Третий этаж, вторая комната слева.

Очередное утро застало Шайса в кровати. Лучи поднимающегося солнца над горизонтом медленно проникали в комнату, ползли по одеялу и нагло лезли Плуту в глаза. Тот жмурился, злился сквозь сон и старался всячески отсрочить свое пробуждение. Накрывшись одеялом с головой, он попытался вновь схватить за хвост ускользающий сон, но под этим покрывалом оказалось слишком душно.
Это были уже третьи сутки, которые вор провел в четырех стенах гостиничного номера. Головная боль проходила, отступая, как ей и положено, однако перелом так быстро излечиться не мог. Все эти дни Шайс ощущал себя букашкой, которую поймали в бутылку, чье горлышко заткнули пробкой с проделанными маленькими дырочками, чтобы не перекрывать доступ воздуха. Он вяло коротал время в гостинице, улыбался натянуто и порой часто просто наблюдал в окно, как кипит жизнь на улице и копошатся повсюду люди – каждый по своим делам: то были и приезжие, и местные жители, торговцы, яростно зазывающие покупателей и мешавшие сладко дремавшему Кайнеру в полуденный час, и прочий мирской люд. Изредка парень выходил на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Опираясь на перила, здоровой рукой он задумчиво перебирал пальцами одну из своих отмычек и осматривал улицу, на которую выходили окна их с Миленой номера. Если чуть перегнуться через перила, можно было сбоку, в стороне центральной части городе заметить выделяющееся по высоте здание, состоящее из нескольких башенок. Шайс никогда не видел Калейдоскоп, но подсознательно понимал, что это именно он: благо, парень был наслышан об этом заведении. И ведь по воле судьбы он никак не мог оказаться именно там, в этой цитадели игр, рае для такого шулера как он.

Стихия наконец взяла верх. Плут рывком сел на кровати, раздраженно откидывая одеяло. Как можно нормально выздороветь, когда прописанный лекарем постельный режим постоянно нарушается всеми, кому не лень? Хотя, возможно, это была для него лишь отмазка, чтобы менее болезненно коротать длинные сутки в душной коробке комнаты.
Рядом с ним на кровати безмятежно лежала Милена. Ее умиротворенное лицо и сложенные руки на животе поначалу даже испугали Шайса – в последнее время он мало видел ее спящей, и в этом положении девушка напомнила ему скорее безвременно покинувшую жизнь, нежели просто дремавшую танцовщицу. Однако, прислушавшись, вор различил тихое и спокойное сопение Логрус и успокоился.
Поднявшись, парень хотел приоткрыть окно, чтобы проветрить душное помещение. Тихо пробираясь по комнате, он приметил на столе свою колоду карт, которую он давно оставил пылиться на одной из тумбочек, предпочитая о ней просто не вспоминать до поры до времени. Одна из картонок заботливо лежала рядом – оказался валет червей. Хмыкнув, Шайс взял в руки карту, повертел придирчиво перед глазами и, посетовав на обветшавшие углы, кинул валета обратно, поверх колоды. Стопку бумажек захотелось спрятать окончательно и бесповоротно, чтобы не оставалось соблазнов. Вор засунул колоду в один из верхних ящиков тумбочки и решительно захлопнул ее (естественно, стараясь особо не шуметь в присутствии спящей Милены). Однако, сделав пару шагов в сторону окна, он все же вернулся и переложил карты в нижний ящик, где уж он точно сможет забыть о них и не доставать продолжительное время. В ящике уже оказалась какая-то шкатулка, но Кайнер не обратил на нее никакого внимания – должно быть, из вещей танцовщицы – ящик для хранения украшений или денег. Мало ли для чего. Плут был слишком прост для того, чтобы видеть заговор против его личности в каждом сундуке. Колода карт была оставлена рядом, а валет червей так и остался лежать наверху колоды. В последний раз лучи солнца сверкнули на черном стеклянном боке шкатулки, после чего содержимое ящика погрузилось во мрак. Сделав свое черное дело, Плут со спокойной душой выбрался на балкон, оставив дверь открытой, чтобы уличный ветерок наполнил помещение хоть какой-то свежестью и простором. Застоявшийся воздух гостиницы уже начинал захлестывать актера своеобразной затхлостью, словно могильный склеп. По-крайней мере, так казалось Шайсу, ощущавшего себя погребенным в этой комнате на века.

Сон Милены был поверхностным, она слышала какие-то голоса в голове, мельком видела образы, но солнечный свет, бьющий через чуть приоткрытые шторы, не давал ей окунуться в свое сновидение полностью. Рядом что-то шумело, мешая танцовщице услышать мягкий и приятный голос, шептавший ей что-то, и она заворочалась, пытаясь спрятаться от этого шума, но он не собирался никуда уходить. Через слегка приоткрытые ресницы девушка увидела мелькнувшую мимо нее тень, но сначала не придала этому значения. Только секунд через десять, когда в сонном сознании наконец зашевелились мысли, Милена резко открыла глаза, повернув голову направо. Шайса рядом уже не было.
В голове слегка шумело от быстрого пробуждения, но танцовщица все же нашла в себе силы, чтобы сесть на кровати и свесить ноги. Она зевнула и вздрогнула всем телом, прогоняя отстатки сна. Вздохнув полной грудью и убрав с лица непослушные пряди, танцовщица обернулась через плечо и увидела на балконе знакомый силуэт.
- Доброе утро, - улыбнулась девушка, опираясь на перила и подставляя лицо свежему ветру. Засиделись они в этой душной комнате, но пока Шайс нездоров, они не могли больше ничего предпринять. - Как себя чувствуешь?
"Либо ты переходишь к делу сейчас, либо никогда. Духу потом не хватит"
Танцовщица чуть заметно поджала губы и опустила взгляд вниз, на улицу. Люди спешили куда-то, кричали торговцы, птицы клевали разбросанное кем-то зерно... Милена готова была разглядывать все это часами, изучать каждую мелочь, только бы не думать о том, о чем должна была.
- Слушай... - девушка шумно выдохнула и подняла взгляд на Шайса. - Мне нужно с тобой поговорить...
Пальцы самопроизвольно вцепились в ворот рубашки, теребя ни в чем не повинную ткань. Она могла быть хорошей актрисей, но только не с друзьями.
- Знаешь, та полупустая бутылка коньяка была не единственным подарком на твой день рождения, - вымученно усмехнулась танцовщица. - Есть еще кое-что... Позавчера я не просто проболталась весь день, я искала то, что может тебе помочь. И... нашла.
Танцовщица вновь отвернулась, пытаясь найти поддержку хоть где-нибудь, хоть от кого-нибудь, но нет - сейчас она была со своим страхом один на один.
"В конце концов, что такого, если он откажется? Я просто предложу, просто... Ох..."

На шорох в комнате, который отвлек Шайса от раздумий, он обернулся не сразу. Внизу происходила разборка между торговцем фруктами и молодым еще уличным мальчишкой, который попытался незаметно стянуть яблоко с прилавка. Попытка оказалась провальной - буквально за руку торговец успел схватить мальца, дико ругаясь на всю улицу. Мальчик пытался вырваться из цепких клещей мужчины, но тот и не думал его пускать, налетая на паренька, словно разъяренный петух, и угрожая тому скорой расправой. Наблюдая за этой картиной, Плут даже сумел вспомнить свою собственную жизнь, протекавшую в том же ключе несколько лет. Сейчас ему хотелось найти какой-нибудь маленький камень и запустить в ухо торговцу, чтобы отвлечь внимание от паренька, но его опередили. по-видимому, юный воришка действовал не один, а целой шайкой, и то, что его застали на месте преступления - было ни чем иным, как отвлекающим маневром. Из-за угла выбежали еще трое детей: одеты были бедно и почти одинаково, даже стрижены коротко (хотя Шайс был уверен, что один ребенок все же был девочкой). Воспользовавшись занятостью торговца, они быстро и ловко схватили по паре плодов и, весело хохоча, скрылись в ближайшей подворотне. Мужчина отвлекся и растерялся, хватка ослабилась, и мальчик выскользнул из кандалов и улизнул в противоположном направлении. Наверное, шайка уже давно действовала вместе и слаженно – где-нибудь в условленном месте они уже сидели, полные радости и гордости за свою победу и делили награбленную добычу. Уличный воздух наполнялся гневной бранью облапошенного торговца. Плут как-то невольно заулыбался.
Рядом очутилась проснувшаяся Милена.
- Доброе, - кивнул ей вор. - В порядке, спасибо.
На несколько минут между ними вновь воцарилось молчание. В последние дни танцовщица и так мало спала и ходила абсолютно сама не своя. Кайнер лишь пожимал плечами: он то уже давно не лежал при смерти, и списывал ее странное поведение на смену климата, обстановки, стресс или другие заморочки в духе женщин. Неловкость в общении он старался не замечать и не брать в голову. В конце концов, у них и так достаточно проблем. Внезапно девушка вновь заговорила. Начало парня насторожило, потому что когда речь начинается со слов "Мне надо с тобой поговорить", это обычно не приводит ни к чему хорошему. В последний раз ему это говорила одна из его бывших пассий еще в Кагорле - тогда она ему поведала слезную историю о том, что ждет первенца и отец никто иной как сам Плут. Конечно, это все оказалось ложью, а мадемуазель хотела лишь привязать к себе актера либо же содрать с него крупную сумму. Хитрый Шайс из воды выбрался сухим, но с тех пор очень настороженно относится к подобным разговорам.
Однако танцовщица не имела ничего такого в виду. Речь о его подарке слегка удивила Шайса и заинтересовала, хотя и странное поведение девушки тоже возбуждало в нем неподдельный интерес. Он с улыбкой обернулся.
- Правда? Что за подарок? Не томи же меня, а то я сгорю от любопытства..

Почему-то то, что Шайс принял известие о подарке с таким энтузиазмом, еще сильнее поколебало решимость Милены. Совершенно не хотелось расстраивать Плута, а танцовщица вбила себе в голову, что тот метод, которым она могла его вылечить, не слишком-то его обрадует. Но пути назад уже не было.
- Это... Ну... - девушка замялась и, чтобы скрыть неловкую паузу, повернулась к улице спиной и облокотилась на перила. - Давай я расскажу тебе все по порядку. С утра, когда ты еще спал, я решила пойти в город и найти какой-нибудь подарок для тебя, но в холле я услышала, как одна женщина рассказывала о... колдунье, которая якобы сильно навредила одному мужчине. И я подумала, что колдунья могла бы нам помочь. Найти ее оказалось непросто, - усмехнулась Милена, вспоминая, как ей пришлось побегать в тот день. - Не буду мучить тебя историей моих похождений, потому что в итоге мне все-таки удалось ее отыскать. И она ждала меня... - танцовщица задумалась на мгновение, вспоминая свои чувства. Тогда она почти не чувствовала страха, хоть и находилась рядом с могущественной колдуньей, так почему она так боится сейчас? Чего она боится? - И она сказала, что может помочь мне. Дала мне средство. Вот только... - девушка повернула голову, чтобы видеть Шайса. - ... вряд ли оно тебе понравится. Она сказала, что я должна убедиться, что кость не смещена и срастется правильно, даже если для этого мне придется еще раз сломать тебе руку, а затем... я должна поранить тебя, чтобы лекарство проникло внутрь. И само лекарство... это... живые существа. Магмовые черви, если быть точным, - Милена прикусила губу и снова отвернулась. Ну и как она это сделает? Да это просто невозможно! Все это с самого начала было плохой идеей, а сейчас, когда она рассказала, казалось еще хуже.

