знают, с кем связались!» – в адрес неизвестных похитителей летели проклятия, не помогавшие ничем видимым, но хотя бы способствующие тому, чтобы выпустить пар и предстать перед охраняющими порядок стражами спокойным и собранным, ежели не в душе, то, хотя бы, на вид. Возле здания штаба они остановились, сержант что-то крикнул сердито в смотровое окошко, дверь приоткрылась, оба стража обменялись приветствиями рукой к козырьку, после чего дежуривший у двери поприветствовал Руфуса, принц ответил и их, наконец, пропустили внутрь. Разумеется, опять проверили документы и ради ускорения их проверки, чтобы объяснить необходимость присутствия империала, Руфусу пришла в голову идея показать стражам свой экземпляр контракта, и он надеялся, что Тачиро сделает то же самое. Впрочем, особой необходимости в этом не было, оба экземпляра были практически идентичными.

Тюрьма. Помещение для допроса.

Пройдя по целому лабиринту коридоров – так, что он уже не чувствовал уверенности, что сумеет без посторонней помощи найти выход отсюда – и миновав, наверное, добрый десяток дверей, каждая из которых представляла собой серьёзное препятствие в плане не одобренного законом выхода (вместе с подписанием всех нужных бумаг), а все двери вместе в совокупности казались препятствием практически непреодолимым – что никак не позволяло расслабиться и позабыть, что они тут в гостях – они наконец оказались в низкой широкой комнате, где сам потолок, казалось, угрожающе нависал над присутствующими. В таком помещении даже самому завзятому беззаботному оптимисту суждено было заполучить приступ клаустрофобии.
Их «старые знакомые» тоже находились в этом помещении. Детина с глуповатым и наивным лицом, ошарашенный Виллемом, заливался горючими слезами и жалобным голосочком повторял: «Дяденька начальник, да не мог я про себя такого наговорить. Бес попутал иноземный», хмурый и угрюмый милиционер, на первый взгляд показавшийся родным братом-близнецом неприветливого стража ворот – ан нет, если хорошенько присмотреться, можно было найти несколькие, и весьма значительные, различия, так что сходство ограничивалось впечатлением и общим выражением лица – весьма недружелюбно говорил: «Все вы так говорите – бес попутал. Значит, так и запишем – ушел в несознанку». «Правильно, я не осознавал, что делаю, когда вам всем это рассказывал», – с детской радостью подхватил обнадёженный детина. Однако похоже было, что его надеждам не суждено было сбыться.
На полу около длинного деревянного стола, для какой-то непонятной цели оснащенного широкими кожаными ремнями по торцам и по середине, двое переругивающихся милицейских стражей деловито окачивали вёдрами с водой бледного, лежащего совершенно без чувств Кереуса, за столом чуть поодаль ещё один знакомый тип с кровоточащей раной на лбу и кандалами на руках, выглядевший в полутёмном интерьере допросной подозрительнее самого Амброзия, спешил закладывать всех и вся. Руфусу хотелось надеяться, что вампир, оказавшись в подобной обстановке, повёл бы себя достойнее.
Чувствовалась в нём какая-то первобытная лихость, которую редко возможно бывает найти в разбойных терранцах. Во всяком случае, не в этом, без зазрения совести выдающем своих подельников ядовитом лэорне.
Пойти на сотрудничество с Орденом и описать молодого рыцаря изъявили желание парень с перевязанной головой и кистью – наверняка тот самый, у которого теперь не хватало нескольких пальцев, глуповатый детина и ядовитый лэорн. Кереус по вполне понятной причине в данный момент ничего не мог сказать, даже в свою защиту. А зря, потому что по услышанному чистосердечному признанию «лэорна» выходило так, будто тот один в ответе за всё происходящее, а они просто рядом находились, можно даже сказать, в качестве свидетелей. Ну, может быть, и не все – но уж он-то во всяком случае. Толку от детины и от «лэорна», по причине того, что они при каждом вопросе сворачивали на свою личную невиновность, оказалось совсем немного, но зато другой раненый добросовестно попытался вспомнить все приметы. К сожалению, выходило, что да – это действительно был принц Оливер, и Руфус чувствовал себя так, словно...