Шайс с интересом начал выслушивать рассказ Милены. Но когда речь зашла о колдунье, он постепенно начал мрачнеть. К магии он относился настороженно. Магия не человек, с ней нельзя договориться или подкупить. Она сама по себе, и нельзя предугадать, что может из всего этого получиться. Особенно если речь идет о колдунье, которая уже якобы кому-то навредила.
Парень хотел было прервать Милену, но все же продолжал слушать, пока, постепенно, от этой информации у него не начала отвисать челюсть.
- Подожди... Что ты сказала? Я не ослышался, да? То есть, какая-то сумасшедшая старуха предлагает переломать мне пару костей и облепить всего червями? Даже нет, чтобы они еще и заползли внутрь... - все это не укладывалось у него в голове. Да и вряд ли кому могло уложиться подобное известие. Он лихорадочно соображал, что же со всем этим сделать, но, к сожалению, в голову не приходило ничего дельного. Слишком уж странную вещь затеяла Милена, наслушавшись советов местной колдуньи.
- Как ты себе это представляешь? Пойти, попросить первого встречного сломать мне руку? Ах, извините, господин, не соблаговолите ли вы переломить мою руку о ваше благочестивое колено? Ты в своем уме? - Кайнера словно прорвало после нескольких дней апатичного молчания. Все живое бурлило в нем и кипело, и он уже переставал сдерживать нахлынувшие эмоции. - Или, может быть, ты это сделаешь, а? Подумаешь, всего-то делов... Обычный пустяк, каждый день такими делами занимаемся!
Плут раздраженно вернулся в комнату - незачем слушать уличным торговцам ненужную информацию о них. Сделав пару кругов по номеру, он остановился и холодно глянул на поникшую девушку.
- Ты хоть меня-то спросила, надо ли мне это? Черт побери, обошелся бы и без помощи всяких колдующих старух, не маленький уже.
После выплеска всего, что накопилось в нем, вор вдруг осознал, что ему реально не хватает воздуха, и никакой балкон ему в этом не сможет помочь. Сунув ноги в сапоги и взяв со стула ту черную рубашку, которую Милена недавно постирала, он направился к выходу, буркнув вполоборота:
- Пойду, пройдусь, - и выскочил из номера.

Коридор третьего этажа и холл внизу.

Вылетев на всех парах из комнаты, Плут чуть было не сшиб парнишку с подносом, разносящего завтраки. Тот чудом сумел удержать все содержимое подноса, и хотел было обложить нецензурными выражениями появившегося откуда не возьмись Плута, но вовремя вспомнил правила общения с клиентами и быстро потупил взор, чтобы не сверлить вора гневным взглядом. Актер скомканно пробормотал извинения, но так и не обернулся даже, чтобы убедиться, что все в порядке. По лестнице он спустился довольно резво - запертая комната теперь не держала его, и он был даже немного рад размять ноги.
Женщина за регистрационной стойкой окликнула Шайса, поинтересовавшись, как он себя чувствует и не нужно ли ему чего, но парень лишь отмахнулся рукой и в том же быстром темпе покинул здание гостиницы.

Улица у входа в гостиницу.

Только оказавшись на свободе, Шайс наконец поумерил свой пыл и отдышался. Здесь, внизу, горячий воздух, поднимавшийся от нагретого солнцем песка, бросился в ноздри. Плут потянулся здоровой рукой к голове и начал разматывать надоевшие ему до чертиков бинты. Поначалу было трудно справиться с узлом пальцами одной руки, и это невероятно злило Кайнера. Он все дергал эти путы, пока, наконец, узел не поддался, и бинты ослабли. Стянув наконец эту длинную узкую полоску марли, вор бросил ее куда-то за угол гостиницы, а сам побрел куда глаза глядят, позволяя приятному и прохладному ветру, что был неожиданным гостем здесь в эту жаркую погоду, возвращать волосам Плута свою первоначальную и привычную форму задумчивого творческого беспорядка.

Милена опустила глаза, пряча навернувшиеся на них слезы. Вот чувствовала же, что не нужно говорить, да и у колдуньи позавчера не зря сомневалась! Только желание помочь пересилило сомнения, и теперь танцовщица жалела об этом. Утерев кулачком влагу со щеки, она слушала и слушала, как Шайс выплескивает на нее всю свою злость и ярость, и только тихо всхлипывала, не находя в себе сил ответить ему. Она ведь только хотела помочь...
Но как только за Плутом захлопнулась дверь, к Милене вернулся дар речи.
- Ну и иди к черту! - влетев в комнату с балкона, выкрикнула она ему вслед, за мгновение до того, как упасть на кровать и разреветься. Слишком уж часто она плакала за последнее время, но как тут не плакать, когда вся жизнь летит к чертям, а ты никому не нужна, даже в качестве помощника!
Сначала танцовщицей владели отчаяние и обида. Она думала о том, что скажет Шайсу, когда тот вернется, ведь он не мог не вернуться!
"Скажу ему, что хотела только предложить, я ведь не настаиваю. Что думала, будто здоровая рука важна для него..." - Милена еще несколько минут придумывала слова оправдания, уткнувшись лицом в подушку, но потом резко перевернулась на спину и сжала зубы, чтобы прекратить плакать. - "Да за кого он меня принимает! Я для него старалась, а ему и наплевать! Скажу ему, что лекарь говорил, что кость нормально не срастется, и он навсегда останется калекой! А еще, что он негодяй и подлец, раз так обращается с девушкой, которая по глупости и доброте душевной решила ему помочь! Вот!"
Приняв такое непростое решение, танцовщица почувствовала себя лучше и даже улыбнулась. Пусть проветрится, а потом она ему все выскажет! И пусть только попробует ее перебить!
Милена села на кровати и, увидев в зеркало свое нахмурившееся лицо, постаралась поскорее привести его в порядок. Еще ранних морщин ей не хватало, особенно из-за всяких там мужчин и их необъятной глупости.
Поправив растрепавшиеся волосы и сбившуюся рубашку, танцовщица поняла, что ей просто необходимо развеяться и как-то отвлечься, перестать постоянно думать о Шайсе и том, куда он пошел и все ли с ним в порядке. Странно, но даже после того, что произошло, она не переставала заботиться о нем, и это раздражало ее саму.
Милена знала, что заставит ее расслабиться, - танец, конечно. Танцуя, она могла предоставить все решения своему телу, отдаться ему и забыть про мысли. Танцевать головой - это бессмыслица, потому что танец не поддается логике. Танцевать ногами - кощунство, простое механическое повторение движений. Танцевать нужно сердцем. Сердце подскажет ритм, заложит в голову все необходимые образы и заставит тело двигаться так, как ему следует, а не как придумала голова. Вот что девушка уж точно уяснила за годы своего обучения и работы.
Улыбнувшись своим воспоминаниям, танцовщица встала, чувствуя себя в сотни раз лучше, чем за предыдущие два дня и, покопавшись в своей сумке достала кастаньеты. Ловкими движениями набросив петли на пальцы, танцовщица выбила легкую дробь и снова улыбнулась - стук дерева о дерево был приятен и успокаивал. Но даже он не мог сравниться со стуком каблуков о деревянный пол.
Танцевальные туфли тоже были в сумке. Обувшись и застегнув пряжки на щиколотках, Милена выпрямилась и, подняв руки над головой, повернулась к зеркалу. Придирчиво осмотрев себя, она чуть поправила положение бедер, чуть больше скрутила туловище, чтобы грудь смотрела вперед, а ноги - чуть по диагонали, и округлила руки. Оставшись довольна, она закрыла глаза и, вдохнув полной грудью, поднялась на цыпочки. Стоять так с закрытыми глазами было тяжело, но очень полезно в качестве упражнения. Убедившись, что она достаточно устойчива, танцовщица согнула в колене одну ногу и приподняла ее. Оставшись в равновесии, она довольно улыбнулась и, резко распахнув глаза, выбила стремительную и невероятно быструю дробь, как каблуками, так и кастаньетами. Взгляд в зеркало, вращение - глаза смотрят в одну точку до последнего момента, а затем резкий поворот головы и снова взгляд в ту же точку, чтобы не закружилась голова и не потерялось равновесие. Два маленьких шажка, удар одной ногой в пол, вторая взлетает почти к самому лицу и почти тут же сгибается в колене. Еще один поворот...

- Чем ты танцуешь? - спрашивает наставница. Милена задумывается лишь на пару мгновений и с легкостью выбивает каблуками замысловатую дробь. Пощечина обжигает ее щеку, глаза тут же щиплет от подступающих слез, но хуже всего - непонимание, что же она сделала не так. Ева наклоняется к ней и кладет одну руку на грудь, а другую - на живот.
- Здесь и здесь. Слушай, - она выстукивает ритм своими руками, и маленькая танцовщица слышит, как отзывается на него ее сердце. Она понимает. Теперь она все понимает.

Она движется, словно свободное пламя, стремящееся вверх и рвущееся в стороны от любого ветерка. Но ее руки живут своей жизнью. Они то мягкие и спокойные, как крылья лебедя, то хищные и сильные, как когти дикой кошки. Волосы Милены растрепались, загорелись глаза, запылали щеки. Нет для нее больше наслаждения, чем просто танцевать так, как ей этого хочется. Кастаньеты выбивают ритм, но это не для нее. Для нее ритм исходит из самого сердца.

- Почему ты опускаешь глаза, когда танцуешь? - наставница впивается ногтями в ее подбородок и вздергивает его к небу. В глазах Милены стоят слезы, но она не хнычет. Танцовщица не должна показывать своей боли, даже если у нее обе ноги свело судорогой.
- Я слежу за ногами, госпожа Ева, - тихонько отвечает девочка. - Я пока плохо справляюсь.
Ногти Евы наконец ослабляют свою хватку, и малышка может немного опустить взгляд.
- Ты никогда не должна смотреть в пол. Все должны видеть твои прекрасные глаза. Твой взгляд должен проникать в их душу, заставлять их думать, будто ты знаешь все их желания, обжигать их. Ты поняла?
- Не совсем, госпожа, - девочка боится что-то понять неправильно, а если Ева увидит, что она врет, будет только хуже.
- Ты поймешь, когда немного подрастешь.

Милена подхватила подол юбки и подняла его, открыв бедра. Теперь все ее тело выше талии практически замерло, только губы шептали что-то, а ступни двигались с такой скоростью, что все движения сливались в одно - переливчатую дробь, которая лишь изредка прерывалась, когда танцовщица вдруг решала повернуться или сделать мах, или и то, и другое одновременно. Она смотрела через зеркало себе в глаза, пытаясь поймать тот самый взгляд, что должен проникать в душу. Но у нее получалось только обжигать.

- Что главное в танце? - Ева останавливает ее, несмотря на то, что девушка только начала танцевать. Милена послушно замирает и задумывается. Она уже старше, но все так же опасается дать неверный ответ.
- Красота? - неуверенно спрашивает она. Обычно за неправильный ответ ей приходится платить. Но в этот раз наставница только покачала головой.
- Нет, милая. Главное - это страсть. Каждый танец - это история. Это может быть история о карнавале, празднике, каком-то торжестве. Но это не наш с тобой случай. Наши истории о любви, о страсти, о ревности, о предательстве. Ты должна проникнуться этой историей всей душой, почувствовать ее, тогда ты сможешь ее станцевать. Ты должна ощущать ту любовь и ту страсть. Поверь мне, когда ты научишься, ни один мужчина не сможет доставить тебе такого удовольствия, как танец. Танец должен стать твоей единственной любовью, - Ева молчит. Кажется, она сказала вовсе не то, что хотела, но не жалеет об этом. - Продолжай.