Пока шел рассказ, в углу вдруг раздался тихий стон. Руфус повернул голову. Как оказалось, в пыточной присутствовал ещё один из сегодняшних знакомцев.
Как только он подал признаки жизни, к нему, отставив вёдра и отвернувшись от валяющегося на полу Кереуса, подшагнули оба относительно свободных в данный момент милиционера (остальные старательно законспектовывали признания).
– Ну что, гнида? Отвечать будешь? – напустив на себя свирепый вид, грозно спросил один из них.
Что ответил узник, не удалось расслышать, вполне возможно, что просто помотал головой, поскольку в ответ на это его крайне нелюбезно встряхнули и, взявши под мышки, подтянули наверх, к дыбе. Пленник не издал ни звука, только лишь болезненно поморщился, когда кандалы охватили его правую руку. Очевидно, там связки были ещё растянуты.
И взгляд у него был какой-то странный. Блуждающий... Сквозь присутствующих... Руфусу показалось даже, будто взгляд этот проходит персонально сквозь него, замечая всё остальное...
Когда их глаза случайно встретились, ему выпал шанс убедиться в этом, потому что знакомый незнакомец поспешно отвернулся, как будто угодил взглядом во что-то в крайней степени неприятное, и по спине у принца пробежали мурашки. «За что это он так?» Ему уже начинало казаться, будто он имеет шанс отыскать в этом взгляде сочувствие – другие же показывали сожаление о том, что его брат находится в опасности, искреннее или напускное (у «лэорна» наверняка было напускное) – однако же и на том спасибо.
Кереус закашлялся. Милиционеры подшагнули к нему, собираясь продолжить весьма убедительный разговор обо всех удобствах и выгодах чистосердечного признания. Однако он опередил их.
– Помогите мне сесть, касатики. У меня найдётся кое-что достаточно важное, чтобы сообщить молодому рыцарю, – голос вырывался из скривившегося рта хрипло, со свистом – и это производило в наивысшей степени жуткое впечатление.
– Говорите, я слушаю, – отозвался принц, стараясь, чтоб дурное предчувствие не сумело отразиться у него на лице.
– Блище. Моуно блище? Мне сейуас туудно разговаувать, – просвистел Кереус, опираясь о пол закованными в кандалы руками, в то время как его поднимали в сидячее положение, и подтягивая под себя ноги. – Ещё блище, пожауйста.
Он подошёл. Склонился над раскаивающимся разбойником, дикция которого всё ухудшалась и ухудшалась буквально на глазах...
...и едва успел отклониться от его плевка, угодившего ему на сапог, а не в какое-нибудь другое стратегически более важное место. Отвратительная желто-зелёная слизь вперемешку с частыми густыми багряно-красными кровяными прожилками красовалась на голенище и только-только подумывала стекать оттуда.
Вне себя от гнева, как будто бы ему и в самом деле плюнули не на сапог, а в кое-какое другое место, принц замахнулся было... однако его снова остановил презрительный брезгливый взгляд, как будто он на самом деле собирался сделать что-то недостойное. И Кереус, перехватив эти взгляды, рассмеялся противным смехом – смех прервался, разразился кашлем, когда грязную работу взял на себя кто-то из милиционеров.
– Мне передали... ты... обещал этому... жизнь... если они сдадутся, – задыхаясь от кашля наперемешку со смехом, отхаркивая что-то бордовое, выдал тираду Кереус. – Ты обманул его... – Он обвёл помещение глазами и забулькал снова, и невозможно было разобрать – смех ли это был, кашель ли, а может быть, это у него и вовсе наступает агония. – Разве это... жизнь?..