Два удара, стремительные шаги, словно она не контролирует себя и сейчас врежется в зеркало, перед которым танцует... Танцовщица выгибается, все ее тело напряжено до предела, руки раскинуты в стороны, голова запрокинута, волосы взметнулись и упали, обвивая ее тело. Кажется, она сейчас упадет, но через мгновение она уже стоит, одной рукой подхватив юбку, а другой играя на деревянной ракушке. Сердце успокаивается, оно больше не выбивает ритм. Возвращаются мысли. Милена поняла, что ей трудно дышать. Распустив шнуровку на рубашке, она вдохнула полной грудью и с усталой улыбкой посмотрела на себя в зеркало. Ей было хорошо, все тело стало мягким, как после сна в теплой постели, но, вместе с тем, оно не было слишком расслабленным. На кончиках пальцев девушка чувствовала ласковое тепло. Положив кастаньеты на трюмо, она села на пуф и распушила волосы. Кое-какие пряди у самого лица и у шеи были мокрыми от пота, но их прохлада только доставляла Милене еще больше удовольствия.

Лишь пройдя достаточное количество времени, Шайс наконец замедлил шаг. Он не обращал внимания ни на окружающие улочки, ни на людей, на которых он периодически натыкался, а те лишь бранились в его сторону. Оглядевшись, он заметил, что уже далеко ушел от гостиницы и перестал бежать, словно за ним устроили погоню. Угрюмый, Плут без разбора брел вперед, глядя себе под ноги на мелкие камешки, которые он периодически раздраженно пинал носком сапога. «И как только ей это в голову могло прийти… Что за глупости еще, помощи у каких-то сомнительных колдуний искать…» Кайнер фыркнул и с еще большей силой пнул камешек – тот в прекрасном полете угодил под чью-то телегу, да там и был оставлен в покое. Не заметив прохожего, парень в очередной раз случайно толкнул плечом идущего человека. От этого толчка внезапно заныла сломанная кисть, словно напоминая о своем существовании. Вор хотел уже только одного – чтобы в какой-нибудь лавке мясника ему просто не отрубили мешающуюся конечность, однако в душе теплилась надежда на обычное выздоровление.
Тем не менее, он не мог смириться с тем, что выдумала Милена без его ведома. Мало того, что это было просто неразумно, с первого раза довериться незнакомому субъекту с неизвестными способностями. Так еще и его просто выводило из себя именно тот факт, что все было проделано, не предупредив его самого. И он сам не мог себе ответить на вопрос: раздражает ли это его потому, что он из принципа не терпит посторонних решений о его судьбе, то ли потому, что эта девчонка уже слишком много о себе возомнила. А ведь он прямо сказал ей еще в Кагорле, чтобы танцовщица не лезла ни в какие посторонние дела и вообще была тише воды и ниже травы. А тут еще и Милена, расхаживающая по городу и спрашивающая у каждого встречного, не видел ли кто поблизости колдуний?
Мимо протекали многочисленные улочки. Пройдя уже достаточное количество пути, глядя себе под ноги, Шайс потихоньку остывал. Иногда он был несколько вспыльчив, но по большей части им владело то хладнокровие, без которого в его деле нельзя было обойтись. И, вспыхнув как искра, через какое-то время он гас. Ураган, бушевавший внутри, стихал. Плут осознал, что уже несколько минут брел, ни о чем не думая. Оглянувшись, он с удивлением обнаружил, как далеко зашел, пока пытался утихомириться. Время уже доходило до полудня, и вор смог по достоинству оценить жаркий климат Дильестровых островов. Там, на набережной, где располагалась гостиница, близость моря дарила местным обитателям приятный ветерок, охлаждающий разгоряченную кожу. В глубинках Тайрока, особенно в самый разгар дня, когда весь люд покидал дома и просто сновал туда-сюда, заполонив все улицы – в это время было особенно душно и жарко. Из-за скопления народа в городе царил гул из множества звучавших голосов, что придавало сходство с гигантским муравейником. Шайс признавал, что хоть Кагорл и был куда обширнее этого портового города, но все-таки там было гораздо спокойнее, а массовые сборища населения проходили только в периоды всеобщих фестивалей и карнавалов.
Устав от бесконечной толкучки, Плут свернул в одну из боковых улочек, которая с виду отличалась хоть каким-то спокойствием. В толпе он даже попытался срезать у кого-то кошелек крохотным ножиком, но, перерезав шнурок, за который мешок с деньгами крепился к поясу, актер просто напросто не успел подхватить сползавший кошелек рукой, так как вторая из-за перелома оставалась лишь обузой для него. Мешочек уныло соскользнул вниз, печально звякнув где-то на земле под ногами, да там и скрылся из виду. Найти во всеобщем потоке, имитирующим гигантскую многоножку, упавший кошелек – все равно что иголку в стоге сена. Прислонившись спиной к каменной, отдающей прохладу, стене дома, Плут лишь тяжело дышал, словно не хватало кислорода. «Что-то я погорячился… Не стоило вот так вот просто сбегать.» Он потер сломанную руку чуть ниже локтя, надеясь унять тупую ноющую боль, которая вновь проснулась под повязками от постоянных толчков в толпе народа. Однако это мало помогало. Шайс нахмурился. Когда здравый рассудок взял вверх над разбушевавшимися вследствие кучи проблем эмоциями, Кайнер осознал, какой же он все-таки дурак. В конце концов, Милена же хотела ему помочь, а он этого не понял – мужская гордость оказалась куда важнее в тот момент. А в их положении любая помощь, даже от колдуньи, могла оказаться решающей. В этот момент вор был готовь самостоятельно откусить себе руку по локоть и проглотить, не жевамши, чтобы неповадно было в следующий раз. Хоть и не до конца ему хотелось признавать собственное поражение, но все-таки обстоятельства оказались сильнее и окончательно добили Плута.
Отдохнув еще пару минут в прохладном закоулке, стараясь особо не думать, что он скажет Милене, когда вернется, Шайс немного неуверенно вывернул из-за угла и потихоньку побрел в сторону, откуда он пришел. «Надеюсь, я хотя бы не заблужусь на обратном пути.» Кайнер кисло улыбнулся самому себе, пробираясь сквозь поток толпы, текущий навстречу, и оберегая ноющую руку от дальнейших столкновений.

Улица у входа в гостиницу.

Проблуждав на обратном пути еще минимум полчаса, Шайс наконец набрел на ту дорогу, которую он более менее запомнил. Дома по обе стороны улицы потихоньку прояснялись в памяти. Он проходил тут всего один раз час назад, но неоднократно наблюдал окружающий пейзаж с балкона их с Миленой номера. С моря снова потянуло прохладным бризом. Запотевший на жаре от быстрого шага (или, может, оно еще не до конца оправился после травм, и уставал гораздо быстрее) и запыхавшийся, вор остановился рядом со входом в уже знакомую гостиницу. Надо было перевести дух - обратно он тоже несся словно выживший из ума, как будто здесь разгорался дикий и необъятный пожар. Но существовала и другая причина - Кайнер по пути так и не смог придумать оправдания своему глупому взрыву. И его лихорадило лишь от одной мысли о том, как он взглянет в заплаканные глаза танцовщицы. А девушка наверняка плакала, в этом актер был уверен абсолютно. Совесть ли его мучила в данный момент?..
Протянутая к ручке двери, ведущей внутрь, ладонь на секунду застыла, дрогнув. Новые посетители - возможно будущие постояльцы, мужчина и женщина средних лет вопросительно оглядели замершего Плута, ожидая, когда тот наконец сообразит войти. Это дало толчок Кайнеру, и, собрав всю волю в один здоровый кулак, толкнул дверь в отель.

Третий этаж, коридор.

Третий этаж оказался таким далеким и почти непостижимым, что Шайс был отчасти рад. Он поднимался так медленно, насколько мог, растягивая каждую ступеньку как если бы ему довелось иметь в собственности бутылку добротного и качественного вина. На душе скребли кошки, причем размеров они были куда больше самого Плута.
Неожиданно лестница закончилась, и парень с сожалением отметил, что это уже как раз третий этаж, где он проживал. Он потоптался рядом с дверью в номер, но за стеной ничего не было слышно. "Может быть, она тоже ушла?" - актер содрогнулся, представляя, что может натворить женщина в состоянии глубокой расстроенности, в одиночестве и в неизвестном и неизведанном городе. Тряхнув головой, он попытался выкинуть из головы странные назойливые мысли, витавшие противными мушками перед глазами. Однако, стоять под дверью можно было до бесконечности и от этого бы так ничего и не изменилось, поэтому, пока разум еще не начал ткань пелену сомнений и мрачных раздумий, Шайс потянул ручку. Дверь не была заперта, как он и оставил после своего ухода.

Третий этаж, вторая комната слева.

Кайнер застал Милену, расположившуюся в свободной и безмятежной позе на пуфе. Ее умиротворенный вид даже немного кольнул Шайса куда-то в район грудной клетки, но он тут же отвел взгляд от ее разметавшихся по плечам шикарных волос. Тело оказалось куда сильнее разума, а может, чувство вины не позволяло ему поднимать глаза на расслабившуюся богиню в человеческом обличье, которую он имел дерзость расстроить своей вспышкой ярости.
Вор стиснул зубы, глядя куда-то в район плинтуса в левом нижнем углу. Прислонившись спиной к двери, он внезапно погрузился в эту атмосферу тишины и спокойствия, абсолютно отличную от уличных переулков и площадей, где царил вечный хаос и шум. В любой другой ситуации, Шайс, воможно, и был бы рад сложившимся обстоятельствам, но сейчас это лишь нагнетало и без того паршивый настрой духа, что дарил у него внутри. Пару минут он просто стоял молча, подбирая слова и проклиная себя, что так и не смог что-нибудь придумать в пути. Глубоко и обреченно вздохнув, Плут протянул сломанную руку Милене и, отвернувшись, буркнул:
- Справишься сама или мне воспользоваться чем-нибудь тяжелым, или уж на крайний случай врезать по стене?..

Милена тихонько напевала мотив какой-то лирической песенки, перебирая пальцами свои локоны, как вдруг дверь за ее спиной скрипнула, и танцовщица, даже не подумав глянуть в зеркало, кто же к ней пожаловал, испуганно вскочила, повернулась и схватилась руками за край трюмо, прижимаясь к нему так, будто в комнату вошел не Шайс, а как минимум целая банда отъявленных головорезов с тесаками наголо.
Немая сцена затягивалась - девушка хоть и чуть-чуть расслабилась, но все же позы не переменила, а Плут молча стоял, глядя куда-то в пол.
"Что я хотела ему сказать? Шайс, ты - мерзавец и подлец! Нет, я не с этого хотела начать... Знаешь, а мне плевать на твою чертову руку, лекарь все равно сказал, что она не срастется! Нет, я уже слишком долго молчу..." - Милена уже открыла было рот, чтобы сказать что-то нейтрально-язвительное, вроде "А, явился - не запылился!", а потом уже начать свою тираду, как вдруг молчание прервал Плут. Танцовщица даже не сразу поняла, что он имеет в виду, потому что в тот момент была занята своими мыслями, но когда смысл его слов до нее наконец-то дошел, ее собственные слова застряли в горле, мешая даже дышать. И пусть он не извинялся, а говорил в своей обычной ироничной манере, Милена понимала, что он жалеет о том, что накричал на нее. Ну как можно продолжать на него обижаться?
Танцовщица отлепилась от трюмо и, шелестя юбкой и тихонько стуча каблуками, подошла к Плуту. Ее пальцы осторожно коснулись протянутой руки Шайса, девушка чувствовала, как они слегка дрожат - она слишком боялась сделать ему больно. Девушка подняла взгляд и посмотрела на парня с тревогой и нежностью, потом вдруг как-то жалобно всхлипнула, поежилась и обхватила Шайса, уткнувшись носом ему в плечо.
- Я... не... могу, - шепнула она, еще сильнее прижимаясь к парню, словно он мог защитить ее от внезапно навалившейся ответственности. Но он не мог - она должна была принять решение сама. Почему-то раньше это давалось ей проще. Хотя были ли когда-нибудь у нее в жизни решения навроде этих? Танцовщица не могла припомнить.