И невозможно было объяснить, что они сами в ответе за свою судьбу, и что никто не заставляет его молчать на допросе так, как будто в том, чтобы чистосердечно рассказать о своих поступках, имеется что-то недостойное.
Кереуса ударил другой милиционер и обвинения прекратились.
К счастью, в одном из вёдер оставалось ещё достаточно воды, чтобы смыть плевок, однако всю обратную дорогу он проделал в глубоком молчании, разве что встретился с главнокомандующим и попросил проследить, чтобы у старого стража не было никаких неприятностей из-за того, что тот оказался смекалистее сержанта, а во-вторых, чтобы сегодняшних пленников не допрашивали со слишком уж большим пристрастием. Особенно раненых. Родерик обещал, что проконтролирует лично, однако цену его обещаниям можно было узнать, только спустя несколько дней, заехав в Дайлм, впрочем, было в нём что-то, располагающее к доверию. Они потолковали ещё какое-то время о возможном противнике-похитителе и возможных мерах защиты от него, если он нападёт на город, и Вон Вилфред пообещал, что сделает всё от него возможное, чтобы атака неприятеля – на чём бы тот ни передвигался, на воздушных кораблях или на летающих досках, хоть на собственных крыльях – захлебнулась, подойдя к городу. Стражей на поиски похищенных он дать не обещал, коли так, у него теперь каждый человек на счету, однако обещал организовать круглосуточное наблюдение за небом и одолжил одноручник в качестве оружия.
А «ружия» в гарнизоне не оказалось. Уж коли так, не судьба. Придётся заготовить повязки и держать наготове арбалеты.
Наружу их выпустили без особых проблем – очевидно, здесь было уже хорошо известно про них и про похищение.

==> Улицы Верхнего пояса

Около ворот.

Когда ворота с шипением и скрежетом начали отворяться, влекомые паровыми механизмами, Тачиро уважительно качнул головой. Нечего сказать, тэлийский инженерный гений впечатлял. Подобный механизм явно был установлен здесь далеко не ради пустой красоты или хвастовства тэлийскими технологиями: если створки ворот столь тяжелы, что развести их в стороны простой мускульной силой невозможно – значит, и крепостью обладают соответствующей. Такие ворота, пожалуй, не вышибешь не только простым ручным тараном, но и осадной машиной-таратутой, где тяжёлый таран с металлическим «кулаком» на конце подвешен на цепях внутри колёсной рамы. Впрочем, подобные штурмовые приспособления в последние годы не столь распространены: на смену прежним катапультам и таранам пришли пушки – во всяком случае, в Тэлойе и Сфирии.
За воротами рыцаря и охотника встретили облачённые в доспехи стражники (Тачиро уже успел уяснить, что здесь стражу именуют «милицией», а её представителей – «милиционерами»), во главе с тем самым усатым офицером, который возглавлял отряд на центральной улице. Сейчас усатый имел крайне важный вид и обратился к сэру Руфусу в весьма напыщенном тоне, словно бы подчёркивая всю важность того момента, что именно ему выпала честь приветствовать в гарнизоне стражи рыцаря Его Тэлийского Величества. Впрочем, подлинной приветливости в его поведении не наблюдалось: скорее подчёркнутый официоз, призванный указать, что кем бы ни был гость – хоть рыцарем-Драконом при полном параде, хоть богатым купцом, хоть самим епископом тэлийской церкви – здесь он в первую очередь проситель. С точки зрения Тачиро, подобное поведение лишь выставляло офицера с неприглядной стороны, подчёркивая всю его мелкость за напыщенным фасадом.