Пальцы девушки потянулись к сломанной руке, и Шайс уже готовился испытать новую порцию взрывающейся боли. Он даже надеялся закончить это все быстро, прямо на пороге. Вот сейчас, он возьмет и просто переломит еще раз не сросшиеся кости... Он выдержит, он обязательно стерпит все, лишь бы больше его не терзали муки совести. Однако мгновение спустя Плут лишь ощутил всем телом прижавшуюся к нему танцовщицу, а плечо неожиданно обжигало ее взволнованным дыханием.
Он неосознанно приобнял ее руками, насколько ему позволяло его положение с переломом, чувствуя как Логрус словно боится его отпустить. Щека коснулась ее черной макушки, а здоровая ладонь тихонько поглаживала шелковистые и немного спутанные локоны. Шайса вдруг перестала заботить реальность, как и его собственное состояние. В душе лишь возникло чувство, что в данный момент ближе и дороже человека для него просто не существует. Все обиды были забыты, а колкие слова растворились во времени. Порыв нежности, столь несвойственный для парня, сбил того с толку, но отпускать Милену несмотря ни что ему вмиг расхотелось. Задумчиво касаясь губами волос танцовщицы, он отчетливо понимал, что должен делать. И что перекладывать ответственность на девушку он сам себе не позволит - и так от него слишком много проблем.
- Хорошо... Тогда я сам, - мягко проговорил он, отпуская из своих объятий Милену. Морально приходилось настраиваться каждую секунду, ведь, как известно, самому себе причинять боль может только лишенный разума суицидальный бессмертный. Увы, Кайнер под эти критерии не подходил.
В качестве помощника он выбрал себе крепкий деревянный стул с высокой спинкой, спокойно стоящий себе у стены. Глядя на это своеобразное орудие предстоящей пытки, Шайса передернуло.
- Если не сможешь смотреть, лучше отвернись, - стиснув зубы, Плут начал развязывать бинты с руки. Повязка могла помешать при ударе, и вместо одного раза пришлось бы долбить кисть снова и снова, как могли бы резать свинью тупым ножом. - А еще лучше, заткни уши. Думаю, треск будет не самый приятный для слуха и воображения.
Бинты поддавались плохо - видно, что лекарь славно постарался, перевязывая кисть. Это злило актера, он то и дело дергал спутанные полоски марли, что отдавало тупой болью выше в локте и доходило до плеча. Шайс не хотел думать, что он испытает через пару мгновений, потому что боялся струсить в последний момент. Но он и так уже слишком много прошел, чтобы отступать в последний момент. И спутанная повязка была лишь отсрочкой для собрания всей воли в один здоровый кулак.
Наконец, бинт упал на пол. Шайс удрученно взглянул на безвольно повисшую кисть, словно тряпочка. Кожа на ней была бледного, синюшного цвета, так как приток крови перекрывался тугой повязкой.
- Ты готова?... - отчасти Шайс спрашивал и самого себя. Он не был уверен, готов ли он сам, но понимал, что надо ковать железо, пока горячо. Закусив губу, он размахнулся, но в последнюю минуту резко остановился. - А, черт! В такие моменты я жалею, что не пьян в стельку!
Сердце его бешено колотилось, отбивая барабанную дробь в тишине комнаты. Звуковое сопровождение действий парня, раздававшееся в его ушах, сильно нервировало, и мысленно он заклинал переполошившийся орган остановиться. Однако сердце и не думало его слушаться, словно испуганная наседка, продолжая панику и вырабатывая адреналин в кровь.
- Ладно, собрался... Дубль два... - Плут снова зажмурился и с размахом направил руку прямо поперек спинки стула. Он ожидал мучительной боли, круговерти окружающих предметов или просто конца света. но понял, что снова отдернул руку перед ударом. - Трусливый щенок! Ты честный, смелый вор или кто? Что за сопли ты тут разводишь? - Кайнер уже не на шутку злился. Концентрируясь только на руке и стуле, он даже забыл, что в комнате не один. На Милену он старался не обращать внимания, потому что понимал - один взгляд в ее сторону, и вся его отвага мигом исчезнет. Актер представил, сколько он успел доставить ей проблем, и что Себастьян, узнав об их темных делишках будет издеваться над Плутом до конца своих дней. Не говоря уже о том, что где-то рядом маячит, возможно, их счастливая преступно-шулерская жизнь на Дильестре. Видимо, это стало самым весомым аргументом, и Плут, неожиданно для самого себя, резко ударил руку о деревянную спинку стула.
Воздух шумно покинул его легкие - от боли трудно стало дышать. Звездочки в глазах не летали - гостиничный номер просто вдруг резко погрузился во тьму. Шайс не слышал треска и вообще какого-то звука - он даже не был уверен, получилось ли у него спровоцировать повторный перелом - кровь шумела в ушах, заглушая привычные шумы улицы, доносившиеся с открытого балкона. В голове пронеслась мысль о том, как же плохо родиться человеком и насколько недолговечно этот биологический вид. Сглотнув, Шайс прислонился плечом к стене и медленно сполз на пол, в надежде, что об остальном ему не придется заботиться. Хотелось лишь лелеять искалеченную руку, при неестественно выгнутом виде которой у Шайса вырвался тихий смешок.

Милена не замечала ни того, что Шайс осторожно обнимал ее, ни его легких прикосновений к собственным волосам. Все ее нутро сжалось от ужасного холода, словно она только что проглотила целое ведро льда, а сердце колотилось, пытаясь растопить его, но только вхолостую, до боли, ударяя по ребрам. Бедной девушке было холодно от страха, от абсолютной неуверенности в себе и собственных силах. События последних дней наглядно показали, что она слаба, как маленькая девочка, и сама-то по сути ничего не может, только стрелять глазками, да загадочно улыбаться всяким падким на женскую красоту простофилям.
Не то, что Шайс. Даже сейчас, со сломанной рукой и уязвленной гордостью, он все равно казался ей таким сильным, способным защитить ее от всего на свете, потому что, казалось, весь мир ополчился против ни в чем не повинной танцовщицы. Милена жалела себя, забыв о том, что здесь еще есть, кого пожалеть, кто достоин этого больше и кому это нужнее. Девушка только немного пришла в себя, когда до нее донесся голос парня. Оказалось, что Плута она уже не обнимает, а все так же смотрит в одну точку, мыслями блуждая где-то глубоко внутри себя. Мысленно отвесив себе пощечину, танцовщица вернулась к миру реальному.
"Сам? Он что, с ума сошел? Надо позвать лекаря! Слышишь, ле-ка-ря!" - но Милена застыла, почему-то не в силах пошевелиться и сделать то, что сама себе же кричала в своем сознании. Она только с растерянным и напуганным выражением лица наблюдала за приготовлениями Шайса, не двигаясь, словно фарфоровая кукла. Ни отворачиваться, ни, тем более, затыкать уши, девушка не стала, но не потому, что не хотела (она бы с удовольствием сбежала оттуда, если бы была такая возможность), а потому что ее словно заморозили каким-то могущественным заклинанием - только ресницы чуть дрожали, выдавая страх и волнение.
- Ты готова? - странный вопрос. Она-то к чему должна быть готова? Не ей же предстоит самостоятельно сломать себе уже сломанную руку об стул. Впрочем, Шайс в ее ответе и не нуждался. Он размахнулся, Милена зажмурилась, но ни через секунду, ни через две ничего не услышала.
"А я ведь хотела и тебя напоить, и сама напиться. Ну почему ты спал тогда так рано? Все бы уже закончилось..." - припоминая тот вечер, подумала Милена. - "Надо остановить его, остановить и сходить за лекарем!"
Девушка дернулась, но Шайс замахнулся во второй раз, и танцовщица опять зажмурилась, на этот раз еще и пригнув голову, словно кто-то хотел бросить в нее камень. И снова ничего не произошло, кроме очередной гневной тирады Плута в собственный адрес.
- Постой, давай я схожу за ле... - на середине слова Милена поняла, что никуда она не сходит. Шайс вдруг переменился в лице и взмахнул рукой так резко и неожиданно, что танцовщица даже не успела испугаться или закрыть глаза. Грохот падающего стула слился с хрустом треснувшей кости и тихим вскриком Милены. Шайс медленно отполз к стене, баюкая свою руку, а через мгновение оттаявшая танцовщица опустилась на колени рядом с ним. Ничего не спрашивая, наткнувшись на один его полный боли и страданий взгляд, девушка поняла, что нужно торопиться, но у нее вдруг совершенно вылетел из головы весь инструктаж колдуньи, словно она и не была у нее вовсе.
"Соберись! Посмотри на него, он только что сам сломал себе руку! Очнись, сделай что-нибудь!" - девушка ненавидела себя в этот момент. Она могла лишь приблизительно представлять, как больно сейчас Плуту, ведь сама она ничего никогда не ломала. И все-таки что-то подсказывало ей, что это должно быть чертовски неприятно.
Лицо танцовщицы преобразилось: серьезное и сосредоточенное выражение, сведенные брови, чуть прищуренные глаза. Ее руки перестали трястись и даже обрели некоторую уверенность, как у человека, который не умеет чего-то делать, но вынужден, и выбора у него нет, да и терять особо нечего.
Пока шок у Шайса не прошел, она взяла его сломанную руку в свои ледяные ладони и, оценив ситуацию, крепко держа его прямо над запястьем, резко дернула кисть в сторону, выпрямляя ее из неестественно выгнутого положения.
- Сейчас, сейчас, все будет хорошо, только потерпи немножко, ладно? - девушка не заметила, как инстинктивно стала успокаивать Плута, шепча то, что принято шептать в таких случаях. Метнувшись к своей сумке и тумбочке по очереди, она достала стилет и шкатулку, рысью вернувшись к сидевшему у стены Шайсу.
В сознании все было просто и предельно понятно - порезать, запустить червяков, замотать. Только вот живых людей Милена никогда не резала, опыт у нее был только в готовке всяких там куриц/свиней, которых, впрочем, разделывать тоже надо было уметь. Все девичьи страхи и сомнения уползли куда-то на второй план, осталась только рациональность и осознание того, что пути назад уже нет. Приставив в руке Шайса острие и не переставая при этом шептать всякую белиберду, девушка резко провела по коже с легким нажимом и, о чудо, острый стилет оставил чуть ниже локтя парня небольшой порез. Надеясь, что этого будет достаточно, Милена отбросила кинжал и потянулась за шкатулкой. Сама она ее еще не открывала, и не знала, чего можно ожидать, но готова была уже на все.
Впрочем, для того, кто хоть раз видел червей обыкновенных, ничего шокирующего в шкатулке не оказалось. Засунув свою брезгливость в места не столь отдаленные, девушка схватила одного и поднесла к ране - тот словно этого и ждал, мигом исчез из ее ладони, оставив там только немного слизи. Еще три червяка перекочевали из шкатулки внутрь Шайса, прежде чем девушка закрыла ее и отопнула от себя. Оставалось только слегка перебинтовать рану, чтобы кровь не шла и червяки не разбежались.
Для этой цели подошел и тот бинт, что Плут сорвал с себя, спеша начать лечение. Уверенно, словно она делала это сотни раз, девушка замотала руку от локтя до запястья и завязала на бантик.
И вот тут, пока Милена глядела на этот легкомысленный бантик все еще серьезным и собранным взглядом, ее и прорвало. От озноба, внезапно охватившего все ее тело, зуб на зуб не попадал. Танцовщица прижалась к правому боку Плута, присев к стене рядом с ним, дрожа то от холода, то от жары и регулярно всхлипывая. Слезы текли по лицу, но пальцы Милены, такие аккуратные и осторожные всего пару минут назад, отказывались слушаться ее, и вместо того, чтобы смахивать капельки, только размазывали их по лицу.
То, что произошло, казалось видением, сном наяву, и девушке пришлось заставить себя посмотреть на больную руку Шайса, чтобы уверить себя в том, что она это сделала. Уткнувшись лбом в теплое плечо Плута, девушка замерла, периодически судорожно глотая ртом воздух.
- Ты... как? - в перерывах между всхлипами спросила она, подняв заплаканные и наверняка жутко некрасивые сейчас глаза на парня. Стоило только представить себя со стороны, как еще одна порция слез полилась из глаз, и теперь уже мокрым был не только ворот ее собственной рубашки, но и рукав рубашки Шайса. Девушка протянула руку и пригладила непослушные волосы Плута, приободряя и словно утешая его. То, что ее собственное зареванное лицо вряд ли располагало к утешению, не пришло Милене в ее очаровательную головку.