Сэр Руфус, однако, обратился к милиционеру вполне доброжелательно, и даже высказал похвалу в адрес «высокого профессионализма» городской стражи и лично офицера. («В чём, прах побери, заключался «профессионализм» этих дармоедов? В том, что они явились к месту уличной драки через добрых десять минут после начала самой драки, после того, как мы управились со всем своими силами? А если бы эти типы перерезали нас и скрылись с места преступления – они внесли бы это в список «нераскрытых преступлений»? Да уж, в оформлении таких документов они наверняка в самом деле достигли высокого профессионализма. А этот боров ещё и пытается изобразить из себя большого начальника»). Затем перешёл к делу, кратко и по существу изложив обстоятельства сегодняшнего происшествия и упомянув о таинственных следах исчезнувших путников на тракте. При этом офицер отнёсся к словам о таинственности с насмешкой, что вызвало у Тачиро приглушённое раздражение. Вдобавок по завершении речи рыцаря, когда сэр Руфус с явной тревогой упомянул о том, что похищенным рыцарем мог оказаться его брат, сэр Оливер – милиционер нашёл в себе глупость поинтересоваться, «желают ли они сделать заявление». Эта фраза заставила рыцаря стиснуть зубы, да и Тачиро неприязненно поморщился. «Нет, знаешь, мы тут припёрлись через весь город, чтоб тебе в кольчугу поплакаться! Кретин…».
Возможно, в ответ на такое вопиющее проявление чиновничьего идиотизма со стороны сэра Руфуса последовала бы пара-тройка довольно крепких выражений: но, по счастью, в разговор вмешался один из стражников – немолодой, седоусый, с обветренным лицом, изрядно коверкавший слова в речи. Тем не менее, как и в случае у ворот, полученные от него сведения оказались довольно ценными: как оказалось, ветеран догадался осмотреть упряжь конфискованных у разбойников лошадей – и обнаружил на уздечке хромого коня клеймо генгерских конюшен. Что неопровержимо свидетельствовало о том, что лошадь принадлежала государству: и, как следствие, именно ей приходился хозяином исчезнувший рыцарь. Похоже, в здешней страже царили те же порядки, что и в большинстве других государственных структур: высшие чины чересчур закоснели в своих бюрократических привычках и притупились умом, а низшие нередко оказывались сообразительнее и находчивее их – за что неизменно получали от начальства упреки. В принципе, ветерана следовало поблагодарить: из его показаний ещё раз следовало, что один из исчезнувших путников был рыцарем, иначе вряд ли ему просто так выделили бы казённую лошадь. Ладно, посмотрим, что скажут задержанные.

Возле входа в здание штаба.

Вслед за сэром Руфусом империал прошёл к коновязи неподалёку от входа в гарнизон: здешняя коновязь состояла из нескольких вмурованных в каменную кладку столбов, в которые были вбиты по нескольку висячих железных колец. Конь с перевязанной ногой – тот самый, смирный, которого держал под уздцы злосчастный Кереус в переулке – действительно был взнуздан упряжью, на которой был вытравлен символ генгерских конюшен. Сэр Руфус при виде упряжи впал в ещё большую мрачность, и его можно было понять: надежды на то, что его брат избежал похищения, рушились с каждой секундой.
У входа в штаб их задержали для досмотра документов, что повторилось сразу за дверью – как будто в тот миг, когда они переступили порог, их документы могли чудесным образом превратиться в сухие листья, как эльфийские украшения из детских сказок. Когда один из стражей подозрительно уставился на империала, сэр Руфус предъявил ему свой экземпляр заключённого ими контракта. Тачиро оставалось лишь продемонстрировать свою копию. Сличив оба документа, стражник бросил на империала ещё один взгляд, свидетельствовавший о том, что если б не присутствие сэра Руфуса, его бы скорее всего задержали здесь для пары «наводящих вопросов» – вероятно, слухи об имперском террористе дошли и сюда.

Тюрьма. Помещение для допроса.