Шайс крепко сжимал челюсть, чтобы не закричать, когда ощутил, как ему вправляют переломанные кости. Он не чувствовал ни рук девушки, ни собственную ладонь, которая интуитивно сжимала больную руку выше локтя, словно надеясь так уменьшить боль. Хотя назвать это болью - не сказать ничего. Это было похоже больше на то, что руку его просто спустили в ад, и там уже над ней издевались все грешники мира, у кого на что хватило бы фантазии. Танцовщица рядом что-то шептала в утешение, но Кайнер периодически не слушал ее. Прислонив голову к стене, он просто сидел с закрытыми глазами, дрейфуя на волнах дьявольских ощущений и позволяя Логрус колдовать над его рукой. Неожиданно для него стало безразлично все, что происходило вокруг. Это было похоже на сон, самый кошмарный сон из его жизни, который ему доводилось видеть. И вот сейчас, он откроет глаза и проснется... И все будет по старому - театр, Себ, Дьяк, Зэн и эта своенравная Аскер, которую всегда хотелось дернуть за ее пушистый хвост и проверить, насколько он схож с настоящими хвостами обычных домашних кошек.
Но, открыв глаза, он увидел, с каким сосредоточенным лицом Милена подносит к его руке нож. Плут был бы и рад засмеяться, только тревога за свое здоровье возникла из-за искорок ужаса в глазах девушки.
- Только... не перережь мне... вены, - смог выдавить из себя парень своеобразное подбодрение, стараясь даже в этот момент не растерять свой цинизм.
Стилет полоснул по коже, оставляя кровавый след. Эта царапина даже не могла сравниться с той болью в переломанной (хотя Кайнеру казалось, будто бы ее уже раздробили в порошок) кисти. Рука пульсировала. Чувствовался холод, который уже поднимался до локтя. "Хоть бы она отвалилась уже, черт побери." Заметив, что танцовщица уже потянулась к шкатулке, вор снова откинул голову кверху, сверля глазами потолок, понимая, что следующую часть лечения ему лучше не лицезреть. Что-то липкое проползло по руке и исчезло в ранке. Чтобы хоть как-то отвлечься от ползающих внутри паразитов, парень старался разглядывать облака, которые были видны с открытого балкона. Вон то похоже на огромный парусник со сломанной мачтой... А вон то на пару игральных костей. А это облако похоже... "На тучного и противного червя." Он легонько ударил затылком о стенку, уничтожая наваждение.
Неожиданно где-то рядом раздался странный звук - не то смешок, не то всхлип. Шайс опустил глаза и заметил, что рука уже вновь забинтована, а вот Милену явно начала охватывать державшаяся доселе внутри истерика. Уткнувшись в плечо Плуту, она отдалась власти чувств, явно собираясь выстирать рубашку Кайнера своими слезами. Боль в руке немного стихла и больше не занимала большинство мыслей. Где-то внутри жгло и доставляло дискомфорт. Вор почувствовал себя разбитым и уставшим, словно организм был истощен и тихо бунтовал против хозяина. Оно и понятно - сколько же можно издеваться над самим собой?
- Ты... как? - всхлипывая, с трудом поинтересовалась танцовщица, отвлекшись от обильного поливания слезами плеча Шайса.
- Лучше некуда, - Плут скривился. Он искренне хотел выразить улыбку, но это вышло неудачно, судя по очередным рыданиям танцовщицы. Чтобы хоть как-то ее подбодрить, он осторожно коснулся здоровой ладонью ее мокрой щеки. Несмотря на то, что слезы отдавали прохладой, щеки девушки пылали.
- Ну... хватит плакать... ты же сильная, помнишь? Все будет хорошо, - тихо шептал Шайс. Пальцем парень смахнул несколько слезинок с ее лица.

Он еще умудрялся шутить в том состоянии, в котором находился. Это не могло не вызвать легкую, вымученную улыбку на залитом слезами лице Милены. Пытаясь успокоить ее или отвлечься от собственной боли, девушке это было совершенно не важно, он коснулся ее щеки и смахнул несколько капель. Это каким-то магическим образом подействовало на танцовщицу, и поток слез почти моментально прекратился. Она еще изредка всхлипывала, но в остальном успокоилась, и в груди разлилось мягкое тепло. Девушка вдруг почувствовала, как ее клонит в сон, словно она танцевала всю ночь напролет, а тихий шепот Шайса только убаюкивал ее... Рядом с ним было тепло и уютно, как под любимым одеялом дома в противный и дождливый осенний день. Милене не хотелось шевелиться, чтобы не приведи Единый не спугнуть это сладкое ощущение.
- Если бы я была сильная... то не ревела бы сейчас... Вот ты сильный... Я не думала, что ты согласишься... После того, что сказал утром... - девушка с очередным всхлипом встрепенулась, прогоняя нагнавший было ее сон. Ей сейчас спать точно нельзя было. А вот Плуту не помешало бы. Колдунья говорила, что лечение может занять много времени, и Милена должна быть с ним, чтобы в случае сильных болей сразу помочь.
- Не хочешь перебраться на кровать? Тебе там будет удобнее, - уже самостоятельно утирая слезы переставшими трястись руками, предложила девушка. Если он заснет, им обоим будет проще - ему не так больно, а ей... может, тоже удастся подремать. Вся эта эпопея с лечением отняла у нее столько сил, что Милена задумалась над тем, как же живут лекари на этом свете.

Рыдания были остановлены, и Шайс вздохнул с облегчением. Он не любил, когда плачут женщины, а уж если льют слезы из-за него, то это уже вообще из ряда вон выходящее. Особенно если страдает еще и предметы одежды на его собственном теле. Ощущая теперь сырость в рукаве, Плут вздохнул, но что сделано, то уже сделано. Главное, что водопад солоноватых слез был перекрыт.
В теле воцарилось такое спокойствие, что ему даже не хотелось шевелиться. Только ноющая боль в руке, которая и не думала исчезать до конца, напоминала о том, что он еще находится на этот свете. Внутри, вперемешку с болью, жгло, и Плут мог только догадываться о том, что сейчас творят в его теле эти ненавистные черви. Однако, глубоко задумываться на сию философскую и глубокую тем уне возникало ни единого желания.
- Что сказал утром... Ладно, прости дурака старого, не сдержался. Наверное, стоит поблагодарить тебя... Если, конечно, та колдунья не наврала и моя рука не отсохнет и не отвалится к утру, - губы Кайнера растянулись в улыбке. Он невольно для себя отметил, что утиравшая ладошками слезы на щеках Милена в данный момент была чрезвычайно мила. Даже несмотря на растекшуюся тушь, раскрасневшееся лицо и растрепанные кудри. Ее уже перестало трясти в истерике, это Шайс ощущал собственным боком. Ее вопрос до ушей парня дошел не сразу. Вор отвел глаза (он не сразу понял, что уже несколько минут неотрывно рассматривал в упор девушку, погрузившись куда-то внутрь себя) и нахмурился.
- Я не устал, - буркнул он. Отчасти Плуту не хотелось нарушать идиллию, возникшую неожиданно на этом маленьком островке боли и умиротворения. Но и капризничать как маленькому ребенку ему не позволяла гордость - как никак, а всего пару дней назад исполнилось двадцать девять лет лбу! Шайс мягко добавил - Хотя прилечь не помешало бы.
Он с трудом поднялся с пола. Как и в самый первый день после падения пальмы, каждый шаг неожиданно неприятно начал отдавать в повторно сломанной руке. Медленно добравшись до кровати, он рухнул на спину, откинув голову на подушку. С закрытыми глазами Плут минуту прислушивался к своим ощущениям, однако ничего нового не обнаружил.
- Останешься со мной? - Кайнер чуть придвинулся к краю кровати, освобождая место и вопросительно, а отчасти и умоляюще, взглянул на танцовщицу.

Проплакавшись, как следует, Милена сразу почувствовала себя намного лучше. В ее внутренний мирок стали возвращаться яркие краски, и мрачный монохром отступил, кусая локти, уступая место обычному безоблачному настроению.
Конечно, танцовщица не пустилась в пляс и не прыгала до потолка от счастья, но легкой улыбкой Шайса все-таки одарила. И покивала в ответ, мол, конечно, прощаю, забудь уже об этом.
- Ты поправишься, я уверена, - Милена снова положила голову на плечо Плуту, и почувствовала щекой влагу. Уставившись на мокрое пятно на рубашке парня, она почувствовала себя неловко: с каких это пор она вообще так ведет себя с мужчиной? Нет, с Зэном она бы такого себе никогда не позволила... Только хорошо ли это?
- Прости, что я так... Может, дать тебе другую рубашку? А эту я постираю... - задумчиво предложила девушка, провожая взглядом шатающегося Шайса. Она была уверена, что, попытайся она помочь ему, его это только разозлит. Мужчина должен чувствовать себя сильным всегда - так ее учили. Даже если это далеко от истины. Но несмотря на внешнюю безучастность, сердце Милены обливалось кровью, когда она смотрела на еле переставляющего ноги Плута. Хотелось вскочить, подставить плечо, довести до кровати, укрыть одеялом, спеть песенку, ласково гладя по волосам... Заметив, что мысли завели ее куда-то не в ту сторону, танцовщица быстро поднялась, поправив юбку, и хотела сходить в уборную, чтобы умыть заплаканное лицо, но тут...
- Останешься со мной? - раздался чуть ли не умоляющий голос за спиной. Девушка застыла, раздумывая лишь мгновение, и повернулась к Плуту. Ну как она могла отказать?
- Конечно, - мягко улыбнулась танцовщица и, скинув туфли, подобралась все к тому же мокрому, но теплому и уютному правому боку Шайса. - Послушай... - Милена подтянула колени к груди, сворачиваясь в клубочек, и положила голову парню на плечо. - Колдунья сказала, что лечение может быть долгим. Когда тебе станет больнее, чем сейчас, ты должен сразу мне сказать. Если вдруг заболит ночью, обязательно разбуди меня. Я буду рядом, хорошо?
Девушка прикрыла глаза, наслаждаясь умиротворением, которое вдруг охватило ее. Все, что с ней происходило, вдруг выстроилось по порядку, позволяя разглядеть себя во всей красе: Милена уже не первый день жила в одной комнате с мужчиной, которого не связывали с ней никакие отношения, претендующие на звание близких, она стирала его рубашки, ухаживала за ним, даже провела курс ускоренной терапии народными средствами, и все же не могла ответить себе на простой вопрос - что было бы, если бы на месте Шайса оказался Зэн? Смогла бы она с такой легкостью, относясь к ситуации лишь как к нелепой шутке судьбы, разделить с ним тяготы "совместной жизни"? С Шайсом все было просто - не нужно ни притворяться, ни думать, ровно ли накрашены у тебя губы и не растрепалась ли прическа. Ей не хотелось быть для него идеальной женщиной, помощником - другое дело. И это, с точки зрения наставницы Евы, было грубейшей ошибкой. Мужчина должен видеть лишь то, что предназначено для его глаз, а слезы, искренние и некрасивые, - не для него. Милена всегда следовала уроком своей учительницы. И, вынужденно нарушив правила игры, не могла понять, что для нее лучше, ведь наставницы уже давно нет рядом...

На просьбу парня откликнулись положительно. Уже через пару мгновений он ощущал снова под боком Милену, смирно устроившуюся на его плече. Правая рука улеглась на округлом и загорелом плечике танцовщицы, легонько прижимая к себе, словно Шайс боялся, что если он замешкает и отвлечется на секунду - и она попросту уйдет. Он не пытался думать о том, что же он делает. Последние дни напрочь стерли в его голове границы дозволенного и реального. Вор начал мыслить, будто так все и должно быть. Словно он целиком и полностью вжился в собственную роль. Но пусть даже изначально это и было спектаклем двух актеров, строящих из себя великолепную супружескую пару, именно сейчас Плут просто не хотел вспоминать, что когда-нибудь игра заканчивается, а бурные аплодисменты провожают героев действия за кулисы.
Шайс услышал, как Логрус просвещала насчет дальнейших этапов лечения. "Еще больнее... Это как вообще? Возможно ли?" Парень скептически улыбнулся в потолок, словно не поверил в эти слова. Да и как можно было в них уверовать, когда даже в произошедшее каких-то полчаса назад веришь с трудом? Это все казалось не более чем сном, кошмарным. О том ужасе, казавшемся сейчас таким далеким, напоминала лишь пульсирующая с завидной периодичностью холодная боль. Хотя ей Кайнер был благодарен отчасти - она не давала ему забыть о том, что он еще жив и, уж, тем более, не заблудился в собственных снах.
О предупреждении девушки Плут старался не думать. Нет ничего хуже, чем ожидать в каждую последующую секунду новую порцию оглушающих взрывов внутри искалеченной руки. Сопение успокоившейся Милены на плече действовало убаюкивающе, но Кайнер не хотел спать или, по крайней мере, сопротивлялся любому возникшему желанию. За окном еще даже не начало темнеть - вор не знал, сколько прошло времени с того момента, как он вернулся в номер. Ощущение было такое, будто протекла целая вечность, хотя буквально прошло не более часа. Шум за окном не стихал. Вечно живой город в столь отдаленных краях от родины самого Шайса казался ему безумным творением гения. И он глубоко был рад, что оказался здесь, пусть и его прибытие не было счастливым и удачным.
"Ох, знали бы Зэн, Дьяк и Себ, что творит без их ведома старик Шайс... Никогда бы не поверили. Ну еще бы, только глупец может поверить знаменитому и неуловимому лгуну и прохвосту!" Шайса вновь поглотили мечтания о своем бурном будущем. То, чего он уже достиг - не более чем смутная тень того, что он уже успел воздвигнуть в своих фантазиях за свою жизнь. Миллион раз он прокручивал перед своими глазами афиши о его розыске, расклеенные по всем уголкам столичных и провинциальных городов далеко за пределами Блеймру, где он родился и жил до недавних пор. Гроза всех кошельков и карточных домов... И лишь ветер знает, где искать Плута в следующий момент.
Все это, конечно, здорово, но Кайнер понимал, что в этот период жизни - он всего лишь среднестатистический шулер и вор. Не знаменитость, а простой и обычный человек. Со сломанной рукой, в которой орудуют мерзкие черви от бабки-колдуньи, и с красавицей танцовщицей, примостившейся под боком, которая даже влюблена то не в него. А где-то далеко неизвестно чем занимаются его друзья, которых пришлось бросить ради собственной шкуры. В какую-то секунду Плут ощутил себя жутко одиноким, хотя обычно от такого понятия не страдал, да и вообще предпочитал уединение всякому обществу, если, конечно, это не хорошая компания с бутылкой отличного и крепкого вина.
Собственные мысли уводили Шайса все дальше и дальше. Он забыл, с чего даже начал думать и перестал обращать внимание на холод в забинтованной руке.
- Чем ты займешься, если вдруг наши пути разойдутся по разным сторонам? - парень внезапно выдал вопрос, который терзал его довольно давно. - Устроишься в какой-нибудь бар и продолжишь танцевать... как в былые времена?
Он хотел добавить нечто вроде "...и охмурять старых пьяниц, готовых заплатить любые деньги, лишь бы прикоснуться к молодому девичьему телу", но вовремя себя остановил. Оставаться одному в номере сейчас ему ой как не хотелось. Особенно если уже обещали в скором времени очередную дикую боль.

Странно, на эти пару дней Милена узнала о Шайсе больше, чем за все предыдущие годы их общения. Он казался всегда циничным и самодостаточным - но в трудную минуту попросил ее остаться; она думала, что к женщинам от относится чисто потребительски, как к красивым вещам, с которыми можно еще и неплохо провести немного времени - но вот он нежно обнимает ее плечи, и в этом жесте нет ничего "такого", навевающего на определенные мысли.
Танцовщица пристроила свою ладонь на груди Плута, чувствуя, как та поднимается и опускается в такт его дыханию. Она смотрела на собственную руку и словно не видела ее - вместо реальной картины окружающего мира, сознание девушки рисовало перед глазами совсем иные картины. Картины прошлого, далекие и не очень, картины будущего, тут уж точно недалекого. Милена только сейчас припомнила, что она еще не сказала Шайсу о том, что колдунье нужно будет заплатить, но сейчас это было бы очень и очень невовремя.
"В конце концов, это была моя инициатива, вот и буду сама расплачиваться..." - мрачно подумала девушка, случайно вздохнув слишком глубоко и как-то грустно. Зыркнув на Плута в надежде, что он не обратил на это никакого внимания, танцовщица наткнулась на его вопрос.
- Шоу продолжается... - задумчиво повторила Милена фразу своей наставницы, произнесенную ей давно, но впечатавшуюся в память девушки, как в податливый воск: "Что бы ни случилось, шоу продолжается" - Конечно, я буду танцевать. Что еще мне остается? - с легкой усмешкой на губах спросила танцовщица. Другого пути она не знала: танцы - это все, что есть в ее жизни, она живет ими, за счет них и ради них. - Когда ты поправишься, я попробую найти здесь хоть какую-нибудь работу. У нас уже не так много денег...
"У нас? С каких это пор у нас семейный бюджет?" - девушка нахмурилась, но эта фраза прозвучала так естественно, словно она говорила это каждый день на протяжении многих лет.
- Но ты же не собираешься сбежать от меня, оставив без гроша в кармане, я надеюсь, - с каплей иронии в голосе попыталась как-то разрядить обстановку Милена. Впрочем, уже закрыв рот, танцовщица поняла, что лучше бы она его вообще не открывала. Сморозила какую-то глупость, сама поняла, что сглупила, только слова так и повисли в воздухе.
"А как все хорошо начиналось..."

Последние слова девушки выжглись у Плута перед глазами огненными буквами. Они были сказаны вроде бы в шутку, но Шайс подумал, что если бы слова имели свою материальность, то его бы сейчас просто пришибли к стене как очередной пальмой.
- Сбежать?..
Глупости, - хотел он было добавить, но звуки просто застряли внутри. Осознание того, что это, в принципе, в его духе, пришло чуть запоздало. А ведь и правда - сколько раз он сбегал. Что от очередной пассии на одну ночь из какой-нибудь забегаловки нижней части Кагорла, что от местных органов власти. Что от своего отца в далеких годах детства. Да и неважно, что родители сами выставили нерадивого отпрыска за порог - Кайнер считал это своей заслугой и подвигом - ведь он сам выбрал свою судьбу. Пусть и путем побега от их семейного дела. Да и кому, черт побери, захочется всю жизнь провести в глуши деревни, ежедневно выгоняя на выпас стадо овец?
"Я не сбегаю. Правда. Я всего лишь в поисках. Даже если меня посадят в тюрьму, я сбегу, потому что решетка это совсем не то, что я искал... " Парень внезапно ощутил практически на физическом уровне, что слишком много думал в последнее время. Умственная работа полезна только в рабочче время, в остальное же мозги должны отдыхать. Так проживешь дольше.
Мысли начинали постепенно путаться. Глаза слипались. Какое-то время вор еще боролся с этой сонливостью, но та оказалась куда сильнее. Он не знал, заснула ли на его плече Милена, и поэтому боялся даже пошевельнуться, чтобы проверить. Уж она-то как никто другой нуждалась в отдыхе. Плечо немного затекло, но Кайнера уже уносило далеко, за пределы отеля, Дильестры, чьи острова начинали казаться крохотными плевками посреди лазурных и своенравных вод океана. Это нельзя было назвать настоящим сном - такое состояние лишь предвещает сон, предшествует грезам, когда сознание словно делится на две половины. Вроде бы ты лежишь на кровати, но на самом деле твой разум уже исчез за горизонтом. Шайс не мог сказать, сколько он провел в этом подвешенном сознании между сном и явью. Ему не хотелось возвращаться - забытье подарило вновь утерянный покой. Однако выспаться Плуту так и не удалось.
Актер не мог понять, что не так. Что-то мешало ему заснуть и тянуло обратно в его бренное тело. Из глубин подсознания доносились странные мысли. "Забудь, ничего страшного. Так и должно быть. Все в порядке." Однако успокоения это не прибавляло. Сквозь полусон Кайнер еле сморщился в попытке добраться до ясности. Непонятные и необъяснимые ощущения доносились откуда-то слева. "Так... Что у нас слева... С правой стороны, я точно это помню, была Милена..." Потихоньку Плут просыпался. Рука! Дурацкая и бесполезная сломанная рука была причиной этого неожиданного беспокойства. Вор не мог точно сказать, что же все-таки не так. Кисть продолжала ныть, но уже не так, как раньше, словно сменился характер пыток. Жар под кожей напомнил парню о местонахождении тех чрезвычайно противного вида червей от добродушной колдуньи.
Шайс открыл глаза. В комнате стало темнее - видимо прошло пару часов. Хотя с улицы еще можно было услышать привычный шум местного населения, а значит ночь еще только приближается. Сбоку мирно посапывала танцовщица, принявшая с должностью плечо парня в качестве подушки.
Кайнер с беспокойством попытался пошевелить пальцами перебинтованной руки. Нарастающий огонь внутри все больше начинал напоминать о жареном куске мяса, заботливо приготовленном Зэном еще во времена проживания в театре. Вор пытался отвлечься - пересчитать овец, как ни банально - ведь этому учил его отец с детства. Но едва доведя свой счет до пяти, он тут же сбился. Кулак сжался сам по себе - рука уже просто пылала. Шайс подумал, что если сейчас к ней прикоснется, то обязательно получит еще парочку ожогов. Он даже не сразу обратил внимания, как легко ему удалось шевелить больной рукой, несмотря на пожар внутри.
Он старался продержаться еще немного, просто делая глубокий вдох, мужественно перенося то, что творилось с конечностью. Но неожиданно под кожей словно что-то взорвалось, словно кто-то вцепился крепкими стальными зубами прямо в плоть. От неожиданности и очередной боли Плут вздрогнул. Разум понял, что что-то все-таки не так. Что делать с этим парень не знал. Будить Милену ему не хотелось, ведь она и так слишком устала, чтобы вновь возиться с этим несчастным. Пока вор раздумывал, руку вновь зажало в крепкие тиски, одарив владельца самым приятным и необычайно красочным приемом. Закусив губу, Шайс все же тихонько потряс танцовщицу за плечо.
- Проснись... Милена... Проснись же!.. Что-то не так... - стараясь разбудить ее как можно мягче, чтобы не пугать, Плут зачем-то звал ее шепотом. Несмотря на ситуацию, он напоминал самому себе ребенка, который, проснувшись посреди ночи от кошмара, просит мать посидеть с ним немного и успокоить. Но не время было проводить параллели собственной беспомощности. Все мысли парня вновь заполнила треклятая кисть, от которой хлопот больше, чем если бы ее просто отрубили.