Спуск в подземелье вызвал у Тачиро неприятное ощущение робости. С некоторых пор он вообще испытывал неприязнь ко всяческим подвалам с окованными железом дверями, которые захлопывались за спиной идущего с неизменным лязгом. Вот и сейчас, пока они петляли по коридорам, за их спиной с грохотом затворялись створки и лязгали засовы. Это вызывало у империала острое ощущение уже прожитого момента. Стоило дать волю фантазии – и легко было представить, что вокруг вздымаются каменные стены заброшенного монастыря, а вместо милиционеров в мундирах и доспехах навстречу то и дело попадаются безмолвные фигуры в серых с жёлтой каймой рясах и с мечами на поясе… Проклятое прошлое никак не желало отпускать его из своих когтей.
Наконец, миновав очередную дверь, они вступили в помещение, не способное вызвать иных чувств кроме холода под сердцем и дрожи в ногах – на что, собственно, оно и было рассчитано. Низкий закопченный потолок и каменные стены были освещены подрагивающим светом факелов в стенных креплениях: кое-где отблески факелов выхватывали из полумрака развешанные по стенам орудия, способные устрашить любого. Железные наручники с шипами на внутренней поверхности, свернутые кнуты, крючья, железные прутья… Камера пыток.
Помимо прочих приятных элементов обстановки здесь присутствовала и дыба – без парового привода, с деревянным воротом, но легче от этого не становилось. Особенно одному из наёмников, который был растянут на этой дыбе: голова его безвольно свисала на грудь, мышцы под бледной кожей выступали, словно натянутые верёвки. Ещё одну жертва пыток распростёрлась на каменном полу возле длинного деревянного стола с ременными креплениями для рук и ног: по-видимому, её только что свалили с этого самого стола на пол, предварительно отстегнув. Кереус. Главарь наёмников выглядел не лучшим образом: похоже, били его не только долго, но и со вкусом.
Ещё трое наёмников были всецело заняты тем, что исповедовались страже. Среди «кающихся» были оба противника Тачиро – беспалый наёмник и усатый мечник: у одного была забинтована кисть, у второго рука покоилась на перевязи. Третьим был жалобно уповающий на свою невиновность здоровяк, поверженный заклинанием Виллема: этого персонально допрашивал ещё один милиционер, с холодным взором и доброй дружелюбной физиономией старшины расстрельной команды. Разговаривать со стражей парень явно не умел, и похоже было на то, что ему планомерно шьют солидный срок. Что до мечника с порезом на лбу, тот прямо-таки из кожи вон выворачивался, изливая душу. Стоявший рядом на страже милиционер поглядывал на него с неприязнью: другой же, сидевший за столом – пожилой субъект с длинным и невыразимо унылым лицом, жидкими волосами вокруг плеши и выцветшей от отсутствия света бледной кожей – время от времени со скучающим видом поглядывал на него сквозь круглые очки на остром носу и скрипел пером. Тачиро прислушался к их голосам:
– …так что извольте знать, ваше благородие-с, злоумышления с нашей стороны никакого не было – как же можно, что вы! То всё Кереус устроил, его идея была девчонку-с изловить, обещал, что к награде приставлены будем-с. Дескать, и воровка она, и мошенница, и перед законом благородное дело выйдет – а мы что, мы всегда закону услужить готовы-с, да, вашбагородие-с…
– Ты уже говорил. Скажи-ка мне, тот рыцарь, которого вы на тракте встретили, который с наставником был – вы отчего решили-то, что это именно рыцарь?
– Да как же? Да разве ж мы рыцаря Его Величества не признаем-с – дай Бог ему вечного здоровья и благополучия, Его Величеству тоись, и всей его чете-с, и всему правящему дому. А чтоб на королевского рыцаря меч поднять – это для нас недопустимо-с, вы с Кереуса спрашивайте, он, безбожник, всё учудил-с… А перед законом мы всегда готовы…
– Заткнись. По делу говори! Что за рыцарь?
– Плащ… – неуверенно, как-то беспомощно подал голос наёмник с забинтованной рукой. – Плащ на нём был… синий, с драконом. И застёжка с драконом тоже. Вон, как на том сударе… – Он указал взглядом в сторону зашедшего в помещение Руфуса.