Как бы Милена не убеждала себя в том, что сейчас спать не нужно, потому что Шайсу в любой момент может стать плохо, а она должна быть в полной боевой готовности, стресс и нервное напряжение взяли свое. Расслабившись после всего, что произошло, она просто не смогла себя контролировать и заснула на плече Плута, как мертвая, не шевелясь и лишь едва слышно дыша.
Сны девушке снились тревожные - что-то о непомерной плате, невыполнимом задании, которое дала ей колдунья. Во сне танцовщица плакала и кричала, потому что не могла сделать того, что просила ведьма, и знала, что Шайсу будет плохо, что его раны вернутся, да еще и в трехкратном размере!
Она очень хотела сделать то, что ее просили, но не могла - просто физически, и это мучило ее сильнее всего на свете. Она слышала, как парень зовет ее, потому что ему больно, и все из-за нее... А эти глаза, карие c темно-вишневым оттенком, хитро прищурены...
- Милена... Проснись же!.. - девушка резко вдохнула, будто только что ныряла на черт знает какую глубину, и, еще плохо соображая со сна, уставилась на парня. Зачем он разбудил ее? Ему больно?
"Но я же еще не приходила, я же не отказывалась!" - все еще мыслями находясь в своем сне, в отчаянии подумала Милена. Еще пару секунд она лихорадочно соображала, что же делать, пока не вспомнила, что это, скорее всего, тот самый конец лечения, о котором говорила колдунья.
- Потерпи, потерпи, я сейчас, - прошептала танцовщица, сползла с кровати и, спотыкаясь, пробираясь к выходу. Сахар она отложила со вчерашнего ужина, нужно было только достать теплой воды. С трудом попав ногами в туфли и трясущимися руками застегнув их на щиколотке, Милена засеменила к двери.
- Я сейчас, сейчас... - она сама только сейчас заметила, что все это время что-то бурчала себе под нос. Прикусив язык, танцовщица скользнула за дверь.

Коридор и уборная.

Девушка сорвалась с места и побежала по коридору в сторону уборной. В гостинице, где она жила, пока танцевала в "Серебряной сабле" такого не было, но это заведение казалось на порядок современнее. Из крана в уборной текла и теплая вода, однако только днем, когда ей больше всего и пользовались. Главное, чтобы еще не было слишком поздно...
Влетев в комнату, Милена тут же кинулась к раковине, но, как назло, вода из теплого крана шла такая же холодная. Чертыхнувшись и припомнив всех предков владельцев этой гостиницы до пятого колена, танцовщица выбежала в обратно в коридор. Нужно было где-то взять воду...
Решение пришло быстро - вода, даже теплая, могла быть на кухне? А кухня, конечно же, на первом этаже.
Быстро преодолев расстояние от одного конца коридора до другого, девушка уже начала спускаться, но тут же влетела в кого-то.
Танцовщица посмотрела на свою мокрую рубашку, а затем на виновника этого безобразия убийственным взглядом. Бедный даже проглотил рвущееся наружу ругательство, глядя на стоявшую на ступеньку выше его мокрую и растрепанную фурию.
- П...п...простите, - заикаясь, выдавил он. Девушка уже хотела высказать ему все, что думает по поводу его самого, его глаз и рук, как вдруг почувствовала то, что заставило ее передумать. Рубашка была мокрая и теплая.
- Прощу, если дашь мне эту воду, - выпалила Милена, стрельнув глазками, и, пока парень не пришел в себя, взяла из его рук приличных размеров ковш, не встретив никакого сопротивления.
"Не скажу, что это было удачно, но..." - подумала девушка, возвращаясь к Шайсу. Если бы она ходила на кухню, это заняло бы гораздо больше времени, да и неизвестно, дали бы ей воду вообще.
"А ковшик надо будет вернуть"

Третий этаж, вторая комната слева.

Захлопнув дверь ногой, Милена, по пути остановившись у столика и закинув в воду весь имевшийся в наличии сахар, подбежала к кровати и присела на нее с левой стороны от Шайса, поближе к его руке.
- Давай сюда свою руку, - пробурчала она и, не дожидаясь, стала снимать повязку. Вид пореза, который она вчера оставила, ей совсем не нравился - кожа вокруг покраснела и опухла, однако так, видимо, и должно было быть.
- Надо опустить в воду... вот так... - она правильно сделала, порезав руку у локтя. Ковш был не настолько большой, чтобы можно было опустить в него все предплечье, зато ту область, где была рана, - запросто. - Уже все, сейчас все пройдет, - слабо улыбнулась танцовщица, глядя на Шайса, и положила ладонь ему на плечо, подбадривая.
"Неужели у нас получилось" - подумала девушка. Правда, она не знала, срослись ли кости, но что-то подсказывало Милене, что с этим все в порядке.

Едва девушка очнулась ото сна, она тут же стрелой улетучилась из номера в неизвестном направлении, оставив Шайса наедине с собственными страданиями, от которых он уже только тихонько чертыхался, припоминая какую-то лохматую бабушку седьмого брата двоюродной тетки его отца. Загадочная старуха, к сожалению, не спешила на помощь, зато парень получал хоть какое-то моральное удовлетворение от подобных словесных изысков, творившихся на поле брани маразма и боли. Спасала от окончательного сумасшествия только фраза танцовщицы о том, что скоро все это уже наконец кончится.
В комнате хоть и было тихо, но от звона в ушах Плуту казалось, будто рядом маршировал целый оркестр. Кисть руки пульсировала и отдавала такт барабанному звону. Ожидание было слишком мучительным для Кайнера, особенно когда нутром ощущаешь, будто тебя пожирают заживо. Где-то под кожей снова резко заныло, что парень почти подпрыгнул на кровати от неожиданности.
"Тише там, чертовы пиявки... Все-таки по живому же ползаете... Сказали бы спасибо лучше, что вообще согласился вас приютить на время." Словно прочитав его мысли, рука снова отозвалась болезненным приступом. Проклиная все подпольно-колдовское лечение на чем свет стоит, вор интуитивно старался пережать здоровой рукой больную выше локтя, словно это могло предотвратить появление боли (а может, он боялся, что черви проползут дальше внутрь его тела, и желания становится свиньей на разделочном столе уже не появлялось).
Спустя минут десять в номер обратно ворвалась Милена с ковшом воды в трясущихся руках. Видок у нее был еще тот - несмотря на сложившуюся ситуацию, нелепая растрепанность танцовщицы в духе спятившей домохозяйки вызвала у Плута легкую усмешку.
Бесцеремонно его руку начали разбинтовывать. Шайс уже не сопротивлялся - пусть делают с ним все ,что хотят, главное, уймите эту тупую боль. Порез на руке не доставлял приятных эстетических эмоций - будь поблизости какая-нибудь барышня голубых кровей, то обязательно бы уже хлопнулась в обморок при виде этой опухшей и покраснейвшей раны. Актеру было велено опустить локоть в ковш с тепловатой и приятной водой ,что он незамедлительно попытался исполнить, хотя было немного неудобно оказаться по локоть в ковше.
Вода обожгла разрезанную кожу, растворяя запекшуюся на ране кровь. Поначалу, Шайс не заметил никаких явных изменений в своем самочувствии. Однако то, что предстало его взору через пару минут, обеспечило еще пару обмороков всем, кто не обладал стальными нервами. Плут с интересом наблюдал за возникшим ближе к запястью бугорком под кожей. Сначала он было подумал, что это очередная опухоль, но то, что оказалось под кожей, было живым и ничем иным, как одним из червей. Постепенно бугорок передвигался, приближаясь к раскрывшейся в воде ране, доставляя хозяину тела дюжину неприятных ощущений и максимум дискомфорта, если можно так судить, когда у тебя в руке путешествуют пиявки-переростки. Наконец из раны показался жирный черный и склизкий бок магмового червя, вдоволь насосавшегося крови Кайнера. Мгновение - и вот уже один перекочевал в ковш и, меланолично и лениво мотнув хвостом в воде, улегся на дно. "Ну что. попировали, ребятки, и хватит... Дайте дядюшке Шайсу спокойно жить дальше..." - злорадно вертелось в голове вора, когда он наблюдал очередной выход червяка из-под кожи. Это оказался настолько увлекательный процесс, что парень даже забыл думать о боли, сопровождавшей всю процедуру.
Когда боль понемногу стихла, Кайнер понял, что больше пиявок не предвидится. Он смог вздохнуть с облегчением. Он глянул на результат этого странного лечения... Каково же было его удивление, когда больная кисть шевельнулась и даже не одарила его огнем и мраком болезненных ощущений. Правда, двигалась рука пока неохотно - сказывались несколько дней обездвиженного состояния.
Шайс молчал. Его одолевала буря эмоций, но он не мог высказать это все сразу, хотя все рвалось наружу. Больше не будет страха перед будущим, исчезнет тоска, и вскоре парень уже сможет вернуться к своему любимому делу. В конце концов, именно за этим они и прибыли на Дильестру.
Задумавшись о своем, Плут не обратил внимания на тонкую струйку крови из пореза, растекавшуюся в ковше и окрашивая воду в красноватый оттенок. Он вытащил руку из ковша, дав стечь немного воде.
- Думаю, рану надо немного перевязать, чтобы не кровоточила. Поможешь? - мягко проговорил Кайнер, практически с нежностью во взгляде обратившись к Милене. Этой женщине он был теперь по гроб жизни обязан, и в этот раз он был совершенно не против подобного долга.

Милена с трудом заставила себя не зажмуриться при виде воспалившейся и опухшей раны Шайса, а уж когда под кожей начали шевелиться черви, едва не завизжала, как глупая девчонка. По коже пробежали мурашки - она и представить себе не могла, чтобы у нее под кожей кто-то ползал - она бы такого точно не пережила. И все-таки сейчас нужно было сосредоточиться на извлечении этих малоприятных животных из руки Плута.
Нет, все-таки она не могла на это смотреть. Что-то то ли буркнув, то ли всхлипнув, танцовщица отвернулась, облокотилась спиной о край кровати и подтянула колени к груди, положив на них лоб. В окружившей ее тишине и темноте только изредка что-то плюхалось в ковш с водой, что она отобрала у того парня, - и Милена старалась не думать о том, как это все сейчас выглядит.
- Думаю, рану надо немного перевязать, чтобы не кровоточила. Поможешь? - вдруг мягко, так, что девушка даже не вздрогнула от неожиданности (хотя за последние пару дней она стала очень нервной), попросил Шайс. Вынырнув из своего озерка спокойствия, танцовщица повернула голову, поймав его взгляд, и, чуть улыбнувшись, кивнула.
- Я, кажется, видела в твоей сумке бинты. Этот лучше выкинуть, - деловито проговорила она, поднимаясь с пола и ища глазами сумку парня. Отыскалась она неподалеку, и тут же была подвергнута тщательному обыску. Бинт действительно нашелся - относительно чистый, по сравнению с тем, что Милена собралась выкидывать. Жестом фокусника достав плотную тканевую ленту из котомки, танцовщица приблизилась к постели и, вытерев воду вперемешку с кровью с руки Шайса краем простыни, принялась осторожно и уверенно перевязывать многострадальный локоть.
- Как твоя рука? Чувствуешь себя лучше? Что-нибудь болит? - скороговоркой задала сразу много вопросов девушка. Она действительно очень волновалась - а вдруг не помогло, вдруг его рука все так же болит, а она только зря подвергла его всем этим экзекуциям. И ведь колдунье этой ничего не предъявишь - она ведь не врач, документов у нее нет, ничем она Милене не обязана, а то и вообще сбежала уже - ищи-свищи ее теперь по всей Дильестре. Завязывая бинт на маленький бантик, девушка как-то непроизвольно грустно вздохнула, пытаясь унять волнение, давившее ей на грудь. Ей было страшно от того, что скажет Шайс, если это средство не помогло, и как она сама будет себя потом чувствовать. Что-то подсказывало девушке, что ей будет гадко на душе, настолько, что она вряд ли сможет находиться с ним рядом и дальше. Да, если это не помогло, она уйдет. Мир большой - место для такой маленькой и компактной девушки, как Милена, наверняка найдется.