– По сторонам не пялиться, на меня смотреть! Как он выглядел? Приметы какие-нибудь?
– Приметы-то? Да как же, истинный рыцарь-с! И стать при нём, и осанка, и вид благородный, как рыцарю Его Величества пристало – благослови Бог и его, и государевых рыцарей. Как же, вашблагородие-с, рыцаря не признать-с, коли он…
– Молчать! Лучше ты говори. Как он выглядел?
– Да как… Молодой, лет восемнадцать, двадцать там… Лицо гладкое, ни бороды, ни усов. Волосы вьющиеся, темные, эти… темно-русые, вот. Глаза карие вроде… Ну, и одет был: рубаха серая, жилетка, штаны тёмные. А, да: при нём ещё меч был – во такой, двуручный…
Тачиро отвёл глаза. Всё было ясно. Это и в самом деле был сэр Оливер: облик юноши охотник запомнил хорошо. Значит, брат сэра Руфуса в лапах похитителей… или, если его предположения верны, в когтях. Империал заставил себя взглянуть на сэра Руфуса – и с тяжёлым сердцем заметил, как у того на лице на миг проступило окаменелое выражение…
В этот момент со стороны дыбы донёсся слабый стон: истерзанный наёмник пришёл в себя и приподнял голову, обводя камеру помутневшим взором. Почти сразу за этим на полу заворочался Кереус, лязгнув цепями: хриплым голосом (всё-таки разбила ему лошадь грудь копытами, или же стражники нутро отбили) он окликнул милиционеров, желая что-то сказать сэру Руфусу. Рыцарь приблизился к нему. Что именно произнёс Кереус, охотник не расслышал: но видел, как наёмник вытянул шею и плюнул на сапог Красного Дракона, после чего разразился хриплым смехом. Отведя взор, Тачиро вновь прислушался к речам наёмника:
– …а та девушка, которую вы преследовали? Кто она?
– Девушка? А-а, сучка эта… Так воровка же, вашблагородие-с, как есть! Кереус нам так сказал. Уж не знаю, что там по правде, может, она просто под него лечь не захотела-с, только счёты у него к ней… А так девчонка как девчонка. Эльфийского роду, по виду: рыженькая, ухи острые, личико лисье… Вообще на пацана смахивает, вашблагородие-с: ни грудкой, ни попкой особо не вышла…
– По делу говори, дерьмо! О грудках и попках в камере рассказывать будешь. Как её звать?
– К-как звать? А пёс её… хотя… Кереус когда её искал, многих в столице обошёл: так вроде кто-то говорил, что её вроде как Ханна звать… нет, Ганн. Да, точно. Кереус, правда, на веру брать не стал… но вроде как говорили.
– «Вроде, вроде»!
Тачиро сделал себе в памяти пометку. Значит, Ганн… Имя действительно напоминает эльфийское, поскольку может брать начало от слова «Ханна». Впрочем, откуда знать, так ли её зовут на самом деле… В любом случае, похоже, время их пребывания в подвалах истекло: и слава богу.
…Когда они поднялись наверх, сэр Руфус задержался у командующего гарнизоном. Тачиро предпочёл обождать за дверью, однако диалог рыцаря и командующего расслышал сквозь неплотно прикрытую створку. Похоже, подкрепления не предвиделось: значит, придётся по-прежнему обходиться силами их четверых. А жаль: ещё хотя бы двое-трое бойцов не помешали бы, учитывая, во что им предстоит ввязаться. У империала зрела кое-какая мысль по этому поводу, но он предпочёл придержать её до поры до времени.
Нечего и говорить, что здание гарнизона он покинул вслед за рыцарем с превеликим облегчением: присутствие в подобных местах угнетает любого нормального человека, не говоря уж о пыточной камере.

==> Улицы в восточной части Верхнего пояса