Вернувшаяся из своего внутреннего небытия Милена мигом сообразила насчет бинтов, найденых в сумке Шайса. Он уже и забыл, что брал их с собой из театра. Да и вряд ли уже вспомнит когда-нибудь все барахло, содержащееся в собственной котомке. Взглядом кота, лениво выслеживающего добычу, парень наблюдал за каждым движением танцовщицы. Последующая процедура забинтовывания походила на все те, что уже были раньше в его жизни, когда в результате некоторых уличных драк Шайс все же получал по заслугам за свои темные дела. Правда, в тех случаях ему приходилось изворачиваться самому, пользуясь лишь ближайшей тряпкой, рубашкой или еще чем-нибудь, что можно было использовать в качестве бинта, руками да зубами. Сейчас же самообслуживание было заменено заботой этой девушки.
Бинт неприятно обжигал место пореза - как никак, кожа была слишком глубоко разрезана. Но вору было не привыкать, к тому же, большинство подобных ран на нем не задерживалось - довольно-таки быстро заживали. Другой разговор, что когда заживали одни шрамы, тут же появлялись новые...
Краем глаза он глянул в ковш с водой, куда перекочевали все магмовые черви. Эти толстые твари лениво копошились на дне миски, практически не шевеля своими жирными, разбухшими от крови, тельцами. Брезгливо поморщившись, Кайнер решил больше на них не смотреть. А уж о том, где они побывали пару мгновений назад даже думать не хотелось.
- Как твоя рука? Чувствуешь себя лучше? Что-нибудь болит? - Милена уже закончила с перевязкой раны, отвлекая внимание Плута от ковша с пиявками.
- Уже гораздо лучше, - разом ответил парень на все вопросы.
Для наглядности актер постарался пошевелить кистью. Пусть она еще двигалась вяло, но через пару дней она уже разработается и успеет окончательно восстановиться. Больше не чувствовалось дьвольской боли. И только сейчас Шайс понял, насколько он устал. Причем усталость обволакивала и накатывала с тяжестью той пальмы, которая еще несколько дней назад рухнула на многострадальную голову Кайнера благодаря высшим неизвестным силам. Плуту хотелось вновь свернуться клубком где-нибудь в углу и мирно проспать сутки в тишине спокойным сном. Он был уверен, что и Милене не хватает того же.
Однако видя, с каким трудом ей давалось все это лечение, Шайс никак не мог отделаться от ощущения себя полной скотиной. А ведь все это ей приходилось терпеть ради него, хотя эту странную парочку практически ничего не связывало, кроме игры на людях в супружество да совместных воспоминаний об Алюминусе. Или все-таки было что-то другое?..
Дурное чувство росло в груди, и как ни пытался он, но уже не смог остановить этот необъяснимый порыв. Милена была рядом, даже слишком близко. А Шайс уже и не думал останавливать себя. Перешагнув душой ту невидимую грань, что останавливала его раньше, парень подался вперед. Наклонившись к девушке, парень приблизился к ее лицу. Мысли как-то подозрительно улетучились в этот момент, и вор уже даже не задумывался, как воспримет это его соседка по комнате и по жизни. Ладонь мягко легла на пылающую то ли от волнения, то ли от усталости, то ли от духоты в номере, щеку Милены, одновременно чуть приподнимая ее лицо к себе. Недолго думая, Плут уже коснулся губ танцовщицы, особо не торопясь и растягивая поцелуй. Слышен был только легкий всплеск, когда одна пиявка дернула пухлым хвостом и взболомутила воду в ковше.
- Спасибо, - прошептал парень, чуть отстраняясь и в последний раз ощущая под своей ладонью нежную кожу лица Логрус.

Парень улыбнулся и уверил Милену, что ему уже лучше, попытавшись даже пошевелить рукой. Наблюдая за этой попыткой, танцовщица улыбнулась в ответ и положила свою ладонь на вылеченное запястье Шайса, мол, не надо пока шевелить, пусть пройдет окончательно.
"Слава Единому, все хорошо! Я остаюсь, я рада, осталось только вернуть долг..."
Взгляд невольно упал на ковш с водой и плещущимися в нем пиявками. Нет, больше выносить это зрелище девушка не могла, а поэтому с выражением отвращения на лице, ногой задвинула посудину под кровать. Хотя она все еще слышала, как они там плещутся, но от омерзительного их вида Милена себя избавила.
Еще мгновение девушка смотрела на пол, на то место, где стоял ковшик, но, одернув себя, подняла голову и посмотрела на Плута с явным намерением что-то ему сказать. Слова, впрочем, так и остались блуждать где-то между сознанием и устным их выражением, потому что танцовщица вдруг осознала, как Шайс близко. Она была так увлечена лечением, что совсем не замечала этого, а теперь его пронзительно зеленые глаза оказались совсем рядом с ее собственными, его теплая ладонь вдруг мягко легла на ее щеку, и танцовщица почувствовала нежное прикосновение к своим губам. Только почувствовала, потому что веки сами опустились, и Милена окунулась в теплую и темную пучину блаженства. Нежность будто бы растекалась от губ по всему телу, все мысли, какие только были в первый миг поцелуя, растворились в какой-то розоватой (так почему-то казалось Милене) дымке и исчезли, будто их и не было вовсе.
- Прости, - девушка на миг приоткрыла глаза, потеряв это ощущение тепла и нежности. В этот момент она не хотела больше ничего - только ощутить это еще раз. Видимо, на ее долю выпало слишком мало ласки. Гораздо меньше, чем она давала сама и уж точно меньше, чем она того заслуживала. Рука Милены скользнула по шее Шайса, пальцы коснулись волос, перебирая их. Быстро, пока мысли еще не вернулись куда положено и не завопили о неправильности происходящего, девушка подалась чуть вверх и вперед, в свою очередь мягко целуя Шайса, пытаясь сделать это так же нежно и осторожно, как и он сам всего несколько секунд назад.
Мгновения растянулись в сознании Милены, ей казалось, что она сама движется медленно, как в воде. И хотя отстранилась танцовщица секунды через три, по ее внутренним часам прошло гораздо больше времени.
Язвительное и какое-то неуместное во всей этой ситуации: "А я же говорила, что тебе это просто нравится" так и застряло в горле, девушка рассеянно глядела в глаза Шайса, пытаясь, пожалуй, там найти ответ на свой вопрос: "Почему?". Почему она поцеловала его? Только чтобы ощутить еще немного тепла? Она ведь не думала в тот момент, не понимала, что делает. Потому что влюблена? В Шайса? Эта идея казалась абсурдной, ведь у нее есть мужчина, которого она любит давно и чувства к которому все еще не угасли, ведь при одной только мысли о Зэне сейчас у танцовщицы сердце будто бы подпрыгнуло в груди.
Рука легла на плечо Шайса, машинально поправив его рубашку. Милена вдруг вся переключилась на это действие, внимательно разглядывая собственные пальцы, распрямляющие видимые только ей одной складки. Она совершенно не знала, что сказать, и это ощущение точно было для нее совершенно новым. Раньше после поцелуя с мужчиной у нее не возникало такой проблемы, и такого смущения никогда не было, а теперь... словно в первый раз. Милена вдруг поняла, что ее щеки пылают и это еще как видно, даже несмотря на смуглый оттенок кожи. Это у нее-то, искусной соблазнительницы, которая великолепно владеет собой! Все мысли перемешались, танцовщица не узнавала сама себя. В нынешнем своем нестабильном состоянии она за себя не ручалась.

В этой тихой комнатушке, на третьем этаже отеля, где странная парочка молодоженов за пару дней успела испытать миллион ужасов, Шайс ожидал любой реакции на свои дествия от Милены, но никак не того, что неожиданно для него самого произошло. Словно не захотев отпускать его от себя, девушка вновь прильнула к Плуту, погружаясь в повторную волну обволакивающей нежности. Губы соприкоснулись, но уже как-то по-иному, ведь на этот раз Милена оказалсь сама инициатором. В этом амплуа вор чувствовал себя впервые, хотя вряд ли он успел что-нибудь осмыслить - этот неожиданный поцелуй окончательно вырубил всю сознательную часть мозга Кайнера. Рука инстинктивно опустилась на стройную талию танцовщицы, постепенно опуская на бедро. Парень чувствовал, как Милена зарылась ладошкой в его волосы на затылке, и, черт побери, как же ему это нравилось! Долгое время без женского внимания и ласки сказывались на его психическом, да и физическом состоянии. Не хотелось, чтобы это блаженное ощущение заканчивалось, но как ни хотел бы того Шайс, Милена остранилась так же внезапно, как и подалась своему минутному порыву.
На губах оставался еще привкус поцелуя, а в памяти, словно раскаленным железом, выжгло приятное ощущение мягких нежных губ девушки, чуть солоноватых от недавних слез. Девушка как-то сразу сникла и рассеянно пыталась отвлечься, переключившись на разглядывание абсолютно заурядного плеча Шайса. В ее глазах сквозило ощущение, будто бы она сама не ожидала от себя подобной выходки.
Кайнеру снова стало совестно на душе. Поддавшись своим слабостям, он вновь разбудил в себе рьяного эгоиста. Возможно, знай он, что Милена ничем не связана с иными представителями их распавшейся труппы, Плут бы давно уже добился своего и вряд ли это сказалось на его совести. Но сейчас была другая ситуация. В первый раз вор даже пожалел, что порой замечает слишком много ненужностей в своем окружении, а в частности то, что Логрус давно неровно дышит по отношению к Зэну. Тем не менее, соблазн был слишком велик, да и после всех последних событий и нетрадиционного лечения, Шайс ощущал, что им обоим была необходима хоть какая-нибудь эмоциональная разгрузка.
Только сейчас мужчина заметил, как пылали румянцем щеки танцовщицы. Залитые краской на смущенном и растерянном лице девушки, с этой растрепанной угольной шевелюрой, в чуть сбившейся с плеча мокрой рубашке с распущенной шнуровкой - Шайс как никогда испытал невероятную нежность к Милене, что где-то в районе легких неприятно кольнуло.
Он мягко сжал рукой нервно трепавшую его рубашку на плече миниатюрную ладонь Логрус, прекращая эту безумную пляску пальцев с материей.
- Боишься? - как-то неожиданно выпалил он, пытаясь заглянуть в ее взволнованные шоколадные, чуть отдававшие озорными рыжими искорками, глаза. - Прости, если сделал что не так.
Он опустил руку танцовщицы подальше от своего плеча, хотя, на секунду затормозив, понял, что отпускать ладошку не осталось ни единого желания.